ВОКРУГ СВЕТА
1961 №1 ЯНВАРЬ
Журнал основан в 1861 году
Ежемесячный географический научно-популярный журнал ЦК ВЛКСМ

Редакции  журнала  „Вокруг света"
ВОСПИТЫВАТЬ СМЕЛОСТЬ И БЕЗЗАВЕТНУЮ ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ, СТРЕМЛЕНИЕ  К  ПОИСКАМ, ГОТОВНОСТЬ  К  САМООТВЕРЖЕННОМУ ТРУДУ И ПОДВИГАМ ВО ИМЯ ВЕЛИКОГО ДЕЛА КОММУНИЗМА
ЦК ВЛКСМ горячо поздравляет коллектив редакции и читателей старейшего в нашей стране журнала «Вокруг света» со знаменательной датой — столетием со дня  выхода первого  номера.
До Октябрьской социалистической революции журнал «Вокруг света» всегда был верен демократическим традициям, сплачивал вокруг себя передовые силы прогрессивной журналистики и выдающихся ученых. На его страницах рассказывалось о путешествиях Пржевальского и Миклухо-Маклая, Гумбольдта и Обручева. Журнал впервые познакомил русского читателя с замечательными произведениями Жюля Верна, Эдгара По и многих других писателей.
Вторая молодость журнала наступила после Великого Октября. На его страницы пришел новый герой. Читатель узнал и полюбил строителей Комсомольска-на-Амуре, тяжелой индустрии Урала, покорителей Арктики. Журнал вдохновенно рассказывал о несметных богатствах великой Родины, величественных перспективах ее развития, знакомил с зарубежными странами, с бесправным положением трудящихся капиталистических и колониальных стран.
В наши дни «Вокруг света» проводит большую работу по коммунистическому воспитанию подрастающего поколения. Много страниц журнал отводит для рассказа о том, как под руководством Коммунистической партии в труде и борьбе закаляется и мужает молодежь страны, о героях нашего времени, людях сильных,  смелых, преданных своей  Родине
Помещая материалы о народах Азии, Африки и Латинской Америки, борющихся за свою независимость, он помогает молодому читателю понять звериную сущность империализма и колониализма, воспитывает нашу молодежь в духе интернационализма. У журнала тысячи друзей за рубежом, он несет идеи коммунизма по странам мира.
Приветствуя юбиляра, ЦК ВЛКСМ выражает уверенность, что и впредь журнал «Вокруг света» будет ярко и убедительно рассказывать о нашей великой Родине, о героях семилетки, о тех, кто строит коммунизм.
Надо, чтобы журнал неустанно воспитывал неутомимых следопытов сегодняшнего дня, которым еще многое предстоит  открыть и  освоить.
Велика у молодежи тяга к знаниям. Поэтому журналу необходимо удвоить свои усилия по пропаганде политических и научных знаний, давать ответ на вопросы любознательного читателя, который живет в век, когда покорение космоса стало реальностью. Журнал должен и впредь широко рассказывать о достижениях в странах народной демократии, о всех честных людях, борющихся за мир во всем мире.
Пусть каждая статья воспитывает в юном читателе смелость и беззаветную любовь к Родине, стремление к поискам, готовность к самоотверженному труду и подвигам во имя великого дела коммунизма.
ЦК ВЛКСМ

Бег времени

На столе лежит журнал с очень знакомыми словами на обложке, но с ятем и твердым знаком. Журналом землеведения, естественных наук, изобретений и наблюдений назывался далекий предок современного «Вокруг света», родившийся на рубеже 1860 и 1861 годов.
Земной глобус, изображение которого входит сейчас в эмблему журнала, в те времена изготовлялся незакрашенным во многих местах. Вместо того чтобы рисовать реки или горы, картографы писали на «белых пятнах»: неисследованная область. Никто тогда не знал, где находится Северный и Южный полюса Земли — на суше или на море. Африка представлялась материком, полным загадок, а об Антарктиде было известно только, где проходит кусочек ее берега. Об истоках Нила и Амазонки велись горячие теоретические споры — нога европейского исследователя еще не ступала там.
Чтобы отправить депешу в Америку, европейские купцы и дипломаты сажали гонца на корабль и затем неделями ждали его возвращения. Телеграфа, связывающего два полушария Земли, еще не существовало. Из Индии в Европу корабли шли, огибая всю Африку, — не было Суэцкого канала. Пароходы, отчаянно дымя, все чаще бороздили океаны, но на некоторые из них ставили еще  и  паруса:  на  всякий  случай.
Жители Земли (их тогда было много меньше, чем сейчас), рядовые обитатели планеты, встречая новый, 1861 год, желали друг другу мира и счастья, как того желали  их  предки  не  один  век.
Но извечные мечты простых людей были еще далеки от свершения. Капитализм развивался в Англии, Франции, США, других странах, не неся ни мира, ни счастья народам. Зарницы войн не сходили с горизонта планеты. Колонизаторы валом валили в богатейшие районы Азии и Африканского материка, грабя и истребляя народы.
Рубились головы участников тайнинского восстания в Китае — английские, американские, французские рыцари от дипломатии канонерок переходили к открытой интервенции против страны «желтых». Лилась кровь «черных» в Сенегале, государствах Ашанти, Йоруба, в устье реки Габуни и к востоку от реки Фиш, на средиземноморском побережье Африки и на крайнем ее юге. Голодную смерть миллионам и короткую жизнь тем, кто выживет, принесли поработители в Индию. А лавочники в метрополиях на вывесках своих складов выводили: «Торговля бакалейными и колониальными товарами».
Но рос и тот класс, которому объективным ходом истории суждено было стать могильщиком капитализма. Призрак коммунизма уже бродил по Европе. Закладывались краеугольные камни научного коммунизма. В 1861 году Карл Маркс вернулся к своим экономическим исследованиям, связанным с созданием «Капитала».
В России слово «крепостной» еще не заменилось долгожданным словом «вольный», но допоздна горели лучины в занесенных снегом избах под соломенной крышей, шло брожение, страна уже жила предстоящей через несколько месяцев «крестьянской реформой».
В Петербурге готовились к пуску конки. В столице насчитывалось уже около 300 фабрик и заводов. Именно с 1861 года Россия круто повернула на капиталистический путь развития.
Но мало что от света блистательной Северной Пальмиры доходило до окраин страны, где в глухих закоулках империи, в темноте и невежестве прозябали многочисленные «инородцы», которых даже в ученых этнографических трудах того времени называли оскорбительными  кличками.
И как отголоски времени в калейдоскопе журнала землеведения и естественных наук первых лет его существования находим сообщения о том, как в результате деятельности всего трех поколений белых «цивилизаторов» в США истреблено около 14 миллионов краснокожих индейцев, о том, что в 1861 году английские колонии дали десятки миллионов фунтов стерлингов дохода, три четверти которого пришлось на долю Ост-Индии, об исследовании дна Атлантического океана для прокладки телеграфного кабеля, о строительстве Суэцкого канала, о новых арктических экспедициях и  т.  д.
Если бы можно было сложить прожитые годы, как складывают комплекты журнала на библиотечной полке, мы убедились бы, что тома эти с нарастающими цифрами «1861», «1900», «1917», «1941», «1946», «1960» становятся все толще и толще. Все больше событий, важнейших, затрагивающих интересы народов всего мира, происходило за один и тот же отрезок времени, в течение которого планета делала полный оборот вокруг Солнца. Время как бы убыстряет свой бег, и это особенно характерно для нашего XX века и в еще большей мере — для начавшейся второй его половины.

Счастье человечества состоит в том, что в наше время великих научных открытий и технических достижений в мире образовалась и быстро развивается социалистическая система, а социализму органически присуще стремление к миру.
Н. Хрущев

Начало XX века человечество встречало с особыми ожиданиями. Что нового принесет он планете? Все так же люди мечтали о мире и счастье. И многие думали: не настает ли век, когда мечты, наконец, сбудутся?
Историки следующих  столетий,  оглядываясь  назад, безусловно, выделят XX век. Они подчеркнут, а может быть, напечатают золотыми буквами, что в этом веке человек впервые приступил к созданию мира, несущего конец войне,  насилию,  угнетению.
Век начался как жестокий век, напишут летописцы. Империализм развязал две крупнейшие войны в истории человечества. Но они заканчивались не только перекройкой карты мира, как бывало и прежде, а появлением совершенно новых государств, власть в которых принадлежит народу.
Холодное тяжелое слово «империя» растаяло, словно льдина, на карте России, и ярко засияли гордые слова: «Союз Советских Социалистических Республик». Родина ленинизма стала первой на нашей планете страной победившего социализма. Пребывавшие в дикости былые колониальные окраины царской России превратились в полноправные советские республики, развитием экономики и культуры обогнавшие многие страны Европы.
Немногим более сорока лет отделяет нас от того исторического момента, когда после взятия Зимнего В. И. Ленин произнес знаменательные слова: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась», и вот уже треть населения Земли, свыше миллиарда людей на Евразийском материке, от Китая, граничащего с Тихим океаном, до находящейся в центре Европы Германской Демократической Республики, входит вместе с великим Советским Союзом в могучий социалистический лагерь.
Столько решающих для судеб человечества событий за столь короткий исторический срок! Мы зримо ощущаем, как колесо истории, следуя революционным изменениям времени, все наращивает свои обороты. Раскройте географический атлас и посмотрите, как изменился мир только за те годы, что прошли после второй  мировой войны.
Сколько империй, королевств, буржуазных республик, названия которых заучивались школьниками всех стран совсем недавно, исчезли с лица планеты, а взамен появились новые, социалистические государства. Слова «народная», что часто встречается в их названиях, не знали  прошлые поколения.
Среди великих держав мира мы видим сегодня Индию и Индонезию, которые еще на памяти нынешних студентов-первокурсников изображались на картах как английская и голландская колонии. Африка, на карте которой слова «колония» и «протекторат» господствовали, соответственно тому, как владычествовал над черными рабами белый колонизатор, испытывает обновление в таких темпах, когда год стоит четверти века: только за один 1960 год здесь появилось почти двадцать новых независимых государств. Географическая карта в наши дни становится поистине экраном, отражающим убыстряющийся ход истории, а скромный картограф — ее сверх меры загруженным летописцем. Если же попробовать воспользоваться в картографии краской, показывающей влияние империалистических государств, то мы увидим, как повсюду линяет эта краска и как, например, прямо на глазах исчезает зеленый долларовый цвет в странах Латинской Америки, где революционная Куба стала символом борьбы за подлинную независимость целого материка.
Вторая половина XX века, самое ее начало ознаменовалось невиданной победой науки, торжеством разума человека — он преодолел тяготение своей планеты и сделал первые смелые вылазки в космос. Успехи в развитии экономики, науки, культуры в стране строящегося коммунизма не только оказывают огромное, все возрастающее влияние на народы всей нашей планеты, но и становятся уже явлением, которое следует рассматривать и в масштабе солнечной системы. Ведь это наши вымпелы с гордым словом «СССР» легли на поверхность Луны, это советская космическая лаборатория сфотографировала закрытую от человеческих глаз и телескопов сторону спутницы Земли, это советский человек послал в мировое пространство первый корабль с живыми существами, который вернулся обратно.
И с какой поистине космической скоростью нарастают события: первый искусственный спутник Земли, чудо техники, вышел на орбиту в сентябре 1957 года, всего через три года совершилось второе чудо — земная жизнь сделала шаг в межпланетное пространство, а сегодня мы уже говорим о предстоящих стартах первых  космических путешественников.
«Ум и руки человека создали космический корабль, движущийся вокруг Земли. Он способен уже отправить людей далеко за пределы нашей планеты. Мы расщепили атом и проникаем в клетку белка. Мы движемся по земле и над землей с удивительной скоростью, и границы наших познаний так широки, что мы сами удивляемся этому», — сказал Н. С. Хрущев на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН. «Завтра в области науки и техники откроются еще более безграничные перспективы, — сказал он там же. — Речь идет о том, чтобы великие научные достижения нашего века служили  бы  на  благо  народов».
На благо народов! Эта мысль, эта забота пронизывают всю деятельность нашей Коммунистической партии и нашего  государства.
Во имя этой великой цели впервые в истории человечества перед всем миром решительно и прямо поставлен Советским государством вопрос о ликвидации войн на земном шаре, о роспуске армий, о полном и всеобщем разоружении.
Миллионы людей во всех странах горячо борются за осуществление важнейших для судеб народов предложений.
Бьет последний час позорного колониализма! Голос посланца советского народа Н. С. Хрущева на международном форуме наций прозвучал по всей планете и вызвал страстные отклики — в сражающемся Алжире, в Кении и в Западном Ириане, в Пуэрто-Рико, а также в других колониях, народы которых все решительнее поднимаются на борьбу за свои права, — всюду в мире, где бьются сердца честных людей. Это не только голос совести человечества — это приговор истории.
И на обложках «Вокруг света» наших дней рядом с эмблемой земного шара вы, читатель, видите уносящиеся в космос ракеты, атомный ледокол-гигант, величайшие электростанции, преобразованные края советской земли, картины жизни многих стран, людей разных национальностей, объединенных одним желанием — жить, трудиться и добиваться счастья в мире без войн и угнетения.
Не только облик, но и задачи и содержание журнала «Вокруг света» по сравнению с дореволюционным временем в корне  изменились.
«Вокруг света» стал журналом революционной романтики и приключений, а ныне — географическим научно-популярным журналом ЦК ВЛКСМ. Вместе с другими юношескими изданиями он призван помогать коммунистическому воспитанию советской молодежи.
Сто лет назад человек передвигался по планете крайне медленно (даже в фантастическом романе кругосветное путешествие отняло 80 дней), а над землей поднимался на воздушных шарах чуть выше крыши. Сейчас человек летит из Владивостока в Москву со скоростью вращения Земли, а в ближайшем будущем достигнет других планет. Так же стремительно идет развитие человеческого общества. XX век по праву можно назвать не только веком атома и веком космоса, но и веком торжества человеческого разума.
Наш век оправдал многие надежды народов Земли и в остающиеся до его конца годы, мы твердо уверены, осуществит  и  другие  самые  лучшие  их мечты.
Мы, строители коммунизма, каждым днем нашего труда приближаем эру, которая явится светлым будущим всего человечества.
Вот о чем думается, когда рядом с пожелтевшим от времени томом, на обложке которого стоит «год 1861», кладешь журнал «Вокруг света» за 1961 год и хочешь представить себе эти долгие, насыщенные событиями сто лет.
В. САПАРИН



ПУТИ, ОТКРЫТЫЕ В ЗАВТРА

ЗНАКОМЬТЕСЬ - КАТАМАРАН
Ю.  ГАВРИЛОВ
Фото автора

Издавно в Горьком произошло событие, которое навсегда войдет в историю кораблестроения. Со стапелей завода имени 40-й годовщины Октября было спущено первое в мире двухкорпусное судно — катамаран. Хотя не закончены ходовые испытания необычного корабля, еще не проверены на практике все расчеты конструкторов, но  специалисты  твердо  заявляют, за  катамараном — будущее  речного  флота.
Не одно десятилетие работали кораблестроители над тем, как увеличить скорость движения судов. Вода, казалось бы, самой природой созданная для быстрой езды, поставила на пути корабля три преграды, три вида сопротивления: сопротивление, оказываемое водой форме корабля, трение воды о корпус и сопротивление из-за образования  волн  у  форштевня  судна Два  первых  препятствия  человек  одолел,  придавая корпусам судов плавные обводы и окрашивая днища и борта специальными красками, которые не обрастают водорослями и ракушками. Но третье препятствие долго оставалось непреодолимым. Ведь чем быстрее идет корабль, тем сильнее противодействие воды, и волна у его форштевня с увеличением скорости становится больше. Поэтому, несмотря на могучие, тысячесильные двигатели, даже лучшие речные  грузовые  корабли  проходили  в  час  не  больше  восемнадцати  километров.
Казалось бы, решение найти несложно. Корпуса кораблей надо делать остроносыми, узкими и длинными. Они будут легко рассекать воду, почти не образуя волн. Но тогда значительно  снизится грузовместимость корабля.
Несколько лет назад на заводе "Красное Сормово» родился новый корабль типа «Ракета». Подъемная сила крыла еще раз сослужила службу, но уже кораблестроителям. «Ракета», опираясь на подводные крылья, вырвалась из цепких объятий волн. Стремительный корабль развивал скорость 65 километров в час. Вслед за «Ракетой» на Волге появился «Метеор». Начав курсировать между Горьким и Казанью, он проходил  расстояние в  415  километров  за  восемь  часов.  «Метеор»  обогнал  поезд.
А сормовичи уже заложили новый корабль — «Спутник», рассчитанный на 300 пассажиров, и задумали построить океанский крылатый корабль, который будет перевозить 500, 600 человек со скоростью 100 километров в час! Владельцы американского лайнера «Юнайтед Стейтс», которому принадлежит рекорд скорости (63 километра в час), обеспокоены. Голубая лента — международный приз за скорость — ускользает  от  них.
Узнав о замечательных достижениях советских кораблестроителей, многие иностранные фирмы захотели приобрести у нас лицензию на строительство крылатых судов.
Победа казалась полной. Но... крылатый корабль поднялся над волнами, а не рассек их. Закон Архимеда — вес воды, вытесненной телом, равен весу тела — оставался в силе. Крылатые корабли воды почти не вытесняли, поэтому они оказались слишком «легковесными» и не могли принять на борт много грузов. Поиски продолжались.
Еще бесстрашные спутники Магеллана привезли в Европу сказочные легенды о летающих судах, которые они встречали в Тихом и Индийском океанах. Испанцы рассказывали, что видели такие корабли далеко от берега. Огромные квадратные паруса, которые несли маленькие суденышки, неожиданно вставали из океанских волн, пролетали мимо каравелл, легко скользя по гребням, и так же неожиданно исчезали за  горизонтом.  Догнать  их  испанцы  и  не  пытались.
Древние мореходы Океании, Новой Гвинеи, Малайи, Южной Африки больших кораблей не строили. Но, несмотря на это, они ухитрялись совершать тысячемильные океанские переходы. Было у древних лодок приспособление, позволявшее им преодолевать волны и ветер, — балансир, бревно, прикрепленное жердями параллельно лодке. Иногда балансир заменяла вторая лодка. На настиле, который соединял их, хозяин ставил хижину и под огромными парусами бороздил океан, легко побеждая бури  и  штормы. Надежность  таких  судов  была  проверена  тысячелетиями.
Можно ли применить этот принцип судостроения при сооружении больших современных кораблей? Над этим вопросом стал работать профессор Горьковского института инженеров водного транспорта Михаил Яковлевич Алферьев. В бассейне института одна за другой стали появляться модели необычных судов — катамаранов. Михаилу Яковлевичу удалось установить, что два корпуса, соединенных вместе одной платформой, при движении с большой скоростью совсем не образуют волн. Они скользят по воде, как беговые коньки по льду. Это открытие Алферьев назвал катамаранным эффектом.
Тысячи опытов с разными моделями катамаранов проделал ученый, прежде чем окончательно убедился, что на пути увеличения скорости кораблей пал последний бастион — сопротивление воды из-за образования волн. Алферьев установил, что скорость грузового  катамарана  может  превысить  сто километров в час.
В затоне завода имени 40-й годовщины Октября рядом с зимующими здесь красавцами теплоходами стоит первый грузовой катамаран. Он невелик. Его длина семьдесят метров, ширина пятнадцать. Катамаран будет перевозить 600 тонн груза. В обоих корпусах установлены двигатели мощностью в 540 лошадиных сил каждый. Стальные переборки разделяют корпуса на отсеки. В средних отсеках помещаются баки с горючим; в носовые балластные отсеки в случае необходимости можно закачивать воду. На корме широкой палубы, соединяющей корпуса, возвышается небольшая надстройка. Здесь находятся кубрики, подсобные помещения. Все управление кораблем сосредоточено в рулевой рубке. Трюмов на катамаране нет совсем. Грузы разместятся  на  палубе,  что  намного  ускорит  погрузку  и  разгрузку  корабля.
Обычно новый тип корабля, прежде чем завоевать место на голубых дорогах, не один год проходит испытания, и если проверка всех узлов заканчивается успешно, получает «добро». Катамаран, еще не совершив первого рейса, нашел так много приверженцев среди специалистов, что на стапеле завода уже заложен второй катамаран,  пассажирский,—небывалый  случай  в  истории  кораблестроения.
Пассажирский катамаран уже получил имя: «Отдых». Путешествовать на нем будет гораздо приятнее, чем на теплоходах старого типа,—катамараны почти не знают качки. Теплоход такого же размера, как «Отдых», берет на борт 250 человек, а теплоход-катамаран рассчитан на 680 пассажиров. На его просторных палубах разместятся эстрада,  музыкальный  салон,  читальный  зал.
Грузовой катамаран будет ходить в этом году, как говорят волжане, «первую воду». Летом начнутся ходовые испытания «Отдыха», а инженеры Горьковского центрального конструкторского бюро речного флота уже нашли катамарану новое применение. Они проектируют катамаран-плотовоз. За один рейс он сможет перевезти больше 6 тысяч кубометров леса. Для водохранилищ-морей горьковчане предлагают катамаран-паром. Небольшая осадка позволит ему приставать  прямо  к берегам.
Работа над новым типом судна — катамараном только началась. Кораблестроителям предстоит еще много сделать, чтобы использовать все возможности, которые открывает перед речным флотом этот удивительный корабль. Но уже сейчас можно сказать уверенно: новому  быстроходному кораблю — большое плавание...

ЧИТАТЕЛЕЙ „ВОКРУГ СВЕТА" ПРИВЕТСТВУЮТ:
И.С.ТИХОНОВ, С.Я.МАРШАК, К.Г.ПАУСТОВСКИЙ, В.Б.ШКЛОВСКИЙ, И.Н.МИХАЙЛОВ, 3.В.НОСЕНКО, Л.В.УСПЕНСКИЙ, И.Д.ПАПАНИН, Д.Л.АРМАНД, К.А.САЛИЩЕВ, Ю.К. ЕФРЕМОВ 

ЧУВСТВОВАТЬ ЖИЗНЬ НАРОДОВ
В день столетнего юбилея журнала «Вокруг света» я хотел бы принести ему самые сердечные приветы и пожелать ему начать новое столетие своего существования новыми добрыми достижениями.
Я помню, как впервые познакомился с журналом в годы далекого детства. Однажды на вербном базаре я купил старый комплект «Вокруг света», притащил его домой и углубился в чтение. Долго  этот комплект служил мне. Сколько потрясающих приключений, сколько захватывающих дух открытий я пережил, сколько увидел стран и народов, сколько узнал нового о явлениях природы, о жизни людей на Земле!
И мне очень приятно видеть на сегодняшнем «Вокруг света» пометку: «Журнал основан в 1861 году». И сегодня, как в детстве, я внимательно прочитываю каждый его номер и узнаю много нового, такого нового, которое казалось фантастическим, невозможным в дореволюционные годы. Очень, очень нужен и сегодня журнал «Вокруг света» и взрослым и малый читателям. И сегодня энтузиасты-школьники, подобно мне жадно проглатывают страницы журнала, перечитывают их мечтают увидеть страны, о которых говорит журнал, и, выросши, действительно видят их, потому что в наше время это не так сложно,  как пятьдесят лет назад.
Географический научно-популярный журнал должен развиваться в наше время особенно интенсивно, потому что самый широкий читатель хочет знать жизнь таких народов, которых еще вчера были под игом колониализма, не могли дышать воз духом свободы. Теперь, когда каждый день приносит вести об образовании все новых и новых государств, о бурном рост» просвещения в древних странах Азии, бывших недавно бесправными колониями, о победоносной борьбе народов Африки за свою свободу, о героической Кубе и странах Южной Америки, мы хотим как можно ближе чувствовать жизнь народов которых уже не назовешь далекими.
Все более расширяется дружба народов. И в журнале «Во круг света» принимают участие авторы самых разных странах мира, видные ученые, знаменитые путешественники, открыватели, исследователи. Пусть же пополняется этот круг новыми писателями,  художниками,  мастерами фотосъемки.
Журнал «Вокруг света», я не сомневаюсь, будет жить большой, нужной читателям, широкой жизнью и много еще даст прекрасных страниц, на которых мы встретимся с новыми друзьями, узнаем новое про многие страны, переживем захватывающие приключения.
Н.С. Тихонов

СЛОВО СТАРЕЙШЕГО  ЧИТАТЕЛЯ
Среди читателей журнала «Вокруг света» я, вероятно, один из старейших. Шестьдесят три года тому назад почтальон принес мне в одноэтажный деревянный дом на одной из улиц города Острогожска номер журнала, вкусно пахнущий свежей типографской краской, со множеством иллюстраций и с красивым, крупным заголовком: «Вокруг света».
Это был первый журнал, присланный на мое имя. С той доверчивостью, которая свойственна детям, я был убежден, что страницы моего журнала и в самом деле обещают мне великолепное кругосветное путешествие.
Вероятно, в более зрелом возрасте я нашел бы в содержании журнала немало недостатков, но тогда я с восхищением принимал каждый рассказ, каждый рисунок.
И вот теперь, с опозданием на шестьдесят с лишним лет, я хочу выразить свою давнюю детскую благодарность первому в моей жизни журналу.
К нашему, советскому «Вокруг света» мы вправе предъявлять гораздо более высокие требования, чем к журналу, который выпускали издатели царского времени.
Свет с изобретением радио и ракет стал меньше и в то же время несравненно больше.
Весь мир пришел в движение, вырос и ocoзнал себя.
На земном шаре впервые появились социалистические страны, впереди которых идет СССР строящий коммунизм.
Один за другим освобождаются народы Азии и  Африки, возникают  новые  государства.
Человек проник в космос.
Человек борется за мир.
Какие же просторы открываются теперь nepeд журналом, который носит гордое название «Вокруг света»!
Пусть же  он будет  достоин своего имени.
С.Я. Маршак


ПОЭЗИЯ ПОДВИГА
Я с полным основанием могу утверждать, что журнал «Вокруг света» воспитал несколько поколений хороших и мужественных людей.
С первых лет своего существования и до наших дней этот журнал рыцарски верен «музе дальних странствий». Поэзия плаваний и путешествий, поэзия подвига и преодоления трудностей, поэзия человечности и познания была основным содержанием этого журнала.
Я с юности испытал на себе благодетельное влияние этого журнала. Он давал богатую пищу для воображения, он открывал перед нами, мальчиками, великолепные дороги в мир и в будущее. Может быть, тем, что я выбрал труд писателя, я отчасти обязан этому журналу.
С детства я помню то радостное — почти до слез — волнение, когда я распечатывал бандероль с журналом. С первой же страницы на меня смотрели обветренные лица шкиперов и гравюры на дереве, на которых тяжелые парусные корабли входили в неведомые порты. А потом я погружался в рассказы о тысячах опасностей и благородных дел. Их совершали отважные люди  без  колебаний  и размышлений,
Я за многое благодарен журналу «Вокруг света», так же как и тысячи тысяч его читателей. Он приучал их к запаху моря и к пренебрежению опасностью ради высоких целей, к самоотверженным поступкам и неутомимой любознательности.
Сейчас, в дни юбилея журнала, я желаю ему заслуженного процветания и любви со стороны читателей, обязывающей ко все большей и большей взыскательности  в работе.
К.Г.Паустовский
НА  УРОВНЕ ВЕКА
Вступление журнала во второй век существования совпадает с глубоким переосмысливанием темы «вокруг света». Выход социализма на мировую арену, быстрый рост самосознания народов, назревающий крах капитализма, невиданное развитие науки и техники — все это заставляет человека по-новому воспринимать и понимать свою планету.
Еще недавно наш мир называли «подлунным миром». Теперь, когда мы заглянули  за Луну, так уже не скажешь.
Люди смотрят на мир новыми глазами. Поэтому хочется пожелать, чтобы журнал «Вокруг света» и в новом веке продолжал оставаться на уровне века.
Когда-то раньше удовлетворяла информация об экзотических уголках земного шара. Теперь передовой читатель, кроме этого, жаждет раскрытия действительно планетарной темы: единство планеты, общность народов, взаимозависимость их судеб, борьба за будущее, победа справедливости...
К сожалению, авторы в отличие от журналов не могут измерять свою жизнь столетиями. Но тем не менее строишь планы — еще поездить, еще написать о современном мире, о разных странах — о родной стране и о других; сейчас, после «Американцев», на очереди — «Японцы». Мы были бы счастливы, если бы наши книги хоть в ничтожной доле способствовали утверждению мира на земле.
Н.Н Михайлов З.В. Косенко
ГЕРОИКА ОСВОБОЖДАЕМОГО МИРА
Помню уже тогда пожелтевшие страницы, отчетливые и, как я понимаю се слабые  иллюстрации.
Помню рисунок: падает старик на с перед полуоткрытой дверью; там, дверью,  стоит человек  и  стреляет  в  упор 
Помню заглавие «Пираты и корсары непонятные имена, рассказы о далеких островах и загадочное слово «флибустьеры».
Рядом — рассказы о полярных экспедициях, о поисках пропавших во льдах моряков...
Все это журнал «Вокруг света» к прошлого века.
«Вокруг света» я читал уже тогда, когда едва осилил буквы и брел от слова к слову.
Прошумели годы, тонул «Титаник», горела земля, горела и вырастала, становилась все более видной; далекие мате приближались, появлялись новые лица.
Мир расширялся.
Минули десятилетия.
Сегодня ответственность за мир делает нас жадными путешественниками и читателями всего, что пишется о путешествиях.  Азия, Африка, дальние острова с были холодными и жаркими отделен ада колониальных каторг.
Пестрота мира — то, что раньше разжигало страсть купца, что заставило Марко Поло назвать книгу с описанием се путешествия книгой «О разнообразии мира», — теперь становится для нас предметом дружественного внимания, бескорыстной заботы.
Мир увиден заново, с мира смывается грязь порабощения и пыль грабительской торговли.
Пираты и корсары были младшими сыновьями купцов и колониалистов, их разведчиками. Детское сознание отравляли в самой основе.
Сейчас  надо  вводить  в  мир  юношей так, чтобы их  руки любовно обняли ленную.  Нужны  новые книги,  новая правдивая героика  освобождаемого мира
Фидель Кастро — образец нового героя Старые классики приключенческой ли туры мечтали о таком. Капитан Немо, загнанный колониалистами под воду, думая об освобождении материков.
Мир просветляется, в мире утро еще горит Конго, ночь грозится утру  нового мира.
Нужно молодежи передать уважение к  мировой  культуре,  создаваемой человечеством,  представление  об  обязательности  подвига и разнообразии красоты человечества.
Я бы хотел в журнале видеть конкретность описания людей, ландшафтов, художественное  преодоление  экзотики.
В.Б. Шкловский

СТРАСТЬ ПОЗНАНИЯ
В дни, когда я родился, профессор физики Попов впервые в мире передал в финских шхерах несколько слов через узенький пролив на вмерзший в лед броненосец «Генерал-адмирал Апраксин», а спустя менее шести десятков лет советская ракета на расстоянии полумиллиона километров от Земли приняла человеческий приказ: «Снимай!», послушно навела объективы фотоаппаратов на затылок Луны, щелкнула затворами и затем: «Эй, принимайте работу!» — передала на тех же радиоволнах серию проявленных, отфиксированных, подготовленных к печати снимков.
Что же такое сто лет жизни современного журнала! Да еще носящего имя «Вокруг света»!
Было время, когда это сочетание слов могло означать немногое: «Вокруг Средиземного моря». Приди в голову хитроумному Улиссу издавать такой журнал в центральном издательстве Итаки, он мог бы назвать его, конечно, «Пери Космо», но ведь заголовок этот означал бы не более, как «огибая известные нам земли»; нашего понятия о мире — земном шаре — еще не было, а в большой космос с его многочисленными небесами и сферами возносились лишь тучи, звезды да бессмертные небожители. Неудивительно, если в ту эпоху для всего творимого людьми сто лет было ничтожным отрезком времени.
В самом деле, у Саламина во времена Фемистокла пенили воду длинные весла триер, костры горели на прибрежных высотах, по спинам согбенных гребцов, стонущих на тесных банках, гуляли бичи. Шел четыреста восьмидесятый год до нашей эры.
Прошло сто лет, и все осталось по-старому. Так же разводили триеры невысокие волны, точно такие же маячные огни пылали на опасных утесах, точь-в-точь такие же бичи прорезали до костей тела рабов... Время двигалось медленно, крошечными шажками. Ахиллес не торопился догонять свою черепаху. Горы стояли от века на старых местах, реки меж них невозбранно текли к морю. Свободные вели жизнь свободных, рабы оставались рабами...
А в наше время!
Журнал «Вокруг света» родился тогда, когда Циолковский был еще ребенком. Вся сознательная жизнь гения и все огромные возможности космоплавания проявились в последовавшие за этим сто лет. Видимо, не такой уж это малый срок.
Беккерель и Кюри родились за несколько лет до нашего журнала. Он уже подрастал, когда открыли глаза Нильс Бор и Альберт Эйнштейн. Нансен и Амундсен, Седов и Брусилов и великое множество других форвардов человеческого знания пришли в мир, свершили свои высокие  подвиги  и  ушли  из  него.
Но самое главное — с этим же веком связана титаническая эпопея жизни величайшего из людей Земли, Владимира Ленина, а с нею и тот путь, который от «освобождения крестьян» рукою батюшки царя до подлинного освобождения России — руками самого народа — прошла наша Родина, строящая сейчас коммунистическое общество.
Не тем стал мир, другими стали люди в этом мире. Одно осталось неизменным: в горячем сердце человека вечно живет стремление вперед, страсть познания нового.
...Каждый год, когда замерзает перед моим домом Нева, я наблюдаю за окном возмутительную и радующую душу картину.
Неподвижная и незапятнанная лежит целина первого льда. На ней нет еще ни одной тропки. С гранитных спусков еще не сняты запретительные  рогатки. Но на белом поле уже движутся, nepeмещаются, чернеют три, четыре, пять живых крошечных запятых. У парапетов неистовствуют пожилые женщины; пронзительно свистит милицейский свисток: несколько мальчишек и собака сегодня, пять тысячелетий назад, в этом году, как через годы и годы, первыми пустились в путь, чтобы проторить  его  через  безвестность  и  опасность.
Я не только писатель. Я еще человек, отец, дядя . Я нахлобучиваю шапку, бегу на набережную. Я машу кулаком и ору: «Мальчишки, подлецы, вернитесь, ведь провалитесь!..» Но сердце ликует: с порох в пороховницах, неистребима, неугасима вечная тяга человека идти дальше и дальше, впер вдаль, вокруг... Вокруг своей пещеры, вокруг с его — свайных времен — озера, вокруг моря, вон Земли, вокруг солнечной системы, вокруг Галактики.
Жажда плыть вперед неистребима, а раз она живет, будет жить и наш журнал-юбиляр.
Хочется сегодня пожелать журналу, чтобы экземпляр взял в свой первый рейс — просмотр где-нибудь между двумя астероидами — тот герой который первым причалит  к  рыжим пустыням Марса.

«ВОКРУГ СВЕТА»  — СТАРЕЙШЕМУ ИЗ ЧЛЕНОВ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
Московский филиал Географического общества СССР, объединяющий почти две тысячи географов Москвы, Подмосковья и всего Промышленного и Черноземного Центра, поздравляет с вековым юбилеем старейшего из своих сочленов.
Пропаганда географических знаний — дело не только нужное, но и трудное. Умение сочетать увлекательность и достоверность, яркость фактов и научность их объяснения — это искусство, требующее как писательского таланта, так и земле. землеведческих знаний. Оглядываясь на столетний путь журнала, мы с удовлетворением видим, как от преобладания романтики экзотических приключений он шел ко все более полному раскрытию  романтики исследований,  романтики познания Земли.
У журнала  —  счастливое и обязывающее название.
В эпоху, когда поистине вокруг света простираются интересы миллиардов людей, жаждущих мира на нашей планете когда вокруг света ощущается жажда международного доверия, культурного и хозяйственного сотрудничества, когда круг света летают искусственные спутники и возвращаются кругосветных полетов космические корабли, перед журнал с этим именем открываются захватывающие необъятные перспективы.
Пожелаем нашему столетнему юбиляру еще большего расцвета на последующие века. Уверены, что вскоре мы прочитаем на страницах журнала репортаж о кругосветных полетах космических корреспондентов. Ждем от вас и обещаем помогать вам в деле все более полного и увлекательного по: за географии мира и нашей великой страны, показа умножения ее богатств и прогресса ее культуры, ее авангардной роли в борьбе за мир и счастье народов всего света.
Председатель  президиума Московского филиала Географического  общества  Союза ССР
И. Д. ПАПАНИН
Заместители  председателя
Д.  Л.  АРМАНД  и К.  А.  САЛИЩЕВ
Ученый  секретарь  Ю.  К. ЕФРЕМОВ




ГОВОРЯТ ДРУЗЬЯ
НАЗЫМ ХИКМЕТ
Само название журнала круг света» звучит для мен будто мне снова 14 лет. у каждого юноши, журнал у меня в душе жажду чудесных приключений и путешествий  вокруг света. Хотелось быть везде, со всеми народами бороться вместе с ними за страведливость; хотелось видеть удивительные растения — такие, нет даже в Московском ботаническом саду, и животных, ко нет ни в одном зоопарке; лось посетить города, которых не покажет ни одна документальная кинокартина.
Но в наши дни журнал вызывает у меня  и  новые чувства зовет меня в космос. И говорят «вокруг света», я маю: вокруг  вселенной.
Пока журнал очень молод -- ему всего сто лет. Я желаю ему жить сто раз по сто, чтобы он продолжал увлекать и волновать не только юношей и девушек земного шара, который скоро будет коммунистическим, но и юных марсиан.

ИВАН  КЛИМА чехословацкий писатель
Трудно  в  наше время  представить  себе  человека, которого не интересует ничего, кроме своего дома, которого не заботит то, что происходит в  других  странах.
И  хотя  расстояния  сократились настолько,  что  недалеко время когда мы будем обдумывать, провести ли летний отдых  в поездке на Луну, либо у горячих источников Исландии, — всюду  человек. к сожалению, успеть не сможет. Тогда  на  помощь  приходит друг, пахнущий  типографской краской, — он дает нам возможность заглянуть  в  те края, где  мы не смогли побывать, показывает нашу Землю во всем ее разнообразии и величии.

ЛАО ШЭ, китайский писатель
На пороге второго столетия желаю вечно молодому журналу успешно отметить десять тысяч дней рождения.

ЛЮ БАй-ЮЙ, китайский  писатель
Желаю читателям журнала «Вокруг света» вечной весны.

СЕРДЖИУ ФЭРКЭШАН, румынский писатель
С тех пор как человек послал своего друга — собаку — обнюхать тропинки космоса, я спрашивал себя: не ушла ли профессия исследователя в новую, космическую область?
Не окончена ли в великой книге исследования глава «Исследование Земли»? Но карта — обычная карта земных полушарий — вернула меня к действительности. Все, что открыватели отмечали годами и десятилетиями на физической карте континентов, меняется теперь за месяцы и недели. Страны Африки, Азии и, судя по Кубе, Южной Америки на политической карте приобретают свой собственный, независимый цвет. И всюду, где это происходит, меняется и карта физическая: появляются плотины, изменяющие течение рек, растут новые города и возрождаются целые народы.
От Октябрьской социалистической революции, от этого мыса добрых надежд человечества, идет советский народ, первым прокладывая путь через джунгли старого мира.
Я сам — гражданин одного из государств, развивающегося с невиданной скоростью. Через шестнадцать лет после освобождения страны я вижу ее преображенной.
Я не знаю ничего более интересного, чем быть свидетелем этих изменений на Земле и в космосе. Стендаль говорил, что роман — это зеркало, гуляющее вдоль дороги. Мне хочется сравнить ваш журнал с зеркалом, установленным на спутнике, с зеркалом, в котором отражается жизнь целого мира.

А. ЕФРЕМОВ,  Е. ФЕДОРОВСКИЙ Фото авторов
СОЛНЦЕ ОСВЕЩАЕТ ПУТЬ
—  Сколько  на  твоих?
—  Без пяти двенадцать. По-местному.  А  у  тебя?
—  Тоже.  Давай спиннинг.
Спиннинг лежал в аккуратном защитного цвета чехле. Мы не стали его вынимать, а так в чехле и воткнули в пушистую, тоже защитного цвета, кочку. Конечно, можно было воткнуть  обыкновенный  колышек.
Мы смотрели на тень от спиннинга, а видели карту Советского Союза. Мы вспоминали эту карту, жаркие споры около нее и впервые произнесенные вслух мечты.
Была еще зима, когда мысль о путешествии пришла и сразу крепко запала в души. Надо было выбрать маршрут.
Даже удобнее. Но где же его взять? Тундра. Ближайшее деревце росло отсюда километров за триста.
Спиннинг гордо возвышался над кочкой. Он отбрасывал короткую тень. На эту тень мы и смотрели сейчас внимательно, в упор.
— Древние греки называли его скафис.
—  Или гномон.
Воткнутый в землю шест был одним из древнейших астрономических приборов. Он показывал направление полуденной линии. Крохотная лежавшая перед нами тень была отрезком линии, соединяющей полюса Земли. Несгибаемо прямая, она пересекала моря, пустыни, горные хребты. Мы представили себе на миг, как она крепко просмоленным канатом тянется в пене соленых брызг, как стряхивает с себя миллионы песчинок, высвобождаясь из сухих  объятий  барханов.
Эта тень указывала нам направление. Направление 60-го меридиана. Мы смотрели на нее, и нам виднелся меридиан, наш будущий путь: домны, терриконы, элеваторы, горы и люди, еще незнакомые, уже близкие.
Мы смотрели на тень от спиннинга, а видели карту Советского Союза. Мы вспоминали эту карту, жаркие споры около нее и впервые произнесенные вслух мечты.
Была еще зима, когда мысль о путешествии пришла и сразу крепко запала в души. Надо было   выбрать   маршрут.
Каждый предлагал свой вариант. Кто звал в далекие горы, в страну голубых льдов и серебряных ручьев. Кто манил суровой простотой и скромной лаской северных лесов.
Мы хотели найти нечто самое интересное. Сравнивая разные уголки страны, мы пытались приклеить к ним ярлыки «лучше» и «хуже». И это было нелепо. Мы поняли, что любой избранный нами маршрут не может оказаться неинтересным. А раз так, то незачем искать извилистый, выборочный путь, нас больше устроит прямая линия с ее объективной непосредственностью. Мы обратились к карте в поисках прямых линий. Параллели и меридианы звали к себе. И громче других нас позвал 60-й  меридиан.
Почему?
Может быть, он все-таки самый интересный? Нет, разумеется, нет. Он такой же интересный, как и все сто двадцать меридианов, пересекающих территорию нашей страны. Может быть, дело в том, что год был тоже отмечен цифрой «60». Нет, это совпадение было осознано много позднее. Просто 60-й меридиан наиболее соответствовал идее самого путешествия.
Пересекая страну с севера на юг или с юга на север, от края и до края, путешественник видит ее как бы в разрезе, во всей гамме ее богатств. И нам хотелось выбрать такой меридиан, где эта гамма особенно ярка. 60-й предлагал удивительное разнообразие природных условий  —  он проходил через полярные степи, безводные пустыни, цветущие оазисы. Многообразие природы означало и многообразие хозяйства. Тяжелое машиностроение, металлургия, горнодобывающая промышленность, химия, энергетика, зерновое земледелие, технические культуры, животноводство — все эти нужнейшие отрасли народного хозяйства развиты на 60-м меридиане. Так был выбран маршрут,
...Солнце безудержно скользило по небосклону. Тень перестала быть полуденной линией, пинией меридиана. Мы вытащили из земли спиннинг. Торжественная церемония встречи с 60-м меридианом была закончена. Нам предстояло добраться до острова Вайгач, где находился исходный, самый северный  пункт маршрута экспедиции.
НЕЗАБУДКИ И ДЕТОНАТОРЫ
Начальник Воркутинской геологоразведочной экспедиции Кононенко был явно не расположен к долгим разговорам. Выслушав нашу просьбу, уснащенную восхвалениями могущества геологов, он сухо переспросил:
— На Вайгач? Считайте, вам повезло. Завтра туда летит Енакян. Захватит.
Мы сидим в тесном кузове тупорылого бипланчика «АН-2». Не очень торопясь, он летит метрах в трехстах над тундрой. Сверху июльская тундра трехцветна. Преобладает зеленый — вернее, грязно-зеленый цвет. На нем ярко выделяются буровато-рыжие пятна болот. Еще больше темно-синих пятен — озерца. Местами они вытягиваются цепочкой — обозначается русло распавшейся тундровой реки. Отсюда кажется, что по тундре проехала, виляя, машина-маслозаправщик, у которой нерадивый водитель забыл завинтить кран.

Фото. Десять лет летает над тундрой пилот Василий Жиганов

В кабине пилота оглушительный грохот. Удивительно, что рев мотора не мешает беседе. Правда, беседа ведется с уха на ухо. Женя Федоровский — он пристроился на ременном сиденье бортмеханика — берет интервью у пилота Василия Жиганова.
Голос у Василия очень высокий. Он никак не вяжется ни с зычным басом его машины, ни с его сильными, уверенными руками на штурвале. Ему тридцать лет. Из них десять  он  летает  над  тундрой.
—  Скучно небось летать над тундрой? Голо, пусто. Всюду  одно  и  то же.  Надоедает.
— Скучно? Да как сказать. — Василий переглядывается со вторым пилотом.  Тот  понимающе  улыбается 
—  Другой раз, к примеру, выберешь  с  воздуха  площадку, сядешь, а взлететь  нельзя. Оказывается, сверху не рассчитал. Метров пятнадцати не хватает. Что же делать? Берешь нож, и давай кустики резать. А у этой березы, карликовой, дерево тугое, жесткое, как эбонит. Режешь этак часов пять, шесть. Надоедает, конечно.
—  Ну, а рисковать приходится? — настаивает  Женя.
— За риск нас по головке не гладят. Риск — это, брат, нарушение инструкции. А насчет опасности... — Василий снова оглядывается на второго пилота. Но того разговор, видимо, не интересует. — Главное — не поддаваться ей. Был у меня один такой случай. Дали мне в тот день задание отвезти груз геологам...
Лучше б не знать Василию Жиганову в тот день, что находилось в ящиках, которые грузили на его машину. Но в полетном листе все указано точно: груз — детонаторы «РД-707», пункт отправления—Воркута, пункт прибытия — геологическая партия три Место знакомое. Посадочная площадка — пятачок. Нужна предельная точность. А с таким грузом... Если не рассчитаешь — костей не соберешь. Детонаторы реагируют на толчок. Один детонатор— ерунда. Но когда их несколько ящиков...
Внизу на тундре лежат три кусочка сахару — три палатки. Около них азартно машет руками какой-то человек. Видимо, рабочий. Геологи ушли на съемку. Флажков на площадке нет. Какой здесь ветер? По метеосводке — слабый до умеренного. Только ведь если слабый — один расчет, если умеренный—другой. И какое направление? Хоть бы рабочий догадался разжечь костер. Жиганов сбавляет обороты. «АН-2» идет на посадку. Но Василий не чувствует уверенности в сильных руках. Снижение происходит слишком быстро. Нужно выравнивать. Разворот. И снова стремительно несутся навстречу палатки. Скорость падает. Тяжелеет  машина.
Нет, колеса коснутся земли до площадки.  Промазал!
Какой же все-таки ветер? Жиганов вырывает из планшета листок. Буквы с трудом составляют два слова: «Где флажки?..» Планшет падает прямо на палатки. Рабочий, наверное, первый раз в партии. Надолго залезает внутрь. Наконец показывается. В руке у него один белый флажок. Радостно машет им и втыкает себе под ноги. Закипает холодная злость. Но теперь можно хоть определить ветер.
Жиганов снова выпускает щитки. Свистит воздух. И вдруг возникает это чувство... Незнакомое прежде чувство неуверенности. Страх перед надвигающейся землей, перед этими предательскими  кочками.
Жиганов уходит на третий круг и пытается успокоить себя. Может быть, лучше вернуться? Подавить стыд? Но в чем же дело? Ведь не
в первый раз он возит эти самые детонаторы. Даже не в десятый. И никогда не было этих глупых страхов.
Новый заход. Приближается земля. В этот момент не работает ни один прибор. Пилот полагается исключительно на свой глазомер, на свое чувство скорости и высоты. Он должен удержать машину в полуметре от земли и до конца погасить скорость. Земля приближается. Последние секунды полета. Взгляд Жиганова выхватывает из надвигающейся поверхности голубую лужайку незабудок. Такая же полянка есть на Воркутинском аэродроме. Он лежал на ней перед полетом. Земля была теплой, душистой. И внезапно вернулось спокойствие. Он посадит самолет.  Земля не  предаст  его.
«Антоша» мягко, даже слишком мягко заскользил по площадке и остановился в двух шагах от палаток...
— Смотрите, вон там, за кряжем, — Амдерма, — сказал Жиганов.

ВЕСНА  ПРИХОДИТ  В ИЮЛЕ
В Амдерме стояли туманы. Это были июльские, весенние туманы. Только в июле солнцу удается пробить ледяной панцирь океана. Ледовые поля распадались. Белыми тихими ночами с моря доносились глухие раскаты взрывов. Это рушились ледяные скалы. Лед набухал, зеленел, вбирал в себя миллионы воздушных пузырьков и таял. Над гигантским котлом, где происходила могучая холодная плавка, стоял весенний арктический туман. Туманы пришли в Амдерму с севера и зацепились за высокие мачты полярной станции.
Туманы не пускали нас на Вайгач. Владимир Сеникеримович Енакян, начальник геологической партии, уже полмесяца работавший на Вайгаче, отчаянно ругался. Он ругал туманы, синоптиков и еще каких-то людей, которые задержали его отлет. Произвести геологическую съемку Вайгача — об этом он мечтал уже несколько лет. А теперь вся его партия уже там, на Вайгаче, а он сидит здесь, в Амдерме, и любуется солнечным маскарадом. За ширмой тумана солнце беспрестанно меняло свои наряды, стараясь выбрать поцветастей  да  поудивительней.
Злило, что как раз в эти дни, когда лед наполовину стаял, море почти открылось, но навигация еще не началась, Вайгач становился своеобразным «полюсом относительной недоступности». Ни самолет, ни пароход не могли преодолеть сравнительно небольшое расстояние, которое отделяло Вайгач от Амдермы. Рассчитывать можно было лишь на вертолеты.
Наконец синоптики дали разрешение на вылет. Две металлические стрекозы застрекотали над тундрой.
Сверху Вайгач однообразен, как бесконечность. На картах, зажатый между материком и Новой Землей, он представлялся небольшим. Сейчас каждый из его 3 380 квадратных километров необозримо велик. Вместе эти плоские километры — как шахматная доска, с которой сняли все фигуры. Впрочем, нет, их не снимали. Их еще не поставили. Но скоро поставят. Недаром летит сюда Енакян, торопясь к своим. Кто знает, какое будущее подготовят геологи этому пока пустынному участку арктической  суши!
Но пока полет над Вайгачем не веселит душу. Даже ущелья, которые прорезали в толще острова ручьи и речки, не вносят оживления. Внизу река Ямал-яга. На берегу палатки  геологов.  Прилетели.
Хозяйство у геологов немалое. Есть  даже  лошади.
Лошади кажутся на Вайгаче огромными животными с другой планеты. Здесь все доведено до минимальных размеров. Наши сапоги топчут карликовые березки и ивы Но удивляет не это. Удивляет то, что, почти бесцветный сверху, Вайгач оказался владетелем прекраснейшего мира красок. Сейчас весна, и все карликовое растительное царство разнарядилось и справляет свой единственный в году праздник. Нигде цветы не обладают такими нежными красками и таким тонким свежим ароматом, как в тундре. Они доставляют здесь гораздо больше радости людям, чем огромные яркие, часто совсем не ароматные  цветы  тропиков.
В пойме Ямал-яги много болотец. Они тоже исполнены весны. Дружно проросли веселой рыжей щетинкой. В ней суетятся крохотные рыжие комочки — пушистые длинноногие птенчики куличков. Серенькая мамаша куликов старается увести нас от гнезда. Хочется сказать: «Не бойся, мы куличков не едим, мы их только фотографируем». Натыкаемся на гнездо казарки. На пуховой подстилке лежат пять белых яичек. Рука тянется дотронуться до них, ощутить их живое тепло. Казарка, гортанно крича, летает над нами. Не коснувшись гнезда, мы уходим.
Мы идем по кочкам, страшась наступать на живой пушистый ковер. Впитываем воздух, густой, чистый. Подставляем ладони под звенящие капли истаявшего снежника. Слушаем трубный зов гусей с соседнего озерца. На  Вайгаче — весна.
Мы возвращаемся к палаткам геологов. Эти палатки — тоже примета вайгачской весны. Начало полевого сезона. Он короток здесь, в Заполярье. Три месяца. За три месяца нужно произвести съемку всей северной половины острова. За три месяца двадцать человек должны обстоятельно изучить необозримое пространство. Природа сжала сроки, навязала убыстренный ритм работы. Каждый день десятки километров пути без скидок на усталость. Ведь главное в съемке — аккуратность, пунктуальность, обстоятельность. Составление геологической  карты двухсоттысячного масштаба требует высокой профессионально бдительности.  А  геологическая бдительность  —  это закаленный организм, крепкие  ноги уверенный глаз и прежде всего любовь к трудной профессии полярного геолога.
Это качество объединяло  всех — людей, приехавших на разведку недр Вайгача, хозяев семи палаток, раскинувшихся 15 июля 1960 года на берегу студеной речки Ямал-яги, Сейчас они сидят у костра, отдыхая после сегодняшнего маршрута и готовясь к завтрашнему, — начальник партии Владимир Сеникеримович Енакян, его заместитель Ян Робертович Пахло, старин техник Иван Иванович Моршанский, прораб Дима Мазур, гидрохимик Валя Михеева, радиометрист Толя Ведерников, студент-практикант из Ленинграда Валерий Троян. Маленький отряд, посланный страной вперед для освоения новых рубежей.
Из неторопливой беседы у костра стал проясняться ответ на вопрос, который возник еще во время первого знакомства с Енакяном, — чем вызван особый интерес геологов  к  Вайгачу.
Прежде всего Вайгач интересен сам по себе. Он, что называется перспективен — его недра, по предположению геологов, таят много нужных стране природных ископаемых. А так как Вайгач является также же частью огромной геологической провинции, занимающей весь северо-восток Европейской части стран то правильный анализ его геологического строения даст ключ к прицельным поискам полезных ископаемых на большой территории.
Мы прислушиваемся к спорам характере контакта девона с карбоном и думаем о том, что на Вайгаче могут появиться шахты, вышки и рудники, что приходит конец многовековой спячке острова, еще  не успевшего оправиться от ледникового нашествия.

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЭПОХ
День начался возней с мотором заводили его долго, с натугой. Мотор стоял на стареньком баркасе типа «Дори». Это старенькое суденышко геологи нежно именовали «Дорой». Нежность была оправдана. Моторный флот— великое подспорье в геологических буднях. В этот день первая операция с применение морских сил отличалась стройность стратегического замысла — утром «Дора» развозит группы вдоль побережья, вечером возвращается и забирает  их  в  лагерь.
И вот «Дора» весело тарахтит вдоль обрывистого берега Вайгача, пугая нерп и крохалей. Мы снова, как и в вертолете, только на другой скорости, отсчитываем время ручьями и речками. Они обозначен разрывами в береговой стене. Это ворота в глубь острова. Можно повесить таблички с номерами: «Карекая улица,  8»,  «Карская  улица,  11
У семнадцатого номера «Дора» пристает — высаживается группа Енакяна. Через полчаса высаживается Ян Пахло, В его группу зачислены сегодня  и  мы.
Ручей, по которому геологи начали свой путь в глубь острова, получает имя Дальний. Что ж, имя проверенное, популярное, тезок у него немало. Ручей не многоструен, но, видимо, силен — каньон им прорублен на славу. Стены каньона — предмет особого внимания Яна. Он читает их, то быстро перелистывая страницы, то надолго застревая на одном месте. Когда Ян поднимает какой-нибудь камень, рядом неизменно оказывается Толя Ведерников. Толя - радиометрист, минералогию он детально не изучал, но ежесезонная полевая практика заразила его страстью к определению минералов. Азарт свой он старается не показывать и называет минералы небрежно, адресуясь исключительно к Яну, — только тот может оценить его проницательность. Ясно, что Толя очень хочет услышать похвалу, но Ян человек сдержанный. Диалоги их немногословны.
—  Известняк, — говорит Толя.
—  Песчаник, — говорит  Ян.
—  Капнем? — спрашивает Толя. Капают  кислотой.
—  Песчаник,  —  сокрушается  Толя. Ян  молчит.
Мы идем по ручью вдоль каньона, отсчитывая первые километры пути. Идем в глубь острова, одновременно в глубь истории Земли. Стены каньона состоят из отложений разных геологических эпох. Как на улице старого города. Одно здание готическое — четырнадцатого века, соседние — в стиле барокко — семнадцатого. Только здесь другие масштабы. Этот квартал — карбон. А рядом — пермь. Два-три шага — десятки  миллионов лет.
Ян то и дело стучит по стенам молотком. Отбивает образцы. Когда карманы набухают от камней — привал. Каждый образец заворачивается в бумажку с адресом. Создается геологическая библиотека Вайгача.

На снимках: Фото. весной Вайгач — «полюс относительной недоступности». Только вертолет может преодолеть сравнительно небольшое расстояние, которое отделяет Вайгач  от Амдермы.
Фото. Ян Пахло просматривает образцы пород, добытые на острове. Так создается геологическая библиотека  Вайгача.
Фото. Наконец сбылась давнишняя мечта Владимира Енакяна — провести геологическую  съемку  Вайгача.
Фото. Геологи тщательно готовятся к каждому  маршруту.

Пятый час пути. Мы расстались с ручьем, с его неустроенной, но твердой каменной дорогой. Теперь ноги проваливаются в вязкую топь тундры. Хуже всего, что никак не удается угадать, какое сопротивление  встретит  нога  на  следующем шагу, — твердые участки не отличить от топких. Впрочем, Ян и Толя идут вполне уверенно. Сапоги, что ли, у них особенные? Наши спотыкаются о каждую кочку, вязнут до самых ушек. «Хлюп, хлюп, хлюп», вытащил одну ногу, увязла другая. Может, лучше не идти, а прыгать? Вдруг в ложбинке открывается озерцо. Что это на нем белое? Лебеди? Бежим к берегу. Откуда взялись  силы!
Гордые, величавые, стройные птицы.  Птицы  из сказки.
Надо идти. Надо успеть закончить весь маршрут. Еще несколько километров внутрь острова, курс на север, а затем поворот на восток и вдоль нового, еще не нареченного ручья  к  морю.
Стены каньона сдвигались все ближе, и это означало, что море рядом. Там, в устье, нас ждала «Дора», «Дора, Дора — два мотора». С камня на камень, с камня на камень. «Дора» ждет нас в десять часов вечера. Нет, не вечера. В двадцать два часа дня. Через час пути. Через час. Снежники выгоняют нас из каньона. Они спрятали ручей. Ручей бежит теперь по ледяному тоннелю, а мы идем поверх к далекому горизонту, охваченному морем. Уже можно считать шаги, оставшиеся до берега.  Сто,  десять,  три.
—  Эй,  на  «Доре»! «Доры»  нет.
На часах без пяти десять. Придется  ждать.
Но «Дора» не приходит и позднее. Ян вытаскивает из планшета карту.
—  Километров двадцать? — спрашиваем  мы.
Ян  складывает  карту.
—  А по прямой? — спрашивает Толя.
—  Увязнем.
Не дождавшись «Доры», мы идем домой. Домой — это значит в палаточный лагерь на берегу Ямал-яги. Ничто так не характеризует жизнь геологов, как смысл этого слова — «домой». Когда мы придем в лагерь, для геологов «домом» станет их база, расположенная на западном берегу Вайгача. А когда дней через двадцать они вернутся на базу, слово снова изменит смысл: «домой» будет означать «в Воркуту». А там, в Воркуте, многие будут писать письма домой — в Москву, Казань,  Кривой  Рог.
Впереди вспыхивает пламя костра. Это группа Енакяна. Самого Енакяна нет. Он где-то поблизости расчищает контакт перми с карбоном. Валя Михеева вопросительно смотрит на нас: где «Дора»? Что мы можем ей ответить. Мотор — штука хитрая.
Греемся у костра, грызем сухари, перематываем портянки. Появляется довольный Енакян. Нашел, видимо, что-то интересное. Он садится и колотит молотком глыбу мергеля. Отбив кусок, внимательно разглядывает вкрапленные в него раковины. Раковинам, которые выколупил из каменного плена Енакян, лет миллионов двести. На вид они очень скромные, но чин у них знатный — их величают «руководящими окаменелостями». Без них геологи как без рук. По ним определяют возраст отложения. Мы смотрим на раковины и вспоминаем Бориса Торбаева, его чуть спотыкающийся голос, повествующий о трилобитах и динозаврах.
Борис Торбаев — палеонтолог. Его небольшой отряд работает сейчас на юге Вайгача — ведет разведку для геологов. Разведку для разведки. Палеонтологи определяют, какие окаменевшие организмы можно причислить к сану «руководящих». Изучение давно погибших моллюсков оказывается необходимым звеном в длинной цепи событий, приводящих к возникновению новых очагов индустрии и культуры.
Мы сидим у костра на берегу Карского моря, держим в руках окаменевшие ракушки и думаем о том, что, собственно, сидим на перекрестке эпох. Ведь здесь, на Вайгаче, геологическое прошлое Земли особенно осязаемо, а ближайшее будущее — оно рождается на глазах в работе наших спутников. Енакян завернул в бумагу последнюю раковину и, чему-то усмехнувшись  в  усы,  встал.
—  Что ж, братцы, в поход? Пойдем чинить «Дору».

ГОРДОСТЬ ПОЛЯРНИКА
Дверь открывается, и в комнату заглядывав;  Федя.
—  Как дежурный по станции, приказываю немедленно прекратить разговоры и лечь спать.
Мы уже знаем, что это любимая Федина шутка. Он совсем не так строг. Просто ему очень хочется напомнить нам да и себе, что в эту ночь он обгачен высоким званием «дежурного по станции». Мы смотрим на строгое Федино лицо, вздыхаем:
—  У нас такой интересный разговор!
—  В порядке исключения, — предупреждает  он  и  уходит  в  рубку.
Федя не прочь присоединиться к нашей беседе, но ему некогда. Прием. Беседа на сдержанном телеграфном языке: «Та-ти-ти-та» — «Приближается теплый фронт».
Два часа ночи. Федя прав — давно уж пора спать. Мы сидим в комнате начальника полярной станции «Болванский нос» Леонида Лаврова, слушаем его рассказы об Арктике, а он — наши о Москве. Леонид — москвич, но не был в столице пять лет. С того дня, как, закончив географический факультет МГУ, вызвался работать на Крайнем Севере. Пять лет — шестая часть прожитой им жизни. Самая близкая, самая трудная,  самая  важная.
Чем может гордиться полярник? Количеством убитых медведей, пургой, пережитой в одиночестве, послушной упряжкой? С той самой минуты, как наш отряд перебрался
на «полярку», мы ожидали необыкновенных рассказов. Необыкновеных и немного хвастливых. «Еще бы не хвастаться. — рассуждали мы. Ведь это же Арктика!» Но все-таки мы не могли предполагать, что наш новый хозяин будет хвастаться так откровенно.
Правда, хвастается он не медвежьими шкурами и не лайками. Предмет его высокой гордости дом. Обыкновенный деревянный дом. Новый дом. Просторный дом Комфортабельный дом. Впрочем оценить по достоинству этот дом может только человек, зимовавший в условиях полярной ночи.
Чисто, уютно,  тепло. Первоклассно оборудованная радиорубка. Небольшой, но все-таки  настоящий  кинозал Культура быта. То и дело наш разговор возвращается к этой теме, Очень  важной  теме.  Когда человек  с  большим  трудом, тяжелыми жертвами yкоренения в Арктике. Он мечтал об одном:  лишь  бы  прожить,  лишь выжить — как-нибудь,  чего  бы ни стоило. Он шел на любые лишения  ради  грядущего  полновластия над этим суровым краем. Сегодня полярник уже не хочет прожить как-нибудь. Он достаточно крепко  стоит  на  ногах,  что устроить свою жизнь под полюсом так, как  ему  хочется. Арктика  стоит на пороге большого строительства Вот  почему Леонид Лавров  так  гордится этим новым домом.  Домом, из-за  строительства которого  он отказался  в  прошлом  году от поездки в  Москву.  Домом,  который  было трудно  построить,  но  в  котором будет  легко  жить.
Так нам открывается новая черта семилетки Вайгача. Вайгач благоустраивается, Вайгач отказывается быть трудным островом. Вайгач торопится встать в ряд самых полезных самых нужных районов страны. В комнату снова заглядывает Федя.
— Леонид, скоро твоя смена. Принимай  дежурство.
Дежурный по станции — чело двух профессий. Он одновременно и радист и метеоролог. Такая разносторонность — результат хорошей инициативы полярников. Прошлой. зимой здесь работали своеобразные курсы — радисты и метеорологи взаимно обучали друг друга. В итоге на станции стало вдвое меньше работников.
Леонид уходит в рубку. Разговор закончился,  и  нам  уже  ничто мешает  лечь  спать.  Но  спать не хочется.  Хочется  мечтать.  Мы выходим  на  улицу.  Идем  к  морю, сколько часов назад оно было мрачно-зеленым.  Сейчас  оно  светлое, мирное, приветливое. У горизонта  виднеется силуэт шхуны.
Уже три часа ночи. Но солнце упорно опровергает хронометр Солнце  не  разрешает  произносить слово  «ночь».  Мы  в  пути,  и  солнце освещает нам путь. И от  этого делается легче. И легче мечтается.
(Продолжение следует)


Фото. Здесь,  на  берегу  Карского  моря,  начинался  путь по 60-му  меридиану.
Фото. На Вайгаче нашими спутниками были геологи. Фото А. ЕФРЕМОВА, Е. ФЕДОРОВСКОГО и Ю. ШУПЛЯКОВА


ЭКСПЕДИЦИЯ ЖУРНАЛА «ВОКРУГ  СВЕТА» НА  ТРАССЕ ГАЗОПРОВОДА  ДАШАВА—МИНСК
АТАКУЮЩАЯ КОЛОННА
Рисунки И. Голицына
Фото Ю. Гаврилова и В. Смирнова
Первые очерки экспедиции «По стройкам семилетки» см. в журнале «Вокруг света»  
№  9—12  за 1960  год.

Строители, о которых пойдет речь в этом очерке, не создают монументальных, бросающихся в глаза сооружений. Весь смысл их труда заключается в том, чтобы упрятать в землю стальные трубы — магистрали, уготованные для природного газа.
Человек, который пройдет по следам строителей, прокладывавших трассу трубопровода, может и не подозревать, что под землей, покрытой травяным ковром, несется голубой поток энергии. Ничто не напоминает здесь о работе, требовавшей от строителей напряжения всех сил.
Но какими бы ни были зримые результаты этой работы, значение ее для экономики страны поистине огромно.
Стальные нити газопроводов связывают наши промышленные центры с подземными хранилищами природного газа — сокровища, значение которого люди сумели оценить по достоинству только в последние годы.
Природный газ! Из этого вещества, почти не имеющего веса, на заводах производят материалы, из которых можно изготовить изделия тяжелые, как сталь, но крепче и долговечнее стали, легкие, как мех, но теплее и красивее любого меха.
Там, где проходит газопровод, чище и наряднее становятся города, исчезает промышленная копоть. Газ позволяет преобразовать технологические процессы в промышленности, улучшить условия труда и быта людей.
Технические открытия с каждым годом расширяют диапазон использования газа. Но прежде всего он ценен для нас как самый дешевый вид топлива.
Мы перестраиваем топливный баланс страны за счет широкого применения газа. Известно, что добыча газа в стране за это семилетие увеличится в пять раз и достигнет к 1965 году ста пятидесяти миллиардов кубометров. Столько же топлива дают крупнейшие Донецкий, Подмосковный и Печорский угольные бассейны.
Уже проложены десятки тысяч километров газовых магистралей. Строители ведут трассы голубого огня из пустынь Средней Азии к городам и поселкам Казахстана и Урала; из Шебелинки, местечка под Харьковом, через Серпухов к Ленинграду; из Саратова — к Ярославлю и Череповцу...
Сооружение одного из важнейших газопроводов, связывающих прикарпатский район Дашавы с Белоруссией и республиками Прибалтики, партия поручила комсомолу.
И вот экспедиция журнала «Вокруг света» — на трассе газопровода Дашава—Минск, ударной комсомольской стройке...
Мы поселились в одной из бригад — их называют колоннами, — поселились вместе с рабочими в поселке, состоящем из нескольких вагончиков на колесах. Такие поселки кочуют вместе с жильцами с места на место; в их тесных комнатушках, похожих на матросские кубрики,  — нехитрый холостяцкий уют общежития.
Мы поставили наш «газик», привыкший отмахивать горячими шинами километр за километром, на прикол у вагончиков, и он тоже превратился в своего рода дом на колесах.
Колонну, в которой мы поселились, называли колонной Авраменко. У разбросанных на трассе газопровода строительных отрядов есть номера, но отличают их не по номерам, а по фамилиям начальников: колонна Панченко, колонна Яковенко, колонна Авраменко.
Борис Авраменко — один из самых молодых начальников колонн. Ему двадцать восемь лет. У него пышная, соломенного цвета копна волос, светлые добрые глаза и высокий покатый лоб. Руки его покрыты ссадинами и шрамами — следами былых работ. Это руки  мастерового  человека.  Авраменко умеет управлять бульдозером, трубоукладчиком, грузовиком и  еще  десятком  машин.
Кроме того, он может работать слесарем, сварщиком и монтажником. Кроме того, он выполняет нелегкие функции снабженца, требующие высокого дипломатического  искусства.
И еще Авраменко умеет бодрствовать по двадцать часов в сутки, умеет ругаться, не повышая голоса, и умеет в стылую осеннюю ночь спать у костра, подстелив одну полу ватника и накрывшись другой.
Вот краткая характеристика Бориса Авраменко, молодого человека двадцати восьми лет.
Каждый день с восходом солнца Авраменко... Но, собственно, этот очерк и есть описание одного дня колонны и ее начальника Бориса Авраменко. Не какого-то необычного  дня, венчающего  плоды больших и длительных работ, нет. Обыкновеннейшего трудового дня с его заботами и минутными праздниками.
6.00. Утро выдается погожее. Над болотом, над дальним озером плавает чуть подкрашенный солнцем туман. Весело трещат пускачи на тракторах, им басовито отвечают дизели, и мощный гул моторов разносится по плоскому, поросшему осокой и хвощами болоту. Колонна Авраменко сегодня прокладывает стальную, почти метрового диаметра трубу через болото.
Трубоукладчики — по-слоновьи медлительные, передвигающиеся на гусеницах краны — трогаются гуськом, покачивая крючьями, подвешенными к стрелам. У котлов, заполненных кипящей смолой, уже заправляется гудронатор (его называют «губернатором») — важный огромный грузовик с ненасытным металлическим чревом-цистерной.
Начинается день.
Авраменко идет вдоль красной, успевшей поржаветь трубы, положенной на край траншеи. Сварщики уже соединили двадцатиметровые отрезки, и длинное змеиное тело трубы, изгибаясь на неровностях почвы, плотно лежит на земле, придавив траву многотонной тяжестью.
А дальше — болото, через которое надо пройти. Поблескивает мутная вода в траншее. Поблескивают «окна» на болоте. Попробуй двинь машину на зыбкий торфяной покров, маскирующий коварную зыбь, — угробишь технику.
Трубоукладчики, ворочая широкими гусеницами, подходят к трубе, выстраиваются в линию. Они стоят у самого края топи, у невидимой границы, отделяющей запретную для машин зону.
Авраменко прикидывает. К нему, спрыгнув с высоких сидений укладчиков, не спеша идут водители. Сейчас состоится совещание. Оно продлится столько времени, сколько надо для того, чтобы зажечь папиросу, выкурить ее и загасить окурок о подошву сапога.
Авраменко  прикидывает.
Это не первое болото на пути колонны, и они пройдут его, нет сомнения. Но у них мало времени.
На твердом грунте прокладывать трассу — нехитрая штука. Сварщики соединяют трубы в километровые плети. Затем укладчики поднимают плеть и надевают на висящую в воздухе трубу очистную машину — увенчанное мотором кольцо. Эта машина нанизывает себя на трубу, снимая металлическими щетками .. ржавчину. полируя  металл  до  блеска.  И
вслед за ней еще одна машина обливает металл расплавленным битумом и бинтует обожженное железное тело трубы широкими лентами бризоля. Теперь влага не сможет проникнуть к металлу, чтобы начать медленную и страшную работу разрушения.
Потом... потом сварщики соединяют на стыках плеть с плетью, и укладчики опускают трубу на дне траншеи.
Да, на твердом грунте вести трассу не штука. Попробуй на болоте!
7.00. Водители укладчиков собираются вокруг Авраменко. Их пятеро.
Насупленный, строгий Яков Савченко — самый бывалый из пятерки; Саша Пархоменко — маленький, тихий человек с громкой фамилией; двадцатилетний весельчак Саша Картунов; чуть старше его Слава Белозер, заканчивающий здесь, в белорусских болотах, свою восьмую трассу. И пятый — Иван Гринь, новичок.
— Так вот, такое будет решение, хлопцы, — бросает Авраменко. — Болото будем проходить на плаву. Ты, Савченко, будешь головным. А ты, Гринь, — между Савченко и Пархоменко. Они тебя поддержат в случае чего. Мнения особые будут?
— Пройдем, — коротко отвечает Савченко.
— Не в первый раз, товарищ начальник, — с усмешкой говорит Картунов. — Это не Чижиково болото.
Чижиково болото. Оно надолго останется в памяти у Авраменко. Это было еще под Львовом, когда трасса только начинала гусеницей выползать на север, держа направление к Минску. Болото было маленьким, но злым. Оно было бездонным, это Чижиково болото, и это сразу понял Авраменко. Он, натянув резиновые сапоги, прошелся по осоке, у края топи, с хлюпаньем вытаскивая ноги иэ цепкой грязи.
Авраменко работал тогда на трубоукладчике. На совещании в колонне, перед тем как атаковать болото, Авраменко предложил пройти топь новым способом, о котором прочел в специальных журналах и о котором тогда еще только начинались разговоры. Авраменко посоветовал протащить трубу на плаву, не загоняя машины в зыбкий торф. Способ, предложенный водителем, был простым, по-русски дерзким и обещал исключительный выигрыш во времени и денежных затратах.
Гигантскую плеть — спаянную километровую трубу — вытаскивали на сухой участок, на «берег» болота, и там ее очищали, покрывали изоляцией и готовили к укладке в траншею. Затем край трубы прикрывали заглушкой и, опустив плеть в воду, как понтон, толкали ее укладчиками по заполненной водой траншее в болото. Труба шла по воде легко и споро, она протыкала болото, как раскаленная  игла протыкает воск.
Ребята — те, кто был посмелее и чутко отзывался на каждую смелую мысль, — поддержали Авраменко. Начальник колонны отклонил предложение. То ли взыграло оскорбленное  самолюбие,  то ли  просто предпочел работать по старинке. Водители, привыкшие к суровой дисциплине, подчинились приказу.
По расчетам Авраменко преграду можно было преодолеть за семь-десять дней. Колонна штурмовала Чижиково болото три с половиной месяца.
Укладчики и тракторы вязли в торфе. Сварочный агрегат носили по болоту на руках. Грузовики без конца подвозили в колонну лес для гатей. Первый ряд бревен тонул под тяжелыми гусеницами, рвавшими дерево в клочья. Тогда стелили второй ряд — поперек. Потом стелили третий, четвертый, пятый и шестой Бездонное болото было начинено бревнами, как коробок спичками. Укладчики тонули, вытаскивали друг друга своими мощными кранами и снова тонули.
Когда Чижикоео болото было пройдено, колонна созвала общее собрание. На собрании трактористы посоветовали своему начальнику уйти из колонны. Они попросили назначить начальником Авраменко.
Следующее болото колонна прошла на плаву, и больше она не знала  задержек.
10.00. Укладчики, вытянувшись поездом, подняв тросами конец длинной трубы, волокут ее вдоль траншеи из болота на сухой участок, к опушке чахлой, отравленной сыростью рощи.
Авраменко, стоя на насыпи, выросшей у траншеи, следит за движением поезда. Гул дизелей и предостерегающее покрикиванье сирен, поставленных на укладчиках, заглушают слова начальника, и Авраменко, если требуется его вмешательство, отдает команды жестами.
Труба сантиметр за сантиметром выползает из болота. Она изгибается и кажется отсюда, с насыпи, живой. Авраменко уже изучил повадки и коварство длинной, иногда чересчур «живой» стальной змеи и научился укрощать ее буйство.
Двадцатиметровые отрезки трубы, которые привозят на стройку, холодны и безжизненны, но, соединившись  в тугую плеть, они приобретают неожиданные свойства. От резкой утренней смены температур конец такой плети может внезапно совершить бешеный скачок — и несдобровать тому, на кого обрушится многотонный удар железного хвоста. Поднятая укладчиками над землей плеть может начать, медленно извиваясь, вращаться, и если это вращение не насторожит водителей, труба перевернет укладчики, зароет их носами стрел в землю.
Много хлопот причиняет строителям труба, прежде чем уляжется  в  землю  стальным тоннелем, соединяющим подземные  океаны газа  с  далекими  городами.
И вот Авраменко улавливает еще затаенное, чуть приметное вращение трубы. Он предостерегающе поднимает руку. Укладчики рассредоточиваются по фронту работ, чтобы предотвратить аварию
12.00. Несмотря на усилия моторов, несмотря на помощь подошедшего к укладчикам трактора, плеть не хочет покидать своего болотного ложа. Задержка. Две крайние машины — Савченко и Гриня — почти входят в болото. Торфяной настил зыбко волнуется под гусеницами — болото точно собирается поглотить машины, открыв под зеленым травяным ковром черное окно трясины.
Савченко — он на самом трудном участке — действует умело и осторожно. Гусеницы его машины не совершают ни единого рывка, они мягко подминают под себя траву. Ведь трубоукладчик — грубая и неуклюжая машина только на вид и только для тех, кто за грубыми швами сварки не способен разглядеть тонкую нервную систему могучего  агрегата...
Зато Гринь допускает какой-то незаметный просчет. Этот неудачник Гринь! Вечно у его трубоукладчика неполадки. То трос лопнет, то в болоте застрянет. Сколько раз ребята советовали снять Гриня с укладчика, но Авраменко все возится с ним. надеется — будет толк.
Машина Гриня пробивает верхний слой торфа и оседает набок. Гусеницы продолжают вращаться, взбивая торф в пенистое месиво, и укладчик оседает еще больше. Вместо того чтобы остановить машину и осмотреться, Гринь — что значит нет опыта! — неловко старается выправить положение.
Стрела укладчика наклоняется, и теперь все плечо трубы повисает на тросе, прикрепленном к укладчику Савченко. Тот вовремя успевает «майнуть», ослабить трос, чтобы он не лопнул от напряжения, иначе резкое падение трубы может перевернуть другие машины.
Авраменко, перепрыгнув через траншею, бросается к беспомощно наклоненному укладчику Гриня и берется за рычаги. Движения его точны  и  рассчитаны.
12.30. Очистная машина медленно ползет по трубе, обхватив ее кольцом катков. Щетки с воем  скребут железо, и ржавая пыль поднимается плотным облаком.
Лицо машиниста Вити Ильичева покрыто рыжей маской пыли: от этого еще ослепительней кажется его улыбка. Тридцать километров прошла машина Ильичева после «капиталки». Тридцать километров в металлической пыли — это кое-что значит. Пыль набивается во все  дышащие части мотора, проникает сквозь заслон фильтров в цилиндры. Через каждые пятьсот метров Ильичев останавливает свою машину и промывает фильтры. Он позже всех покидает место работы и раньше всех начинает трудовой день.
Вслед за Ильичевым движется изоляционная машина. Подвешенное к ней корыто полно горячей смолой, которой машина смазывает трубу. К машине, волоча шланг, подъезжает гудронатор, чтобы пополнить запас кипящей смолы. Но гудронатор не трактор, его колеса беспомощно буксуют там, где легко прокладывают дорогу гусеницы.
Шофер Паша Глучкевич работает в колонне третий день, и Авраменко не спешит вмешиваться: пусть парень сам ищет выхода. Надо присмотреться к нему. Авраменко прощает людям ошибки, если они вызваны рабочим азартом, но не прощает душевной лени и бестолковости.
Глучкевич разворачивает гудронатор и переезжает на другую сторону траншеи. Там сухо, но зато гудронатор отделен от изоляционной машины канавой, заполненной водой. Шофер бросает машинисту толстый гофрированный шланг, прыгает через траншею. Он успевает уцепиться руками за какой-то штырь, торчащий из машины, и рабочие подхватывают шланг. Глучкевич выдерживает свое первое маленькое испытание, не подозревая, что за ним наблюдает строгий экзаменатор. Авраменко улыбается.
14.00. День хмурится. Над болотом, где прогуливаются аисты, привыкшие к шуму моторов, ползут низкие рваные тучи, дождь. Работы затихают: трубу нельзя изолировать под дождем.
Авраменко спешит к котлам, где плавится битум. У котлов суетятся рабочие — Володя Карпа и Филипп Остапук. Дождь может натворить немало бед, если не успеть как следует прикрыть котлы. Попав в котел, вода оседает на дне и, превратившись в пар, вытесняет битум; расплавленная смола лезет из огромных чанов, словно квашня из кадушки, и в конце концов в котле не остается ни капли смолы. А это означает, что колонна простоит целые сутки, пока котлы не будут заправлены новыми порциями битума.
Остапук и Карпа накрывают котлы металлическими листами. Видно, вода уже успела проникнуть под битум, и он пузырится, обдавая людей палящими брызгами. Рабочие прикрываются рукавами и, морщась, смахивают с ладоней черные капли.
На помощь рабочим вслед за Авраменко к котлам бегут трактористы. Закон взаимопомощи властвует в колонне прочно и безраздельно, и нет худшего проступка, чем нарушение этого закона.
15.00. К Авраменко подходит фельдшер Валя Козлова, ведя за собой смущенно упирающегося маленького Пархоменко. Рука у Саши туго перевязана ослепительно белым  бинтом
— Что, наконец-то нашла случай попрактиковаться? — спрашивает Авраменко у Вали.
Эта русоволосая дивчина, приехавшая на стройку из-под Калинина, второй год работает в колонне и второй год жалуется на полное отсутствие практики. «Я теряю квалификацию», — говорит она. И каждый раз Авраменко с притворным сочувствием вздыхает. С пустяками к Вале не обращаются, а серьезные болезни минуют этих закаленных крепышей.
И вот теперь Валя ведет за руку Пархоменко.
— Вы посмотрите, товарищ начальник, он, оказывается, целый день работал с такой рукой!
— Да что тут, — мнется Пархоменко. — Так, тросом. Маленько.'
— Я, как медицинский работник, протестую, — не сдается Валя. — У него проволокой пробита ладонь.
— Сладу с ней нет, — жалуется Саша. — Так и сыплет словами, так и сыплет.
Что должен ответить Аврамен-ко? Что,  будь он на месте Саши, он тоже не покинул бы укладчик? Но так он сказал бы год назад,  когда  работал  водителем...
И начальник колонны строго говорит:
— Ты, Саша, подчиняйся медицине. Давай-ка я сменю тебя.
17.00. Грузовики с установленными на кузовах будками  увозят колонну к вагончикам. Всего лишь месяц назад этот городок на колесах был рядом с передним краем работ. Теперь колонна ушла далеко вперед.
Трубу спеленали черными лентами бризоля, прикрыли заглушкой и сбросили в траншею. Завтра с рассветом труба поплывет через болото. У котлов остается дежурный — Володя Карпа. Он взбирается на остывающий укладчик, перебирает рычаги. Вспоминает все, чему в свободные часы учил его начальник колонны. Вот рычаг сцепления, вот управление лебедкой крана, вот рычаг противовеса. «Мы из тебя водителя сделаем — первый класс!»—говорит Авраменко. Володе очень хочется, чтобы сбылись слова начальника колонны, и поэтому он всегда охотно остается на дежурство, чтобы в одиночестве управлять холодной машиной, силой своего воображения заставлять ее идти по болоту, поднимать многотонные грузы, карабкаться  на  косогоры...
Уже в темноте к огню подъезжает грузовик с бревнами для строительства подъездных дорог. Чтобы разгрузить машины, нужен трубоукладчик, но все водители уже уехали в городок.
— Вот незадача-то, — бормочет шофер,—складывать их здесь, что ли?
— Давайте я разгружу,—предлагает Володя.
— Зелен ты еще, — говорит шофер.
— А я умею, меня Авраменко учит.
— Ну, если Авраменко, — с уважением произносит шофер. — Тогда давай, парень, постарайся...
21.00. В этот час Авраменко сидит в вагончике, в красном уголке,  у  большого  приемника.
В красном уголке шумно, стучат костяшки домино, кто-то вслух читает рассказ из «Перця», кто-то  ищет  «свою» радиоволну.
Авраменко, примостившись у края стола, пишет письмо домой. Это длинное, обстоятельное письмо на Украину, родным, с перечислением поклонов и пожеланиями наилучшего  здоровья.
«...что касается до нашей жизни, то у нас все в порядке, вот только с братом Романом случилась беда. Как только выписал я брата в колонну, то поставил к котлам, чтобы он работал и учился. У нас без знания техники никак невозможно. Ночью на дежурстве к нему подошли незнакомые и предложили продать бри-золь, потому что этот бризоль очень хорошо идет на крыши, лучше толя. И они стали предлагать деньги, а Роман, конечно, эти деньги не взял и повел с ними разговор круто. Словом, в драке они обварили Роману ногу горячей смолой из котла, но Роман их все-таки прогнал. Теперь у него дело идет на поправку, и он должен вернуться из Львова. Вся колонна его ждет, и мы его обязательно выучим на тракториста.
Вы спрашиваете, куда мы подадимся после этой стройки? Работы, конечно, везде хватает, но думаем мы поехать на строительство нефтепровода «Дружба». Может, вы читали в газетах про это строительство. Мне это особенно интересно, потому что строить будем в Карпатских горах, а в горах я еще не работал. Вот болот, правда, насмотрелся, это факт...»
К десяти часам городок на колесах спит. Тихо. И только над вагончиком-столовой вьется сизый легкий дымок. Повар уже живет будущим днем — готовит завтрак, чтобы не задерживать ребят по-утру.
Материал  подготовлен  бригадой
экспедиции:  И.  ГОЛИЦЫНЫМ
и В. СМИРНОВЫМ


МИРАЖ или ДЕЙСТВИТЕЬНОСТЬ
Ю. ТОМИЛИ Н, П. АНАТОЛЬЕВА
«ДВЕРЬ, ВЕДУЩАЯ К СЕРДЦУ АФРИКИ»
В строении рельефа африканского континента есть одна интересная особенность. Вдоль многих участков побережья возвышаются горы, которые затем постепенно понижаются. Некоторые исследователи в свое время предположили, что внутренние районы Африки, в частности пустыня Сахара, лежат даже ниже уровня моря. В связи с этим в конце прошлого века и возник проект создания грандиозного водного пути в глубь Африки. Авторы проекта предлагали прорыть небольшой канал у оазиса Уаргла, где Атласские горы расступаются и образуют «проход» в Сахару. Воды Средиземного моря, предсказывали авторы проекта, хлынут в Сахару, пророют себе естественное русло, и возникнет прекрасный водный путь в  глубь  Африки.
Строительство такого канала не потребует больших затрат, зато сколько выгод сулит эта «дверь», ведущая к сердцу Африки! От сказочных перспектив обогащения закружились головы у европейских колонизаторов. Им уже представлялось, что в глубь Африки плывут корабли с солдатами и дешевыми товарами, а навстречу им движутся суда, доверху нагруженные алмазами и золотом, слоновой костью и красным деревом, какао и пальмовым  маслом.
Однако оказалось, что Сахара в основном лежит выше уровня океана. И от проекта «открытой двери» пришлось отказаться.
Но это не помешало колонизаторам продолжать грабить Африку другими способами, беззастенчиво расхищать ее природные ресурсы, жестоко эксплуатировать африканские  народы.

БОГАТАЯ «БЕДНАЯ» АФРИКА
Иностранные колонизаторы так быстро «преуспевали» на этой богатой земле, что скоро Африку стали называть  «бедной».
Стараниями английских, французских, португальских, бельгийских и прочих колонизаторов был искусственно создан громадный разрыв в хозяйственном развитии между Европой  и Африкой.
Развитие африканской промышленности и сельского хозяйства всячески задерживалось. Весь континент был огромным сырьевым придатком для промышленности стран-метрополий. Такой порядок считался незыблемым и сохранялся насилием.
В наши дни огромные перемены происходят на африканском континенте. Все новые и новые страны разрывают цепи колониального рабства и выходят на арену самостоятельного развития. 26 стран Африки получили уже государственную независимость. Теперь на повестке дня вопрос о независимости экономической.
Не может быть подлинной независимости африканских стран без развития их национальной промышленности.
Но развитие современной промышленности невозможно  без  энергетической базы. И тут мы снова должны вспомнить особенность африканского рельефа, о которой уже шла  речь.
Дело в том, что все крупнейшие реки Африки начинаются на внутренних склонах краевых возвышенностей. Обильные тропические ливни делают их необычайно полноводными и мощными. Но не так-то просто прорваться к океану через скалистые преграды этим потокам воды. Реки совершают сложный, извилистый путь. Они стремительно мчатся по дну глубоких узких ущелий, низвергаются вниз с крутых уступов грохочущими водопадами (только на реке Замбези находится 72 водопада и среди них один из крупнейших в мире водопадов — Виктория) и, наконец, отдают океанам бесчисленные кубометры воды, а вместе с ней громадную энергию, не использованную человеком.
Огромная водоносность и обилие порогов обеспечивают Африку богатейшими запасами дешевой гидроэнергии. Гидроресурсы Европы оцениваются в 600 миллиардов киловатт-часов в год, Америки — 1 400 миллиардов киловатт-часов, Азии — 1 500 миллиардов киловатт-часов, а Африки — 2 500. Африка обладает 40 процентами всех гидроресурсов Земли!
Оказывается, бедная (по вине чрезмерно заботливых опекунов) в промышленном отношении Африка имеет колоссальный потенциал для развития всех отраслей промышленности. У богатого гидроресурсами «Черного континента» есть вез основания  стать  богатым  экономически.

Известно, что только государства, входящие в военно-колониальный Североатлантический блок, тратят на гонку вооружений 62 миллиарда долларов в год. Если употребить на рйзвитие и подъем, например, стран Африки хотя бы половину этой суммы, идущей ежегодно на непроизводительные и опасные для мира цели, то можно было бы осуществить грандиозные инженерно-технические проекты, включая планы Инги, Конкуре, Занзибара и Вольты — это планы строительства крупных гидростанций и оросительных систем, промышленных предприятий, преобразования земледелия. Освобожденные народы Африки могли бы повсюду создать школы, университеты, больницы, дороги и осуществить другие меры, которые позволили бы поднять и земледелие на более высокий  современный  уровень.
Из Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам, внесенной на рассмотрение XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН Председателем Совета Министров СССР Н. С. Хрущевым.

«УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ»
На первый взгляд африканские реки кажутся неукротимыми, не поддающимися человеку, настолько они огромны, стремительны. Чтобы заставить диких, норовистых буйволов служить человеку, им через ноздри — самое болезненное и чувствительное место — продевают кольцо. Такое уязвимое место есть и у африканских рек. Это те узкие теснины в горах, которые, как тиски, сжимают русла самых непокорных рек. Вот в таких-то местах и удобно строить плотины для получения электроэнергии и орошения засушливых районов.
Одна из таких теснин — водопад Виктория — находится у города Ливингстон на реке Замбези. Со страшным шумом падает здесь вода с высоты 120 метров. А затем строптивая река продолжает свой путь по узкому ущелью, которое называется Кариба.
Во время разлива — обычно в марте — зрелище водопада Виктория и Карибского ущелья становится еще более грандиозным. Грязно-желтая бурная вода поднимается на 20—30 метров выше обычного уровня. Природа сбрасывает с себя все путы, наводит страх и ужас на людей.
В 1957 году у жителей бассейна реки Замбези были все основания опасаться крупного разлива: дожди а то время были особенно затяжными и обильными. Грохот и рев водопада дошел до предела. В узких ущельях вода поднялась на небывалую высоту. Это было тем более некстати потому, что в ущелье Кариба началось строительство дамбы. Еще во время «малой воды» в русло реки было уложено несколько огромных бетонных блоков, которые должны были во время половодья защитить стены и фундамент плотины. Однако почти все созданное трудом человека было сметено разъяренными потоками. Но вот уровень воды опустился, и строители  вновь приступипи к работе.
Такое наводнение, как в 1957 году, случается самое большее раз в тридцать лет. Об этом говорит многолетний опыт. Все были уверены, что в 1958 году наводнение не повторится и бетонные блоки на сей раз выдержат. Близился час укрощения строптивой Замбези.
Наступил март 1958 года. Начались дожди, и... новое наводнение оказалось еще более ужасным, чем прошлогоднее.
Мутные глинистые воды мгновенно обрушились на почти готовые стены плотины. Строителям оставалось только сверху, со скал, наблюдать за зловещей битвой, разыгравшейся между бетоном и взбесившейся водой.
Фундаменты бетонных опор не выдержали и обрушились. Вода поднималась все выше, затопляя сооружения. Автодорожный мост развалился на две части. Их, словно щепки, подхватили бушующие потоки и понесли вниз. Разъяренная река словно говорила строителям: поняли ли вы, какие грозные силы пытались покорить?
Это было самое сильное наводнение за многие десятки лет.
Внезапно пришло наводнение, и так же быстро вновь опустился уровень воды На строительные площадки возвратились рабочие. Возобновились работы.
Сейчас закончена первая очередь строительства. В мае 1960 года состоялось официальное открытие Карибской гидроэлектросистемы, которая состоит из плотины высотой в 128 метров, электростанции мощностью в 600 тысяч киловатт и оросительной системы, включающей огромное озеро площадью более 2  тысяч квадратных километров.
Так укрощается одна из бурных и непокорных африканских рек. Но воды Замбези, проходящие сквозь Карибскую плотину, — это лишь тоненькая струйка из мощного потока гидроресурсов  Африки.
Существует несколько проектов обуздания крупных  африканских рек. Их осуществление сулит огромные выгоды: дешевую электроэнергию, орошение засушливых районов, ликвидацию наводнений, улучшение условий судоходства.
Расскажем кратко о некоторых  из них.

ВОЛЬТА ЖДЕТ...
Вольта, даже по африканским масштабам,— крупная и полноводная река. Однако большинство ее притоков, за исключением Черной Вольты,  наполняются водой лишь в дождливый период — с мая по октябрь. В остальное время года — почти семь месяцев — они сильно пересыхают. Но вот что произойдет после того, как будет осуществлен гидротехнический проект.
Плотина в нижнем течении Вольты образует озеро длиной в 320 километров. Оно поможет оросить 200—300 тысяч акров земли, страдающей сейчас от пересыхания притоков Вольты. Кроме того, озеро даст рыбу — примерно 18 тысяч тонн в год — и будет служить прекрасным водным путем из внутренних районов Ганы к Гвинейскому заливу. Недалеко от устья Вольты будет построен новый современный порт Тема.
Но главным звеном в системе Вольты должна быть электростанция мощностью в 617 тысяч киловатт. Ее сооружение позволит увеличить производство электроэнергии в Гане в 100 раз.
В недрах Ганы залегают сотни миллионов тонн высококачественных бокситов, содержащих 50—56 процентов алюминиевых окислов. Электроэнергия поможет извлечь из бокситов алюминий. До 90 процентов электроэнергии будет потреблять новый алюминиевый завод. Гана станет крупнейшим мировым производителем этого серебристого  металла, обогнав Германию, Францию  и  Англию.
Сочетание в непосредственной близости залежей бокситов, источника дешевой электроэнергии и крупного порта сделает алюминий Ганы дешевле, чем алюминий американский,  канадский,  английский.
Другие африканские страны смогут импортировать алюминий для своей промышленности не из-за океана, а из Ганы. Электроэнергия даст жизнь не только алюминиевой промышленности, но и лесообрабатывающей, бумажной, консервной.
И тогда экономика Ганы перестанет зависеть от урожая какао (основная экспортная культура страны) и от цен на какао на мировом рынке.
Таков проект Вольты. Он типичен для Африки прежде всего потому, что природные условия благоприятствуют его осуществлению.
Но типичен он и в другом отношении: на его пути стоят большие трудности. Уже тридцать семь лет Вольта ждет, когда на ее берега придут гидротехники: идея использования реки Вольты возникла еще в 1924 году. Такой солидный возраст проекта объясняется тем, что для его осуществления нужно 867 миллионов долларов. Таких денег у Ганы, всего 4 года назад получившей  независимость,  нет.

* * *

Квилу — это нижнее течение Ниари, протекающей по территории Среднего Конго. В 170 километрах от устья Квилу врезается в горный массив Майомбе и сквозь ущелья выносит свои воды в океан. Одно из таких ущелей — Сунда. Оно сужает русло реки до 40—100 метров и  удалено от  устья всего  на  90  километров, В 1953 году было проведено исследование ущелья Сунда, и оказалось, что это место очень удобно для сооружения гидроузла. Запроектированная плотина приведет к образованию озера площадью в 1 600 квадратных километров. Это почти втрое больше Женевского озера. В год электростанция будет давать 7 миллиардов киловатт-часов электроэнергии.

* * *

Уже эти возможности «небольших» африканских рек заставляют задуматься. А что же можно ждать от больших рек? Что может дать, например, река Конго, этот великан, водоносность которого превосходит только Амазонка? В самом деле, если представить себе все возможности Конго, то получится просто фантастическая картина. Ведь здесь находится более одной восьмой всех водных ресурсов Африки.
Река-гигант, плавно несущая свои воды на протяжении многих тысяч километров, в своем нижнем течении встречает 32 гигантских порога.
В обширном бассейне Конго есть место, которое по своему расположению идеально подходит для строительства  плотины.  Оно  удалено от устья только на 20 километров. И называется это место — Инга. Разница уровней в стремнине Инги составляет  96  метров!

Фото. 3десь будет  построена ас-Сад алъ-Али.
Фото. Экскаваторщик с Куйбышевгидростроя Ахмед Низямов быстро обучил своей профессии араба Абдулу Миян.
Фото. Двадцатипятитонные самосвалы пришли на строительство.

По имеющемуся проекту сначала часть реки с помощью плотины оттеснят под землю. В дальнейшем предполагают перегородить реку другой плотиной, с тем чтобы использовать всю силу реки. Вода  пройдет  через  ряд  расположенных одна за другой электростанций и приведет в движение 200 генераторов, которые будут давать ежегодно 240 миллиардов киловатт-часов. Эта астрономическая цифра равняется потреблению электроэнергии во всей Европе. По другим вариантам предполагается довести выработку электроэнергии на Инге до 320 миллиардов киловатт-часов  в  год.
Авторы проекта рассчитывают, что его осуществление займет 30 лет и будет стоить 5 миллиардов долларов.


ГДЕ ЖЕ ВЫХОД?
Колониальное иго надолго затормозило развитие производительных сил африканского континента. Однобокая, монокультурная экономика и нищета населения — вот какое наследство  оставили  колонизаторы молодым независимым государствам.
На континенте, способном по своим потенциальным возможностям прокормить все человечество, население никак не может похвастаться изобилием продуктов питания. Ведь колонизаторы заботились лишь о развитии экспортных культур и мешали производству продуктов питания для местного населения. Хищнические методы, практиковавшиеся колонизаторами, тяжело сказываются на состоянии сельского хозяйства африканских стран. С севера и с юга неумолимо надвигаются пустыни, пожирая метр за метром плодородную почву саванн, неся с собой голод, смерть. Голод наступает и  на «внутреннем фронте»: плодородие африканских земель падает из-за эрозии почвы — страшного бича Африки.
Ключ к решению обеих проблем— индустриализации Африки и подъему ее сельского хозяйства — комплексное развитие гидроресурсов. В африканских странах понимают, что обуздание рек — это электроэнергия плюс орошение. Но у молодых государств нет средств, техники и специалистов, которые необходимы для осуществления  грандиозных  проектов.
Если бы колониальные страны возвратили хотя бы небольшую часть тех богатств, которые они награбили в Африке, то на африканских реках быстро бы встали высокие плотины. Однако английские, французские, бельгийские банкиры и промышленники не торопятся платить  долги.
Правда, сейчас они (прежде всего американцы) много говорят о помощи экономически слаборазвитым странам, но обусловливают эту помощь целой серией условий, принятие которых поставило бы африканские страны в экономическую и политическую зависимость. Принять эту «помощь» — значит заменить одну форму колониализма другой.
Все эти проекты (Вольта, Инга, Квилу и др.) разрабатывались в империалистических странах, и осуществление их рассчитано на долгие годы. Ведь империалисты не были заинтересованы в быстром экономическом развитии африканских стран.
Где же выход? Неужели проекты обуздания африканских рек — всего лишь заманчивая утопия? Неужели новые города, заводы, поля, которые может вызвать к жизни энергия рек, — это лишь мираж? Неужели осуществление этих проектов станет возможным только спустя много лет — тридцать,  а  то  и все  сто?
Нет, африканские страны не могут ждать  так долго.  Где же  выход?
Хороший пример показывают Конкуре и Асуан.

КОНКУРЕ - БУДУЩЕЕ ГВИНЕИ
Конкуре — самая большая река Гвинейской республики, хотя по общеафриканским  масштабам она не велика. Река начинает свой путь на огромном горном массиве Фута-Джаллон и впадает в Атлантический океан недалеко от столицы Гвинеи — Конакри. Реку питают обильные осадки. Однако распределяются они в течение года неравномерно. В период тропических ливней Конкуре ежесекундно вливает в океан 6 тысяч кубометров воды. И хотя в другое время водоносность реки значительно сокращается, тем не менее в течение года она может дать 6 миллиардов киловатт-часов. А этой электроэнергии как раз и недостает молодой республике для развития собственной промышленности и прежде всего для производства алюминия.
Гвинея очень богата бокситами, основные месторождения которых находятся во  Фриа.
В сорока километрах от Фриа, в районе Суапити, река Конкуре протекает по дну довольно глубокой долины,  образованной  отрогами Фута-Джаллон. Немного ниже эти отроги почти смыкаются, образуя узкий выход из долины, через который Конкуре продолжает свой путь  к  океану.
Именно здесь, в районе Суапити, и предусмотрено строительство плотины и подземной гидроэлектростанции. Энергия этой станции позволит Гвинее выплавлять 150 тысяч тонн алюминия в год, то есть столько же, сколько производит Франция.
Правительство независимой Гвинеи решило  в  первую  очередь  приступить к осуществлению проекта Конкуре. Был проект, было огромное желание провести его в жизнь, но где взять средства?
И средства  нашлись.
В сентябре 1960 года Советский Союз, идя навстречу просьбе Гвинейской Республики, выразил согласие участвовать в осуществлении строительства комплекса сооружений на реке Конкуре.

17 ПИРАМИД ХЕОПСА
Асуанский  проект  включает строительство высотной плотины, гидростанции и ирригационной системы. Долгое время Египет, подобно другим африканским странам, не мог приступить к его осуществлению из-за недостатка финансовых и технических средств. Ведь общая стоимость всего строительства оценивается в 367 миллионов египетских фунтов, или в 1 миллиард долларов!
Западные державы поначалу вообще отказались помогать в строительстве Асуанской плотины, а затем согласились, но выдвинули такие условия, принятие которых означало бы, что Египет должен отказаться от проведения самостоятельной внешней политики, вступить в военный блок и допустить к управлению экономической жизнью страны иностранные монополии. Бывший американский сенатор Ноуленд откровенно заявил, что «согласие Запада оказать помощь в строительстве плотины... основывалось на том, что Египет будет дружественно относиться к Западу и подчинит ему все свои силы и средства».
Египетское правительство отвергло наглые требования империалистов и обратилось за помощью к Советскому Союзу. И Советское правительство согласилось помочь арабам  осуществить  их  заветную мечту.
Строящаяся с помощью советских инженеров и техников высотная Асуанская плотина — это уникальное гидротехническое  сооружение.  Ее высота составит 111 метров, длина— 5 километров, ширина у основания — около 1 300 метров. На ней будет построена дорога шириной в 32 метра. Будет создано огромное водохранилище объемом в 130 миллиардов кубических метров.
Новые ирригационные системы, созданные на основе высотной Асуанской плотины, помогут освоить земли общей площадью в 2 миллиона акров. 300 тысяч гектаров земли получат круглогодичное орошение, что позволит выращивать на них два-три урожая в год вместо одного.
На базе Асуанской плотины будет сооружена одна из крупнейших в мире гидроэлектростанций, которая даст ежегодно 10 миллиардов киловатт-часов дешевой электроэнергии.
Национальный доход Египетского района ОАР увеличится на 35 процентов.
Для оказания помощи народу ОАР в строительстве ас-Сад аль-Али Советский Союз послал своих лучших ученых, конструкторов и инженеров — тех, кто имеет богатый опыт строительства гидроэлектростанций на Днепре, Волге, Ангаре. Свыше 100 советских заводов приняли заказы на оборудование и материалы для этой стройки.
Принятие советского проекта высотной Асуанской плотины позволит значительно сократить сроки строительства и даст экономию в 12 миллионов  египетских фунтов.
Знаменитая пирамида Хеопса считается символом титанического труда. Тысячи людей строили ее в течение многих лет. Для того чтобы осуществить Асуанский проект, потребуется выполнить объем работ в 17 раз больший, чем при воздвижении пирамиды Хеопса. И потребуется на это всего 10 лот.
Пройдет 10 лет, и на месте бесплодной пустыни вырастут плотины, заводы, фабрики, зазеленеют поля маиса. Заманчивые планы станут действительностью.

ВЕК ПОДВИГОВ
Г.ГОЛУБЕВ
За минувшие сто лет немало замечательных страниц было вписано в историю географических открытий. Любопытно перелистать их сегодня, конечно, лишь очень бегло, потому что даже полный комплект журнала за все сто лет не смог бы вместить рассказ о подвигах, которые совершили в эти годы люди, познавая планету.
В наши дни, переносясь на самолете за четыре часа из Москвы в Ташкент, смешно рассказывать об этом как о дальнем путешествии. Но сто лет назад такой путь был не только трудным, но и крайне опасным: он вел в полную неизвестность. В те годы вряд ли кто из ученых даже знал точно географическое положение Ташкента, Самарканда и Бухары. Эти края долго оставались запретными для европейцев. Многим попытки проникнуть сюда стоили жизни.
В 1862 году венгерский путешественник Арминий Вамбери рискнул отправиться в Бухару через пески пустыни. Он шел псд чужим небом, переодетый бродячим дервишем, и больше всего боялся заговорить во сне на родном языке — тогда его разоблачат и предадут мучительной казни.
Еще более таинственными и недоступными были горы и пустыни Центральной Азии. И стирать с карты мира это громадное «белое пятно» пришлось в основном русским путешественникам.
Только путешествие по Центральной Азии одного Н. М Пржевальского составило целую главу в истории открытий. За этим путешествием с волнением следили все, рассказом о нем зачитывались  .
Когда Пржевальский умер, А. П. Чехов откликнулся на это печальное событие взволнованным некрологом. «Такие люди, как покойный, — писал Чеков, — во все века и во всех обществах, помимо ученых и государственных заслуг, имели еще громадное воспитательное значение... Изнеженный десятилетний мальчик-гимназист мечтает бежать в Америку или Африку, совершить подвиги — это шалость, но не простая... Это слабые симптомы той доброкачественной заразы, какая неминуемо распространяется по земле от подвига».
По стопам Пржевальского исследовать Центральную Азию отправилась целая плеяда замечательных русских путешественников, имена которых скоро стали известны всему миру. Экспедиция Певцова в 1888 году прошла от Тянь-Шаня до Гималаев, проведя маршрутную съемку на протяжении восьми тысяч километров! В 1893 году Козлов и Роборовский исследуют блуждающее озеро Лоб-Нор. загадка которого волновала  ученых  еще  с  глубокой  древности.
Одна за другой уходят экспедиции навстречу неведомому. Козлов открывает в глубине пустыни мертвый город Хара-Хото, Грум-Гржимайло — удивительную Турфан-скую впадину,  лежащую  на 154  метра  ниже  уровня  океана.
В те же годы, теряя последние силы, упрямо пробивается сквозь колымскую тайгу И. Д. Черский, разработавший схему геологического строения Сибири, которую крупнейшие ученые — его современники — назвали «изумительной и далеко опередившей» тогдашние воззрения. Когда он умирает, прерванные исследования продолжает его жена, М. П. Черская.
Эту героическую эстафету подвигов и открытий принимают в свои руки советские исследователи. В 1926 году в бассейне реки Индигирки С. В. Обручев обнаружил не нанесенный ка карты исполинский горный хребет — «в 1 000 километров длины. 300 ширины и до 3 000 метров высоты; по площади больше Кавказа и выше всех гор Северной Сибири. Это, быть может, последний большой хребет, котооый можно открыть на земном шаре», — так писал он о своем открытии. Новому хребту было присвоено имя Черского. Мужественными трудами исследователей Сибирь становится одним из самых изученных районов планеты. Ее просторы наносят на карту не отважные путешественники-одиночки, а десятки экспедиций, снаряженных по последнему слову науки и техники. И эта планомерная работа приводит к важным географическим открытиям.

АРКТИКА СТАНОВИТСЯ ОБЫКНОВЕННОЙ
Дольше всего оставались «белым пятном» на карте полярные районы. Когда в 1864 году Жюль Верн рассказывал о том, как смелый капитан Гаттерас нашел, что Северный полюс расположен на острове с высокими горами и вулканами, никто не мог назвать его роман фантастическим, потому что ни один человек на планете тогда еще толком не знал, какие тайны хранит ледяное сердце Арктики. Это для нас теперь плавание Гаттераса — фантазия.
Еще меньше знали сто лет назад о районах, прилегающих к Южному полюсу. На скованную вечным льдом суровую землю Антарктиды человек впервые вступил только в 1894 году. Этим человеком был норвежский капитан Борхгревинк, высадившийся ненадолго на мысе Эдар. До этого только немногие видели берега ледяного материка с кораблей или  высаживались  на соседние островки.
Тем поразительнее, какими поистине семимильными шагами шло за последние годы исследование Арктики и Антарктиды! За сто лет здесь было совершено выдающихся открытий  больше,  чем  за  всю  историю  человечества.
В 1873 году на картах появляется Земля Франца Иосифа И самое замечательное в этом открытии то, что оно было теоретически предсказано за несколько лет до этого русским ученым П. А. Кропоткиным. На основе изучения дрейфа судов и движения льдов в этом районе он пришел к выводу, что в полярных морях должен прятаться остров. И прогноз блистательно оправдался!
В первые два десятилетия нашего века вести о новых подвигах в ледяных просторах поражают мир почти каждый год. Но науке эти путешествия дают мало пользы. Они напоминают какую-то гонку с препятствиями: первым достичь полюса, первым пройти северо-западным путем... Но в результате изнурительного похода Пири к Северному полюсу мы, в сущности, узнаем только то, что Жюль Верн ошибался и эта заветная точка, так долго манившая исследователей, находится не на острове, а посреди океана. А  гонка  к Южному  полюсу стоит жизни  капитану Скотту и его спутникам.
И только когда были достигнуты оба полюса и стало некуда больше мчаться наперегонки, начинается подлинно научное исследование полярных областей, их «обживание».
Особенно быстро и успешно ведут эту работу советские полярники. На далеких островах возникают сотни метеорологических станций. Северо-Восточный проход постепенно превращается в нормально действующий Северный морской путь. Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров своим беспримерным дрейфом от полюса до берегов Гренландии не просто вписывают еще одну блестящую страницу в историю географических открытий и путешествий, а дают науке много новых сведений о течениях, дрейфе льдов, климате Арктики.
Арктика становится обыкновенной. Географы даже считают, что она теперь изучена ими лучше, чем, например, внутренние области Аравии. Однако удивлять нас сюрпризами она продолжает до сих пор. Советские исследователи «закрыли» легендарные Землю Санникова и Землю Андреева, но открыли зато не менее удивительные ледяные плавучие острова. Крупнейшей сенсацией явилось открытие на дне Ледовитого океана горного хребта Ломоносова. Последние исследования в Гренландии заставляют заново пересмотреть привычные представления: видимо, тут под исполинской ледяной шапкой  прячется не  один  остров, а целых три.
Еще больше загадок продолжает таить в себе Антарктида. В результате новейших наблюдений сюда пришлось перенести мировой полюс холода. И хотя на этот материк впервые ступила человеческая нога шестьдесят лет назад, теперь на нем насчитывается уже постоянное население в сотни людей. Детальное исследование его только еще начинается.

Открытие «голубого континента»
За минувшие сто лет, а точнее — даже за несколько последних десятилетий, на наших глазах произошло изумительное открытие не какого-то острова или горного хребта, а поистине целого нового мира. Он занимает почти три четверти поверхности нашей планеты, но до недавнего времени оставался столь же загадочным и недоступным для ученых, как самые далекие звезды. Этот вновь открытый мир — Мировой океан.
Если бы школьника шестидесятых годов прошлого века спросили на экзамене: «Какая наибольшая глубина океана?», то самый примерный ученик ответил бы «15 тысяч 180 метров». И учитель с восторгом бы поставил ему высшую оценку, ибо такой ответ свидетельствовал, что ученик знаком с новейшими открытиями того времени.
Глубину свыше пятнадцати километров измерил американский лейтенант Паркер, плавая в южной части Атлантического океана. Теперь мы знаем, что бравый лейтенант ошибся почти в полтора раза: столь глубокой пучины нет не только в Атлантике, но и вообще на Земле. Наибольшая, измеренная достаточно точно до сих пор глубина составляет 11 529 метров (Марианская впадина в Тихом океане).
Применение эхолота для промеров глубины произвело полный переворот в представлениях ученых о рельефе морского дна. Прежде дно считали «спокойным», ровным и плоским, как поверхность стола. А оказалось, что под толщей воды прячутся громадные горные хребты и ущелья, отнюдь не уступающие по своим размерам «земным». Через всю Атлантику, например, с севера на юг тянется Срединный Атлантический хребет, от которого во все стороны ответвляются отроги. Таких подводных гор на картах с каждым годом появляется все больше. Несколько их открыла, например, только в прошлом году советская экспедиция на «Витязе» в Индийском океане.
С каждым годом менялись представления ученых и о жизни в глубинах океана. Сто лет назад пределом обитания живых существ считали две с половиной тысячи метров глубины. В 1948 году крупный океанограф Петерсон утверждал, будто жизнь немыслима из-за огромного давления и низких температур на глубинах свыше шести тысяч метров. Но последние экспедиции советских ученых на «Витязе» в Тихом океане «опустили» уровень жизни до самого дна: оказывается, и на глубине свыше десяти километров обитают голотурии, актинии и моллюски. Мировой океан населен во всей своей  толще.
Чем больше узнавали ученые о сложности строения морского дна и о неиссякающем богатстве жизни в океанских глубинах, тем сильнее им хотелось взглянуть на все эти чудеса собственными глазами. Но эта мечта казалась самой несбыточной. Совсем еще недавно, в двадцатых годах нашего века, один из океанографов меланхолически писал: «Развертывается чудеснейшая картина жизни на дне моря, прелесть которой увеличивается тем, что нам никогда не удастся бросить взгляд на этот мир. «Никогда» это значит, что ни через тысячу, ни через десять тысяч лет».
После этого прошло не десять тысячелетий, а всего-навсего десять лет, и В. Биб с О. Бартоном опустились в своей батисфере на глубину 923 метра. А ныне человеку доступны и самые глубокие пучины океана. Год назад Жак Пикар в батискафе, сконструированном его отцом, известным ученым А. Пика ром. достиг дна Марианской впадины на глубине 11 529 метров!
«Голубой континент» штурмуют тысячи исследователей. Экспедиционные суда нащупывают на дне волнами эхолотов все новые горы и ущелья. Рейс за рейсом совершает в глубинах моря первая в мире советская научная подводная лодка «Северянка». Археологи в легководолазных костюмах ищут древние затонувшие корабли и развалины затопленных городов. А инженеры уже разрабатывают проекты добычи полезных ископаемых, тысячи ар"- таившихся на дне океанов. (Окончание на стр. 32)
Вторая молодость географии
За минувший век изменилось наше  представление о Земле.
Осталась прежней длина эталона-метра, хранимого при постоянной температуре и влажности в сокровенных подвалах. Но мы мыслим теперь иными масштабами и категориями, чем сто лет назад. Жюль Верн рассказывал о путешествии вокруг света за восемьдесят дней, и всем казалось это невероятным. Теперь подобное путешествие можно совершить меньше чем за двое суток, и  оно никого  не удивит.
Новые средства передвижения — и среди них особенно самолет — сблизили материки и страны. Как никогда прежде ощущает теперь человечество себя единой семьей. А искусственные спутники Земли и космические ракеты не только вселяют в душу каждого гордость могуществом человеческого разума, но и заставляют думать о судьбах вселенной, мыслить космическими масштабами.
В 1886 году на страницах журнала «Вокруг света» впервые появился перевод нового фантастического романа Жюля Верна «Робур-завоеватель». Это была смелая мечта о власти человека над пространством. А ныне мы открываем журнал и видим «принесенную» нам ракетой за сотни тысяч километров фотографию той стороны Луны, которая навеки была скрыта от нас природой.
Новая техника преобразует и мир и наше представление о нем. Очень хорошо сказал об этом замечательный французский писатель-летчик Антуан де Сент-Экзюпери:
«Самолет, несомненно, машина, но и замечательное орудие познания. Это орудие позволило нам открыть подлинное лицо Земли. Благодаря самолету мы узнали прямой путь. Стоит нам подняться над Землей, как мы покидаем дороги...
И вот мы превращаемся в физиков, в биологов, наблюдающих в глубине долин прекрасные творения цивилизации, расцветающие, словно парки, когда им благоприятствует климат. Пользуясь иллюминаторами как научными приборами для наблюдений, мы судим о человеке в масштабах вселенной. Мы по-новому перечитываем свою историю».
Читатели первого номера журнала «Вокруг света» сто лет назад беспокоились о том, удастся ли завершить строительство Суэцкого канала. Теперь мы видим на карте мира сотни искусственных рек и даже морей. Ученые уже пытаются точно, в цифрах, подсчитать, как человек повлиял на климат за эти сто лет, и рассуждают о новой оболочке нашей планеты. Они даже придумали для нее название — «логосфера». Ее образуют радиоволны, несущие над миром  голоса на  всех  языках.
Так на наших глазах происходит второе рождение одной из древнейших наук — географии. Из чисто описательной она превращается в науку действенную, преобразующую мир.
«Географ будущего, — говорит академик Д. И. Щербаков, — будет заниматься активным изменением характера отдельных местностей, областей, может быть, целых материков земного шара... В общем, из описателя географ превратится в творца природы».

Загадок еще хватит
Каждое новое открытие делает человека сильнее. Но есть люди, которых открытия огорчают. Это преимущественно весьма горячие юноши в возрасте от пятнадцати до двадцати.  А  порой и  до  старости.
Откроют Северную Землю — они огорчаются: «А что же мне остается делать? Все на Земле изучено!..» Обнаружат высочайший водопад Энджел-Фоллс в Венесуэле, как это произошло совсем недавно, — романтики жалуются: «Еще одной загадкой стало меньше. Эх, опоздали мы родиться!»
Они завидуют своим сверстникам — читателям самых первых номеров «Вокруг  света». Напрасно. Романтики-пессимисты были  и  тогда. Пожалуй, они были даже всегда.
Две тысячи лет назад великий географ древности Птолемей составил первую карту мира. С нашей точки зрения она совершенно наивна и неточна. Но предание рассказывает, будто знаменитый полководец Александр Македонский, взглянув на эту карту, горько расплакался: ему показалось обидным, что мир уже исследован, все страны открыты и он опоздал родиться для героических подвигов.
Взгляните получше на современную карту мира, и вы убедитесь, что нет оснований огорчаться романтикам и в наши дни. Почти все материки охвачены аэрофотосъемкой. Но это вовсе не значит, будто они исследованы до последнего уголка. Свидетельство этому — история открытия самого высокого водопада на Земле, уже упоминавшегося Энджел-Фоллс. Над ним летали не один раз, но точную его высоту удалось измерить только в 1948 году, и лишь после этого его нанесли на карты, да и то пока не на  все.
Меняется техника исследований, и планету как бы приходится изучать заново, с новой, большей степенью точности. А в таком уточнении нуждаются даже карты Подмосковья. Точные приборы позволяют впервые без ошибок измерить высоту давно известных гор. Искусственные спутники, вращающиеся вокруг Земли, помогают впервые достаточно точно измерить расстояния между материками.
Новая техника позволяет нам все глубже проникать в пучины океана. Но просторы «голубого континента», занимающие почти три четверти поверхности нашей планеты, остаются еще во многом загадочными.
А недра Земли? Всего несколько скважин пробурено на глубину пяти километров. А такое расстояние по сравнению с величиной земного шара все равно что толщина стенки мыльного пузыря по сравнению с его объемом.
Мы не знаем до сих пор, из чего состоит ядоо Земли, какова его температура. Почему происходят сдвиги в земной коре и землетрясения? Движутся материки или крепко стоят на месте? А не зная этого, разве можем мы сказать, что хорошо изучили свой космический дом, нашу родную планету?
Много нового и ценного материала дало науке международное сотрудничество ученых во время недавнего геофизического года. Это плодотворное сотрудничество продолжается в изучении Антарктиды и исследовании Мирового океана. На ближайшие годы намечена широкая программа таких же международных исследований земных недр. Она называется интригующе и поэтично «Проектом верхней мантии».
Познание мира продолжается. И тысячи загадок еще ждут своих смелых исследователей.

3 ФОТОГРАФИИ 
...И СЕГОДНЯШНИЕ КОММЕНТАРИИ К НИМ

Три снимка, с которых начинается этот фоторассказ, мы взяли из архива фотокорреспондента Г. А. Зельмы, Они сделаны в Узбекистане тридцать пять лет назад. Это кадры, целиком принадлежащие истории. Последствия экономической и культурной отсталости края тогда еще напоминали о десятилетиях колониального гнета, которым душили узбекский народ царские каратели и их помощники: баи, муллы, судьи.
Только под покровом паранджи — непременного одеяния, предписанного религией,— смела показаться узбечка на улице. Эксплуататоры вот так же, паранджой бесправия и невежества, хотели закрыть от узбекского народа свет свободы и знаний. Колониальные и феодальные порядки вымела из Узбекистана социалистическая революция.
Где, кроме музеев, можно сейчас увидеть «омач»— деревянный плуг, которым вспахивал дехканин крохотное поле, арендованное у бая?
Нынче на склоны Зеравшанского хребта, через который раньше переваливали вот таким образом по бездорожью,  взбирается серпантинами отличная автомагистраль, участок 750-километрового  Большого Узбекского  тракта.
Тридцать пять лет назад... Тогда над узбекской землей уже подул свежий ветер экономического и духовного раскрепощения. Первые планы индустриального развития. Первые сельскохозяйственные артели хлопкоробов. Первый среднеазиатский университет.
Далеко теперь то время! Как красноречивы сегодняшние комментарии к трем старым иллюстрациям — пять снимков последних лет, сделанные Г. А. Зельмой в Узбекистане. Каждый из них и типичен и в какой-то мере случаен: ведь невозможно несколькими штрихами показать все богатство нынешнего дня процветающей республики.
Что такое современный Узбекистан? Это край большой индустрии. Это уголь Ангрена и нефть Ферганы, это алмалыкская руда и газлинский газ, это электрохимия Чирчика и машиностроение Ташкента, Самарканда,  Андижана.
Мощные тракторы перевозят буровую вышку а глубь пустыни. Где-то на новом месте обоснуются разведчики узбекских недр. А потом, глядишь, туда придут строители, и около нового рудника или промысла вырастет юный город.
Вот плотина Фархадской ГЭС. Поднятые ею сыр-дарьинские воды с силой ударяют по лопастям турбин, растекаются по окрестным полям, освежая землю.
Машины на хлопковых полях... Можно было бы показать еще прекрасные ферганские сады и виноградники, каналы—эти кровеносные сосуды среднеазиатского земледелия, новые цветущие колхозные поселки на месте недавней пустыни.
Замечателен сегодняшний день Узбекистана, еще прекраснее и богаче будет его завтрашний  день.
В  старых  узбекских  домах не было окон, выходящих на улицу. Перед девушками,  пришедшими на экскурсию в Китабскую астрономическую  широтную станцию, сейчас приоткроется окно во вселенную. Кстати, это одна из пяти международных широтных станций. Ученые Узбекистана стоят на переднем крае современной науки, многие зарубежные академии и научные общества недаром спешат включить в число своих членов прославленных узбекских астрономов,  физиков,  геологов.
«Мы гордимся тем,—сказал Н. С. Хрущев на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН, — что на опыте бывших окраин России доказана полная возможность для стран Востока в течение жизни одного поколения покончить с отсталостью, с нищетой, болезнями,  невежеством и подняться до уровня экономически передовых, стран».


ФОТОЛЕТОПИСь СЕМИЛЕТКИ
Темир-Тау с каждым днем дает стране все больше металла. Новый комбинат по праву называют «Казахстанской Магниткой».
Фото В. САККА

НАША ПОЧТА

Публикуя в этом номере некоторые письма читателей, редакция благодарит их за полезные советы и деловую критику.
Редакция журнала „Вокруг света" планируете 1961 году сделать один номер по заявкам читателей.
О каких странах и народах, научных проблемах, стройках семилетки, экспедициях и путешествиях хотели бы вы прочитать в этом номере? Ждем ваших писем, дорогие читатели!
Не буду говорить, что за последние годы «Вокруг света» стал лучше. Было время, когда он мне мало нравился, сейчас я им доволен. Но у «Вокруг света» есть большой недостаток — он почти не  печатает  рассказы и  повести.
Нужно всячески поддерживать живую связь с читателями. Без этого я не мыслю вашу работу, жизнь журнала.
Я не сомневаюсь, что вы получаете много писем читателей. Вы в них находите много интересного А нам, читателям, разве не интересно знать, что думают другие читатели о «Вокруг света»? Что они предлагают? Какие их предложения вы думаете претворить в жизнь? Все это очень интересно, и я рекомендую один раз в год давать обзор писем читателей.
Л. КУДРЯШЕВ,
г. Пенза

В связи со столетием «Вокруг света» я хотел бы поделиться своими впечатлениями о журнале «Вокруг света». Прежде всего журнал является настоящей географической энциклопедией. В этом заключается его главная ценность. Но он имеет некоторые недостатки (они просто досадны в таком журнале!).
Отдельные рисунки к очеркам и рассказам сделаны настолько плохо, что они становятся излишними.
Но довольно о недостатках. Хочется и хорошее сказать юбиляру. А хорошего в журнале много: отличные фотоснимки (особенно цветные вкладки); замечательный раздел «Пестрый мир»; очерки о путешествиях, исследованиях; статьи по различным вопросам географии  и многое  другое.
И, наконец, о моих пожеланиях журналу. Из номера в номер желательно помещать очерки или даже отрывки из больших книг о великих путешествиях в целях их популяризации, но чтобы эти  очерки  были  написаны  увлекательно, в стиле Жюля Верна. Не следует ли также в каждом номере журнала помещать биографию одного из великих путешественников и обязательно с его портретом?
В. ЧИТАЕВ,
Ставропольский  край,
станица Сторожевая

ФОТО. Прорубив в скалах глубокие ущелья, бежит сквозь Саяны река Гутара. Туристы, отправляясь в поход по Саянам, не забывают взять фотокамеру. Во все края Родины как самые дорогие воспоминания о чудесном горном крае увозят они  фотоснимки.
Фото В. ГИППЕНРЕЙТЕРА

Нашел ли я то, что я желал видеть в журнале? Да, многое мне понравилось. Я с удовольствием прочитал путевые заметки «По дорогам мира» Иржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда, «Здесь горы выше неба» Г. Гуркова, «Земля и солнце Туниса» В. Захарченко и В. Кабошкина, «Рожденный океаном» В. Туркина и И. Турки-на, страницы «Пестрого мира», «На подводных рубежах» Б. Зюкова и т. д.
Хотелось бы больше видеть в журнале данных о современной жизни различных народов, об их культуре, литературе, об обычаях, о науке, о международном туризме и т. д
Г. Долгополов,
г. Йошкар-Ола
Ваш журнал является для нас одним из главных помощников в изучении русского языка. Каждый месяц мы читаем из него статьи из всех концов мира на русском языке. С особенным удовольствием мы читаем очерки наших земляков путешественников-инженеров И. Ганзелки и М.  Зикмунда.
Благодарю вас за помощь. С  братским  приветом! Наздар!
ВАЦЛАВ КУЧЕРА, г. Прага
Всю свою долгую жизнь я с большим интересом читаю  журнал  «Вокруг  света».
Что побудило меня сейчас написать вам? Повесть В. Смирнова «На меридиане Орлиного гнезда» в пятом номере журнала за i960 год.
Мне хотелось бы видеть в журнале больше рассказов о героике советских людей, в особенности о тех, кто спасает жизнь человека. У нас их много, потому что вся наша советская жизнь подчинена  хорошим, человеческим чувствам.
«Вокруг света» отображает многое и в жизни других народов. Это также интересно и очень нужно.
Пенсионер УСАЧЕВ-ВОЛКОНСКИЙ,
г. Кобеляки Полтавской  области


СИМФОНИЯ СВЕТА
Иоан Григореску
румынский писатель

ВОДА ИДЕТ!
Остановка у подножья Гринциеша. Тормоза ужалили колеса, раздался тонкий, пронзительный визг, словно перед нами захлопнулись волшебные крепостные ворота. На обочине дороги, в пятнадцати километрах от Бистрицы, нас ожидало нечто странное. Если бы бездна разверзлась вдруг перед нами, мы не затормозили бы так резко. Если бы скала сорвалась с горного склона и с грохотом обрушилась в пропасть, мы не обратили бы на это такого внимания. Мы слезли с запыленных мотоциклов и недоверчива подошли поближе. Как будто кто-то подшутил над нами: больше десятка дорожных указателей опирались о стену дома на краю канавы.
На деревянных, выкрашенных в желтый цвет дощечках можно было прочесть названия старых молдовских сел, расположенных в долине Бистрицы. Их «визитные карточки» извещали нас о коренных изменениях в судьбе этого края.
— Как это попало сюда? — спросил я у прохожего.
— Со дна озера! С той дороги, что вела раньше к Биказу, где закрыли бетоном воду для большой гидростанции. Было там двенадцать деревень...
— Где же они теперь?
— Перебрались повыше. Знаете, как медведь не любит покидать свою берлогу, так и люди гор нелегко расстаются с обжитыми местами... К озеру едете?
— К озеру. А далеко еще будет?
— Да порядочно... Вода глотает дорогу. Но к тому времени, когда она совсем ее проглотит, будет готово новое шоссе, его в горе прорезают.
Вскоре это происшествие перестало вызывать у нас удивление: величественная панорама, которая развертывалась перед нами на пути к большому водосборному озеру, заслонила все.
Казалось, навеки опрокинуты соотношения, установленные природой. Словно все стихии обрушились на этот край, изменив облик местности. Но стихии оставляют за собой разорение и опустошение, слезы и беду. Здесь все было по-другому. Тысячи жилищ стали смело взбираться по горным склонам. И в этом дерзновенном покорении высот чувствовалось биение сердца обновленной Молдовы.
...Бистрица еще взволнованно металась, а окрики плотовщиков пытались заглушить гул бурной реки. Телеграфная линия обрывалась сразу за почтовым отделением. Приготовленные к вывозу, лежали штабеля мотков провода. Завтра раздастся последний телефонный звонок, телеграфист отстучит последнюю телеграмму. Затем он тоже переедет наверх, поближе к вершинам, утыканным новыми телеграфными  столбами.
Нам «везет» — последний гвоздь на последнем мосту через Бистрицу втыкается в заднее колесо одного из мотоциклов. И мы радуемся, что авария — наверняка последняя в истории этого моста.
Рядом с мостом — обелиск и надгробные камни на могилах героев, жизнью защитивших переход через Бистрицу. Переезжает и обелиск.
Поднимая облака пыли, мчатся машины по белой дороге, которую стерегут покинутые жилища. Кажется, торопится все. Вода прибывает! В буфете, приютившемся на краю шоссе, продавец подает нам пиво и широко улыбается:
— Пейте скорее, товарищи! За час я должен собрать пожитки... Вода идет!
Нам тоже передается ощущение стремительности этого неповторимого момента. Вода идет! У последнего перекрестка нас останавливает объявление:
«Внимание! Здесь прерывается дорога на Биказ. Машины следуют через Тыргу-Нямц — Пьятра-Нямц — Биказ. Для пешеходов — регулярные рейсы по озеру на паромах».
Рядом с объявлением прибита к двум еловым стволам самая последняя карта этой местности. На ней большое озеро, синее, как цветок дикого цикория. Над Бист-рицей, врезанное в горный склон, под которым плещутся волны, струной  натянуто  новое  шоссе.
Всего в километве от этого перекрестка дорога обрывается — ее проглотила вода. Здесь Бистрица перестает волноваться и становится голубым зеркалом озера, вокруг которого хороводом стоят горы.

ПРАВО НА БОРТ!
В сумерках, когда от воды поднимались молочные пары, над простором горной долины прозвучали неслыханные ранее в этих местах слова. Лесистые горы, приподняв свои зеленые подолы, чтобы их не омочили волны, проснулись, отозвались дуплистым эхом:
— Право на борт! . Право на борт!.. Право...
Смелый поворот на гладкой темнеющей поверхности озера — и стройный катер, подобный гигантской птице, прилетевшей из неведомых краев в глубину захваченных водой долин, подошел к берегу.
Причаливание к пристани — нелегкое дело. Потому что пристань—кочующее сооружение из понтонов и деревянных стоек — переселяется каждый день вслед за разливающейся водой, все ближе подходя к рубежам, установленным проектировщиками.
...Катер, похожий на гроздь из людей, мотоциклов, животных, строительных материалов, несколько раз гудит и отделяется от пристани-понтона. Поворот — и в горах гулко отдается команда капитана:
—  Полный вперед!
То суживаясь, то расширяясь, темнеет матовое зеркало самого нового водного бассейна на территории Румынии. Здесь все новое. И вода, по которой еще плавают кое-где остатки бывших строений; и каменные и деревянные дома, которые днем, облитые солнцем, кажутся шафрановыми; и лазурь неба, заряженного озоном, отражающаяся в ультрамарине озера; и даже горы, которые тоже как будто принарядились, разглядев себя в огромном зеркале, положенном к их подножью руками  человека.

МОРЕПЛАВАТЕЛЯМ XXX ВЕКА...
В том месте, где недавно, по-видимому, было жилище, а теперь плавают всякие щепки, дранка и гнилые пни, один из пассажиров потянулся к воде, рассекаемой железным корпусом нашего маленького катера, и выловил бутылку. То была обыкновенная бутылка мутно-зеленого стекла, заткнутая просмоленной пробкой из кукурузного кочана, обвязанная за горлышко куском распустившейся бечевки. По всей видимости, ей пришлось пролежать на дне озера довольно долго.
— Кто хочет выпить? — воскликнул удачливый «ловец», поднимая добычу над головой.
— Разве ты не видишь, что она полна одним ветром? — ответил кто-то.
— Пожалуй... Жители Бухальницы не оставили бы добрую выпивку на дне озера!
— Черт возьми!.. Как это ты ее  вытащил?
— Легче, чем ты достаешь форель из золотистой Бистрицы!..
— Вы не собираетесь разве открывать бутылку? — нетерпеливо спросил  какой-то  горожанин.
— А если там заперт злой дух? — хитро говорит крестьянин, который выловил бутылку.
— Эге! Как в сказке... — смеется другой.
— Не говори глупостей! Какие там еще духи? А если и остались какие, то турбины в Стежарул разрубят  их  на  части!
— Да в бутылке что-то есть! Погляди!.. Подбрось-ка ее еще разок!
В самом деле, сквозь мутное стекло внутри что-то виднеется.
— Откройте же наконец! -нетерпеливо восклицает горожанин-экскурсант с мотоциклом, биноклем, фотоаппаратом и маленьким радиоприемником, висящим на шее.
— Это, наверное, завещание!..
— Оставила бабка в наследство два погона1 воды между колодцем и речкой! — смеется другой  крестьянин.
1 Мера площади, равная 5 012 квадратным метрам. (Прим. перев.)
— Потому и положила сюда бутылку,  чтобы  знали  место!
— Ох! Можно  умереть  от  любопытства! —  с досадой говорит горожанин.
— Торопится, как невеста к свадьбе, — подмигивает владелец бутылки. Затем, обращаясь к остальным, добавляет: — Ну что,  откупорить?
— Чего спрашиваешь!
— Только каждому по глотку... Понятно?
Крестьянин крутит пробку влево и вправо, чтобы сломать смоляной панцирь, и с силой выдергивает ее. Затем вытряхивает на ладонь свернутый в тоненькую трубочку листок школьной тетради в клетку, перевязанный красной шерстяной ниткой. Все вокруг замерли. Слышен только гул мотора да окрик матроса на корме:
— Я же сказал, право на борт! Или ты хочешь, чтобы мы на пни налетели?
— «Мореплавателям XXX века...» — громко читает крестьянин, нашедший бутылку.
— Слышите?
— Мореплавателям!
— А ну, давай сюда эту штуку, товарищ! — повелительно кричит с кормы матрос в фуражке безукоризненной белизны.
— Это почему же тебе? — спрашивает крестьянин.
— Разве вы не слышали? Это же  для  мореплавателей!
— Мореплавателям XXX века! —  говорит экскурсант.
— А разве мы теперь не мореплаватели?
— Погодите, братцы, тут дело серьезное. Слушайте. «Мореплавателям XXX века... Это озеро, названное большим Биказским водосборным озером, заполнение которого началось 1 июля 1960 года, рассказывает о деяниях людей и о прекрасном крае — Молдове. Мы из тех сел, которые должны были освободить место воде — 1 миллиарду 200 миллионам кубических метров воды, покрывающим теперь наши долины на протяжении тридцати пяти километров. Воды озера достигли нашей деревни 14 июля 1960 года, и в ту минуту, когда я бросил эту бутылку, вода покрыла последний дом. Вам, наверное, жаль, что вы не были с нами, а мы сожалеем, что не встретимся с вами в XXX веке, когда будет выловлена эта бутылка из Биказского моря.
Тимуш из Бухальницы и его товарищи, пионеры из четвертого класса».
— Эй, товарищ мореплаватель! Нет ли у тебя куска проволоки? И пробки получше. И немного смолы или моторного вазелина.
— А  что ты хочешь сделать?..
— Закупорить и бросить на дно! Не по адресу попала.
Все необходимое нашлось. Бутылку с посланием, закупоренную и привязанную проволокой к большому куску железа, опустили в воду.
— Пока железо проржавеет и бутылка всплывет, наступит и тридцатый век...  Ну и ребята!..

...И МОРЕПЛАВАТЕЛЯМ 1961 ГОДА
На трассе Хангу — Биказ несколько остановок. Когда густеющие сумерки переходят в ночь, обнаружить плавучие пристани, спрятанные в маленьких заливах под темной зеленью лесов, — настоящее искусство. Вода поднялась скорее, чем причалы успели отступить к берегу. И поэтому катер остановился довольно далеко от суши.
— Прими концы! — слышится голос.
— Как же мы сойдем? — спрашивает во множественном числе, чтобы произвести впечатление на капитана корабля, единственный пассажир, который сходит в Потрочи.
— Да прыгай же, братец, чего ты  ждешь?
— Разве ты не видишь, что тут вода? Как я прыгну?
— Здесь будут настоящие порты с настоящими пристанями, куда будут причаливать белые пароходики... — мечтательно говорит инженер-лесовод.
— Вы из лесов, узнаю по дубовым листьям на петлицах, — говорит турист. — Скажите, форель сможет размножаться в этом озере?
— Почему бы нет? Вода будет чистая как хрусталь, холодная, свежая. Я думаю, что лучше всего здесь будет размножаться радужная форель, это настоящее сокровище...
— Мне бы очень хотелось следующий отпуск провести где-нибудь здесь; заняться на озере водными лыжами... — мечтает турист.
— Для этого тут будут и санатории и туристские лагеря. Возле плотины уже начали строительство большой гостиницы. Вот новое шоссе закончат, и на берегах озера настоящие курорты появятся.
— Так что и водными лыжами можно будет заняться?
— Что он заладил — лыжи да лыжи? — довольно громко спрашивает кто-то.
— Какой-то чудак!.. Мореплавателя из себя строит!.. — отвечает другой голос.
— Спроси его, умеет ли он плавать.
— Что-то вы расходились, братцы, — вступается за туриста рабочий, который до сих пор молча прислушивался к спору. — Дайте срок, кончим работы, и мы тоже пойдем в отпуск, будем этими лыжами заниматься. Что ж в этом плохого?

ОТМЕТКА СТО ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
Солнце погружается в просветы между горами; охваченные пламенем угасающего заката, волны озера набегают складками на нос нашего катера.
Горизонт перед нами закрывают последние горные барьеры. За ними долина расширяется и соединяется с большой Биказской котловиной. Все с напряжением ожидают появления плотины. Споры утихли, замолчал даже радиоприемник на шее у любителя водных лыж. Впереди шоссейная дорога, прорезанная в горном склоне, широким изгибом плавно опускается к  подножью горы,  а  справа небо — словно открытая печь, в которой варится свет. Там Биказ. Мы еще не видим его, но уже чувствуем, что он близок. Под нами глубина более шестидесяти метров, и холмы далеко разделены друг от друга водой, доходящей местами до самых лесистых хребтов. Вот еще один поворот — появляется огонек, потом еще — один, десять, сто. И вдруг перед, нами в молочном свете множества горящих лампочек возникает белый бетонный водопад: плотина. А над ней симфония света, превращающая ночь в день, чтобы работа не прекращалась ни на миг.
Вокруг столько света, что, приближаясь к плотине, я узнаю юношу с флажком. Это он два года назад командовал укладкой бетона в рождающееся тело плотины. А теперь он выгружает последние из 1 миллиона 600 тысяч кубометров бетона. Ему пришлось больше полумиллиона раз проделать опасный путь над пропастью. И в разгар знойного лета, когда железо обжигало, как раскаленная плита, и зимой, когда пальцы больно прилипали к нему. В сравнении с гигантом-плотиной ковш с бетоном ничтожен, как капелька нектара, принесенного одной пчелой в улей; но из миллионов капелек, словно чудом, рождаются полные меда пчелиные соты.
Я махнул юноше с флажком, окликнул его, но шум стройки поглотил мой зов.
Подобно окаменевшей Ниагаре, выросло из озера бетонное тело, отразившееся в черном бесконечном зеркале. Вода поднимается. Растет и плотина. Под бетонной стеной глубина достигает восьмидесяти метров. Высота самой плотины приближается к отметке в сто двадцать семь метров, пять лет назад существовавшей лишь в мечтах строителей. Теперь это уже действительность — настолько совершенная, что она кажется мечтой. В горе, слева от плотины, полностью покрыто водой отверстие тоннеля. Он протыкает скалистый массив на протяжении пяти километров, чтобы обрушить воды Бистрицы в турбины гидроэлектростанции в Стежарул.
И над всем этим — исполинская плотина, воздвигнутая сантиметр за сантиметром из бетона и стали руками тех, кто знает, что в первую очередь стране нужен свет. Больше света.
Перед биказским портом катер делает последний левый поворот. Небо над нами все сильнее раскаляется от открытой печи, в которой варится свет. Снова раздается  громкий  голос:
— Лево на борт!.. Левее... Держать к свету!
Перевод ТАТЬЯНЫ ХАИС


ЖАН-ИВ ле ТУМЕЛЕН,
французский  путешественник
С ОТКРЫТОЙ ДУШОЙ
Ваше письмо застало меня в Бретани, в маленьком порту Ле-Круазик. Я готовлюсь сейчас к новому плаванию и занят осмотром и  проверкой  моего  парусника  «Курун».
Я очень редко выступаю в печати, но с читателями вашего журнала мне приятно поделиться мыслями о сокровенной цели моих путешествий.
Путешествовать — это значит приветствовать жизнь и людей, это значит изучать и познавать с энтузиазмом молодости, с открытой душой, отбросив предрассудки и предвзятые идеи.
Многим жителям Запада, считающим законы своей жизни единственно правильными и непреложными, следовало бы больше путешествовать, чтобы понять образ жизни других и свое подлинное место  в  мире.
ПУТЕШЕСТВИЯ СПОСОБСТВУЮТ УКРЕПЛЕНИЮ МИРА
Доктор  ГЕОРГ  КРАУЗ (ГДР)
Ногдэ я учился в школе — а это было больше полувека назад — и учитель спрашивал меня, что я охотнее всего читаю, у меня был готов один ответ: книги о путешествиях в далекие страны, о новых открытиях. Большой мир для юношества полон тайн, которые манят, будоражат фантазию, вот почему я запоем читал описания опасных и полных приключений путешествий.
В зрелые годы мне, как журналисту, посчастливилось удовлетворить свое любопытство и страсть к путешествиям: я объехал немало далеких стран. Но как же отличаются теперешние путешествия от тех, про которые мы читали в молодости! Как приблизились друг к другу самые отдаленные части света!
Но разве путешествия и описания путешествий стали от этого менее привлекательны, разве они утратили свою романтику или пользу! Думается, нет. Немало еще существует областей, которые ждут своего открытия и правдивого описания. Прежде всего это жизнь людей в различных странах, их нравы и взаимоотношения, их труд, их культура, борьба за свободу.
Писатели, рассказывающие о путешествиях, а с ними и читатели многое могут сделать для улучшения взаимоотношения народов, для укрепления мирного сосуществования, при котором люди лучше узнают друг друга, становятся ближе друг к другу.
Вот почему до сих пор люблю я читать о путешествиях, вот почему я желаю журналу, целый век путешествующему вокруг света, доброго пути.

СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ В КОСМОС
Научно-фантастический очерк
А.  ШТЕРНФЕЛЬД, лауреат Международной поощрительной 
премии по  астронавтике
Рисунки  Н.  ГРИШИНА

КОСМИЧЕСКИЙ ПОЕЗД ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПОЛЕТ
Это путешествие началось весьма обычно.
— Центонград северный, — объявили по радио. — Желаем  вам  хорошо  провести  время,  друзья!
Мы идем по улицам необычного города. Здесь нет главных площадей — тут все площади главные. Тут нет главных улиц, как и вообще улиц в старом, строгом смысле слова. Дома стоят свободно, не смыкаясь в утомительный ряд. В мягкой зелени они — словно легкие прозрачные кристаллы. Ритм архитектуры спокоен, как вечерняя музыка.
— Где вы живете?
Задав здесь этот  вопрос, вы непременно  услышите:
—  В  районе  Космонавтов,  микрорайон  27  марта. Или:
—  Возле  памятника  27  марта.
27 марта — дата, пожалуй, самая популярная в северном Центонграде, как и в Центонграде южном. Они близнецы. 27 марта — день их рождения. Восемьдесят лет назад в этот день были вынуты первые тонны земли из жерл тоннеля. С тех пор эти города — любимцы и гордость  Земли.
У людей добрая память. Часто мы не то чтобы забываем трудности, начинавшие большое дело, а не вспоминаем о них. Сейчас даже не верится, что тоннель, наш красавец тоннель, был мишенью насмешек для скептиков, что многие действительно крупные ученые и инженеры считали его постройку делом невыгодным и невозможным. Как-то раз, приехав в Центонград, я познакомился с одним человеком. Он сказал:
— Представьте: мой отец возражал против строительства Центона, а я пролетал тоннель с первым поездом. Так-то!
Помню, как я завидовал этому человеку. Первым промчаться сквозь Землю, через ее центр! А теперь он мне позавидовал бы, узнав, что сегодня я уезжаю в космос. Да, можно, пожалуй, сказать, уезжаю. В поезде, Со всеми возможными удобствами жизни, почти оседлой и почти земной.
Но вот и район тоннеля. Хотя он и расположен в отдалении от города, но по особой оживленности его вернее всего можно назвать центром. Переплетение магистралей; бесшумное, удивительно быстрое и четкое движение огромных составов с грузами.
Однако сегодня здесь затишье. Магистрали приумолкли. Но людей больше, чем всегда. Люди пришли проводить первый большой поезд в космос. До этого за пределы Земли вылетали только испытательные  составы.
Мне хочется сказать каждому: «Я тоже лечу!» Это не из бахвальства, а от нетерпения  и гордости.
За несколько часов до отправления журналистов пригласили к начальнику экспедиции. Он был молод, обстоятелен и насмешлив.
—  Уважаемые репортеры, — сказал он. — Хотя в XXI веке на гуманитарных факультетах и читают общие курсы математики, физики, астрономии, астронавтики и других точных наук, позволю себе еще раз напомнить об особенностях нашего путешествия. Прежде всего это один из первых полетов в космос сквозь Землю. Именно  наш  тоннель позволяет  его  осуществить.
Как вам известно, движение в тоннеле подчиняется особым законам. Вне Земли сила притяжения между двумя телами обратно пропорциональна квадрату расстояния между центрами масс. Внутри же тоннеля она уменьшается по мере приближения к центру Земли — она прямо пропорциональна расстоянию от центра.
Вагон, отправленный из северного Центонграда, достигает расположенного на противоположной стороне Земли Центонграда южного через 42 минуты 13 секунд. Половину этого времени он двигается с ускорением, половину — с замедлением.
Далее. Вы знаете, для того чтобы освободиться от силы земного притяжения, любой летательный аппарат должен обладать второй астронавтической скоростью — 11,2 километра в секунду. Именно это обстоятельство объясняет, почему до создания тоннеля мы не могли отправить в космос таких крупных поездов, как наш. Ведь до оих пор еще не создан аккумулятор энергии, который сообщил бы этакой махине столь грандиозную скорость.
Центон совсем по-новому решил некоторые задачи астронавтики. Оказалось: скорость 5,8 километра в секунду, приданная поезду в центре Земли, достаточна, чтобы по выходе из тоннеля он устремился в межпланетное пространство. Стенки Центона представляют собой сплошной ряд соленоидов. Когда внутри этой гигантской спирали проходит электрический ток, возникает магнитное поле — получается электромагнитная пушка. Благодаря ей поезд освобождается от «цепей» земного тяготения с помощью, — начальник сделал паузу, — той же силы притяжения Земли. Впрочем, скорость в 5,8 километра, как вам известно, уже давно не проблема и  для ракетного  двигателя...
Пресс-конференция у начальника продолжалась больше часа, потом мы отправились в  поезд.

В ГЛУБИНЕ ЗЕМЛИ
Лифт остановился. Миновав несколько тамбуров, мы, наконец, добрались до каюты. Сперва показалось, что выглядит она довольно забавно: в полу врезано зеркало, закреплены лампы и даже картины. На потолке — потолок очень высокий!—торчат пружинные часы. На одной стене снизу вверх, от пола до потолка, иллюминаторы; на другой — перевернутая набок мебель: диван, стол,..
—  М-да, — молвил мой сосед по каюте, — как говорится, со всеми удобствами...
—  Вы  космонавт? — спросил я.
— Нет, я строитель. И, знаете, впервые в космос. Не удосужился как-то, хотя не такой уж я молодой. Мне шестьдесят  три года! '
Вспыхнуло табло: «До старта осталось три минуты. Поднимитесь  к потолку!»
Поднимаемся, держась за поручни. Старт. Мгновенный толчок, и мы можем легко двигаться по бывшему потолку.
С того момента как заработал двигатель, мы летим головой вниз, буквально проваливаемся под Землю. Но земное притяжение не властно над нами: ведь ничто не препятствует нашему движению к центру планеты. Хотя двигатель и ускоряет падение, силу его тяги мы ощущаем не больше, чем притяжение на поверхности Земли.
Через четверть часа снова вспыхивает табло: «Пройденный путь равен одному радиусу Земли». Мгновенная скорость нашего движения — 42 347 километров в час, или 11 762 метра в секунду. Средняя скорость — 6662 метра  в секунду.
1  Продолжительность  жизни  увеличилась.  В  связи ? этим  изменились  и  понятия  о  возрасте людей.
Итак, начался «подъем». Никаких особых физических ощущений. Кажется, мы спокойно висим в герметически закрытой кабине на какой-нибудь планете, где сила тяжести меньше земной.
Скорость все растет — двигатель преодолевает замедление подъема, развивая силу большую, чем местное земное притяжение. Только на расстоянии двух с половиной тысяч километров от поверхности движение поезда чуть замедляется.

ЦЕНТОНСТРОЙ
Путешествие наше так стремительно, что световое табло едва успевает менять сообщения о скорости. Мы пролетаем тоннель всего за 24 минуты 29 секунд; мы промчимся по нему, не останавливаясь на великолепных станциях, не побывав у интереснейших людей, которые там работают. А жаль!
Гордость Земли — Центон заслуживает особого внимания, и мне всегда приятно поговорить о нем. И не только приятно. Время неизбежно стирает некоторые подробности его создания, и мы, слышавшие рассказы из уст создателей этого чуда XXI века, должны сохранить детали, уходящие из живой памяти людей.
Недавно я читал одну старую книгу. Она называется «Тоннель», написал ее в начале прошлого века немецкий писатель. В романе рассказывается о строительстве тоннеля из Америки в Европу, об умном инженере, которому тоннель принес славу и поссорил его со всем миром.
В жизни вышло иначе. Наш тоннель послужил дальнейшему объединению людей, после того как было запрещено оружие, запрещена война и на всей планете победил коммунизм. Споры вокруг проблемы строительства были очень остры, но носили чисто научный характер. Многие ученые считали проект, выдвинутый в восьмидесятых годах прошлого века, чистой утопией или в лучшем случае научной фантастикой. Но точные, детальные расчеты и сметы отняли у скептиков доводы для  возражений.
Понадобились годы напряженных усилий многих научных центров мира для того, чтобы проект стал реально осуществим. Были обработаны богатейшие материалы, накопленные в течение десятилетий геологами; составлены подробнейшие карты земной коры, еще раз проанализированы и сведены воедино данные скрупулезных  геофизических  исследований.
И, наконец, были намечены точки, где стоят сейчас близнецы Центонграды. К Центонградам переместились центры многих отраслей промышленности. Заводы работали с полным напряжением.
Наступление велось одновременно с двух концов. Поверхностные слои не чинили строителям особых неприятностей. Но глубины планеты стали преподносить одну каверзу за другой.. Сначала приходилось вести сражения с грунтовыми водами, провалами, плывунами, сыпучими и сверхтвердыми породами. Потом, когда встретились полужидкие массы, упорно поползла вверх кривая температур. Тоннель стал поистине «геенной огненной».
Но нет худа без добра. Чтобы охладить жерло, туда пустили воду. В подземные котлы она загонялась мощными установками и, обратившись в пар, давала жизнь сверхсильным генераторам. Промышленность и транспорт были в изобилии снабжены электричеством, а часть тепловой энергии передавалась в районы вечной мерзлоты. (Кстати сказать, отепление рек, ранее замерзавших зимой, было осуществлено благодаря строительству  тоннеля.)
С огромным вниманием в наземных наблюдательных пунктах следили за поступающими по телеметрическим каналам записями температур земных недр. Специальная служба внутриземных прогнозов через каждые полчаса давала сводки повышения температуры по мере дальнейшего углубления. Немедленно принимались  необходимые  меры.
Только однажды температура оказалась так высока, что пришлось предпринять аварийную меру: тоннель затопили водами океана. После этого стенки штолен заметно остыли, магма затвердела и покрыла двадцатиметровую  обсадную  трубу  твердым  панцирем.
Строительство принесло людям горы драгоценных руд и минералов, вполне оправдавших действительно большие затраты. И, конечно, невозможно оценить то, что дал тоннель ученым, читавшим по его стенам историю многих миллионов лет жизни Земли. Тайны недр в буквальном смысле раскрывались перед строителями.
В глубине Земли, на равных расстояниях от ее центра, были сооружены симметрично расположенные экспериментальные станции. В отдалении 2 445 километров от центра построили две станции «Марс — Меркурий» — Южную и Северную. Назвали их так потому, что сила тяжести здесь такая же, как на Марсе и Меркурии. Станции, где притяжение аналогично лунному, разместились в лучах тоннеля на расстоянии 1 050 километров от центра. Все эти станции отлично оборудованы и располагают неограниченными запасами энергии, света и воздуха. Они сразу стали опорными пунктами разнообразных исследований. В  условиях уменьшенной силы тяжести были впервые проведены многие опыты, описание которых теперь можно встретить в  популярных  учебниках.
И вот на пятьдесят третьем году строительства Северный и Южный лучи тоннеля встретились. Этот день незабываем, как день запуска первого спутника Земли. Он был отмечен всемирным торжеством.
«Работы произведены идеально! — восторженно писала пресса. — Средняя скорость проходки составляет для каждого телефорера  треть километра в сутки. Длина тоннеля отклоняется от расчетной всего на 17 метров. Расхождение осей двух лучей ствола ничтожно — всего несколько миллиметров».
1  Телефорер — аппарат для бурения, управляемый на расстоянии и снабженный приспособлениями для отвода тепловой энергии.
Испытания Центона прошли благополучно. За испытательными поездами последовали рейсовые — грузовые и пассажирские. Появилось расписание дороги, начались ее будни, хотя я лично уверен, что они навсегда останутся буднями, полными романтики.

ДО СВИДАНИЯ, ЗЕМЛЯ!
Итак, спустя 24 минуты 29 секунд после старта мы пролетаем Центонград южный. На табло скорость: 12 319  метров  в  секунду.
—  Вам это нравится? -?- спрашивает сосед.
—  Что?
—  Да вот, — он  неопределенно показывает глазами на «перепутавшиеся» стены, — парение, так сказать...
—  Ничего, потерпите немножко. Сейчас мы свернемся в кольцо.
—  Этого еще не хватало! Мне работать в космосе, а вы — свернемся.
Но маленькие боковые двигатели плавно  повертывают  оси  вагонов, состав изгибается в  дугу,  ее концы смыкаются  в огромное  кольцо  из тридцати  двух  вагонов.  Кольцо продолжает двигаться, вращаясь, и центробежная сила возвращает нам ощущение  веса,  а каюте — нормальный  вид.  Вещи  занимают  поземному привычные места. —  Ну вот, наконец-то!  — успокаивается мой спутник.— Кажется,  летим. Да, летим.
До  свидания,  Земля!
Космос бороздит не один корабль, посланный людьми. Здесь есть и искусственные звезды и пересадочные станции. Но наш поезд — первый большой состав, улетевший с Земли. Пройдя половину расстояния до Солнца, он пойдет по орбите вокруг него. Через два года, трижды облетев светило, мы возвратимся и привезем множество новостей. До свидания,  Земля!
От нашего специального корреспондента
с  борта  космического поезда.
Январь 2061  года.


ИССЛЕДОВАТЕЛЯМ ДРУГИХ МИРОВ
В.  Е. ФУКС, 
английский ученый
Чтобы знать земной шар и народы, населяющие его, нужно много читать о странах, которые мы не  имеем возможности посетить.
И задача журнала путешествий — дать читателю такой материал, интересный, увлекательный и в то же время основывающийся на действительных фактах. Если журнал «Вокруг света» будет следовать по этому пути еще сто лет, то читатели 2061 года смогут располагать наследием, правдиво отражающим историю.
В заключение мне, полярному исследователю, хотелось бы приветствовать тех, кто в 2061 году будет исследовать полярные области других миров.

Уважать обычаи всех людей
БЕРНАР  ЭЙВЕЛЬМАНС, 
бельгийский зоолог
В связи со столетием журнала «Вокруг света» я хотел бы подчеркнуть роль, которую играет такой научно-популярный географический журнал в моей специальности — зоологии. Это может показаться парадоксальным, но я считаю эту роль первостепенной.
Всякая наука может процветать только в условиях мира на земле. Но людям легче отстоять мир,  если  они  понимают друг друга.
Странными могут казаться обычаи и нравы других народов, но все люди одинаково стремятся к миру и счастью. Понять это — значит сделать решительный шаг к  миру  во  всем мире.
Дружескими чувствами ко всем народам я и руководствовался, когда писал свои книги «По следам неведомых зверей» и «По следам морских чудовищ». В них я предпринял первые шаги к основанию новой зоологической науки, которую я назвал криптозоологией, то есть наукой о неизвестных  животных.
Если бы мы захотели составить полный список представителей фауны на нашей планете, то нам пришлось бы внимательно прислушаться к легендам всех народов мира. Ведь таинственные следы могут привести к открытию еще неизвестных животных — морской змеи, например, или даже уцелевших кое-где доисторических существ.
И вот эту трудную работу исследователя облегчают такие журналы, как «Вокруг света», которые учат нас понимать и уважать мнения и обычаи всех людей на земле.


ГИДРОСТАТ — РАЗВЕДЧИК ГЛИБИН
Гидроакустические приборы, которыми пользуются на рыболовецких судах, иногда вводят рыбаков в заблуждение: по всем данным рыба есть, а трал поднимают пустым. В чем дело? Для того чтобы решить эту и множество других загадок морских глубин, ученые Полярного научно-исследовательского института морского рыбного хозяйства заказали проектировщикам Ленинграда сконструировать специальный глубоководный аппарат — гидростат, с помощью которого можно было бы наблюдать за работой трала.
Сейчас заводские и морские испытания гидростата уже позади, и в паспорте его указано: «Рабочая глубина погружения 600 метров».
Опыт создания подобных аппаратов за границей не давал ответов на многие вопросы: построенный в Японии гидростат может погружаться только на 200 метров, итальянский — на 500.
Что же представляет  собой  новый аппарат?
Это стальной сосуд цилиндрической формы. В нем помещается один человек. Сидя на вращающемся стуле, он наблюдает за подводным миром через любой из пяти имеющихся иллюминаторов. Снаружи аппарата укреплены прожектор и лампа-вспышка для фотографирования. Многочисленные приборы помогают вести разнообразные наблюдения.
Испытания в Баренцевом море подтвердили надежность гидростата. 22 июля 1960 года гидростат вместе с находящимся в нем наблюдателем В. П. Китаевым достиг рекордной глубины — 600  метров.
М. ДИОМИДОВ,
инженер (Ленинград)

БУТЫЛКА, БРОШЕННАЯ В ВОЛНЫ ВРЕМЕНИ
Люди,  живущие  в  третьем тысячелетии! Те, кто  в  2061 году,  читая журнал  «Вокруг света»,  заглянет  и  в эти  пожелтевшие  страницы!
Через сто лет летит к вам наш голос. Подобно тому как мореплаватели прошлого бросали за борт засмоленную бутылку с письмом и течение доставляло ее к дальним берегам, мы опускаем эти послания в волны времени; пусть они донесут до вас биение наших сердец, мысли людей 1961 года, обращение к вам наших писателей, ученых, путешественников.

НИКОЛАЙ ТИХОНОВ,
писатель, председатель Советского Комитета защиты мира,
член Всемирного Совета Мира
Уважаемые товарищи потомки! — как говорил в старину — да, это уже стало стариной — Владимир Маяковский.
Вы, несомненно, обладаете более совершенной техникой, чем мы, граждане Земли второй половины XX века. Возможно, в ваших комнатах целые стены стали своеобразными экранами, на которых появляются, заменяя газеты, вести со вс^ч стран мира. На этих экранах перед вами проходят люди и события, о которых раньше можно было прочесть на больших бумажных листах, доставлявшихся почтальонами на дом.
Возможно, вы переноситесь из страны в страну с еще большей скоростью, хотя и мы достигли в самолетостроении больших успехов. Возможно, что граждане имеют индивидуальный воздушный транспорт и земля разгружена от автомобильного движения. Пешеходы могут мчаться по самодвижущимся дорожкам, сменившим тропу пешехода и тротуары.
Да, может быть, и журнал «Вокруг света» доставляется подписчикам каким-нибудь необыкновенным образом. Может быть, его тоже можно видеть на экране, а иллюстрации его — типа киноленты; приведенные в действие, они передают движение людей, облаков,  волн.
Может быть, ваша кухня — это огромная коллекция крошечных облаток, которые под воздействием света и тепла превращаются в любое блюдо, а порошки, разведенные в воде, дают напитки, напоминающие о винах прошлого.
Может быть, ваша одежда ничего не имеет общего с нашей, как наша не похожа на одежду, которую носили во времена  Наполеона.
И дома, и дороги, и способы сообщения — все будет отлично от привычных нам зданий, железнодорожных линий и шоссейных путей, наших автомашин и мотоциклов.
Думаю, что на Земле не останется места, куда бы не проникла рука человека, заботливого хозяина всей планеты, зорко следящего за тем, чтобы земные природные богатства не расходовались зря, не уничтожались бессмысленно, не расхищались.
Охрана природы и человека будет на высоте нового столетия. Будут и достижения в космосе. Не может не увенчаться победой долгий труд ученых и космонавтов, будут  открыты  тайны окружающей вас вселенной, тайны,  на  пороге которых  работали  великие умы  нашего  века.
Так или не все так будет на Земле, я не знаю. Жизнь без армий, без войн, без болезней, без варварства, без злобы и лжи очень привлекательна, и я думаю, что именно в этом отношении у вас будут большие достижения. Не перенесутся же, в самом деле, вооруженные столкновения с Земли в пространства космоса. Даже в наше время об этом мечтали только сумасшедшие или недалекие вояки с болезненным чувством  страха.
Верю я и в другое. В то, что никакие открытия, перевертывающие жизнь и быт, не смогут заслонить красоту мира и красоту человеческого духа. Новый, вооруженный невероятными знаниями человек будет так же любить закат, лунную ночь на берегу озера или на океанском берегу, могучий шум старого леса; будет восходить на величайшие горные высоты, отказавшись от всяких технических соблазнов, убивающих высоту; будет бродить по дну морей и рек, любуясь чудесами подводного мира; будет, изучая прошлое Земли и народов, находить радость в открытии давно исчезнувших цивилизаций; будет, как мы, любоваться древними рисунками и искусно сделанными вещами, даже если назначение их и непонятно. Человек не утратит радости познания!
По сравнению с нашим предшествующий век носил характер технически примитивного, как наш век по отношению к вашему, но во все века жили таланты и гении, и они опережали время и способствовал;4, движению человечества вперед.
Так пусть эти новые таланты и гении озарят ваше будущее, как великие умы нашей эпохи вели людей через величайшие трудности к победе здравого смысла, к победе мира, к осуществлению счастья для всех людей, населяющих нашу планету!
Я бросаю в поток времени эту бутылку с письмом в будущее. Как знать, вдруг многое будет не так, как мы представляем себе сегодня? Вдруг «Вокруг света» вы увидите не на экране, а на бумаге и кто-нибудь курьеза ради прочтет эти слова в юбилейный год журнала, и пусть они вызовут добрый смех, смех потомков над примитивной фантазией  далекого  предка!

РАДУ НОР,
румынский  писатель
Сегодня я хочу отправить послание в ближайший из веков — обратиться к читателям 2061  года.
К тебе, создатель климатического завода в Беринговом проливе! К тебе, творец межпланетной исследовательской станции! К тебе, отважный астронавт, отправляющийся на Марс или Венеру! Ко всем вам, последователи славных моих современников!
Я знаю, что вы осуществите наши мечты и наверняка на страницах журнала «Вокруг света» к его двухсотлетнему юбилею появятся очерки и рассказы о вас. А те, кто прочтет о ваших подвигах, понесут эстафету еще дальше, еще выше. Они сотрут со звездных карт последние «белые пятна», разгадают тайны, которые рождаются только сейчас, создадут чудесный мир — мир братской вселенной!

ЮН ЕВЕР,
норвежский  полярный исследователь и писатель
Сто лет спустя... Это же необозримая перспектива! Целый век — столько огромных возможностей, что даже трудно их себе представить.
И все-таки сейчас, за сто долгих лет до того времени, живя на земле, полной бед и тревог, я утешаюсь надеждой, что тогда человечество будет жить в мире и благополучии, что наступит эпоха дружбы и доверия между людьми. Надеюсь также, что мои друзья, отделенные от меня столетием, и в космосе обеспечат мирное межпланетное сосуществование. Я обращаюсь и к тем, кто обитает на других планетах.
В разных домах и странах, на разных планетах живут разные люди, но мы все люди, и нас объединяет душа.

ИРЖИ СВОБОДА,
чехословацкий писатель
Дорогой далекий друг, я не знаю, где ты находишься, куда держишь путь; на Земле или на другой  планете встретишь ты 2061 год.
Мы также любим путешествовать. И повсюду во всем мире мы сердечно и отзывчиво протягиваем руки хорошим людям. Вот потому, наверное, ты однажды смог взлететь к звездам, потому над Землей не распустилось смертоносное грибовидное облако.
Об одном только тебя прошу, далекий друг. В своих дальних путешествиях не забывай Землю, возвращайся  к  ней: она прекрасна,
Через столетие я протягиваю тебе  руку.

РОКУЭЛЛ КЕНТ, 
американский художник, 
президент Национального  совета американо-советской дружбы, 
член  Всемирного  Совета  Мира
Вокруг света... Я вдумываюсь в эти слова. Пять столетий назад они ничего не значили для человечества. Мы смогли постичь весь их смысл лишь тогда, когда начали исследовать небо нашей маленькой планеты.
В самом деле, ведь вами же, советскими людьми, был запущен спутник сначала вокруг света, затем вокруг Луны. Скоро будут запущены спутники вокруг других планет, а может быть, и вокруг всей Галактики. И так же, как новые континенты были подарены нам навигаторами XV столетия, так потомки, которые будут жить столетием позже, получат от нас необъятные пространства вселенной.
Пожалуй, самое великое благодеяние для человечества — это возможность передавать знания, удел немногих, всем с помощью рисунка и печатного слова. Именно эта передача, это обобществление знаний о нашем мире и вселенной, мне кажется, составляет высшую цель такого журнала, как «Вокруг света», и завоевывает ему право на уважение со стороны человечества.
Читатели, которых отделяет от нас грядущее столетие! Как приветствовать вас! Прежде всего мы завидуем вам. Завидуем вам потому, что вы будете жить в мире, будете наслаждаться плодами еще только закладываемых садов, будете пользоваться для благополучия н счастья всех людей еще неизвестными нам, но доступными для вас благами земли. Завидуем вам потому, что вы будете жить долго-долго.
И все же я живу сейчас. В настоящий момент, когда я обращаюсь к вам, наши потомки, я нахожусь в чудесном эдеме на берегу Черного моря. Меня окружают красоты Кавказа, светит теплое солнце, и легкий ветерок приносит запах роз. Но вот какое-то странное своенравие заставляет меня тосковать по нехоженым местам, томиться по студеному северу. «Променять рай, в котором я сейчас нахожусь, на суровый север!» — невольно спрашиваю я себя, и тут же приходит ответ:  «Да!»
Нельзя сравнить радость строителя, созидающего дом, с удовольствием жить 8 готовом доме.
Пусть мои сомнения послужат предостережением вам, детям будущего века, нашим наследникам. Не жалейте нас за трудности, о которых расскажут вам учебники истории, — за упорную работу, проделанную нашими руками, и долгие часы тяжелого труда, посвященного созиданию того дома, в котором вы будете жить. Мы тоже, не забывайте этого, любили жизнь и, любя ее, молились только о вашем счастье.
Потомки, да будет с вами всегда мир!
Сочи. Октябрь  1960 г.
М. НЕМЧЕНКО, Л. НЕМЧЕНКО
ВСТРЕЧА
Фантастический рассказ
Рисунки Ю. МОЛОКАНОВА

Небо здесь совсем не такое, как на Земле. Розоватое,  с еле  уловимым  лиловым  оттенком, оно словно горит лихорадочным румянцем в лучах непривычно огромного солнца. Альтаир... Его пылающий шар отчетливо просвечивает даже сквозь толщу синих облаков, медленно плывущих в вышине над безбрежной темно-зеленой равниной.
Краски чужого мира... Но трое людей, до боли в глазах вглядывающиеся в горизонт, меньше всего думают сейчас о необычности окружающей природы. Они ждут. Незнакомцы могут появиться каждую  секунду...
Карев смотрит на часы. С момента посадки прошло ровно сорок минут. Всего сорок. А кажется, ожидание длится целую вечность.
— Они не могли нас не заметить, — нарушает молчание Тен Лин. — Высота была не больше сорока километров. На инфра-снимке можно различить даже отдельные фигурки.
— Ищут, наверно, — негромко говорит Санчес. — Они же не знают точно, где мы сели. Только примерное  направление...
Карев достает из кармана карту. Вот он, этот полуостров, изогнутый, словно клюв хищной птицы. Неведомые существа там. По карте между ними и равниной, где только что опустился звездолет, около пяти тысяч километров. Впрочем, расстояние может оказаться гораздо большим. Весьма вероятно, что карта не совсем точна. Те, кто ее составлял, торопились. Они понимали, как мало у них шансов вернуться.
Да, они были поистине героями, бесстрашные люди, открывшие этот далекий чудесный мир. Какое надо было иметь мужество, чтобы проникнуть в глубины пространства, так далеко от Земли в годы, когда скорость космических кораблей едва достигала девяноста тысяч километров в секунду, а техника анабиоза еще только делала первые шаги! Всей жизни без остатка требовал тогда полет к Альтаиру. И эти люди знали, на что шли.
Их экспедиция покинула Землю за много лет до того, как появились на свет Карев и те, кто прилетел с ним в звездолете. Они успели вырасти и стать космонавтами, а мир по-прежнему ничего не знал о судьбе унесшихся к далекой звезде. И вот однажды, во время испытания нового корабля, капитан Торн выловил где-то около Плутона «космического письмоносца». Крошечную  ракету,  десятки лет носившуюся в пространстве.
— А может быть, разумней ждать вместе со всеми в корабле, у экранов? — голос Санчеса возвращает Карева к действительности.
— Осторожность? — На смуглом скуластом лице Тен Лина появляется насмешливая улыбка.
Санчес спокойно кивает головой.
— Да, мне кажется, в данном случае  она не  помешает.
— Может и помешать. — Карев поворачивается к товарищам. — Если мы проявим подозрительность и недоверие, это может только оттолкнуть и насторожить  неизвестных.
— Я понимаю, что мы должны встретить их как друзей, — немного смущенно говорит Санчес. — Но ведь близость чужой жизни бывает опасна чисто биологически.
— Что ж, известный риск, конечно, есть, — кивает головой капитан. — Ихменно поэтому я и настоял, чтобы семеро наших товарищей остались ждать в звездолете. А что касается нас троих... Думаю, у них хватит благоразумия  не  бросаться  к  нам  с объятиями.
И снова все трое молча обводят глазами пустынный горизонт. Снова мысли Карева возвращаются к прошлому.
«Космические письмоносцы» — почтовые голуби астронавтов... Недобрыми вестницами были эти маленькие титановые сигары, запускавшиеся, если звездолет терпел бедствие и уже не оставалось надежды на возвращение, а расстояние до Земли было слишком велико, чтобы установить с нею связь.
Давно уже ни одна весть из космоса не волновала мир так, как послание Альтаирской экспедиции, — несколько фраз, вырезанных на маленькой металлической пластинке. Космонавты сообщали что израсходовано последнее горючее, что корабль сбился с курса и летит в неизвестность. Ясное сознание неотвратимости, но ни единой нотки отчаяния... И в заключение слова, которые Карев мог бы повторить наизусть даже во сне: «Средняя планета Альтаира во многом похожа на Землю. Атмосфера почти с таким же давлением и содержанием кислорода. Мы ходили без скафандров... Разумные существа отсутствуют. Это новый прекрасный мир, самой природой предназначенный для человека». И карта. Та самая, которую он сейчас держит в руках.
В тот день Всеобщее Обсуждение было особенно многолюдным. Никакой, даже самый гигантский, зал не смог бы вместить миллионы людей, включивших в назначенный час свои Аппараты Присутствия, чтобы участвовать в решении вопроса о посылке новой экспедиции к Альтаиру.
Осторожные предлагали не торопиться.
«До Альтаира почти шестнадцать световых лет, — напоминали они. — И хотя наши звездолеты летают быстрее, чем корабли времен первой Альтаирской экспедиции, путешествие туда и обратно займет больше полстолетия. Да, часть этого времени астронавты смогут провести в анабиозе. Но все равно, имеем ли мы право обрекать людей на столь долгое заключение в звездолете? Техника звездоплавания находится на пороге новых открытий, и, быть может, очень скоро путь до Альтаира станет для нас намного короче...»
Так говорили осторожные. Но другие — и их было большинство — возражали им горячо и убежденно:
«Каким был бы сейчас мир, если бы наши предки имели обыкновение оставлять в наследство будущим поколениям все проблемы, казавшиеся им трудноразрешимыми? Неужели человечество должно покорно ждать, уповая на потомков? Лететь сейчас — это наш долг перед прошлым и перед грядущим. И разве можно сомневаться, что у Совета не будет отбоя от добровольцев!..»
Они оказались правы. Тысячи молодых астролетчиков и ученых предложили Совету свои услуги. Совет отобрал десятерых.
...Бескрайное человеческое море, затопившее равнину вокруг космодрома. Рукопожатия, напутственные слова... Карев старался сдерживаться до последней минуты. Но неудержимая боль полоснула сердце, когда прижался к его груди двенадцатилетний сын. Мальчик, которого, вернувшись, он застанет уже пожилым человеком...
Это было двадцать восемь лет назад. Двадцать восемь лет они летели к далекой звезде. Две трети пути — пока корабль, управляемый автоматами, разгонялся, набирая скорость, и затем мчался по инерции с выключенными двигателями, — они находились в глубоком, как небытие, анабиотическом сне. Потом пробуждение. Тысячи вахт, похожих одна на другую, томительных и однообразных, как пустота окружавшего пространства. Девять лет постепенного торможения... И вот когда до Альтаира оставалось уже не больше года, произошло необъяснимое. На телеэкранах, пустых и безмолвных с момента отлета, возникли смутные тени.
Тени двигались, наплывая и колеблясь, но очертания их были такими неопределенными, размытыми, что невозможно было что-либо разобрать. Видимо, источник этих непонятных сигналов находился очень далеко. Может, то был голос какого-то неведомого мира?..
Загадочная передача продолжалась всего несколько минут. Странные тени быстро исчезли с экрана. Но не исчезла загадка. Остаток пути космонавты не переставали думать об этом необъяснимом происшествии, пока все не заслонила новая ошеломляющая картина.
Это произошло полтора часа назад, когда звездолет, снизившись до высоты сорока километров, пролетал над Центральным материком планеты. Карев, не отрываясь, смотрел в инфракрасный телескоп, прикидывая, где лучше сделать посадку, как вдруг на узком изогнутом полуострове, глубоко вдававшемся в океан, увидел белое квадратное сооружение и рядом — силуэт огромного вытянутого корабля. Мгновенный инфраснимок тут же подтвердил, что виденное не галлюцинация...
Не веря себе, глядели люди на маленький снимок. Значит, кто-то опередил их! Какие-то неведомые разумные существа прилетели раньше. А они опоздали... Но какое это имеет сейчас значение...
Повернуть снижающийся корабль обратно к полуострову было уже нельзя, и они совершили посадку на широкой темно-зеленой равнине в центре континента.
И вот сейчас они ждут.
Синие облака все гуще заволакивают небо. Дует теплый, непривычно упругий ветер.
— Летят! — вдруг громко кричит  Тен  Лин.
Обернувшись, Карев видит вынырнувший из-за облака голубой каплевидный аппарат, отдаленно напоминающий земные автолеты. Он вырастает на глазах. Все ближе, ближе... Сверкающая голубая капля на секунду застывает в воздухе и круто опускается в полусотне метров от астронавтов. Стенка откидывается, и у путешественников вырывается возглас изумления: неведомые существа удивительно похожи на людей! Неотличимы  от  людей!..
Вот они уже бегут к звездолету, приветственно махая руками. Впереди высокий широкоплечий мужчина в легкой белой одежде. Карев с волнением вглядывается в его лицо, и ему начинает казаться, что он уже видел этого человека. Но где? Разве мог он его видеть?!
Незнакомец тоже во все глаза смотрит на капитана. И вдруг...
— Отец! Ты не узнаешь меня? Это я, Галакт.
Сжимая сына в объятиях, Карев, как в тумане, слышит его срывающийся от волнения голос:
— Мы обогнали вас в космосе. Обогнали, вылетев через одиннадцать лет. Новый корабль, почти со скоростью света... Уже скоро год, как мы здесь...
А рядом Тен Лин и Санчес радостно жмут руки подбежавшим астролетчикам. Широкое лицо Тен Лина светится счастливой улыбкой, но вот черные глаза становятся серьезными и задумчивыми.
— Значит, осторожные все-таки  оказались правы?..
Он произносит это негромко, точно про себя. Галакт оборачивается и поднимает руку, требуя внимания.
— Друзья! Те, кто участвовал в создании нового звездолета, просили кое-что передать вам. Всего семь слов: «Это ваш подвиг заставил нас смелее дерзать».
ТУМАН  НАД ПАЛЬМИРОЙ
ИРЖИ  ГАНЗЕЛКА  и
 МИРОСЛАВ ЗИКМУНД
Фото авторов
Дамаске нам сказали, чтобы мы в дорогу как следует запаслись продовольствием и водой. Главное — водой. — Вы ведь едете в пустыню. Берите с собой все, что льется. Лучше всего бочку пива. И побольше фруктов. Впрочем, вы и сами хорошо знаете, что такое пустыня...
В двадцати трех километрах за Джерудом началась настоящая пустыня. Роберт, впервые в жизни очутившийся в подобной местности, ликовал.
— Вот это здорово, ребята, здесь мы ни с кем не столкнемся. Вы только посмотрите, сколько дорог одна возле другой! Выбирай любую!
Мы насчитали одиннадцать параллельных дорог, не считая тех, что ежеминутно сворачивали влево и вправо, вновь сливаясь с остальными, пересекали друг друга в зависимости от того, в какой мере рельеф удовлетворял шофера, или какой каприз приходил ему в голову. «Проезжая часть» была шириной в добрый километр. По краям ее поднимались пологие склоны гор, двумя параллельными хребтами тянувшиеся вдаль.
— Проложу-ка я себе новую дорогу, в этом направлении еще никто не ездил!
— Мы даже можем все время ехать рядом, и никто нас не оштрафует.
Утром мы проснулись совершенно окоченевшими. Термометр в кабине показывал всего лишь один градус выше нуля, на лужах блестел тонкий ледок. Высоко над спящим Эль-Карьятейном висел узенький серп убывающего месяца, над ним трепетала утренняя звезда.
— Вот уж не думал, что в пустыне мне придется носить шерстяную шапку и перчатки...
И тут наш вчерашний спор о том, едем ли мы по пустыне или нет,  вспыхнул снова.
— Разумеется, едем по пустыне,  взгляни  на  карту.
— А почва? Это ведь не песок, а красная сыпучая пыль.
Примерно в десяти километрах за Эль-Карьятейном мы увидели широкое свежевспаханное поле. Борозды пересекали даже дорогу, но колеса машин вновь их утрамбовали, и получилось нечто вроде стиральной доски. Местами из земли торчали куски перевернутой стерни, по бокам тянулись канавы для задержания дождевой воды. Через несколько километров — новое поле. Выйдя из машин, мы ступили на нежную, как пух, зеленую поросль, которая после недавних дождей неудержимо тянулась к свету. Насколько хватает глаз, повсюду тянулась пустыня, покрытая редкой травой.
— Так вот она, пустыня. Через месяц, если пройдет даже небольшой дождь, трава будет просто загляденье. Все-таки это не настоящая пустыня, а степь. Пусть карта утверждает что хочет.
То же самое подтвердили и стада овец, которые мы встретили перед  Каср-эль-Геиром.
Овчары подбежали к машинам, окружили их и охотно согласились сфотографироваться. Овчары были в тяжелых шубах на овечьем меху. Они служили им одновременно и одеждой и постелью: где застигнет их ночь,там и свернутся они калачиком на земле, засунув поглубже руки в рукава и натянув шарф на голову.
— Если пройдут хорошие дожди, трава поднимется вот настолько, — показали они на уровне колен. — А вот в прошлом году за целую зиму не выпало ни капли дождя, больше половины овец пало от голода и жажды, верблюды погибали десятками.
Остаток пути до Пальмиры мы размышляли о том, сколько миллионов людей смогла бы прокормить эта земля, обозначенная на карте как пустыня, стоит только пробурить здесь артезианские колодцы, как, скажем, в Северной Африке, и соорудить сеть оросительных каналов.
В этом, собственно, не было бы ничего нового. Во времена царицы Зенобии, в третьем веке, здесь были бескрайные поля ячменя, в Пальмире запасались в дорогу все караваны, направлявшиеся от берегов Евфрата к Средиземному морю. Но затем Пальмира была предана забвению, и поля опустели. Сегодня здесь настоящая пустыня.
В полдень нас остановили бедуины, шатры которых раскинулись  вправо  от  колеи. Они  стоят
перед нами, протягивают пустые кружки, кувшины, котелки:
— Ма'и, ясиди, ма'и... '
1  Воды, господин, воды... (Арабск.)
Мы опорожнили все подручные запасы и один из четырех баков, размещенных на прицепах.
Бедуины прыгают от радости, визжат как дети, смеются и благодарно пожимают нам руки. Многие, отхлебнув глоток, направляются к шатрам напоить детей и вскипятить чай.
— Вот тебе и на!.. А ведь в древности Пальмира была оазисом. Вода здесь была в изобилии.
От Пальмиры в этот момент нас отделяло ровно двенадцать километров...
Подъем на очередную горку — и внизу перед нами появилась котловина, обрамленная зеленью. Настоящий оазис посреди желтой пустыни. Значит, нас все-таки не обманывали, когда говорили, что в Пальмире и сегодня растут рощи финиковых пальм, от которых и произошло новое название древнего Тадмора. Их веера зеленели на всем пространстве восточного пригорода.
Потом наше внимание привлекли остатки античных построек, храмов и длинных колоннад, растянувшихся вдоль всей долины к самому подножию замка. Заходящее солнце золотило фронтоны разрушенных храмов и бесчисленные ряды колонн с остатками архитравов. Оно меланхолически опускало занавес над ареной, где давным-давно, на склоне третьего века нашей эры, последний раз гремело эхо войны. Тогда римский император Аврелий приказал казнить всех советников побежденной царицы Зенобии, а красивой пленнице великодушно даровал жизнь и взял ее с собой в Рим.
Мы идем вдоль молчаливой колоннады, служившей когда-то главной торговой улицей Пальмиры. Эти колонны несли на себе двойные своды, под которыми устраивались фантастические ярмарки товаров Востока и Запада. Проходим в ворота, через которые верблюжьи караваны, насчитывавшие тысячи голов, выходили на старт далекого путешествия к Персидскому заливу, за дарами Персии, Индии и Китая; через них они возвращались обратно, нагруженные богатствами  Востока.
На минуту останавливаемся в пустых залах храма Ваала, за стенами  которого раскачиваются ветви финиковых пальм. С наступлением сумерек на его колонны усядутся вороны — один, другой, третий, начнут по очереди каркать, а затем, тяжело махая крыльями, улетят прочь...
На следующий день Пальмиру окутал липкий туман, явившийся откуда-то из необозримых плато, спускающихся к Евфрату; он прежде всего поглотил здание храма и колонны с консолями, на которых в свое время были установлены скульптуры почетных граждан. Затем он переместился в Долину спокойствия, залег среди высоких, похожих на башни могил и, наконец, вскарабкался к средневековому замку, который последним оказывал сопротивление назойливому туману до тех пор, пока и его стены не утонули в нем.
И только холодный ветер мчался вдоль Пальмирской долины, по-ноябрьски завывая в развалинах  древнего  города.

КОФЕЙНЫЙ ОБРЯД
Мы ехали мимо хлопковых полей во владения шейха бедуинов Рагиба аль-Башира.
Племена бедуинов подразделяются в зависимости от того, какие животные играют основную роль в их хозяйстве. Одни из них называются «агл аль-ганам» — «люди овец», другие — «агл аль-баир» — «люди верблюдов».
Мы ехали к «людям верблюдов».
Хлопок был уже давно собран, лишь кое-где на кустиках изредка попадался белый комочек: либо сборщики решили, что не стоит за ним наклоняться, либо коробочка раскрылась слишком поздно. Дорога с пыльной колеи ежеминутно сворачивала к Евфрату. Дважды мы сбивались с пути и на возвращение потеряли полтора часа.
Наконец мы добрались до селения. Нас встретил мухтар — староста, который сказал, что шейх Рагиб аль-Башир час назад уехал в Деир-эз-Зор, где у него очень серьезное дело. Когда он вернется? Этого мухтар не знает и весьма сожалеет, что так нехорошо получилось. Сейчас он приготовит для гостей кофе... И он повел нас в просторный шатер.

ФОТО. Пальмира — оазис желтой пустыни

Положение и богатство бедуинских шейхов можно определить, с одной стороны, по количеству овец и верблюдов, с другой — по количеству шестов, подпирающих шатер, который служит гостиной. Самый богатый в Сирии шейх Мичгем ибн-Эмгейд — «восемнадцатишестовый». Наш хозяин, которого сейчас замещает мухтар, далеко не из самых бедных, но, несмотря на это, его шатер лишь на пяти шестах. Длина шатра примерно двадцать метров.
В левом углу шатра находится очаг — яма глубиной примерно в четверть метра. Не успели мы оглядеться, как слуги разложили вокруг очага подушки, принесли посуду для кофе.
Все, что последовало затем, напоминало невероятно замедленный и страшно растянутый фильм.
Надо понять ритм жизни этих людей, для которых время не имеет никакой ценности. Прием гостя у бедуинов — это дело, не терпящее спешки. Гости приходят не каждый день, и уважение к ним нужно проявить не только угощением, но и величавым спокойствием.
И вот через полчаса принесли покрывала и вышитые шелком подушки под локти, кто-то с важным видом долил воды в большие пористые сосуды, из которых в подставленные кувшины каплями стекала фильтрованная вода, принесли охапку дров и старательно разложили их вокруг очага. Время от времени в шатер кто-нибудь входил, молча садился на землю, скрещивал руки на груди и глядел куда-то в пространство.
Между тем вокруг очага уже была приготовлена вся посуда: далла матхаба — тяжелый, закопченный со всех сторон большой кувшин с узким птичьим носиком, м'сабба аль-кава — кастрюлька с рукояткой, еще четыре или пять медных и никелированных кувшинов различной величины, махмас аль-кава — противень, на котором жарится кофе, с изумительной железной рукояткой, украшенной позолоченными двенадцатиугольными призмами, и, наконец, мильгет — щипцы для угольков.
Мухтар, который терпеливо повторял для нас все эти названия, с нескрываемым любопытством следил за тем, как мы зарисовывали эту утварь в блокнот. Потом он вдруг пересел к очагу, взглядом приказал помощнику подать ему пару лучинок, схватил бутыль с керосином и плеснул его на дрова. В руке у него блеснула зажигалка и из-под самого большого кувшина повалил удушливый дым.

Фото. Украшения  сирийских  женщин.
Фото. Обряд  приготовления  кофе.
Фото. Хан-Шейхцн  —  «сахарная» деревня.
Фото. Плачущее колесо на реке Оронт.

Приготовление арабского кофе — это сложный  обряд. Он, пожалуй, напоминает  игру в алхимию и, вероятно, предназначен для того, чтобы хоть как-то занять гостей, а их мысли сосредоточить на ожидании того блаженного момента, когда мухтар первым попробует кофе, показывая, что оно не отравлено, и начнет обходить с кувшином шатер. Он идет от гостя к гостю, перед каждым церемонно останавливается, наливает кофе в маленькую чашечку, наполняя ее менее чем наполовину.
За каждым его жестом следят десять пар глаз, которые до этого с таким же напряжением следили, как мухтар ловкими движениями мешал на противне кофе, поджаривая зерна так, как того требует традиция. Потом он высыпал еще раскаленное кофе в тяжелую ступку — гаван, добавил несколько зернышек кардамона — хали и ритмичными движениями начал толочь кофе. Сколько элегантности и вместе с тем драматизма в этой стадии обряда!
Глаза мухтара поднимаются от ступы, и рука начинает кружить над ней так, что металл издает колокольный звон. Отзвуки звона раздаются во всех углах шатра, чтобы затем смешаться с дурманящим запахом, приятно волнующим зрителей.
Но вот мухтар едва заметно улыбнулся. Этот легкий луч улыбки на его лице выражал удовлетворение тем, что напиток, который до этого не раз переливали из кувшина в кувшин, снимали с него пену и нагревали над огнем до точно установленной температуры, был одобрен гостями, приехавшими из дальних стран.
Когда мы допили последнюю чашечку и, помахав ею, показали, что больше нам наливать не нужно, солнце уже просвечивало сквозь растрепанное полотнище, прикрывавшее вход в шатер. Мы с изумлением обнаружили, что кофейный обряд длился более трех часов.
Мы сказали Мухтару, что с удовольствием посмотрели бы хозяйство шейха. Староста ответил, что он не получил никаких инструкций от Рагиб аль-Башира. Поэтому он ограничился тем, что провел нас вдоль полей хлопчатника, неохотно разрешил нам сфотографировать группу женщин с зеленой татуировкой на лице и тяжелыми серебряными браслетами и в заключение показал нам открытый колодец, из которого дизельный мотор, задыхаясь, перекачивал холодную воду в бассейн и в оросительные каналы, разбегавшиеся по полям.
Мы хотели было поблагодарить за угощение и распрощаться, не дожидаясь шейха. Но мухтар не дал нам этого сделать. Как это — уехать?  Сейчас, когда  женщиныс сварили барана, на огромный медный поднос положили тонкие лепешки и куски баранины, все это полили верблюжьей сметаной и ждут, когда гости проголодаются?
Нам пришлось смириться с судьбой и снова усесться на подушки в середине шатра. Но гостям прежде всего полагается помыть руки — ведь бедуины не пользуются обеденными приборами... И вот уже перед нами стоит человек с оцинкованным тазом, второй держит кувшин с водой, третий — пахучее мыло и вафельное  полотенце.
Спустя час мы искренне признались хозяевам, что и в самом деле совершенно сыты. И в этот момент перед входом в шатер загудел американский лимузин. Из него вышел шейх в белоснежной куфии со шнурками, в серо-зеленой галабии чистейшей шерсти, вероятно, английского производства. Он великодушно кивнул нам и подал руку.
— Режиссура была замечательной, — сказали мы друг другу, уже сидя за рулем. — Жаль только, что никто нам не объяснил, что эти люди делают, когда не пьют кофе, и за счет чего они живут.

ПЯТНАДЦАТИКИЛОМЕТРОВЫЙ РЫНОК
Халеб славится не только своим музеем и Цитаделью, но и своими подземными рынками — суками. «Подземными?» — спросите вы. Зачем же их строили под землей? Может быть, из оборонных соображений, по образцу -подземных ходов Цитадели? Слово «подземные» не следует воспринимать буквально. Суки представляют собой непрерывные галереи, аркады, сводчатые тоннели, над которыми находятся дома, склады и мастерские. Говорят, что если все суки вытянуть в одну линию, то получился бы тон-гель длиной пятнадцать километров. А некоторые утверждают, что и все двадцать пять.
И в самом деле, это нечто невиданное. Даже для того, кто исходил арабские суки на всем североафриканском побережье и Ближнем Востоке. Бесконечная паутина галерей, раскинувшаяся на обширной площади, в центре которой находится Большая мечеть, или «Месджид Заккария». Это, если вам угодно, классический Восток не только с таинственными закоулками, базарной толчеей, выторговыванием, бесчисленным количеством товаров, но и смесью ароматов и смрада. Здесь можно видеть людей, которые, сгорбившись в тесных каморках, целыми днями сучат бесконечные черные веревки из козьей шерсти.  Из них затем  изготовляются арабские «акалы». В другом месте сидит на корточках золотых дел мастер и с утра до вечера портит себе глаза над миниатюрными коранами для туристов и набожных мусульман. Он вставляет тонкую, как волос, пилку в отверстие в золотой пластинке, закрепляет конец ее, упирает пластинку в медный верстачок и, прищурив глаз, напряженно всматривается в свои пальцы, под которыми рождается филигранный рисунок.
Можно целыми днями ходить по этим пещерам, которые на ночь запираются тяжелыми железными воротами. В нижней части ворот находятся отверстия, но через них после закрытия сука разрешается пролезать лишь ночным сторожам, отвечающим за все доверенное им имущество.
Над Большой мечетью только что разнеслась вечерняя молитва муэдзина, по улице пробегает небольшое стадо овец, топая по асфальту копытцами, причудливо мерцающими в свете фар, которые водители машин включили на полную силу, чтобы поторопить животных. То там, то здесь заблеет ягненок. Затем топот копыт утихает. Замолкает и дребезжащее тремоло муэдзина. Над площадью продолжает висеть лишь жужжание человеческих голосов, этот Hcui делимый от базаров и суков шум.

«САХАРНЫЕ ГОЛОВЫ»
О сахарных головах и разбивании их на мелкие кусочки в ступке мы знаем лишь по рассказам бабушек и дедушек. Путешествующий по Востоку может видеть сахарные головы на полках лавок, завернутые в черную бумагу, исписанную странными стишками. А тут черную обертку с сахарных голов сняли и построили из них целую деревню. Строения связаны между собой изломанными линиями оград. За оградами держат по нескольку овец. Вон два верблюда вытягивают свои длинные шеи, кто-то натянул меж стен ограды веревку и сушит белье.
Все эти «игрушки» — саманные, снаружи обмазанные глиной. Так выглядит Хан-Шейхун, одна из деревень, раскинувшихся вдоль шоссе Халеб-Хама. Иногда удается видеть эти «сахарные головы» в начальной стадии своего архитектурного развития. У строителей они получились в виде компромисса между жильем круглым, без углов, и жильем с углами. Крыша у них плоская. Но в Хан-Шей-хуне «сахарные головы» сделаны по всем правилам — без компромисса. Хотя основания, сложенные из камня, имеют четырехугольную форму, на  уровне дверей дом принимает круглую форму. Каждый новый ряд саманных кирпичей подвигается чуть внутрь, и в результате получается конусообразный свод. Потом кладка снаружи и изнутри обмазывается глиной, и кирпичная структура ее становится незаметной. Создается впечатление, что «сахарные головы» построены целиком из глины.
Посмотрели бы вы на эти жилища внутри! Чистые, уютные,, устланные коврами и подушками. На стенах украшения, сплетенные из цветного лыка и камыша, глиняные вазочки и статуэтки собственноручного изготовления.
Но неподалеку от околицы деревни мы увидели рядом с «сахарными головами» несколько кубиков и призм. Это ратуша, школа, рынок, полицейский участок. Для подобных сооружений применить технику кладки глиняных сводов здесь не решились.

ПЛАЧУЩИЕ КОЛЕСА
Мы уже говорили, что Хама узнается по высоким водяным колесам, которые называются «норие». Говорят, что для туристов, они представляют особый интерес, так как на них можно фотографировать мальчуганов, которые, ухватившись за лопатки, поднимаются вверх и потом — плюх! — прыгают в воду, как лягушки. Говорят также, что колеса эти очень древние, что они якобы вертятся со времен римлян.
Разумеется, это преувеличение! Где уж выдержать столько времени колесам, постоянно вращающимся в воде! Они давно уже должны были бы сгнить. Но есть колесо, о котором местные жители  говорят:
— Идите-ка к старому мосту, что напротив мечети, там есть колесо, за него-то уж можно ручаться, — оно построено в четырнадцатом веке.
К вечеру, когда длинные тени увеличивают его размеры, оно становится похожим на одну из мельниц Дон-Кихота. Только вместо мельничных крыльев здесь карабкаются вверх, увешанные водорослями и заросшие мохом черные лопасти. Журчит стекающая с них бахрома воды, остатки которой опрокидываются в искусственную канаву, подпираемую каменными сводами акведука. А чего стоят уныло скрипящие, стенающие и визжащие звуки, издаваемые великаном! Это он жалуется на свою старость.
Даже мальчишки не цепляются за его лопатки и не прыгают с него в реку Оронт. Стоял пронизывающий декабрьский холод, кому же в голову придет такая глупость!
Перевод С. БАБИНА и Р. НАЗАРОВА


ЗАМАНЧИВЫЕ КЛАДЫ и
РАЗБИТЫЕ ИЛЛЮЗИИ
Памфлет
С.  ВАРШАВСКИЙ
Рисунки В.Павлова
Рисунок. Одна из карт «Атласа» Коффмана

Перед нами довольно объемистая книга в светло-коричневой суперобложке. Это первый и единственный, как возвещает реклама, «Атлас карт сокровищ». Он вышел в свет в 1952 году, а в 1957 году был переиздан.
Автор «Атласа» — бизнесмен Коффман, председатель «Поисковой ассоциации». Эта ассоциация не ищет нефть, уголь, марганец, воду для орошения пустынь... Нет! Она не посягает на сокровища, таящиеся в сейфах природы. Ассоциация  занята  поисками  золота и серебра, уже однажды добытого человеком — в монетах, слитках, изделиях — и погребенного на дне морей и озер вместе с затонувшими кораблями. «Поисковая ассоциация» ищет  клады.
Вы тоже мечтаете найти клад? Пожалуйста, председатель ассоциации Коффман охотно поможет вам. Собственно, именно с этой целью он и издал свою книгу.
— Прежде всего вы должны иметь карты, — говорит Коффман. — Может быть, одна из карт окажется для вас счастливой. Купите «Атлас сокровищ»! Только десять долларов! На картах указано местонахождение 3 047 затонувших судов с кладами! Любой может быть ваш! Только десять долларов —  рискните!
И покупатели находятся. ,
300 тысяч карт, распространенных Коффманом, помимо двух изданий атласа, — это столько же семей, поверивших в возможность добиться безбедного существования и клюнувших на навязчивую идею найти миллионный клад.
Но, очевидно, сам Коффман более подробно и обстоятельно расскажет об «Атласе», да и читателя пора познакомить поближе с этим почтенным мистером. Поэтому давайте перенесемся мысленно в Нью-Йорк, в кабинет главы «Поисковой ассоциации»...

* * *

...Коффман был благодушно настроен и, прохаживаясь по кабинету,  напевал:
На земле весь род людской   
Чтит один кумир священный...
Ария была не допета, когда доложили, что его хочет видеть мистер Икс, корреспондент либеральной европейской газеты. Коффман улыбнулся — прессу он любил как действенный вид рекламы.
— Я хотел бы с вами поговорить, — сказал корреспондент, открывая блокнот. — Меня поразил ваш «Атлас карт сокровищ» и более ранняя книга о 1 001 погибшем кладе... Это не сказки?
— Я деловой человек, мистер Икс, и люблю цифры и факты. Установлено, что ежегодно гибнет в среднем 2 172 судна, не считая множества других, исчезновение которых не документировано. Минуло 450 лет мирового коммерческого мореплавания. Ну-ка, перемножьте!.. Только на Великих Озерах с 1671 года погибло 6 171 крупное судно! И почти на всех были ценные грузы и благородный металл. Монблан сокровищ!
— А как велики ценности, которые ждут счастливцев?!
Коффман встал из-за стола и актерским жестом показал на карту, испещренную кабалистическими значками.
— На дне морей и озер, дорогой сэр, покоится одна восьмая часть золота и серебра, добытого начиная с 1500 года. Если прибавить другие драгоценности и клады -на суше, то сумма неразысканных сокровищ превысит 275 миллиардов долларов.
— Да, это сказочные богатства, мистер Коффман! Но ведь они под семью замками, под охраной коварного Нептуна! Следует ли соблазнять бедняков несбыточными надеждами?
— Напрасно вы так считаете — мечты могут сбыться. Правда, только наивные люди воображают, что можно легко и быстро разбогатеть. Конечно же, нельзя' просто пойти и выхватить миллион долларов без усилий. Но держу пари — сто против одного, — что даже не нашедший ни одного дублона навсегда остается зараженным духом авантюризма и поисков, находя в этом спасение от обыденности  жизни...
— Вы хотели сказать, от ее тягот, мистер? — перебил Коффмана корреспондент.
— Не всегда! — сухо сказал босс. — Пусть вас не удивит, что даже я, человек преуспевающий, двадцать лет назад решил добыть часть этих баснословных кладов...
— Но вы, конечно, располагали определенными средствами и могли рисковать. Что же касается вашего «Атласа», то он адресован к широкой аудитории, а это в большинстве бедняки!
— Вам нельзя отказать в проницательности! — желчно бросил глава «Поисковой ассоциации». — Действительно, охота за сокровищами становится делом большого бизнеса. Наша ассоциация, например, располагает флотом, подводным роботом, специальными приборами. Но дорога остается открытой и для небольших предприятий и одиночек. Конечно, эта работа изнурительная, грязная и часто весьма неутешительная... Но сладостный трепет азарта игры искупает даже неудачи.
— Я, может быть, ошибаюсь, мистер Коффман, но большинство ищет сокровища не из-за симпатии к острым ощущениям, так что «трепет» — плохая рента на.вложенный капитал и труд...
— Риск требует жертв. Я проигрывал девять раз, чтобы выиграть с лихвой в десятый.
Мистер Икс подумал: Коффман не столь уж преуспевающий бизнесмен и решил поправить свои дела изданием книги и атласа, сохранив при этом в тайне самые многообещающие сокровища.
— Вы приводите 3047 местонахождений затонувших кораблей. Но в мою душу закрадывается сомнение — не подсунули ли вы мне за мои десять долларов какие-нибудь второстепенные или сомнительные  клады, скрыв  от меня все значительное и легкодоступное. Мне кажется, что у вас есть немало секретов от читателей книги и атласа!
Коффман кашлянул и с явным недовольством  заметил:
— У вас деловой нюх, мистер! Да, ассоциация намерена исследовать пятьдесят местонахождений полностью достоверных во всех деталях...
— Чудесно, но указанные вами 3 047 кладов, видимо, менее достоверны или лежат на таких глубинах, что ни один водолаз, если только он не владеет персональной батисферой, не в состоянии извлечь их на поверхность.
Раздался звонок телефона. Босс снял трубку.
— Хелло! А! Это вы, Хопкинс? — и Коффман протянул корреспонденту руку, как король, дающий понять, что аудиенция окончена.

«КЛАД ЛИМЫ»
«Атлас» почтенного Коффмана обращен, как видите, к поклонникам моря. Но ведь не только морем ограничиваются «беспредельные» возможности добывания сокровищ. У кого нет особого пристрастия к соленым водам океана, тот с успехом может воспользоваться кладами, погребенными на суше. Вот, например, так называемый «Клад Лимы».
Хранителем этого клада является маленький островок Кокос — 4 мили в длину и 2 в ширину. Кокос расположен в 300 милях от Коста-Рики, которой и принадлежит. Крутые, обрывистые берега лишь в двух местах образуют удобные для высадки бухточки. Остров лежит в стороне от торговых путей и очень удобен для тайных  работ  по  укрытию  сокровищ. В центре острова — гора высотой в 2 530 футов — неусыпный страж неразысканных кладов.
Остров Кокос —- магнитный полюс для компасов всех охотников за сокровищами. Еще бы! Ведь по рассказам тех, кто дотошно изучал пожелтевшие старинные документы, там зарыто три или четыре клада по крайней мере на сумму 100 миллионов долларов. Пираты из шайки Моргана в 1685 году свезли сюда часть награбленных сокровищ. Испанский пират Бенито Бонито, как полагают, также облюбовал место для захоронения клада на сумму в 30 миллионов долларов.
Но самым ценным кладом острова является, конечно, «Клад Лимы». История его вкратце такова.
Начало XIX века. Народы Латинской Америки поднялись на освободительную борьбу с испанскими угнетателями. Войска патриотов подошли к Лиме, главной крепости конкистадоров в Латинской Америке. Именно здесь, в этом перуанском городе, они сосредоточили казну и ценности католической церкви.
Но когда стало ясно, что падение форпоста испанцев неминуемо, колонизаторы начали лихорадочно искать пути вывоза ценностей короны и церкви в Испанию. На рейде порта Лимы — Кальяо стояло лишь одно крупное судно — «Дорогая Мария» —"под командованием капитана Томпсона. Это был единственный шанс, к тему же капитана знали как исключительно честного человека. И решение было принято. Английский корабль зафрахтовали для доставки в Испанию ценностей на сумму 60 миллионов долларов.
Когда судно, нагруженное сокровищами,  с  отрядом испанцев на борту вышло в море, честность Томпсона начала подвергаться атакам соблазна. Поединок был явно неравным. Честность капитулировала. Совесть  молчала.
В каюту капитана был вызван первый  помощник.
— Вы меня звали, кептен!
— Да! Есть маленькое деликатное дельце... этак на десять с лишним миллионов фунтов...
— Вы говорите о грузе?
— Да, Вильям... Кстати, вас не мучит  бессонница?
— После вахты всегда спится отлично!
— Разве миллионы не волнуют ваше сердце?
— Я честный человек, кептен...
— Именно поэтому я вас пригласил. Даже рискованные операции приятней совершать руками честных людей. Вы же знаете, о честности Томпсона говорят во всех портах мира. Но — представьте — я не могу уснуть! Чертов груз!.. Проклятие!.. Впрочем, для успокоения совести я подобрал убедительное оправдание — Испания наш  традиционный враг!
— Соблазн велик... Но я боюсь, что всю жизнь буду страдать бессонницей! Честь, долг, мораль...
Томпсон перебил:
— Оставьте эти напыщенные слова из лексикона корабельного капеллана!
В конце концов беседа закончилась сердечным согласием.
«Честнейший» Томпсон легко превратился в пирата. На акул, награбивших сокровища, готова была напасть стая других хищников. Экипаж был тайно вооружен, роли распределены. И ночью, когда в темно-синем небе сверкали огромные тропические звезды, застигнутая врасплох, испанская охрана была перебита. Трупы бросили за борт на корм акулам. Но в суматохе не заметили, что одна шлюпка исчезла.
Курс корабля был изменен. Вместо мыса Горн «Дорогая Мария» направилась на север, к острову Кокос. Спустя несколько дней на горизонте показался остров-отшельник. Драгоценный груз перенесли на берег и закопали во время отлива на таком уровне, чтобы следы захоронения были тотчас зализаны неугомонным морем. По другой версии клад был запрятан в одном из многочисленных холмов в глубине острова.  Моряки  надеялись вернуться сюда в недалеком будущем.
Но случилось совсем иное. Замешкавшихся победителей настигла карательная экспедиция у самого острова. Все члены экипажа, кроме двух, были повешены. Томпсона и первого помощника временно пощадили — они были нужны, чтобы указать места захоронения сокровищ.
Однако испанцы и на этот раз попали впросак.  Узники  удрали из-под стражи, прыгнули за борт, достигли берега и скрылись в джунглях. Много дней искали Томпсона и Вильяма. Но стена тропического леса надежно укрыла  беглецов.

МИРАЖ ОСТРОВА КОКОС
Говорят, что честнейший Томпсон позднее убил своего помощника и вернулся в Англию на судне, случайно остановившемся у острова Кокос. Так и не воспользовавшись украденным сокровищем, Томпсон, умирая, передал одному из наследников карту с обозначением места захоронения клада. Кто знает, может быть, Томпсон раскаялся впоследствии в своих преступлениях и перед смертью выдумал карту с целью запутать будущих претендентов. Ведь «Клад Лимы», приведя к гибели остальных участников похищения, не принес счастья и ему. Пусть же его потомки избегнут соблазнов и преступлений, которые порождаются ими! Так ли думал капитан? Мы не знаем. Но «Карт Томпсона» развелось великое множество. Ловкие люди нажили капиталы на их продаже. Некоторые «оригиналы» приобретались даже за 20 тысяч долларов. Но ни одна из карт не привела к открытию клада. Какая из них достоверная, покажет время.
А между тем остров Кокос стал Меккой  для искателей  сокровищ.
Более 500 экспедиций перебывало на нем. В 1925 году Малькольм Кемпбелл, знаменитый британский автомобильный гонщик, безуспешно искал «Клад Лимы». В 1934 году английская компания по поиску сокровищ заключила договор с бельгийцем Петером Бергамом, утверждавшим, что он обнаружил следы клада, когда корабль, на борту которого он находился, потерпел крушение близ Кокоса. На пути к острову Бергам, оговоривший себе четвертую часть клада, почему-то сбежал, и экспедиция вынуждена была повернуть обратно.
Калифорниец Форбес, фермер-цитрусовод, совершил пять путешествий к острову, последнее в 1950 году. Он уверял, что Томпсон приходился ему прадедушкой, и поэтому уж его-то карта, конечно, достоверна. Но и эта карта была бита.
Еще в 1894 году немец Гисслер подписал контракт с Коста-Рикой на колонизацию острова. Договорились, что если клад будет обнаружен, добыча делится пополам. Это условие сохраняет силу и по сей день. «Губернатор» Гис-слер прожил на острове 16 лет, так и не разбогатев.
Но в наши дни нашлось немало последователей Гисслера. В 1956 году один американец из Нью-Джерси вместе со своими тремя сыновьями захотел колонизовать остров, прикрывая свои вожделения стремлением создать здесь ряд сельскохозяйственных предприятий, но получил решительный отказ. Была отвергнута также идея превращения острова в туристскую базу. Вероятно, Коста-Рике более выгодно оставить остров Кокос для приманки охотников за сокровищами. Правительство разрешает партиям искателей посещать остров за определенную плату, под надзором представителей государства, с условием паритетного раздела «Клада Лимы».
А между тем остров Кокос обладает не только сомнительными, но и реальными кладами. Здесь идеальные условия для охоты и рыболовства. Кокосовая пальма, давшая название острову, и сейчас служит его украшением. Плоды пальмы всегда готовы утолить жажду тех, кто уезжает отсюда, так и не став миллионером. На острове найдено два месторождения угля, одно из которых имеет промышленное значение и может сыграть большую роль при организации промышленности по переработке сельскохозяйственного сырья.
Есть ли в действительности клады на острове Кокос? Многие данные говорят за то, что они там могут быть. Работа моря, эрозия, оползни, обвалы — все это могло изменить топографию мест захоронения, спрятав сокровища более основательно.
Мираж продолжает манить искателей сокровищ. Журналы и газеты навязчиво расписывают романтику поисков и радужных перспектив в случае удачи. Кому выпадет такой жребий? Когда? И выпадет ли? В сущности, это не имеет значения. Важно, что у бедняков есть иллюзии. Если бы кладов не было — их стоило бы выдумать, как был выдуман миф о том, что США — страна «равны?. возможностей».
«Искатели сокровищ» — это не оперетта, а трагедия. Американская трагедия. Словно лунатики, с широко раскрытыми глазами, бьющимся сердцем люди охотятся за «золотым руном», ищут сказочный Офир — золотые рудники царя Соломона, покупают «Атлас карт сокровищ», плывут к уединенному острову Кокос. В поисках сокровищ растрачиваются силы и средства, уходит жизнь...
Что же толкает этих людей на столь сомнительные предприятия? Они хотят стать миллионерами? Конечно, есть и такие, кто верит в легенду о возможности счастливого превращения чистильщика сапог в обладателя миллионного состояния.
Но простой американец—рабочий или фермер не стремится стать миллионером. Его мечты куда скромнее — избавиться от тревожной заботы о завтрашнем дне. Гарри хочет обеспечить себе безбедную старость. Джимми — просто свести концы с концами. Но ни тот, ни другой не могут добиться этого у себя на родине — дамоклов меч безработицы и нужды висит над ними. Именно поэтому эти люди обращаются к книжонкам, прославляющим лживый миф о «равных возможностях». В подобных книжонках приводится по крайней мере 10 тысяч способов разбогатеть. «Все они хороши», — уверяют их авторы. Но на практике оказывается, что эти способы обладают одним небольшим пороком — никто из воспользовавшихся ими не стал миллионером. Не станут богачами и Гарри с Джимми. Их ожидают не заманчивые клады, а разбитые иллюзии.

ФОТО. Эта визитная карточка, оставленная на острове Кокос неким французским искателем сокровищ еще в 1846 году, служит эпитафией разбитым иллюзиям.


ПЁСТРЫЙ МИР
«РАДИКАЛЬНЫЕ» МЕРЫ
Проблемы, связанные с увеличением уличного движения, разрешаются по-разному. «Отцы города» Тайбэй на острове Тайвань недолго ломали головы над этим сложным вопросом.
Из затруднительного положения они вышли просто и без затрат. Движению потока автомашин мешали велосипедисты-рикши. Местные власти предложили каждому автомобилисту купить по десять колясок велорикш  и  уничтожить  их.

МУРАВЬИНАЯ ПЕРЕПИСЬ
Во многих странах Европы красные муравьи охраняются законом. Дело, в том, что они незаменимы в биологической борьбе с вредителями сельского хозяйства. Чтобы пересчитать армию этих полезных насекомых, в Италии была проведена перепись... муравейников. Установлено, что только в Итальянских Альпах около миллиона муравейников, в которых обитает до 300 миллиардов рабочих муравьев четырех наиболее полезных видов За 200 дней — это период годовой активности муравьев — эта армия может уничтожить 15 тысяч тонн различных насекомых!
Около 100 литров муравьев были перевезены из Альп на юг страны. После акклиматизации муравьи вступили в борьбу с гусеницами, с термитами и другими вредными насекомыми. Переселение муравьев получило широкое освещение по радио, телевидению и даже в кино.

КУПЛЮ НЕБОЛЬШОЙ ВУЛКАН
Среди постоянных американских газетных реклам, объявлений о браке и распродаже недавно промелькнула не совсем обычная заметка. Одна из химических фирм оповестила о своем желании купить... вулкан. Покупатель—фабрикант абсорбирующих материалов — намерен использовать в качестве сырья для своей продукции вулканический пепел. Главное условие, поставленное фирмой, — вулкан должен находиться в западном полушарии.
Как ни редко появляются подобные объявления, к покупателю отовсюду посыпались письма. Мексика, Перу и другие страны предложили для продажи свои вулканы.

СТО КИЛОМЕТРОВ  СТРАХА
Можно подумать, что этот автобус отправляется на передовую линию фронта. Однако его пассажиры— мирные граждане, едущие из одного города в другой на японском острове Кюсю. Но на стокилометровом участке этого пути они могут подвергнуться обстрелу... камнями. Постоянно обрывающиеся осколки скал нередко пробивают крышу автобусов. Поэтому все пассажиры, включая водителя и кондуктора, обязательно надевают стальные шлемы.

ПОСЛЕДНЫЙ ИЗ САБОТЬЕРОВ
Вы думаете, эти люди запасаются дровами на зиму? Вовсе нет. Дерево нужно Марселю Генья для работы: он сапожник. Его мастерская «выпускает» сабо — деревянные башмаки, которые до сих пор носят кое-где в Швейцарии крестьяне. За 43 года работы мастер и его сыновья обули больше 100 тысяч клиентов. Когда-то Генья работал вручную, потом стал делать заготовки на токарном станке.
Но в наши дни сабо все чаще уступают место своим конкурентам — калошам. Теперь Генья остался единственным саботьером в Швейцарии. Правда, в последнее время спрос на деревянные башмаки опять вырос. Ведь сабо дешевле калош и, как утверждают некоторые медики, полезнее для здоровья.

ВОЛЧЬЯ ТЕОРИЯ
Профессор зоологии Мичиганского университета Бейтс взял под сомнение дарвинскую теорию происхождения человека. Этот ученый полагает, что у людей значительно больше сходных черт с волком, чем с обезьяной. Бейтс приводит данные своих наблюдений. Он утверждает, что волк, как и человек, питается преимущественно животной пищей, а обезьяны — исключительно вегетарианской. В обезьяньих «семьях» забота о потомстве ложится только на самок, а волк принимает в этом участие, как отец семейства у людей. Люди, как и волки, объединяются в коллектив. Первые избирают форму клуба, вторые — стаи.
Нет необходимости оспаривать «научность» наблюдений проведенных Бейтсом. Ведь сделаны они в окружающей американского профессора среде.

ЛИШЕННЫЕ ДЕТСТВА
Кажется, что время обошло стороной эти убогие хижины иранских крестьян. Как и сотни лет назад, сидят, сгорбившись за станком, маленькие дети. Некоторым из них едва исполнилось четыре года, но рабочий день их длится 6—10 часов. Они ткут знаменитые  персидские  ковры.
Маленькие ковровщицы делают в день от 2 до 3 тысяч узлов. Но работа очень трудоемкая: ковер в 4 квадратных метра 5 девочек могут выткать лишь за... 3 года.
Скупщики за бесценок приобретают готовые изделия у владельцев мелких ковровых мастерских. А ковровщицы получают за свой изнурительный труд плату, которой едва хватает на самую скудную пищу.

КОСМИЧЕСКИЕ БЛОХИ
Профессор Олайв из Колорадского университета (США) рекомендовал в качестве питательного средства для космонавтов... дафний — водяных блох. Он мотивирует свое предложение тем, что в блохах много белка, сахара, витаминов и минеральных солей и размножаются они с поразительной быстротой. Мистер Олайв уверяет, что сам он ест водяных блох с большим аппетитом.

Семья переезжает
Белокрылое семейство — папа, мама и восемь детей — чинно пересекает одну из оживленных магистралей Копенгагена. Полисмен вынужден задержать машины, велосипеды и мотороллеры — ведь лебеди хорошо знакомы с правилами уличного движения, они переходят улицу по пешеходной дорожке. К тому же лебединое семейство предприняло эту прогулку с вполне деловыми целями: прежний водоем обмелел, и лебеди подыскали себе новую «квартиру» на другой стороне улицы.

ПЕРНАТЫЙ КУРОРТНИК
Региональный центр кольцевания в Биаррице получил кольцо с надписью «Москва», снятое с лапки дрозда. На запрос Московская орнитологическая станция сообщила, что птица была окольцована в Красноярском крае. Чтобы попасть из Сибири на французский курорт, пернатый «турист»  пролетел  около  6 250  километров.

СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО 
В 1861  ГОДУ ЖУРНАЛ ПИСАЛ:
Несмотря на то, что английское правительство находит выгодным препятствовать прорытию Суэцкого канала, работы  продвигаются вперед. Нет сомнения, что канал-пролив будет.
* * *
По объему Венгрия — самая обширная страна Австрии. Несмотря на то, что эта область расположена так близко от России, о ней поныне говорят как о неизвестной сказочной местности... Известны только более значительные города Офен и Пест...
* * *
Из Бостона отправилась на маленьком корабле новая арктическая экспедиция под начальством капитана Хейса. Цель экспедиции — увериться в существовании полярного моря, которое Хейс видел издали в прежнем своем путешествии.
ИЗ ОТВЕТА  ЧИТАТЕЛЮ:
«Сколько нам известно, фабрики, где бы изготовлялись части часового механизма, в России нет. Все части часов идут из-за границы».
СОБАКА, СОВЕРШИВШАЯ ОДНА ВОСХОЖДЕНИЕ НА МОНБЛАН
Летом прошлого года плотник из одной деревни близ Шамони отправился на вершину Монблана, чтобы сделать кое-какие починки в тамошней обсерватории. Вскоре после его ухода со двора плотника исчезла собака. Быстро отыскав след хозяина, собака отправилась к вершине. За пять с половиной часов она одолела путь, на который люди затрачивают тринадцать часов. Несколько туристов, бывших на вершине, засвидетельствовали этот факт. Собака получила гордую  кличку  «Монблан».
(«Вокруг  света»,  год 1910-й.)
РАСКРАШЕННЫЙ ВЕРБЛЮД
В зверинце был ремонт. Молодой слон внимательно следил, как маляр орудует кистью. Раздался звон обеденного колокола; маляр прервал свою работу и ушел.
Едва маляр скрылся из виду, как слон протянул хобот через решетку, около которой рабочий оставил ведро с красной краской. Захватив торчавшую в нем кисть, он провел ею по боку спящего в соседнем вольере верблюда.  Верблюд  продолжал  мирно  спать.
Когда обед кончился, вернулся рабочий. Слон как ни в чем не бывало стоял, повернувшись спиной к верблюду, а кисть торчала в ведре с краской. Зато дремлющий верблюд был похож на зебру...  с  красными  полосами.
И только сторож зверинца, подсмотревший проделку слона,  знал,  как верблюд  стал  зеброй.
(«Вокруг света», год 1910-й.)
ГУСЕНИЦЫ И ПАРОВОЗ
Поезд на всех парах шел в Ангулем. Внезапно машинист почувствовал, что колеса паровоза замедлили свой ход, увязнув в какой-то массе, и, наконец, остановились. Соскочив с паровоза, машинист и его помощник увидели, что железнодорожный путь на протяжении пятидесяти саженей заняли колонны жирных... гусениц. Они ползли густой массой, и пришлось очищать рельсы, чтобы состав мог двигаться дальше.
Прожорливые полчища съели в то лето большие участки леса в западной Франции. Очистив массив по одну сторону дороги, пожиратели леса переползли на другую. В течение четырех дней двигались гусеницы через рельсы со скоростью до ста саженей в час. Шорох жующих челюстей был похож на шум крупных дождевых капель.
«Изобилие прожорливых гусениц объясняли отчасти той бессмысленной настойчивостью, с какой местное население уничтожает птичьи гнезда и самих птиц», — писал в заключение заметки журнал «Вокруг света» в  1897  году.


ЧЕСЛАВ ЦЕНТКЕВИЧ
 АЛИНА ЦЕНТКЕВИЧ
Рисунки  М. КЛЯЧКО
На Баренцовом море - шторм
Рассказ ведется от лица Чеслава Центкевича.
При ярком свете, заливающем помещение радиостанции, я замечаю блеск серебряных нитей в густой шевелюре Ойена. Как летит время!..
Растроганно смотрю на своих норвежских друзей. Я познакомился с ними три года назад здесь, на Медвежьем острове. Мы работали вместе тридцать долгих месяцев. Сначала мы не знали ни одного норвежского слова, а они — польского. Но это не помешало нам сразу же полюбить друг друга.
И вот три года спустя я снова очутился в Тромсё и на борту маленького траулера добрался до острова.
С трудом пытаюсь сдержать волнение. Норвежцы — народ скрытный, они не любят шумно проявлять свои чувства. Но крепкие рукопожатия говорят нам значительно больше, чем громкие восклицания радости.
С исхудавшего, испещренного морщинами лица Ойена на меня смотрят ласковые и полные жизни глаза. Он остался прежним: решительный, отважный и в то же время мягкий, как дитя. Роальд — самый молодой из группы норвежских зимовщиков — возмужал и будто бы вырос, стал еще крепче.
На широком столе весело блестят лампы радиопередатчика, рядом лежит открытый журнал. Беру его в руки, открываю страницы далеких дней нашей совместной работы: вот призыв о помощи тральщика из Тромсё «SOS!»; ледокол ищет потерявшийся в тумане буксир. А здесь пустая страница: мы не смогли передать сводку — шторм опрокинул  наши метеоприборы...
Раздается скрип открывающейся двери. Комнату наполняет ароматный запах кофе.
Сквозь пар от кофейника вижу широкое, как луна, сияющее сердечной улыбкой лицо второго радиста  Эвальда.  В усердном
рукопожатии он чуть не раздавил мне ладонь. Эвальд не изменился: те же тяжеловатые движения добродушного великана, тот же ясный взгляд глубоко посаженных  глаз.
Горячее, крепкое, пахучее кофе  развязывает  всем  языки.
Роальд, увлекшись, делает резкое движение рукой. И вдруг стискивает зубы, приглушая крик боли.
— Что с тобой? — спрашиваю я.
Роальд смущенно молчит.
— Как пришла радиограмма о твоем приезде,— объясняет Ойен, — Роальд отправился на охоту...
— Хотелось обязательно что-нибудь подстрелить к твоему приезду, — быстро и горячо оправдывается Роальд. — Когда я заряжал ружье, внезапно произошел выстрел. Весь заряд попал мне прямо в ладонь. Я даже не почувствовал боли. Крепко замотал руку  платком  и  вернулся  на  радиостанцию.  Так ничего и не принес.
В голосе молодого радиста звучит досада.
— Может, ты осмотришь его рану? — продолжает обеспокоенный Ойен. — Я, правда, сделал ему перевязку, но какой я хирург?
Пропитавшаяся кровью марля присохла к ране. Сильным рывком срываю повязку. Вытянутая рука не дрогнула: Роальд вынослив. Но то, что я вижу, меня пугает: синяя опухшая ладонь, неумело зашитая рваная рана с покрасневшими краями.
— Когда это случилось?
— Сегодня утром, всего за несколько часов до твоего приезда, — поспешно  отвечает  Ойен.
Перерезаю напрасно наложенные швы. Открытая рана выглядит еще хуже, чем я ожидал.
— Чем ты ее промывал? — спрашиваю с беспокойством.
— Бензином, авиационным бензином, — неуверенно говорит Ойен, — а потом смазал камфарным  маслом. Разве  это  плохо?
Промывание раны йодобензином, накладывание марли и бинта временно освобождает меня от ответа. Не хочется огорчать Ойена, ведь он старался сделать все  как  можно  лучше.
-- Ну  вот  и  все.
Мне отвечает слабая улыбка посиневших сжатых губ. Лоб Роальда покрылся мелкими капельками пота.
— Мы так радовались твоему приезду! — с грустью говорит Эвальд. — Гагарки должны были стать «гвоздем» обеда...
— Чеслав, у меня болит вся рука. Скажи, долго ли будет заживать? — прерывает его Роальд. — Я ее... не потеряю? — добавляет он тихо, и в голосе звучит отчаяние.
Трудно отвечать. Не хочу пугать парня, но и обманывать не имею права. Я опасаюсь заражения крови. Надо что-то предпринимать.  Так оставлять нельзя.
— Необходима врачебная помощь, — отвечаю я решительно, — и как можно  скорее.
Легко сказать «как можно скорее» на далекой полярной станции в Баренцовом море!
В комнате раздается знакомый высокий «говорок» передатчика и размеренный стук ключа. Ойен уже сидит у аппарата с наушниками. Пальцы его ритмично выстукивают тире, точки, тире, точки. С передачи Ойен переходит на прием, потом снова, не дожидаясь ответа, вызывает... Наконец Тромсё отвечает.
— Нам повезло, — с облегчением произносит Ойен, снимая наушники. — Учебное судно вышло в Баренцово море. На борту есть хирург. Они слушают каждую пятую и тридцать пятую минуты.  Это уже скоро.
Слушая ийена, я подливаю Роальду коньяку. Если заражение крови, коньяк может помочь. Ведь у меня нет под рукой никаких других средств. Роальд пьет и молчит. Постепенно на щеках его расцветает кирпично-красный румянец, блестят глаза. Действие алкоголя или температура?
Завязав разговор с радиостанцией учебного судна, Ойен бросает через плечо короткие объяснения:
— Они в ста двадцати шести милях от нас... Это, черт возьми, далеко... Советуются... Капитан согласен... Меняют курс! Ура! Идут к нам!
Эвальд наклоняется ко мне:
— Будут здесь не раньше чем через четырнадцать часов, — шепчет он. — Как ты думаешь, может, приготовить ему что-нибудь вкусное?
— Лучше оставить его в покое. Вряд ли он сможет есть. Лишь бы они быстрее пришли, — отвечаю я так  же шепотом.
...Спать мы не ложимся. На дворе светло. Из-за низких, тяжелых туч едва просвечивает солнце. Хорошо, что сейчас лето. В полярную ночь ни одно судно не пристало бы к берегам Медвежьего острова.
Я слежу, чтобы Роальд не заснул. Заметно, как температура у него то поднимается, то падает. Плохой признак. В голове моей бродят какие-то обрывки воспоминаний то ли из рассказов, то ли из прочитанных в детстве книг: в тропических джунглях больного при заражении крови поят спиртом и не дают ему спать... А может быть, так поступают только после укуса змеи?
Думаю о больном, но внимание мое привлекает странное поведение Ойена. Всегда спокойный, владеющий собой, он ходит из угла в угол, не произносит ни слова и даже не глядит в нашу сторону. Взгляд Ойена все чаще останавливается на барографе. Вот она, причина беспокойства друга: меняется давление. Стрелка стоящего рядом анемометра медленно, но неуклонно движется вправо.  Это предвещает шторм.
Внезапный порыв ветра распахивает дверь, вталкивает в избу Эвальда, сметает со стола бумаги. Вместе с ветром в комнату врывается чувство тревоги.
— Ветер северо-восточный, — коротко сообщает Эвальд, отвечая на наш немой вопрос. Улыбка исчезла с его круглого лица, теперь оно сосредоточенно и серьезно. Эвальд знает, что означает такой ветер.
Ойен, глядя на меня, подносит палец к губам: не надо будить Роальда, он задремал.
— Без врача парень потеряет руку? — шепчет мне Ойен. — У него на иждивении мать, младшие братья и сестры. Отец — рыбак, погиб в море. Никто не станет даром кормить Роальда. Ведь  знаешь,  как это  бывает...
Эвальд не отходит от радиоприемника, будто это может подогнать хорошие вести. А нарастающий за окнами шум ветра все сильнее перебивает рокот волн. Синяя навись туч закрывает небо. В комнате наступает полумрак. Сколько прошло времени — минуты, часы? Время остановилось в напряженном ожидании. Нас угнетает сознание собственного бессилия.
Внезапно из репродуктора как горох посыпались резкие короткие сигналы. Комната наполнилась  треском.
— Подходят! Уже близко! — кричит возбужденно Ойен, не отрывая  руки  от ключа.
Проснувшийся Роальд не сводит с него глаз.
Но радость наша длится недолго. На лице радиста разочарование. Ойен с чем-то не согласен, чем-то возмущен. Я нетерпеливо тяну его за рукав.
— Шторм. В море начинается шторм. Не могут подойти. Не могут или не хотят, — выпаливает он единым духом. — Боятся даже шлюпку спустить.
— И это помощь! Стыдно! Так не поступают моряки! — кричит Эвальд. Я никогда не видел его таким. — Рыбацкие ботики подошли бы! Обычные шкиперы отважнее этого  капитана!
Я почти физически чувствую устремленный на меня взгляд Ойена, упорный и вопросительный.
— Чеслав, они боятся, это их дело. Но, может быть, мы справимся? Перевезем Роальда на судно. Как ты думаешь? — спрашивает Ойен спокойным, но напряженным голосом.
Три пары глаз смотрят теперь на меня. Не задумываясь, утвердительно киваю головой. На круглом лице Эвальда снова сияет широкая улыбка. Роальд опускает глаза  с  облегчением.
— Эвальд, ты останешься дежурить. Приготовь веревки. Чеслав, переоденься сам и переодень Роальда. Возьми что-нибудь потеплее! — командует Ойен.
Порывы ветра затрудняют дыхание, выжимают слезы из глаз. Трудно удержаться на ногах. Перетаскиваем тяжелую шлюпку к бухте. Во время шторма только здесь можно спустить ее на воду. Подходим к самому краю обоыва и оба невольно отступаем. Нельзя выходить в море — это сумасшествие!
Растерянно мы смотрим на вспененные серо-бурые волны. Покрытые белой пеной, они выглядят  грозно.
Ветер высоко бросает брызги. Тучи спускаются все ниже, будто хотят своей тяжестью вдавить остров под воду.
Вдали чернеет силуэт судна — единственное спасение для Роальда. Понимаем друг друга без слов: не время для колебаний, на карту поставлена жизнь товарища.
Мы торопимся. Судно будет ждать только два часа. Осторожно, с трудом преодолевая напор вихря, спускаем на веревках шлюпку. Ойен ловко соскальзывает в нее и сразу же отталкивается от каменной стены:  волны могут разбить шлюпку. Временами  волна спадает, тогда Ойен подгребает. Я должен воспользоваться этим коротким моментом. Делаю несколько неудачных попыток, наконец съезжаю по веревке, вскакиваю в шлюпку и хватаюсь за весло. Обвязанный веревкой Роальд беспомощно висит в воздухе, ожидая, когда мы сможем подплыть. Ойен энергично хватает его за ноги, отсекает веревку взмахом ножа, тянет в шлюпку, Можно плыть!
Изо всех сил налегаю на весла, но не вижу выхода из мелкой бухточки. Рокот волн заглушает голос Ойена. Тогда он показывает мне направление: в нескольких метрах мгновениями маячит узкий проход между скалами.
Стон Роальда придает мне силы. Нас окружает масса водяной пыли, море захлестывает длинными языками. Наступает решающий момент. Если проиграем, волны разобьют шлюпку. Уголком глаза вижу с обеих сторон скользкие глыбы. Они совсем рядом!   Вжимаю весла почти вертикально в воду, но нас неумолимо сносит на скалы. Кажется, спасения   нет. Вдруг высокая волна поднимает шлюпку, переносит ее через  скалы и швыряет в водную кипень. Черный берег острова исчезает, вместо него вырастает зеленая стена воды,  
Мы оба сильно гребем, стараясь удержать направление на волну. Горизонт танцует словно  пьяный: вверх-вниз, вверх-вниз.
 Роальд лежит на дне шлюпки,   Глаза заливает потом и брызгами соленой воды. В голове у меня хаос. «Какая может быть сейчас высота волны?» — вертится в мозгу назойливая мысль.
Ойен снова что-то кричит, указывая рукой. С трудом поворачиваю одеревеневшую шею и замечаю темную массу парохода. Стоя боком к волне, он защищает нас от ее бешеных наскоков. Еще минута, и мы у борта. Два матроса бережно подхватывают Роальда, поднимают его на палубу. Не знаю, смогли бы мы сейчас сделать это сами. Карабкаюсь по трапу тяжело и неуклюже, словно не на своих ногах.
Пушистый ковер, полированные панели, все вокруг блестит. У меня кружится голова. Одолевает сон. Сидя в кают-компании с капитаном, бессознательно смотрю, как струйки воды стекают с нашей одежды на ковер. Капитан усиленно оправдывается: он сделал все, что мог. Ему нельзя рисковать учебным судном. Берег острова во время шторма опасен. Он восхищен нашей  смелостью...
Мы машинально киваем головами, хотя, усталые и оглушенные, почти  не слушаем  его.
— Хорошо, что привезли больного. У него заражение крови. Каждый час при этом дорог, — мужчина в белом халате сердечно пожимает нам руки.
— Больной останется у нас, — добавляет он. — Лечение будет длительным. Мы высадим его на Шпицбергене или, после окончания рейса, доставим в Тромсё.
— Сможет ли он работать? — озабоченно спрашивает Ойен.
Врач беспомощно разводит руками.
— Будем надеяться. Сделаем все, что в наших силах, — уверяет он.
— Не уходите, погрейтесь, — просит капитан, видя, что мы встаем.
— Нам пора. На радиостанции остался один человек, — решительно отвечает Ойен.
Роальд прощается с нами улыбкой.
Короткий отдых в тихой, теплой кают-компании, крепкий кофе и прежде всего сознание, что наши усилия не пропали даром, приводят нас в хорошее настроение. Мы уже не чувствуем усталости. А может быть, это нам только кажется?
Матрос на борту от души желает нам благополучного возвращения и багром отталкивает шлюпку. Мы стараемся быстрей отплыть от стального борта. Уши снова раздирает рокот волн, но уже после нескольких взмахов веслами чувствуется какое-то изменение. Море волнуется по-прежнему, однако злость стихии как будто спадает. Но в борьбу с нами вступает теперь другой хозяин Арктики — туман. Это жестокий, коварный враг.
Туман густеет. Темные контуры судна блекнут и, наконец, исчезают в белой пелене.
— Надо плыть с волной. Она прибьет нас к берегу, — доносится как бы издали голос Ойена, а ведь он от меня на расстоянии не более метра.
Горизонт закрыла непроницаемая стена тумана. Усиленно работаем веслами. Нужно спешить. Такой туман страшнее шторма. Он давит нас. Мне кажется, будто я вдыхаю в легкие вату. Пронизывающий влажный холод заползает под куртку и свитер. Хлещет ледяная вода, обжигая руки. Где-то в шлюпке лежат рукавицы — не время их искать. Окоченевшие ладони и пальцы с трудом удерживают древко весел.
— Налегай! — кричу с натугой Ойену.
- Налегай! — отвечает мне, словно эхо, его приглушенный туманом голос.
Предельное напряжение мускулов. Изо всех сил мы ударяем по воде веслами. Руки тяжелеют, не слушаются. Я замечаю, что движения Ойена становятся медленными, нерешительными. Это не усталость... Я даже не спрашиваю, и так ясно:  мы заблудились.
Сквозь молочную пелену прорывается слабый, замирающий вой сирены. Значит, отошло судно. Мы остались одни. С нами только туман.
Через некоторое время мы начинаем улавливать в шуме моря какой-то новый звук. Что это? Я с тревогой смотрю на Ойена. Радист стоит на широко расставленных ногах, с трудом удерживая равновесие, и старается пробить взглядом проклятую пелену тумана.
Гул усиливается, крепнет. Что же это? Неужели?.. Ритмичный звук пароходного винта, бороздящего воду, надвигается на нас. Опасность неотвратима. Мы кричим, надрывая голос, хотя знаем, что нас никто не услышит. Надеяться мы можем только на собственные силы.
Левее шлюпки уже просвечивает сквозь туман черная масса судна. Она наступает, растет... Словно по команде, мы хватаемся за весла. В сторону — быстрее, подальше! Близкая опасность придает  нам  силы.  Успеем  ли?
Оглушительный рев сирены сваливается на нас, как шквал бури, заполняет уши, врывается в мозг. Удар широкого гребня волны отбрасывает шлюпку; она кренится, зачерпывая воду...
Судно миновало нас и исчезло в тумане. Вздыхаем с облегчением. Перестаем грести: нет сил. Но море будто только этого и ждало. Волны хлещут через борт, мы по колено в воде. По очереди вычерпываем  ее из  шлюпки.
— Каким образом они проскочили нас?  —  спрашивает Ойен.
Отвечать не хочется. Не все ли  равно?  И  мы  снова молчим. Без  слов мы оба понимаем, чего избежали.
Почти не двигая веслами, дрейфуем с течением по волнующемуся морю. Туман редеет. Подхваченный сильным порывом ветра, он разрывается в клочья.
Оглядываемся вокруг. Перед нами, насколько видит глаз, вода. За нами — черные, обрывистые скалы на фоне зловещих туч. Почему за нами? Значит, в тумане мы не заметили, как волны унесли нас  в  открытый  океан?
...Когда через несколько часов, мокрые до последней нитки, полуживые от холода, мы появились в дверях радиостанции, Эвальд не знал, чем проявить свою радость: согреть кофе или поскорей принести сухую одежду. В результате он бросается к передатчику.
— Надо им немедленно сообщить, что вы вернулись, — объясняет он. — Они решили вас  искать, спускают спасательные  шлюпки. 
— Как же это, ведь судно  ушло?
— Хотели уйти, но я им не  разрешил. Пугал, не давая ни минуты покоя. Я спросил капитана, кого они хотят воспитать из тех  моряков, которых обучают на судне. Он услышал от меня несколько слов правды. Я наделал такого шума, что они перестали бояться шторма  и вернулись.
Лицо Эвальда лучится от гордости. Он считает, что заслужил похвалу. А мы разражаемся смехом. Хохочем до слез. Эвальд смотрит на нас укоризненно. Он возмущен, удивлен.
— Возвращаясь, они чуть не утопили нас, — поясняет, наконец, Ойен, тяжело опускаясь на  стул. — Проплыли мимо в тумане, еще немного, и ты бы нас не увидел.
Эвальд обескураженно всплескивает руками.
— А я-то думал, что вас спасаю! Ну, ладно, главное, что вы вернулись, — добавляет он умиротворенно, скрываясь за дверью кухни. Оттуда доносится лязг кастрюль и ползут соблазнительные ароматы.
Ойен бросает беспокойный взгляд на часы, вскакивает со стула и садится около радиоприемника. Наступило время метеорологической сводки.
За окнами ветер высвистывает свою монотонную песню. В ушах, еще полных морского грохота, однообразно тикает хронометр. Ему аккомпанирует дробный стук ключа. Я готовлюсь производить метеорологические наблюдения: надо заменить Роальда.
Все возвращается к обычному образу жизни полярной станции. Будто ничего не произошло. Будто и не было на Баренцевом море шторма.
Перевод с польского Л. ЯКУБОВИЧА


ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ
Миллионы людей на берегах Хуанхэ с трепетом следили за тем, как колеблется уровень громадной реки. Если поднимется вода слишком высоко, то смоет посевы; если река будет нести мало воды, посевы погибнут от засухи.
И сейчас следит весь Китай за делами на берегах Хуанхэ. Следит с радостью и гордостью, как мать за подрастающим ребенком. Детище страны — огромная плотина раскинула железобетонные объятия, крепко скрутила своенравную реку. Вот-вот заставит реку-разрушительницу отдавать силу новым городам и деревням.  Шесть  миллиардов  киловатт-часов  энергии  будут получать они от реки ежегодно. Два с лишним миллиона гектаров орошенной земли скатертью-самобранкой  лягут  у ног  человека.
Это будет — неузнаваемыми станут берега Хуанхэ.
Ведь еще недавно суровыми, бесплодными считались и земли на берегу Хэйлунцзяна — Амура. «Освоим!» — сказала молодежь. И вот уже несколько лет собирают здесь невиданные урожаи. Оставляя глубокие борозды, трактор ворошит золотые россыпи зерна. Зерна, собранного на земле  трудолюбивого  народа.

ПУЛЬС ИСТОРИИ
Перед нами рассказ о двадцати четырех днях исторической поездки главы Советского правительства в страны Юго-Восточной Азии, поездки, которую народы назвали миссией мира и дружбы.
В февральско-мартовские дни 1960 года пульс времени был особенно могуч. Его ощущали не только народы Востока, разбуженные к новой жизни. Удары этого пульса повергали в бессильную трусливую ярость колониалистов и в Старом и в Новом Свете. Азия словно наверстывала время, украденное у нее колониализмом — «дьявольским изобретением «цивилизованных» для грабежа «отсталых».
Вот почему известные советские журналисты, сопровождавшие Н. С. Хрущева в его поездке, назвали книгу «Разбуженный Восток» '.
I «Разбуженный Восток». Записки советских журналистов о визите Н. С. Хрущева в Индию, Бирму, Индонезию,  Афганистан.  Записи  вели: A. Аджубей, Б. Бурков, Ю. Воронов, Ю.  Жуков, Л.  Ильичев,  В. Лебедев, B.  Маевский, Ф. Орехов, Н. Пастухов, К. Перевощиков, П. Сатюков, М. Стуруа, О. Трояновский, Ю. Трушин, М. Харламов, О. Чечетки-на, Е. Шевелева. Москва, Госполитиздат, 1960.
Восток разбужен!  За годы, прошедшие после второй мировой войны, почти полтора миллиарда человек — половина населения планеты! — сбросили цепи колониального  рабства.
100 лет тому назад журнал «Вокруг света», повествуя о «первой жемчужине британской короны», мог бы рассказать о народном восстании 1857—1859 годов, залитом кровью и задушенном за несколько месяцев до выхода первого номера журнала.  Сегодня  «Вокруг  света» может опубликовать внушительные цифры третьего пятилетнего плана Республики Индии, который вступит в  силу 1 апреля 1961 года.
Индия была первой на пути Никиты Сергеевича Хрущева в страны Азии. 11 февраля 1960 года, легко преодолев отроги Гиндукуша и величайшие в мире горы — Гималаи, серебрянокрылый «Ил-18» приземлился в аэропорту Палам близ Дели.
«Под ливнем цветов» — так названа глава о встрече Н. С. Хрущева на аэродроме. И это действительно был ливень — ливень цветов, оваций и радости. Индийский народ восторженно встречал своего большого друга.
Обращаясь с трибуны аэродрома ко всем гражданам Индии, Никита Сергеевич  говорил:
«Хотя расстояние, отделяющее Советский Союз и Индию, остается прежним, с каждым годом растет и крепнет сила, которая не считается ни с каким расстоянием. Эта сила — взаимное стремление советского и индийского народов к установлению полного взаимопонимания между обеими странами, укреплению и развитию дружбы между нашими народами. Теперь мы можем с большим удовлетворением сказать, что Индия и Советский Союз не просто соседи. Они стали хорошими соседями и большими друзьями...» В ответ гремело тысячеголосое «Хинди-руси! Бхай-бхай!»— слова, известные всему миру и не нуждающиеся в переводе.
Благодарный материал достался журналистам — ведь с каждой встрече Никиты Сергеевича с народом и государственными деятелями Индии, о поездке на государственную ферму Суратгарх и в древнюю Агру с ее знаменитой «поэмой из мрамора» — усыпальницей Тадж Махал, о выступлениях в Дели, Бомбее, Калькутте и Бхилаи — о каждом из этих событий можно написать  книгу.
Бхилаи... Четыре года тому назад и в самой Индии мало кто знал это место, ныне ставшее символом братской советской помощи, символом возрождения. Тогда здесь была «выжженная солнцем полупустыня, окаймленная непроходимыми джунглями».
А в декабре 1957 года премьер-министр Неру, посетив бхилайскую строительную площадку, записал в книге отзывов: «То, что когда-то было мечтой, начинает приобретать контуры и становится реальностью. Бхилаи — символ и картина Индии будущего».
У истоков нашей эры Индия открыла для человечества сталь, рассказывается в главе «Поэма из металла». Знаменитый дамасский меч был выкован из индийской стали. Но колонизаторы разорили сказочно богатую страну. И сейчас, во второй половине XX века, у нее не было ни тяжелой индустрии, ни отечественного машиностроения. Вот какие цифры приведены в книге: на импорт стали страна ежегодно расходует полтора миллиарда рупий в иностранной валюте. Расход металлов в Индии на душу населения составляет в год 5,5 килограмма. А в Англии, где так часто разглагольствуют о «цивилизаторской миссии» британцев, такой расход равен 270 килограммам!
«Опыт последних лет, — говорил Н? С. Хрущев на митинге в Бхилаи, — отчетливо показывает, что в мире существует два различных подхода к проблеме помощи слаборазвитым в экономическом отношении странам. Советский Союз и другие социалистические государства стремятся к тому, чтобы наше экономическое и техническое сотрудничество  с этими странами содействовало ускорению развития бывших колоний и полуколоний, чтобы оно укрепляло их национальную независимость. А кое-кто на Западе использует свою «помощь» как орудие новой колониальной политики, как средство обеспечения интересов монополистического капитала и углубления политического раскола мира на враждебные группировки».
Хочется вспомнить легенду, рассказанную советским журналистам рабочим из Бхилаи Премом Да-сом:
— Очень давно были известны секреты изготовления железа. Наши люди плавили руду в маленьких тиглях, ковали из железа ножи, топоры, наконечники для стрел. Но вот пришел однажды из-за северных гор в нашу страну человек, богатый умом и знаниями. Увидел он, как мы плавим железо, и предложил нам свои руки, ум и сердце: «Построю вам печь огромную и кузницу рядом, — сказал человек, — чтобы вы могли не только ножи делать, а и крыши железом крыть, дороги из железа прокладывать, воду из деревни в деревню в железных трубах пропускать. Но чтобы построить печь и кузницу, нужны три условия: мир на земле, крепкая дружба и хороший совместный труд».
Легенды не умирают.
«Время — понятие относительное...» Этими словами открывается часть книги,  посвященная  визиту
Н. С. Хрущева в Бирму. Всего сорок три часа пробыл Никита Сергеевич в этой стране, но, «чтобы попытаться хоть в какой-то мере раскрыть смысл и значение того, что произошло в эти сорок три часа, надо бросить взгляд на историю Бирмы, насчитывающую пять тысяч лет, и на сто лет английского колониального господства в Бирме, и на двенадцать лет ее независимого существования. Мрачное столетие рабства чуть было не перечеркнуло пять тысяч лет великой и древней цивилизации, а двенадцать лет независимости показали, какие возможности быстрого продвижения вперед открываются перед страной, ставшей хозяином своей судьбы». Яркая глава, из которой взяты эти слова, так и названа: «Пять тысяч, сто и двенадцать лет».
Век колониализма оставил на теле Бирмы глубокие язвы: малярия, туберкулез и ни одного технического высшего и даже среднего учебного заведения, нищета и «политика выжженной земли», проводившаяся английскими войсками, венерические болезни и почти никакой промышленности. Колонизаторы изуродовали и сельское хозяйство, превратив Бирму в страну монокультуры риса.
В главе «Обруч рабства и рука помощи» рассказывается о небольшом бирманском племени падаунгов — «длинношеих». У женщин этого племени шеи нередко имеют в длину тридцать-сорок сантиметров.
Согласно старинному обычаю их вытягивают с помощью медных обручей — первый надевают еще пятилетней девочке. Чем выше расположен последний обруч, тем богаче и красивее считается девушка. Если она, выйдя замуж, изменит своему супругу, то старейшина снимает с нее все обручи: ослабевшие мышцы шеи не в силах удержать искусственно удлиненные позвонки, и те, лишившись опоры, ломаются. «Когда бирманский народ разбил цепи колониализма и взял в свои руки судьбу страны, те, кто нанизывал на его шею обручи рабства, рассчитывали, что позвонки нации, исковерканные за столетие игом колониализма, не выдержат, надломятся и Бирма вынуждена будет вновь покорно  сунуть  шею  в ярмо».
Но воля народа — это не слабая шейка девушки. Бирманское правительство уже немало сделало для того, чтобы вырвать страну из тисков империалистических монополий. Оно все крепче берет в свои руки контроль над экспортом и импортом. Страны социалистического лагеря протянули Бирме надежную руку помощи. Недалек день, когда красавец технологический институт в Рангуне, дар Советского Союза, выпустит первых инженеров-бирманцев.
Жители бирманской столицы еще готовились к проводам дорогого гостя, а страна трех тысяч островов уже ждала его. И когда, наконец, Никита Сергеевич появился перед тысячами индонезийцев на аэродроме Кемайоран, он был-встречен тысячами радостных возгласов и громом аплодисментов.
Никита Сергеевич обращается к встречающим. Микрофон разносит на всю страну, на весь мир слова о дружбе, основанной на сходстве исторических судеб наших народов и на общности взглядов по целому ряду международных вопросов. Советский Союз и Индонезия вместе выступают за мир, за уничтожение колониализма, за разоружение, за запрещение ядерного оружия.
Позднее в президентском дворце Мердека президент республики Сукарно воскликнул:
— Мы знаем, что дружба между Советским Союзом и Индонезией является не только формальной дружбой государств, но также дружбой, которая идет от сердца к сердцу!
От сердца к сердцу! Каким контрастом выглядит эта подлинная дружба рядом с той «дружбой», которую проповедовал во время своего визита в Индонезию Р. Никсон. Он говорил о дружбе в то самое время, котла мятежники, вооруженные американским оружием, пытались разрушить завоевания молодой республики. Он говорил о дружбе, когда в Амбоне был захвачен в плен американский летчик Поуп, выпрыгнувший с парашютом со сбитого бомбардировщика. Это разбойничья рука американца нажимала на бомбосбрасыватель, неся смерть женщинам и детям Амбона.
Да, колониалисты все чаще надевают теперь маску «благодетелей». Но им не помогут ни улыбки, ни пушки.
Слова, произнесенные Никитой Сергеевичем в Бандунге, в городе первой конференции народов Азии и Африки, молнией облетели мир:
«Время колониализма закончилось!
Пришло время уйти ему на покой. В  гроб  его и в  могилу!»
Последней страной на пути неутомимого человека, облеченного высокой миссией мира и дружбы, был Афганистан.
Дружба наших двух стран уже имеет историю. В главе «Как рождалась дружба» приводится документ. Вот отрывок из него: «Установлением постоянных дипломатических сношений между двумя великими народами откроется широкая возможность взаимной помощи против всякого посягательства со стороны иностранных хищников на чужую свободу и чужое достояние».
Эти слова в мае 1919 года написал В. И. Ленин. То было признание независимого Афганистана, сбросившего  английское иго.
Сегодня в Афганистане, куда бы ни отправиться, всюду видны плоды бескорыстной помощи Страны Советов: элеватор, мельницы, хлебокомбинат, асфальтобетонный завод и прекрасный современный аэродром в Кабуле — в том самом Кабуле, который сначала сровнял с землей Чингисхан, а потом разрушили англичане, — гидроэлектростанции, каналы и многое другое.
Вся история советско-афганских отношений — пример мирного сосуществования государств с различным социальным устройством, и не просто сосуществования, но и эффективного сотрудничества.
Воздушный корабль берет курс на Москву... Книга подходит к концу. Книга, авторам которой выпало счастье быть свидетелями и летописцами знаменательных событий. Такую летопись интересно прочесть всем: москвичу и рангунцу, лондонцу и кабульцу, ньюйоркцу и каирцу.
Но пока она создается, быстрокрылое время вписывает в нее все новые и новые страницы. Предпринял вояж по странам Азии злополучный президент Эйзенхауэр. Миру империализма в лице Айка была оказана «необыкновенная» встреча, и напрасно высокопоставленные лица в Токио разыскивали единственную в городе бронированную машину, чтобы как-то обезопасить президента от «гостеприимства» японского народа. Народ сорвал визит президента, пришлось ему ограничить свой вояж посещением Филиппин и марионеток-на Тайване и в Южной Корее.
Историческая поездка Н. С. Хрущева и провал визита Д. Эйзенхауэра —-знамение наших дней. И когда закрываешь книгу, на страницах которой пульсирует жизнь разбуженного' Востока, особенно ясно сознаешь, что Никита Сергеевич Хрущев, предлагая на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН Декларацию, прибывающую к немедленной ликвидации колониального режима во всех его проявлениях,, выразил думы и чаяния всего прогрессивного человечества.
А. ПОЛИЩУК

ЯЗЫК ДРУЖБЫ
«Бурлящее от очень неоднородных течений молодежное море... Сотни несхожих лиц — счастливых, озабоченных, задорных, вдумчивых, доверчивых, внимательных, настороженных...» — так передает свое впечатление от встречи с юношами из зарубежных стран журналист, выступающий в октябрьской книжке «Иностранной литературы».
Весь номер посвящен молодежи, ее жизни, ее взглядам, ее мечтам, ее разочарованиям, счастью и отчаянию, надеждам на будущее.
Перелистывая его, нельзя не задержаться на одной фотографии: юные лица повернуты к объективу, почти на всех — улыбка, . солнце заливает обнаженные тела. «Нам 18  лет», — гласит подпись.
Такими же юными, полными жизни были товарищи польского подпольщика Станислава Гаека — «лучезарные», как называет он их в своих воспоминаниях, опубликованных в журнале. «Когда они погибали в бою с оружием в руках, шли на казнь в фашистских тюрьмах, в лагерях смерти, им было по 17—18 лет».
Столько же лет было и семерым подросткам — героям романа немецкого писателя Манфреда Грегора «Мост», гибнущим в майских боях 1945 года. Война казалась им заманчивой игрой; недаром позиция, выбранная ими против американских танков, «больше походила на «индейскую засаду», которую куда скорее разгадали бы их заокеанские сверстники — бойскауты, чем кадровые войска».
Кто эти юноши? Немцы? — думаешь, глядя на веселую фотографию. — Не предстанут ли они завтра перед теми же генералами и офицерами, которые пятнадцать лет назад послали на верную смерть семерых безусых ребят, а сегодня ищут новой поживы? Не отравят ли их ядом ненависти и высокомерия и не бросят ли, одурманенных, в новую схватку с одногодками, говорящими на другом языке?
Или, быть может, это американцы? Тогда неужели с такой же доверчивой улыбкой будут они внимать политикам, стремящимся затуманить их сознание, приучить к мысли  о войне?
Неужели так и будут слоняться по улицам и дорогам Америки, как герои рассказов Джека Керуака, лениво прислушиваясь к нервическим звукам джаза, ненадолго воспламеняясь при виде очаровательной девушки и вечно нуждаясь в виски и наркотиках, чтобы «привести в порядок разгулявшиеся нервы»?
Станут ли они поднимать в воздух самолеты «неизвестной национальности», чтобы стрелять по крестьянам свободной Кубы, или подвизаться в незавидной роли воздушных шпионов?
Или, внуки Авраама Линкольна, они присоединятся к растущему на Юге США движению сопротивления расистам, в котором уже участвуют многие белые студенты?
...Мы вглядываемся в лица, в картины, в фотографии, перечитываем статьи, повести и романы, чтобы лучше понять и постараться найти общий язык. Нет ничего печальнее и опаснее,  чем взаимное недоверие! Об этом еще раз напомнил молодой ямайский писатель Виктор Рид. в трагической повести «Леопард». Негр Небу и его воспитанный среди колонизаторов сын бредут через джунгли, выслеживаемые леопардом и не верящие друг другу. Обоих ожидает гибель.
С облегчением переводишь взгляд, на лица других героев. Не потому, что они непрестанно веселы! Нет, и на них набегает облачко грусти, ложатся морщинки горестей и потерь. Но герою повести чешского-писателя Яна Прохазки «Зеленые дали» Ондрею при всех его любовных неурядицах и при всех стычках с противниками не изменяет оптимизм, порожденный всем строем жизни в социалистических странах. Светла любовь Тоадера и Сорицы,. чью историю рассказал их соотечественник — румын Василе Никорович. И болгарин Владимир Башев с восторженной и благодарной улыбкой поет стихами о том, как люди, ведшие деловые разговоры об автокарах, цементе, видах на урожай, замолкли, растроганно прислушиваясь к лепету влюбленных.
Есть слова, которые ныне понятны на любых языках. Мир — и Хиросима, Лидице — и Спутник. От одних люди мрачнеют, другие заставляют  биться  надеждой  cepдца миллионов.  И число таких слов растет. Усталое от войн человечество учится новому языку — языку дружбы. И номер «Иностранной литературы», посвященный молодежи - нашего времени, — хорошее подспорье в этой учебе.
А. ТУРЧОВ
ВОКРУГ СВЕТА
№ 1 ЯНВАРЬ 1961 г.
СОДЕРЖАНИЕ 
ЦК ВЛКСМ — редакции журнала «Вокруг света» 						1
B. САПАРИН — Бег времени 									2
Ю.  ГАВРИЛОВ — Знакомьтесь — катамаран 							5
НИКОЛАЙ  ТИХОНОВ — Чувствовать  жизнь  народов 					8
C. МАРШАК — Слово старейшего читателя   						8
К.  ПАУСТОВСКИЙ —Поэзия  подвига 								9
Н.  МИХАИЛОВ  и  3.  КОСЕНКО —На  уровне  века 					9
ВИКТОР ШКЛОВСКИЙ — Героика освобождаемого  мира   					9
ЛЕВ  УСПЕНСКИЙ — Страсть познания  							10
И. Д. ПАПАНИН, Д. Л. АРМАНД, К. А. САЛИЩЕВ, Ю. К. ЕФРЕМОВ 
— «Вокруг света» — старейшему из членов географического общества 		10
А. ЕФРЕМОВ,  Е.  ФЕДОРОВСКИЙ — Солнце  освещает путь 				11
Говорят друзья :										13,  14
И. ГОЛИЦЫН, В. СМИРНОВ — Атакующая  колонна 						17
Ю. ТОМИЛИН, Л. АНАТОЛЬЕВА —Мираж или действительность? 				22
Г. ГОЛУБЕВ — Век подвигов и открытий.  Рис. П.Павлинова 			26—28, 32
3 фотографии... и  сегодняшние  комментарии  к ним. 				29
Наша почта 											33
ИОАН  ГРИГОРЕСКУ —Симфония света 								34
ЖАН-ИВ  ле  ТУМЕЛЕН —С  открытой  душой 						36
A. ШТЕРНФЕЛЬД —Сквозь Землю в космос. Рис. Н. Гришина 				33
B. Е. ФУКС — Исследователям других миров 						41
БЕРНАР  ЭЙВЕЛЬМАНС — Уважать  обычаи  всех  людей					41
М.  ДИОМИДОВ — Гидростат — разведчик  глубин						41
НИКОЛАЙ  ТИХОНОВ,  РАДУ  НОР,  ЮН ЕВЕР,  ИРЖИ СВОБОДА,
РОКУЭЛЛ КЕНТ — Бутылка, брошенная в волны времени 					42
М. НЕМЧЕНКО, Л. НЕМЧЕНКО — Встреча. Рис. Ю. Молоканова 				44
ИРЖИ ГАНЗЕЛКА и МИРОСЛАВ ЗИКМУНД — Туман над Пальмирой				46
C. ВАРШАВСКИЙ — Заманчивые клады и разбитые иллюзии. Рис. П. Павлова		51
Пестрый  мир											54
АЛИНА ЦЕНТКЕВИЧ, ЧЕСЛАВ ЦЕНТКЕВИЧ — На Баренцовом море— 
шторм. Рис. М. Клячко 										56
Земля  и люди											61
Среди  книг
А.  ПОЛИЩУК — Пульс  истории								61
А. ТУРКОВ — Язык дружбы :									63

ФОТОКОНКУРС „ВОКРУГ СВЕТА" ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Присылайте нам свои лучшие фотографии, сделанные в туристском походе или в научной экспедиции, на отдыхе или на прогулке по окрестностям родного города или села.
В этом юбилейном году установлено десять премий — десять бесплатных подписок на журнал «Вокруг  света»  на 1962  год.
Просьба присылать отпечатки на глянцевой бумаге размером 9X12, 13X18 и 18X24 сантиметра.
Присланные фотоотпечатки не возвращаются.
Жюри  конкурса
На 1-й и 4-й страницах обложки композиция художников А. ГУСЕВА и  В.  НЕМУХИНА

Фотоконкурс «ВОКРУГ СВЕТА»
Антарктида... Долгое время она оставалась для человечества землей загадок. И вот безмолвный шестой континент разбужен. Советские исследователи вместе с учеными других стран ведут большую научную разведку Антарктиды.
Ни долгие полярные ночи, ни шквальные ветры, ни жестокие морозы не могут сломить упорства мужественных покорителей ледового континента. На снимке: советские полярники на берегу моря Дэйвиса.
Фото Н. МЕДВЕДЕВА

Главный редактор В. С. САПАРИН
Члены  редакционной  коллегии:  В.  И.  АККУРАТОВ,  Н.  Н.  БАРАНСКИЙ,  Е.  Н. ВАСИЛЬЕВА,  В. Т.  ЗАЙЧИКОВ,
В.  Л. КУДРЯВЦЕВ.  Л. Д. ПЛАТОВ, Ю  А. ПОПКОВ (ответственный  секретарь),  П.  Н.  РЕШЕТОВ,  А.  И.  СОЛОВЬЕВ.
В. С. ЧЕРНЕЦОВ, В. М. ЧИЧК0В(заместитель главного редактора)
Рукописи не возвращаются. Технический редактор А. Ковалев.
ИЗДАТЕЛЬСТВО  ЦК  ВЛКСМ «МОЛОДАЯ  ГВАРДИЯ» Наш адрес: Москва, А-55, Сущевская, 2\.  Телефоны: для справок Д 1-15-00, дсб. 2-29;  отделы  —  «Наша  Родина» 2-68; иностранный 2-85; 3-58; литературы 3-93; иллюстраций 3-16;  приложение «Искатель» — 3-38.
A1U28. Подп. к  печ. 20/ХИ 1960 г. Печ. л. 8,5 (8,5). Уч.-изд. л.  10,2.
Тираж 180 000 экз. Цена 60 коп. Заказ 2193
Типография «Красное  знамя» изд-ва «Молодая гвардия». Москва. А 55. Сущевская,  21