Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи

Д. Ллойд-Джордж, В. Орландо, Ж. Клемансо и В. Вильсон на Парижской мирной конференции

1919 год. В Версале, небольшом пригороде Парижа, завершается Международная конференция. 28 нюня Германия н двадцать шесть «союзных и объединившихся держав» подписывают мирный договор – Первая мировая война считается юридически законченной.

Война длилась четыре с лишним года – с июля 1914 по ноябрь 1918. В нее было вовлечено 38 государств. Численность действующих армий достигла почти 30 миллионов человек.

Людские потери воевавших стран составили 10 миллионов убитыми, свыше 20 миллионов ранеными и несметное число погибших от эпидемий.

По Версальскому мирному договору Германия возвращала некоторые территории Франции, другие – Данин, Польше н Литве. Германия обязывалась уважать независимость Австрии, признавала независимость Чехословакии и Польши.

Австро-Венгерская империя распадалась на Австрию, Венгрию и Чехословакию.

Словения, Хорватия и Босния образовали Королевство сербов, хорватов и словенцев (позже – Югославия).

Своего рода шлейфом мировой войны и Версальского договора стали «малые войны»: Румынии и Сербии против Венгерской советской республики (1919), греко-турецкая война (1919-1921), советско-польская война (1920), польско-литовская война (1920), ирландские войны за независимость (1919-1921 н 1922-1923). Многие проблемы не были решены в ходе Версальской конференции и их решению были посвяшены более поздние договора: Сен-Жерменскии договор (1919), определивший современные границы Австрии, Трнанонский договор (1920) стран-победительниц с Венгрией, соглашения Вашингтонской конференции (1921-1922) и вд.

Неразрывной частью Версальского мирного договора было решение о создании Лиги наций. Однако США – хотя они вместе с Великобританией и Францией составляли ведущую тройку среди стран-победительниц и были инициаторами создания организации международной безопасности – не ратифицировали Версальский договор и в 1921 году заключили с Германией особый договор, почти идентичный Версальскому, но не содержавший статей о Лиге наций. Президент США Вильсон, главный идеолог нового послевоенного миропорядка, не был понят в своей стране, проиграл выборы и вскоре умер.

Россия, которая сыграла в ходе войны значительную роль, не была представлена в Версале: ни белые силы Колчака и Деникина, ин советское правительство. Напротив, под эгидой Великобритании н Франции начал создаваться «санитарный кордон» (Эстония, Латвия, Литва, Польша, Румыния), который должен был отсечь большевистскую Россию от стран Центральной Европы.

Таким образом, Германия и Советская Россия оказались наиболее ущемленными в своих правах. Версальский мир, поставивший точку в войне, должен был создать в Европе такое равновесие, которое невозможно было бы нарушить. Первая мировая должнв была стать последней войной.

Как известно, из этого ничего не вышло. И в этом смысле Версальский мир можно считать самым большим поражением той войны.

В. Вильсон, Ж’ Клемансо, Д. Ллойд-Джордж и другие подписывают в Большом Версальском дворце мирный договор. Репродукция картины У Орпена. Имперский музей военной истории, Лондон

Версаль и XX век

XX век в Европе начался напряженным противостоянием на Балканах. Все противоречия между европейскими державами (Франция – Германия, Англия – Германия, Германия – Россия 9 Россия – Австро-Венгрия и т. д.) оказались привязаны к конфликту на Балканах, который в конечном счете спровоцировал Первую мировую войну.

XX век в Европе кончается под грохот взрывов на Балканах.

В геополитическом смысле мир вернулся к Версалю, к идеологии стран-победительниц в Первой мировой войне, к их надеждам и иллюзиям.

Версаль многое определил в истории XX века: и расстановку сил, которая привела ко Второй мировой войне (недаром многие историки считают ее вторым актом единой Большой европейской войны), и внутреннюю логику развития новой мировой системы, в которой постепенно набирали силу договоренности о военно-блоковом сотрудничестве по принципу «свой – чужой», и наличие «горячих точек» в различных углах Европы и многое другое.

Версальский договор создал множество новых государств: Австрию, Венгрию, Чехословакию, Югославию.

Перекроил прежние границы и выпестовал идею реванша. Но главное – в ином.

Версаль раскроил политическую карту Европы в основном по этническому принципу. Она подверглась генеральной ревизии в 1938 – 1939 годах, затем в 1945 году в Ялте и Потсдаме- Итоги последних были закреплены Хельсинкскими соглашениями 1975года. И вот сегодня на наших глазах происходит новый тур размежевания

Виктор Мальков

Право наций на самоопределение – священный завет прошлого века нашему.

Но в нашем веке он то и дело приходил в противоречие с естественным стремлением существующих государств к целостности, и это противоречие великое множество раз приводило к крови.

Недавний пример тому: выход Словении, Хорватии и Боснии из состава Югославии, созданной под флагом Версаля. Самый последний – кровавый конфликт в Косово. Противостояние «права на самоопределение» и принципа «нерушимости границ» – это вызов XX века, на который народы не смогли найти ответа. Может быть, объединенная Европа проложит путь к нему?

В ерсальская конференция была одной из самых неорганизованных и сумбурных конференций. Достаточно сказать, что в Версале не велись даже протоколы. В истории дипломатии это, пожалуй, единственный случай. Конференция без протоколов – можно это себе представить?! Поэтому все, что мы знаем, известно из многочисленных и, надо сказать, ярчайших мемуаров и дневников первоклассных мемуаристов, таких как Ллойд Джордж, Тардье, Хауз, Манту, Николсон и др.

Длилась конференция с ноября 1918 до июня 1919 года. Потом стали подписывать договора, и этот процесс затянулся надолго. Была масса сложностей, например, Трианонский договор подписали лишь после того, как в Венгрии закончилась война с Советской республикой, подписывал его уже режим Хорти. Был казус с Турцией, так как она вела войну с Грецией. Американцы вообще не ратифицировали договор. Думаю, все это было не случайно. Внешние несуразности отражали противоречивость, незавершенность и несогласованность замыслов и подходов.

Словом, Версаль – это драма и сплошные парадоксы.

Например, в иерархии победителей не нашлось места России, она вообще не была представлена в Версале, хотя и играла в ходе войны значительную, а порой и выдающуюся роль. В начале войны оттянула на себя большие германские силы, остановила наступление на Париж и нанесла серьезные поражения Австро-Венгрии. Да и в последующие годы Россия оказывала заметное влияние на ход событий. Даже последнее наступление русской армии в июне 1917 года – наступление самоубийственное для Республики России, потерпевшее поражение – сыграло немаловажную роль в благополучном исходе для союзников сражений на Западном фронте.

Карта Европы до воины 1914 года

И тем не менее в Версаль Россию не позвали. И это несмотря на значительные усилия Буллита, одного из молодых и выдающихся американских дипломатов, который приехал в Россию, сильно рискуя жизнью, имел переговоры с Лениным. Он предложил признать фактически советское правительство, с тем чтобы оно сумело организовать конференцию на островах Средиземного моря, где смогло бы договориться с областными правительствами Поволжья, Сибири и другими, и тогда как-то представить Россию в Версале.

Он заранее договорился о своей миссии в Москву с Вильсоном и Ллойд Джорджем; они согласились, хотя обстановка была чрезвычайная: шла интервенция, надо было иметь дело с большевиками, а с ними дело иметь не хотелось. Все-таки Буллит взялся осуществить эту миссию, потому что понимал, что без России решения конференции не будут иметь будущего, ее изоляция ни к чему хорошему не приведет.

Буллит едет в Москву, Ленин его принимает и соглашается со всеми его предложениями: он готов признать областные правительства, но он просит только, чтобы союзники признали его режим как существующее правительство в Москве наравне со всеми остальными. Буллит счастлив, что удалось договориться, опять рискуя жизнью, он пересекает фронт, достает где-то самолет, спасается чудом от махновцев и наконец-то возвращается в Париж. И что же? Вильсон делает вил, что болен и его не принимает, за это время президент пересмотрел свои взгляды на участие России. Шанс придать европейскому урегулированию большую легитимность утерян.

Для Буллита это удар, он подает в отставку прямо тут же, в Париже, и с этого времени становится яростным ненавистником Вильсона, возвращается в Соединенные Штаты и в течение пятнадцати лет пишет вместе с Зигмундом Фрейдом нашумевшую книгу – памфлет «Вудро Вильсон. Психологический портрет». Эго настоящее проклятье в адрес президента. Ибо Буллит уверен, что если бы Россия была представлена на конференции, все было бы иначе. Впоследствии, в тридцатые годы, он стал первым послом Америки в России. Таков был выбор президента Франклина Рузвельта.

Распад Австро-Венгрии и создание новых государств

Не будучи представленной в Версале, Россия не могла обозначить свою роль в послевоенном устройстве мира. А между тем, несмотря ни на что, Россия ощущала себя великой державой.

В 1917 году, когда уже не было царя, председатель Государственной думы Родзянко заявлял: «Мы не можем без проливов и Царьграда!» Каково? Но он сформулировал то, о чем думала вся Дума, – кадеты, эсеры, октябристы, все думали так. Более того, так думала вся Россия. Еше в 1908 году вышла статья П. Б. Струве, бывшего легального марксиста, идеолога кадетской партии, под названием «Великая Россия», которая стала манифестом всей русской либеральной партии (это очень важно). Там говорилось: мы проиграли войну на Дальнем Востоке, и поделом нам, потому что наши интересы – в Европе. Наше культурное влияние в Маньчжурии и Китае всегда будет равно нулю, а вот здесь-да, здесь славяне, здесь наша Византия и предшественники, Константинополь – Царьград. И конечно, экономически для России Черное море, проливы, Малая Азия, Ближний Восток крайне важны. Это магистральное направление нашей экспансии. Это-торговля, экономика российского юга и Малороссии.

Повторяю: это 1908 год и это Манифест. Именно им руководствовалась либеральная интеллигенция. Потому и Милюков, и Гучков не мыслили себе, ни в 1914, ни в 1917 годах, что война кончается, а Россия на мирной конференции выступает без требований Константинополя и проливов – тогда нечего было и воевать! И все жертвы, которые принесла Россия, абсолютно бесполезны. И нам русский народ этого не простит – миллионы погибли, а мы ничего не получили.

Вот этого внутреннего нерва послевоенных настроений в России Запад и Америка не понимали и не воспринимали. Это был существеннейший промах мировых лидеров, собравшихся на конференцию в Версале.

И еще один парадокс, еще одна драма. Дело в том, что войну на девять десятых, если можно так сказать, выиграли западно-европейские союзники вместе с Россией, но фактически идейно и даже практически руководителем конференции и автором главного плана мирного урегулирования («14 пунктов») были Соединенные Штаты, которые вступили в войну в апреле 1917 года, когда она была уже на исходе, а результат ясен. Нужны были лишь последние усилия, так как силы центральных держав истощились.

Еще в январе 1917 года президент США Вудро Вильсон говорил о том, каким должен быть мир после войны, излагал концепцию послевоенного мирового устройства, причем центральный ее пункт – мир без победителей – оказался абсолютно неприемлем для союзников. Они воевали пять лет, а им хотели отказать в территориальных притязаниях и колониях так же, как России в Константинополе. Какой же мир без победителей в войне, цели которой вынашивались десятки лет!?

Союзники уже между собой заключили тайные договора, общественность о них знала или догадывалась. И вот все это, чтобы прийти к нулевому циклу? Но Вильсон был непреклонен и настойчив. О личной драме Вильсона скажем дальше, здесь же отметим, что несмотря на его позицию, в Версальском договоре очень четко были проставлены акценты победителей и побежденных. Линия Клемансо и Ллойд Джорджа возобладала. Но – и это еще один парадокс! – она возобладала и в позиции США.

В своей речи 8 января 1918 года на объединенной сессии конгресса Вильсон выдвинул знаменитые четырнадцать пунктов, которые включали все вопросы территориальные, политические, репарационные, экономические, в том числе создание международной организации безопасности – Лиги наций. Именно эти четырнадцать пунктов и были положены в основу дискуссии на конференции. Поэтому и можно говорить о Вильсоне как об идейном и даже реальном руководителе и знаменосце «новой дипломатии». Казалось, Америка обречена была стать гарантом безопасности, но она им не стала. Почему?

Соединенные Штаты не ратифицировали Версальский договор. Пожалуй, это был парадокс номер один, самый парадоксальный из множества парадоксов, которым так богат был Версаль. Почему не подписали? В преамбуле договора говорилось о вине и ответственности Германии за развязывание войны. А конгресс США полагал, что вина и ответственность лежат на всех странах. К тому же конгресс был против вхождения США в Лигу наций. Вот такая сложилась странная сюуация.

Каков же главный принцип, который был выдвинут Вильсоном? Это принцип создания этногосударств, наций-государств. Им предполагалось размежевание согласно этническим границам. Понять Вильсона можно: в памяти был балканский конфликт, который и завязал все узлы. Вообще надо сказать, что XIX век оставил человечеству в наследство принцип самоопределения, или принцип наций- государств, как говорил Вудро Вильсон; в полную силу он стал работать лишь в веке двадцатом. Выдвинут он был потому, что случился всплеск национализма, всплеск этнических конфликтов и сепаратизма, когда во весь рост встал вопрос о суверенитете малых народов и национальностей, собственно, именно это и вызвало войну за расчленение Австро-Венгерской империи.

Вильсон много размышлял над этим вопросом. Нужно было придумать нечто такое, чтобы эта война стала войной за окончание всех войн. Он и выдвигает принцип национальности: надо удовлетворить запросы и жажду иметь самостоятельное государство – вот основа этого принципа. Очень осторожно и деликатно он начинает мысленно « перерисовывать» политическую карту Европы, держа в голове этот принцип. И в конце концов приходит к генеральному решению – созданию наций-государств, расчерчиванию карты Европы по этническим границам, чтобы уж никогда больше не разразилась война. Надо решить национальный вопрос раз и навсегда. Президент думал, что это возможно.

Немецкие авиаторы сбрасывают бомбы на мирный французский город

Торжественное моление «о мире всего мира», совершенное в соборе Святого Петра папой Бенедиктом XV

«Беженцы». Рисунок художника С. Мухарского

Реймс. Школа в подвале

Однако дальнейший ход истории показал, что границы нельзя провести окончательно, этносы перетекают, происходят миграции, возникают области, которые сами собой зашли за этническую границу. Какое-то время все живут мирно, потом появляется некто типа Гамсахурдии или Дудаева, и начинаются волнения. Если в начале века в Косово было 10 процентов албанцев, то сейчас их уже 70, а сербов – 10.

Значит ли это, что этнический принцип, который так кроваво показал себя в XX веке, не может служить базой для решения наболевших вопросов? Думаю все-таки, что такой базой он служить может – способом размежевания, принципом устройства государственных границ с помощью колючей проволоки, пограничных столбов и таможен, но – временно, не окончательно. Возьмем такой «спокойный» для нас случай, как Финляндия. Уже сейчас просматриваются возможные притязания на Карелию, и в какой-то подходящий момент они могут всплыть, и мира как не бывало. Даже российско-украинская граница и то может оказаться неокончательной. И так во всем мире. А это значит, экономический фактор играет вовсе не главную роль. Ведь в Великобритании, например, никто не умирает с голоду, а этническая ситуация в ряде регионов очень напряженная в течение многих лет.

Конечно, этногоеударства воспринимались в пору Версаля весьма позитивно как ключ решению этнических проблем и национальных вопросов. Но возьмем ту ситуацию, о которой говорил Вильсон: все разойдутся «по своим квартирам», например на Балканах, сядут на своих кухнях и станут пить чай и перестукиваться через стенку с соседями, спрашивая, как здоровье. Такая вот идиллическая картинка. Но ее нет в жизни. А есть напряженность, например, в отношениях Македонии и Греции, потому что в Греции у нее есть своя провинция – Македония. А у болгар есть свои претензии к Македонии, у болгар остаются и сейчас трения с Румынией в отношении Добруджи (кстати, продукт версальской системы), и так далее, можно продолжать очень долго. Их десяток, новообразовавшихся государств, а всякое только что образованное объединение начинает выяснять отношения, самоопределяться и «вставать на ноги», оглядываясь по сторонам с желанием «улучшить» свои границы. И начинают возникать конфликты из-за того, где строить гидростанцию, как вести газопровод или водоснабжение и т.д. Мелкие и крупные конфликты, как капли, собираются в посудину, и вы видите полный таз этой грязной воды. Поэтому лично я к идее этногосударств, наций- государств, к вильсоновской идее, очень, казалось бы, здравой – ответ на вызов национализма, – отношусь отрицательно. Идея эта может быть только временной. На мой взгляд, более целесообразны большие государства. Именно поэтому именно в этом направлении идут интеграционные процессы.

Кроме того, существование наций- государств исторически ущербно. Чем более мононационально государство, тем менее оно устойчиво и более уязвимо. Об этом говорит вся предшествующая история.

И еще: если становиться на путь этнического самоопределения и превращения его в принцип создания государств, то где остановиться? Ведь можно дойти до отдельной деревни идо отдельного человека. Но дальше возникает вопрос: права человека в каком-то смысле выше прав этноса? Или нет? Право человека на жизнь, например? Имеет ли оно приоритет перед инстинктом национальной самости?

То, что случилось сейчас в Косово, по этому же самому сценарию случилось с Судетами в Чехословакии в 1938 году.

Судетская область пятнадцать лет жила в составе Чехословакии мирно, пришел фашизм в Германии, немецкая этническая общность в Судетах всколыхнулась, и пошло-поехало. Там результатом был Мюнхен, поэтому сейчас все молчат, об этом историческом совпадении не вспоминают. Боятся. Там верховодил Гитлер. А дальше, после Второй мировой войны, начался геноцид в Судетах в отношении немцев, они все были изгнаны, а частью и убиты. О том, чтобы вернуть эту область 1ермании, речи нет, но помнить об этом эпизоде стоит.

Человечество так устроено, что оно не склонно сводить все к экономическому, политическому и даже культурному единству. Этнические различия имеют под собой некий «состав крови» – психологию, физиолошю, расовые отличия и даже нечто совсем неуловимое, неформулируемое. Поэтому я очень скептически отношусь к мудрости говорящего, когда слышу: мы все хорошо решили, граница будет проходить по этой речке, правда, она делит деревню; конечно, здесь двадцать домов, а там сто двадцать, но все будет очень спокойно, потому что граница точно отражает наш этнический состав. Ничего подобного, она как раз разъединяет людей, разъединяет по внешним признакам.

Но может быть, это значит, что альтернатива появится только тогда, когда будет сделана попытка объединения этих людей через эту речку и разрушительная энергия превратится в созидательную? Не разрушать и разъединять, а созидать и соединять. В этом русле видится и идея единой Европы.

На мой взгляд, определенные преимущества имеют крупные государства, которые – если иметь в виду цивилизованные способы их существования и отношения, в состоянии приучить людей (не боюсь этих слов) жить в мире и в нормальном, естественном и жизненно необходимом взаимообмене вешеств. Если же вспомнить, что помимо наций существуют конфессии и традиции, с ними связанные, которые также могут быть сильнейшим разъединительным импульсом, то единственно в чем, кажется, можно найти примирение, то только в большом государстве, цивилизованно решающем самые сложные проблемы.

Такое государство, безусловно, имеет преимущества перед государствами- нациями, но именно их сделал своим принципом Версаль и, как видим, «погорел». Увы, именно на этом принципе строится сейчас политика на Балканах и не только на Балканах. Есть, стало быть, опасность повторения Версаля.

Государство Югославия существовало 70 лет, выдержало нападение немцев в 1941 году, организовало движение Сопротивления, с которым немцы плюс итальянцы ничего не могли поделать. Еще до того как Советский Союз вступил в войну, они дрались один на один. В ужасном соотношении сил: примерно 1 к 10. Это государство существовало, оно одержало победу, и думаю, вклад его в общую победу был большим, чем Франции, которая сейчас бомбит Югославию.

Югославия выдержала не только это испытание, но и сталинизм. Именно титовская Ююславия превратилась в ядро неприсоединившихся стран. Оно внесло раскол в социалистический лагерь, ослабило внутренние скрепы в тоталитарной системе. Думаю, и здесь, в борьбе со сталинизмом, вклад ее трудно переоценить, потому что долюе время она была в своем противостоянии «лагерю социализма» совершенно одна. Они сплотились все в то время, чтобы противостоять Сталину. А время было глухое – даже и диссидентов еще не было, а Сахаров работал на сталинский режим. И в Восточной Европе Югославия была чуть ли не великой державой, особенно после ее противостояния СССР. Она претендовала и на Албанию, и албанцы боялись анексии со стороны Югославии.

Югославия была сильной страной и, возможно, на какое-то время утратила бдительность. А Запад стал очень решительно подталкивать отдельные районы к отделению, любые сепаратистские движения тут же получали поддержку со стороны Германии и Италии. Таким образом Югославия оказалась местом силового давления, направленного на разделение. Причем разделение с посулами, «пряников» не жалели. Сербы хорошо помнили себя до Первой мировой войны – страной маленькой, изолированной и униженной, в окружении враждебных религий. Очевидно, они решили, что сохранить сильное государство можно только с помощью армии, а она у них сильная. Именно поэтому их конфликт и оказался таким кровавым.

Под сенью лозунгов национального освобождения век начался и век кончается. Тождества прямого нет и не может быть, но совершилась реинкарнация национализма после того, как мир прошел бессчетное число испытаний, связанных с вспышками этноконфликтов. Причин много. Здесь все – и неравное экономическое развитие, и перегибы в национальном вопросе, чисто политический момент, и ущербная кадровая политика, и темперамент нации, и мно гое другое, может быть, случайное.

Даже в Швейцарии нет покоя. Авторитетные газеты пишут о трениях, почти о конфликтах между этническими группами в разных кантонах, речь идет почти о размежевании между кантонами. Выдвигаются лидеры типа итальянских сепаратистов. И это несмотря на столетние традиции совместного проживания. А Испания и Страна басков? Или Англия и Северная Ирландия? Давняя история. А сейчас мы видим, что возникает шотландский вопрос. В Италии – свои проблемы. Сицилия, юг – районы, не приспособленные к развитой экономике, слабая связь с промышленным Севером – вот их проблема. Подъем национализма в разных формах, который произошел в начале века и сыграл свою роль в развязывании Первой мировой войны, вновь происходит сейчас.

У могилы сына

Бельгийская королева помогает перевязывать раненого солдата

У безымянных могил

В лазарете артистов Императорских театров. Врач-певец А. В. Богданович делает перевязку

Смертельно раненый альпийский стрелок целует полковое знамя

«Последнее письмо». Рисунок художника С. Мухарского

Распад СССР произошел относительно мирно. Почему? Все мы помним «Беловежскую Пущу» – период полураспада. В умах людей процесс представился в спокойных формах, потому что когда было объявлено о создании Союза Независимых Государств (Ельцин, Шушкевич, Кравчук, высшие чины советского замеса), многие решили, что просто сменена вывеска, что существо остается прежним, что исчезает только прежнее название, а вместо этого – содружество, СНГ. Валюта та же самая, границ нет, паспорт тот же, экономика общая и так далее. Делалось это организованно и спокойно, без лозунгов и введения армий, никто не нагнетал обстановку. Это был ход блестящий. Он породил определенное состояние умов, очень далекое от враждебности и агрессии. Никго нс думал, что произойдет окончательное и полномасштабное отделение. В Югославии все было по-другому.

Есть еще один момент. Начиная кровавый поход за сохранение единого государства, сербы, возможно, предполагали, что раскол на мелкие государства делает их объектом интересов традиционных врагов. Для православных – это прежде всего ислам, Д1я Балкан в целом – это прежде всего Турция, которая сейчас становится одной из ведущих стран НАТО. Поэтому соображения, которыми Россия могла пренебречь (даже без Прибалтики, Украины и Белоруссии), Югославия не могла игнорировать.

XX век прошел под знаком доминирования мощных государств, великих держав. Версальский договор был соглашением, если не сказать сговором великих держав. Действительно, в результате этого соглашения произошло выдвижение, правда, на очень короткое время, группы держав, которые пытались играть доминирующую роль в мировой системе. Почему короткое?

Как только Гитлер пришел к власти, в считанные годы Германия возвращает утраченный ею вес. Рядом выдвигаются Италия, Япония. Советский Союз преодолевает последствия гражданской и мировой войны, разрухи, изоляции и в считанные годы превращается в державу, которая выходит на арену мировой политики. Все это вместе – итог Версаля, весьма неожиданный. Особенно для тех, кто его сотворил, прежде всего для Вильсона, главного автора. Его страна, его народ не признали Лигу наций, которую он придумал. Ведь он считал себя Христом. Это сказано в мемуарах Ллойд Джорджа. «В чем была ошибка Христа,- говорил Вильсон, – Христос предложил человечеству обшие абстрактные идеи. Я в отличие от него имею не только общие идеи, но я еще имею и конкретный план воплощения их в жизнь». Фрейд, создавая его портрет, писал, что в это время Вильсон одержим был мистическими идеями и представлениями о себе как о Христе. И когда он не смог своему народу растолковать свою программу Вечного мира и народ ее отверг, его разбил паралич. Это был крах.

«Шахматная игра» – выдвижение стран реванша после Версаля – привела к ревизии Версаля, к этому она и должна была придти, потому что все участники, подписывая вечный мир, считали, что Германия навсегда останется демилитаризованной страной, что она согласится с теми границами, которые ей навязали, с запретом строительства военно-морского флота и авиации. Но ведь это иллюзия.

Плюс ко всему союзники не учитывали общей обстановки в Европе и мире. И получается, что эта конструкция была весьма искусственная.

Но они проделали то, что, надеюсь, не сделают нынешние натовцы. Одной из главных позиций Версаля было сдерживание большевизма, устранение большевизма из сфер мировой политики, его изоляция, а вместе с большевизмом – самой России. Это была колоссальная ошибка. Именно эта ошибка подтолкнула Россию к союзу с Германией. Две проигравшие страны, униженные державам и-победительницами, экономически абсолютно ограбленные, одна репарациями, другая – войнами, потянулись друг к другу.

И к сожалению, тогдашняя изоляция России – это очень близко к тому; что мы имеем сейчас. Россию третируют, она этого никак не заслужила. Россия по-прежнему остается великой державой. Западные страны должны это понять.

В Ассоциации российских историков Первой мировой войны состоялся «круглый стол» на тему «Версальский мир и создание Версальской системы».

Мы публикуем отрывки из выступлений на «круглом столе».

В.Л. Мальков: – Вновь каким-то мистическим образом человечество оказалось в исходной точке своего движения. Мир в геополитическом смысле вернулся к Версалю, к моменту «согласования» между победителями и побежденными условий «вечного» (так тогда считали) существования без войн, межэтнических конфликтов и территориальных споров, сожительства в рамках принципиально новой международной системы коллективной безопасности. К этим решениям Версальской конференции страны и народы, их правительства, настигнутые кошмаром глобального военного конфликта, шли пять лет, вынашивая планы справедливого возмездия для виновников войны, запрета войны как средства мировой политики, ликвидации дискриминации по этническим признакам, уравнения больших и малых народов, открытости международных отношений, создания механизма согласования интересов на базе консенсуса и международно-правовых процедур.

Парадокс в том, что хотя главные надежды не оправдались, о чем свидетельствует не только мировая историография, но и художественная литература, тем не менее формула Версаля неожиданно оказалась более жизнеспособной, нежели пустая дидактика учебной литературы по истории дипломатии новейшего времени. Она взята на вооружение вновь, ее используют как таран для вышибания опор из-под Ялтинско- Потсдамской системы, утратившей свое историческое предназначение. Это во- первых.

И во-вторых, нельзя считать случайным, что идея Версаля принудительно удалить с первых ролей нежелательных субъектов мировой политики и благословить суверенизацию этногосударств в качестве «буферной зоны» вокруг них вызывает сегодня в целом очень сочувственный отклик на Западе.

Дисбаланс, возникший в Европе, да и во всем мире, не позволяет слишком оптимистично наблюдать за тем, как на флагштоке штаб-квартиры НАТО в Брюсселе появляются все новые и новые флаги. Пребывающая в кризисе Россия и ее немногочисленные союзники, оставаясь в принудительной изоляции, сообщают всей обстановке состояние неопределенности.

Помощника Вильсона полковника Хауза в свое время не оставляли мрачные предчувствия: побежденная Германия была «максимально унижена», а исчезнувшая «в горниле гражданской войны Россия» осталась вне мирного урегулирования. Не удалось справиться с ситуацией методом бескорыстия и идеализма, что, по мнению Хауза, делало перспективы мира в Европе «скверными».

В Галиции

Стирка белья на позициях

Купанье под выстрелами

Английские солдаты в парижской кофейной

В минуту отдыхи после боя

Исторические аналогии никогда не бывают безупречными, но они позволяют уяснить нечто весьма важное в отношении главных событий драмы, разворачивающейся на протяжении всего XX столетия.

В.Г. Сироткин: – В 1919 году самыми популярными героями карикатуристов западных газет были три политика – президент США профессор Вудро Вильсон и «вождь мирового пролетариата», бывший присяжный поверенный Владимир Ленин. На одной из таких карикатур оба политика-утописта были изображены набрасывающими свои петли на земной шар, но тянущими каждый в свою сторону: Вильсон – к Лиге наций, Ленин – к Коминтерну.

В. Вильсон в своих знаменитых «14 пунктах» предложил переустроить европейский и азиатский мир на путях национально-государственного самоопределения с последующим объединением всех народов в арбитражную Лигу наций. Следствием этих «пунктов» стал санкционированный творцами Версальской системы 1919 – 1939 годов распад трех крупных многонациональных империй – Российской, Австро-Венгерской и Османской. Наоборот, Ленин в двадцати одном условии Коминтерна предложил «пролетариату» отделиться от своих наций, бросив буржуазию на произвол судьбы, и объединиться через компартии, секции Коминтерна, с «первым отечеством мирового пролетариата». С высохы прошедших лет нам, потомкам, хорошо видна утопичность обеих схем, хотя многим тогда казалось: вот два варианта выхода мира из послевоенного кризиса и разрухи, только выбирай! На деле оба выбора были ложными и в конечном итоге привели к новой бойне – Второй мировой войне.

А.А. Ахтамзян: – Версальская система, как отметил тогда же, в 1919 году, французский маршал Фош, означала с самого начала не мир, а лишь перемирие. Оно продлилось двадцать лет. Версальский договор, а главное – репарационный пресс, вызвали к жизни в Германии самые крайние националистские настроения, которые были использованы экстремистскими силами для установления своей диктатуры и преодоления версальского гнета насильственным путем, то есть через развязывание всеобщей войны. Версальская система – одна из главных причин второй мировой войны, которая и возникла как война между Германией, Францией, Великобританией в результате германской агрессии против Польши.

Была ли альтернатива насильственному преодолению Версаля? Да, возможность преодоления версальских пут мирными дипломатическими средствами составляла суть концепции канцлера Вирта и графа Ранцау, которые в мирном сосуществовании Германии с Россией видели залог выхода из международной изоляции и пересмотра версальских ограничений мирным путем. За шесть лет своего пребывания в СССР посол Ранцау вместе с наркомом Г. Чичериным заложили основы долговременного сотрудничества, закрепив в договорах и соглашениях условия добрососедства, ненападения и нейтралитета. Именно в рамках этой формулы нейтралитета определялись отношения и в 1939 году.

Приходится, к сожалению, констатировать, что Версальская система, особенно в части, касающейся Германии, оказалась первопричиной процесса, который внутри Германии привел к кризису демократических институтов, усилению и возвышению националистического движения и в конечном счете к установлению власти нацистов, а на международном поприще – к сложному переплетению противоречий, которые стали причиной Второй мировой войны.

В.О. Печатное: – Мировоззренческий настрой и идейный багаж знаменитой «Исследовательской группы» В. Вильсона шел в общем русле «вильсонизма» (национальное самоопределение и демократия как основа прочного мира, примат международного права над силой и т.д.). Главным ориентиром было построение «научного мира» в противоположность старому империализму, балансу сил и тайной дипломатии. В этом ключе было выдвинуто немало новых идей, некоторые из которых далеко опережали свое время (в том числе концепции «экономической взаимозависимости», «мирового федерализма» и другие). Вместе с тем в разработках «Исследования» присутствовали и вполне традиционалистские идеи с сильным геополитическим налетом, имелось немало примеров ангажированности и политико-идеологических предубеждений, в том числе и в отношении России.

Письмо с фронта

«Счастливая минута раненого». Рисунок художника И. Симона

Письмо от родного сына

Г.Д. Шкундин: – Договор рассеял иллюзии болгарских политиков, рассчитывавших на снисходительность Антанты и решение балканских проблем в духе принципов Вильсона. Болгария лишилась выхода к Эгейскому морю, сделала территориальные уступки своим соседям, была «приговорена» к уплате в их пользу репараций и к сокращению численности своей армии до символических двадцати тысяч человек. В Версальской системе ей отводилась роль страны с ограниченным суверенитетом. В современной болгарской историографии итоги Первой мировой войны расцениваются как национальная катастрофа. В результате произошло беспрецедентное событие: правительство осудило виновников вовлечения страны в войну на стороне Германии. Болгария оказалась единственным из побежденных государств, в котором виновники поражения были преданы суду. Нюрнбергский процесс, а также суды над деятелями типа Петэна после 1945 года отчасти опирались именно на этот прецедент.

Е.Ю. Полякова: – «Ирландский казус» может служить иллюстрацией того, как решался этот вопрос, когда речь шла об империях – союзниках США.

Правительство Великобритании во главе с Ллойд Джорджем считало ирландский вопрос своим внутренним делом и выступало против всякого вмешательства извне. В результате выдвинутые В. Вильсоном принципы национального суверенитета и равноправия малых наций не коснулись Ирландии. Дело о международном признании Ирландской республики не было представлено на мирной конференции. Попытка ирландского народа добиться независимости мирным путем осталась нереализованной. Это право пришлось отстаивать с оружием в руках. Последовала жестокая англо-ирландская война и договор 1921 года, одним из результатов которого стал продолжающийся до настоящего времени раздел Ирландии.

В.Н. Виноградов: – Традиционно считалось, что «малые» участники Антанты самостоятельной роли не играли и выступали лишь как клиенты великих держав. Председатель конференции, глава французского правительства Жорж Клемансо изначально полагал, что так оно и будет и так быть должно: «Я до сих пор держатся того мнения, что между нами существует соглашение, в силу которого пять великих держав сами разрешают все важнейшие вопросы, прежде чем входят в зал конференции». В канонической «Истории дипломатии» говорилось: «Что же касается остальных стран, участников конференции, то они самостоятельной роли не играли, а если и выступали, то лишь в роли свиты или клиентов великих держав». Подобная оценка нуждается в коррективе. На самом деле, «малые» упорно и в ряде случаев успешно отстаивали свои интересы.

Следует учитывать три фактора.

1. К моменту открытия конференции государственно-восстановительные и объединительные процессы в Центральной и Юго-Восточной Европе в основе своей уже осуществились; войска «малых» членов Антанты занимали территории, на которые претендовали, причем в ряде случаев претензии распространялись на земли спорные и даже по преимуществу инонациональные.

2. Борьба с «угрозой большевизма» превратилась в один из основных факторов, определявших позицию «большой четверки». Сооружался «санитарный кордон» из малых участников Согласия как для противодействия Советам, так и в качестве сторожа на восточных и южных границах Германии.

3. Установление советской власти в Венгрии довело до предела тревогу якобы вершителей судеб Европы. Они должны были считаться с активным нежеланием населения Великобритании, Франции, США, Италии впутываться в антисоветские авантюры, о чем свидетельствовало восстание моряков французской эскадры в Черном море. Отсюда – обращение к сербскому, чехословацкому и румынскому правительствам с просьбой о помощи в подавлении советской власти в Венгрии, которое и было осуществлено главным образом румынскими войсками.

Все это побуждало «большую четверку» считаться с позицией малых стран и в ряде случаев идти у них на поводу.

Л.Г. Истягин: – Является фактом, что заключение Версальского мирного договора сразу же дало мощный толчок росту пацифистских настроений практически во всемирном масштабе, если отвлечься от особого случая Советской России, где шла в это время гражданская война. Само создание Лиги наций было достижением прежде всего именно мирных общественных сил, ибо лозунг международной организации безопасности был выношен первоначально в их среде еще задолго до мировой войны. Под сенью Лиги наций и в близком соприкосновении с ней в двадцатые и начале тридцатых годов развернулись общественные движения и инициативы, которые, называя в качестве основной задачу всеобщего разоружения, искали реалистические подходы к этой генеральной цели в виде схем частичного ограничения вооружений. Всеобщее внимание привлекали проекты мер, призванных обеспечить сам климат доверия в международных отношениях. Начатый Лигой в 1925 году проект «морального разоружения» явился, собственно, первой в истории программой обучения и воспитания в духе мира, имевшей широкий международный резонанс и сохранившей свою аюуальность и в наши дни. Переживали подъем многие общественные движения, особенно деятелей культуры, религий, женского, молодежного и профсоюзного движений, в общем направлении унрочения мира и коллективной безопасности. Все это, думается, в той или иной мере следует отнести к положительным следствиям версальской мирной акции.

Если говорить в целом, то версальскую модель, не предваряя, конечно, еще не состоявшихся исследований, лишь в ограниченной степени можно признать ответственной за слабости, недостатки и скромность потенциала антивоенных сил. Скорее напротив, движение сторонников мира завели в тупик и обескровили в основном факторы антиверсальского вектора, выступавшие за безбрежную ревизию мирных установлений. Представляется обоснованным предположение, что кризис и поражение мирного движения в мировом масштабе оказались результатом не столько Версаля, сколько общего огромного преобладания в международных отношениях тенденций к насильственному решению спорных проблем, тенденций, порожденных как непреодоленными следствиями мировой войны, так и целой серией революций и контрреволюций, включая российские и германские. •

Владимир Соловьев, велиний русский философ, писал более ста лет назад: «Стоило России страдать и бороться тысячу лет, становиться христианской со Святым Владимиром и европейской с Петром Великим, постоянно занимая при этом своеобразное место между Востоком и Западом, и все это для того, чтобы в последнем счете стать орудием «великой идеи» сербской!»

Сергей Романенко

Двадцатый век кончается так же, как и начинался, – войной на Балканах, войной между южно-славянскими и балканскими народами, во многих местах проживавшими и проживающими совместно, за национальное самоопределение. Но если в начале нашего столетия эти народы боролись и воевали за освобождение от внешних инонациональных поработителей (многие южные славяне – сербы, хорваты, черногорцы, словенцы, босняки – в разные периоды вдохновлялись идеей образования единого государства, которое, как они полагали, принесет им всем национальную свободу), то ныне они конфликтуют друг с другом в процессе распада этого государства. Трагедия южно-славянских и балканских народов, их государств и национальных движений состоит в конце XX века в том, что они не могут ни жить вместе, ни цивилизованно договориться и мирно разойтись.

Международному сообществу после двух мировых, трех балканских войн и событий 1991-1999 годов – четвертой балканской войны, пришлось расстаться с двумя иллюзиями. Первая – о возможности разрешить этнотерриториальные конфликты между этнически родственными народами, объединив их водно государство. Вторая – о тождественности национальной независимости, демократии и рыночных реформ, о том, что они автоматически обеспечивают мир после распада многонациональных коммунистических государств. Иллюзорность этого представления подтверждает развитие как постсоветского, так и постюгославского пространства после 1991 года.

Вся история народов, населявших Балканы и создаваемых ими государств, – это история бесконечных попыток найти единственно верное соотношение между этническими территориями и границами государств. Причем как в региональном (Сан-Стефанский мир и Берлинский трактат после русско-турецкой войны 1877- 1878 годов, Лондонский после первой, а также Бухарестский и Константинопольский мирные договоры после второй Балканской войны), так и в общеевропейском масштабе (Версальская и Ялтинская системы с признанием территориальных изменений после Первой и Второй мировых войн). Эти документы фиксировали сложившееся в результате войн соотношение сил, но никогда не могли удовлетворить все стороны. Каждая сторона продолжала считать себя обиженной и выдвигать не только старые, но и новые этнотерриториальные претензии. До сих пор любой новый мир на Балканах содержал в себе зародыш грядущей войны, а урегулирование – неизбежность нового передела.

Причин такого положения было несколько. Во-первых, на одной территории долгое время жили вместе народы, каждый из которых мечтал о собственном государстве и каждый отказывался признать не только права, но и само существование меньшинств, с ним живущих. Во-вторых, административные и межгосударственные границы часто пролегали через места проживания одного этноса; албанцы оказались в трех-четырех государствах; внутри Югославии люди разных национальностей жили и вместе и «чересполосно». Кроме того, идеологию и психологию национальных движений во многом определяли мифы и легенды о былом величии каждого народа, о некогда существовавшем великом государстве и, следовательно, об историческом государственном праве, распространявшемся на возможно большую территорию. Сербы вспоминали о Душановом царстве не реже, чем хорваты о своем средневековом королевстве. Поэтому нерушимость границ и политическую стабильность региона приходилось обеспечивать и региональными союзами, которые великие державы стремились использовать в своих целях: Малая Антанта в 1920-1938 годах. Балканский пакт в пятидесятые годы.

Создавался замкнутый круг: противоречия между мировыми державами, не отказавшимися от соперничества, стимулировали внутрибалканские межэтнические конфликты; конфликты же, в свою очередь, обостряли отношения между мировыми державами. Таков был ход событий и между окончанием русско-турецкой войны 1878 года и началом Первой мировой войны, и между Первой и Второй мировыми войнами, и в девяностые годы. Исключением можно считать период 1945-1991 годов, когда всякое стремление к национальному самоопределению жестко подавлялось и внутри стран (с коммунистическими режимами И.Броза Тито, Э. Ходжи, Т.Живкова, Н.Чаушеску), и логикой жесткого блокового противостояния, которое сохраняло нерушимость и неприкосновенность границ.

Внутригосударственные межэтнические и региональные кризисы на Балканах возникали иногда «в такт» с общемировыми тенденциями, иногда вопреки им – но всегда кризисы и порождавшие их процессы имели собственные причины.

Первая Балканская война была совместной борьбой за окончательное национальное освобождение четырех балканских народов: сербов, черногорцев, болгар и греков (три из них южно-славянские) – от господства Османской империи. Уже тогда Сербия претендовала на объединение под своей эгидой всех южных славян, в том числе хорватов и словенцев, проживавших в Австро-Венгрии. Первая Балканская война была этническим и территориальным, но не конфессиональным конфликтом.

Причиной второй Балканской войны было стремление победителей заново переделить приобретенное. Чем больше балканских (в том числе и родственных южно-славянских) народов обретало государственную независимость, тем больше становилось таких претензий. В этой войне религия не играла никакой роли. Великие державы, в том числе и Россия, пытались посредничать, прежде всего между Софией и Белградом, но безуспешно. В результате противниками оставшейся в одиночестве Болгарии оказались ее бывшие союзники, а также Румыния и Турция, стремившаяся вернуть утраченные позиции. Увертюра к Первой мировой войне была сыграна межславянскими и внутрибалканскими противоречиями.

Внутренняя межэтническая напряженность в Югославии росла, этнотерриториальные проблемы на Балканах в целом обострялись, и в конце концов это привело к третьей Балканской войне, развернувшейся в рамках Второй мировой. Это были одновременно и внутригосударственные социальные и межэтнические (Югославия, Греция), и межгосударственные, внутрирегиональные вооруженные конфликты. Болгария оккупировала часть территории Греции, а в Югославии, распавшейся и разделенной между Германией, Италией, Болгарией и Венгрией, началась жесточайшая гражданская и межэтническая война. В ней участвовали как псевдонезависимые моноэтничные государственные образования, вроде Независимого государства Хорватии (НДХ) или правительства сербских квислингов генерала М.Недича, так и силы коммунистического интернационального (И.Броз Тито) и антикоммунистического сербского националистического (генерал Д.Михайлович) сопротивления оккупантам. Они вели между собой борьбу за будущую государственность – или за восстановление Югославии (в форме либо централистского государства – Д. Михайлович, либо этнотерриториальной федерации – И.Броз Тито), или за распад на моноэтничные независимые государства (АПавелич, М.Недич). При этом каждая из сторон (кроме Тито) стремилась создать собственное «великое» моноэтничное государство – «Великую Сербию» или «ВеликуюХорватию».

Если вооруженные конфликты на Балканах послужили прологом к Первой мировой войне, то гражданская война в Греции, в которой активно участвовали Югославия, Болгария, Албания, стала эпилогом Второй. Вновь межэтнические (в том числе и межславянские), внутрирегиональные (балканские) и глобальные противоречия сплелись в тугой узел.

Руководители соседних с Югославией стран стремились использовать советско- югославский конфликт 1948-1955 годов в собственных интересах. Осенью 1949 года албанский вождь прямо предлагал Сталину открытую военную интервенцию для присоединения Косово к Албании. Крайне враждебную позицию по отношению к Тито занимал и М.Ракоши.

Однако даже И .Сталин, введя в те годы против Югославии жесточайшую экономическую и политическую блокаду, балансируя на грани настоящей войны и вынашивая планы физического устранения Тито, так и не отдал приказа о начале интервенции. Он понимал, что Тито пользуется поддержкой большинства населения Югославии, включая и сербов, что вторжение приведет к мировой войне. Вдобавок он не хотел и чрезмерного усиления ни одного из своих восточно-европейских союзников, даже за счет ненавистной ему «титовской» Югославии.

Кстати, еще во время Второй мировой войны, во время расцвета «братской дружбы» с Тито, Сталин весьма сдержанно относился к пылким высказываниям некоторых руководителей о необходимости в скором будущем присоединить Югославию к СССР. Идею же Балканской федерации, которая после войны должна была бы объединить Югославию, Болгарию и Албанию, каждая из сторон, включая и стремившуюся держать в своих руках все нити Москву, использовала исключительно в своих интересах, то поддерживая, то отвергая ее. В результате она так и не была осуществлена.

Социалистическая «титовская» Югославия возникла в ходе национально-освободительной войны 1941-1945 годов. Ее фундаментом стало странное, внутренне противоречивое сочетание идей югославизма – этнического, языкового и культурного родства сербов, хорватов, словенцев и босняков – с коммунистическим пролетарским интернационализмом. В Югославии с некоторыми особенностями было воспроизведено внутреннее устройство СССР: этнотерриториальная федерация. Первое время казалось, что причины для возникновения новых межэтнических конфликтов устранены. Этнический экстремизм дискредитировал себя зверствами и сотрудничеством с оккупантами во время войны, крупнейшие народы обрели в рамках Югославии свою государственность – республики. Конфликт Тито со Сталиным сплотил югославское общество перед лицом вполне реальной внешней угрозы. Казалось, сочетание этногерриториальной федерации и коммунистического режима, беспощадно под авлявшего любые ростки национальных движений, оправдало себя.

Но постепенно напряженность в межнациональных отношениях стала нарастать. Наиболее экономически развитые Словения и Хорватия считали, что они содержат Боснию, Сербию и Македонию. Из Белграда в ответ слышались упреки, что их благополучие построено на присвоении продукта, созданного всей Югославией. Коммунистический Белград всех обвинял в сепаратизме. Очевидно, сама по себе этническая близость южно-славянских народов так и не создала прочную основу единого государства.

В экономике Югославии элементов рынка было куда больше, чем в СССР, она была тесно связана с экономикой Западной Европы и США. И все-таки единый рынок здесь так и не возник. Не возникло и гражданское общество с целями и ценностями, которые были бы выше национальных. С институтами и объединениями, которые действовали бы поверх и независимо от административных и этнических границ. А значит, как только распался единый Союз коммунистов Югославии, не осталось практически ничего объединяющего народы страны.

Опыт Югославии показал: родственные народы, населяющие государство, ведут себя точно так же, как и весьма далекие по этническому происхождению, религии и культуре.

Не помог и коммунистический интернационализм: он вообще, кажется, держался здесь только на штыках. Руководство республиканских Союзов коммунистов, чтобы сохранить свою власть, все чаще использовало националистические лозунги, особенно после смерти И.Броза Тито в 1980 году. Именно на новой волне национализма пришел к власти в Сербии Слободан Милошевич. Постепенно из союзного государства Югославия стала превращаться в союз государств, каждое из которых тяготело к полной независимости. моноэтничности и внутреннему централизму.

Распад становился неизбежным. Иное дело, что он мог произойти в других формах, не приведя к столь ожесточенным и затяжным войнам. Начавшиеся в 1991 году войны стали войнами самих народов Югославии не только против социализма, но и против югославского государства как формы их национального самоопределения в принципе.

«Десятидневная война» в Словении (1991 год) закончилась без иностранного вмешательства. Война в Хорватии (1991- 1995 годы) потребовала политико-дипломатического участия международного сообщества с размещением иностранных миротворческих воинских контингентов (они выведены в конце 1997 – начале 1998 годов). Война в Боснии (1991-1995 годы) потребовала не только размещения миротворческих иностранных воинских контингентов, но и бомбардировок позиций одной из сторон. Причем эти контингенты обладали мандатом ООН.

Как видим, вмешательство в югославский кризис мирового сообщества становилось со временем все более явным, неизбежным, необходимым. Распад Югославии как бы подводит черту под эпохой Версаля и Ялты.

Об одном противоречии, взорвавшем эту эпоху, много говорят и пишут: это противоречие между правом наций на самоопределение и нерушимостью государственных границ, проведенных Второй мировой войной. Есть еще одно противоречие, которое мы забираем с собой в XXI век.

Уроки Освенцима и Гулага были усвоены Западом: он стал очень серьезно относиться к соблюдению прав человека. Конечно, гуманизация жизни – это прекрасно. Осталось ответить на несколько иных вопросов: как забота о правах человека соотносится с государственным суверенитетом и невмешательством во внутренние дела?

Мертвый Ипр

Александр Кустарев

Версальский мир был чем-то вроде шарнира, который соединил две мировые войны, определившие историческое лицо XX столетия. Сейчас, когда пыль от этого вулканического взрыва, кажется, наконец-то улеглась, мы смотрим на недавнее прошлое с возрастающим удивлением и непониманием; у нас есть все основания сказать: нет, этого не могло быть! Неужели между народами могут существовать какие бы то ни было разногласия, ради которых стоило бы так истязать себя и друг друга и нагромождать такую гору развалин и трупов? Подобные происшествия ставят человеческий разум в тупик.

Есть две возможности выйти из тупика. Во-первых, можно предполагать, что это было стихийное бедствие. Вроде «черной смерти» в XIV веке. Ответный удар природы по зарвавшемуся Адаму – демографическая или экологическая коррекция. Во- вторых, можно предположить, что в 1914 году люди, принимавшие ответственные решения, просто не могли себе вообразить, какого джина они выпускают из бутылки. Не то чтобы они были не на уровне своих задач. Скорее, это в принципе было за пределами человеческих возможностей. Люди представляли себе войну в образах прошлой эпохи. А на дворе была уже другая эпоха. Американский историк-социолог Барнс в свое время говорил, что история представляет собой серию культурных лагов (запаздываний – cultural lags). Можно думать, что Большая война могла произойти по причине такого очередного лага.

Две эти гипотезы, правильные или нет, порадуют сердце сциентиста. Стилистически они вполне укладываются в одну корзину с теорией эволюции или исторической геологией, например. Но они будут нам всегда казаться недостаточными, потому что они обесчеловечены. Как бы Большая война ни была похожа на извержение Кракатау или Всемирный потоп, в отличие от них это была не просто катастрофа, но рукотворная (man-made) катастрофа, и чтобы лучше ее понять, надо присмотреться к людям, раз уж это их рук дело. Я имею в виду не персонажи-индивиды, а людей в собирательном смысле – социальные характеры. Или, иными словами, коллективные субъекты истории и их культуры.

Политическое руководство в Европе к началу XX века оставалось в руках старого земельного класса. Три элемента его культуры были благоприятны для войны. Во-первых, этот класс с феодальных времен был военизирован, культивировал в себе военные доблести и видел в войне естественную реализацию своего предназначения и потенциала. Выйти на тропу войны было для него так же естественно, как для современного янки купить автомобиль. Во-вторых, этот класс культивировал понятие сословной чести и дуэли как способа ее защиты. Помимо укоренившихся стереотипов поведения, у земельного класса были также и некие реальные интересы, зашита которых предполагала контроль над территорией, поскольку реальной ценностью для земельного класса было земельное владение.

Новый денежный класс был избавлен от этих обременительных культурных предрассудков и представлял себе реальные ценности в гораздо более абстрактной форме – в форме банковских счетов. Ему война была не нужна. Буржуазия предпочитала с самого начала решать конфликты не на полях сражений, а на коврах офисов. Не со шпагой, а со счетами в руках. Но на дворе была уже капиталистическая конкуренция, то есть конкуренция за источники сырья, рынки сбыта и мировые пути-лороги. Главным агентом конфликта был частный капитал.

Для войны нужны конфликт и милитаризм. Их обеспечивали аристократия и буржуазия. Но для войны еще нужны армии. Проблема армий становилась все серьезнее по мере роста масштабов и длительности военных действий- Уже ни вассальных дружин, ни наемников не было достаточно для войн нашего столетия. Большая война шла за мировое господство. На эту войну нужно было мобилизовать народы. А народы воевать не любят. Простому человеку есть чего терять – собственную жизнь. Чего ради?

Никакими силами не удалось бы втравить народы в Большую войну, если бы не некоторый элемент добровольности с их стороны. Большая война была такой страшной и смертоносной, потому что это была первая и, будем надеяться, последняя война в истории, которую вели друг с другом народы-нации, враждебно настроенные друг к другу. Во время Большой войны имел место резонанс материальных интересов капитала, милитаризма элиты и синдрома нации. Бум! Это был тройной заряд, и взрыв тряхнул человечество основательно.

Про милитаризм и материальные интересы господствующих классов было сказано очень-очень много. Народы же изображаются как чистые жертвы безответственных господ. В этом много правды, но не вся правда. Конечно, народ сам по себе не органическое целое. Если над водоемом поднимается ветер, то волны гуляют только по поверхности. Чем дальше в глубину, тем масса менее чувствительна к внешним возбудителям. Так же и народ. Сильные национальные чувства держат в возбуждении только верхний его слой. Нижние слои приходится возбуждать. Этим и занимается национальная интеллигенция, назначившая себя народной элитой с начала XIX столетия. Она-то и привела народы на Большую войну.

Понятие «нация» впервые появилось как обозначение землячества в средневековых европейских университетах. Но синдром нации в эпоху модерна похож на синдром землячества. как лев на котенка. Или даже как верблюд перед стогом сена на иголку в стоге сена. Нации эпохи модерна – это государства-нации (nation state) Это человеческие общности, где суверенитет династического монарха (в сушности, чучела харизмы) заменяется на суверенитет народа (еще не ставший чучелом). Политическая нация – это государство, воплощающее суверенитет народа. Ощущение принадлежности к нации, ко всему ее наследию, ко всем ее институциям с начала XIX века становится важным позитивным элементом эмоциональной жизни широких масс. Родина, любили говорить в Германии, принадлежит тем, у кого больше ничего нет.

Во всяком случае, поначалу ничего не было. Но по мере экономического развития и в результате ограбления колоний народы понемногу жирели. Они подключались, так сказать, к интересам господствующих классов и постепенно это осознавали. Счастье от принадлежности к нации подкреплялось мещанским счастьем от обладания долей в национальном пироге, а то и в военных трофеях. Как бы ни надрывались марксисты, крича о партикулярности классовых интересов, единство национальных интересов становилось к началу XX века все более ощутимой реальностью. Белая кость, бизнес и рабочая лошадь никогда не чувствовали себя в такой мере впряженными в одну колесницу. Бум! Лишь после того как улеглась пыль от взрыва, стало видно, что это единство было весьма иллюзорным.

Государство-нация эпохи модерна – продукт национализма, а не наоборот. Государство-нация – это проектная идея, необыкновенно успешно осуществленная в XIX – XX веках и сделавшая возможной неслыханную в истории бойню. Нет, конечно, нельзя утверждать, что народы в 1914 году сами взялись за оружие. Они были всего лишь сообщниками. Но их удалось втянуть в катаклизм сравнительно легко, и очухались они не сразу (еще один лаг). Это оказалось возможным благодаря националистическому проекту.

Этот величественный проект дошел до своей вершины ко времени Большой войны, сделал ее возможной (может быть, даже неизбежной) и… сгорел в этой войне. Идея государства-нации мертва, а с поправкой на лаг умирает. Шумный рой этнических сепаратизмов как звуковой туман маскирует эту реальность, но мы должны разуть глаза и осознать то, что происходит в действительности. А в действительности объединительный национальный проект уступает место партикуляризму, то есть стремлению к обособлению отдельных групп, территорий, этносов, и этнический сепаратизм – только один из его вариантов. Он больше всего напоминает классический национализм, поскольку заимствует у него понятие «нация». Все этносы, конечно, могут считаться «нациями», но таким образом мы возвращаем этому слову смысл, который оно имело в средневековых университетах, – землячество. Эти землячества могут быть территориальными, но чаще нет. И чем дальше, тем будет слабее связь этничности и территориальности.

Принимая во внимание сказанное раньше, мы могли бы выразить надежду, что вместе с нациями уйдут в прошлое и войны. К сожалению, это не так. Большая война вроде всеобщей мясорубки XX века очень мало вероятна. Но локальные войны, городская герилья, перманентные террористические кампании, пиратские рейды, карательные рейды или мафиозные разборки, надо думать, будут украшать нашу жизнь все больше и больше.

Можно опасаться, что никакая социальная, экономическая или политическая тенденция не ведет к миру. К миру вообше не ведет ничто. Рассчитывать можно только на бескровные войны. Это может произойти в результате культурного переворота, подкрепленного очень эффективными техническими новинками. Техника должна обеспечить те же результаты, что и война, минуя смертоубийство. Опыт иракской войны, если мы знаем о нем правду, внушает надежды. Не следует, конечно, забывать про лаг… Последнее, свирепое напоминание о нем – недавние события в Югославии. •

Когда я собиралась на встречу с Львом Федоровым, главный редактор сказал мне: «Ну, тут же все очевидно, общественная функция ученого совершенно ясна на примере Сахарова, Капицы…» – и замолчал. Действительно, ученые, занимавшие исключительное место в общественной жизни , всегда были в истории России.

Но вся беда в том, что подобные примеры относятся скорее к сфере исключений, чем правил. Таких людей крайне мало, их единицы. Жизнь каждого из них, их уникальный опыт в построении гражданского общества заслуживает самого пристального внимания.

О том, как же ученый находит свое место в общественном движении, мы беседовали с доктором химических наук Львом Александровичем Федоровым.

Екатерина ПАВЛОВА

В том обществе, где я прожил большую часть времени, духовная жизнь была задавлена. Этапы моей жизни сменялись вместе со сменой вождей. При Сталине получил школьное образование, при Хрущеве отслужил в армии и окончил университет, при Брежневе, Андропове, Черненко работал ученым-химиком в Академии наук, при Ельцине стал экологическим активистом.

Начнем с того, что с 1946 по 53-й был суррогат детства – учился в суворовском военном училище, в марте 1953 года стоял с автоматом у портрета только что умершего товарища Сталина. В том же, 1953 году меня выгоняли из комсомола как «скрытого еврея». Поскольку химиком уродился, попросил после суворовского направить меня в военно-химическое училище… там же вступил в КПСС. В армию пошел командиром химического взвода, «заряженный» двадцатым съездом КПСС и «Карнавальной ночью», – это были два главных события тех лет. Двадцатый съезд «разбудил» меня и больше никогда ни этой партии, ни этому государству я на слово не верил. В армии оказался в инженерной бригаде резерва Верховного Главнокомандования.

Только недавно вышла книжка, из которой я узнал, что это такое. Вначале у нас было всего две бригады, оснашенных королевскими ракетами, и в 1956~м они же получили первое ядерное оружие. Командир химического взвода в маленьком провинциальном городке, я тоща мог только догадываться, что стоял недалеко от ракет, от ядерного оружия, но ни разу ничего не видел. Как офицер-химик, занимающийся радиационной зашитой, я имел бета- и гамма-радиометры. И вдруг начальник химсклада говорит: «К нам альфа-радиометры завезли!» Что-то не по профилю, не наш… Вечером он прибегает, говорит: «Увезли!» Ядерные бомбы скорее всего были в соседнем ангаре. Для них альфа- радиометры и привезли. Когда в 1959 году Хрущев сокращал армию, я вышел из нее и больше туда не возвращался. Сразу же поступил на химфак Московского университета.

Людей эпоха ломала. Мне повезло в том, что после университета я попал в Академию наук, где можно было находиться во «внутренней эмицзации», например, стать доктором наук, оставаясь самим собой, без сдачи моральных позиций. В Академии проработал 34 года, докторскую я защитил в 1983-м.

Конечно, общественно-активным человеком я был и тогда. Занимаясь ядерным магнитным резонансом, очень скоро я столкнулся с тем, что наши научные приборы – это слонопотамы, которыми пользоваться нельзя. Управление научного приборостроения Академии наук пыталось что-то делать, и я в 1972 году, в пик застоя, согласился стать заместителем начальника управления, полагая, что смогу изменить ситуацию. Пробыл там пять с половиной лет и понял, что проблема – системная. Научные приборы у нас плохи не потому, что чего-то не досмотрели, а потому что такова сознательная политика руководства страны. Они могли бы быть хорошими, но только в том случае, если бы все силы не бросили на подготовку к войне. Это надо было понять. Из управления я вернулся в науку.

…Иногда я думаю, а как я уцелел? В 1968 году, в ночь начала чехословацких событий, я провожал своего армейского приятеля. Мы всю ночь бродили по Москве, разговаривали. Он ехал на фаницу как техник по ремонту танков. Танки ушли вперед, а техников отправляли через несколько дней. После бессонной ночи я проспал и пришел в институт позже. А ведь тогда было расписание, какой академический институт в какой день должен поддержать ленинскую политику партии и правительства. На наш институт выпала епитимья «поддерживать» в первый день. Собрание случилось прямо с утра. Четверо ребят не поддержали, и я должен был оказаться среди них! Судьба…

Путь в экологи

В период между поздним Брежневым и ранним Андроповым в подсознании созрело желание найги абсолютно нерешенную научно-общественную проблему, для решения которой нужен квалифицированный химик. Возникло ощущение, что в своей области я выработал ресурс в поисках нового научного знания. Самой нерешенной, да и не решаемой проблемой была и остается экология. В начале восьмидесятых я начал собирать материал по диоксинам, еще не зная, что это – будущее советское химическое оружие, что слово «диоксин» – кодовое: если вы его произносите по телефону или на улице, включается записывающая аппаратура, милиционер может вас отвести в отделение и спросить, почему вы его произнесли. Диоксины – хлорорганические очень ядовитые вещества, они накапливаются в организме, а действуют в малых количествах. Диоксины образуются во многих технологиях помимо воли человека.

9 апреля 1989года в Чапаевске прошел первый митинг против строительства завода по уничтожению химического оружия.

Весь мир мучился диоксиновой проблемой, только у нас – тишина, у нас ее будто бы не существовало. Во всем мире это – экологическая проблема, из которой военные что-то отсасывали для себя. У нас же это – только военная сфера, о которой рядовым людям (и ученым тоже) просто не положено ничего знать. Какие у вас были бы ощущения? Для меня это стало потрясением. Я начал копать.

У диоксиновой проблемы была одна особенность По ядерной тематике из заграничных журналов в наших научных библиотеках вырезали все «нежелательные» работы. А диоксины почему-то не вошли в «подцензурный список». Таким образом, на территории нашего государства свободно находилось огромное количество иностранных работ по нашему же будущему химическому оружию. Я начал писать обзор по диоксинам, материал есть, а людям ничего не известно, как так? Во время научных командировок в Финляндию, Швецию поработал немножко и над этим, стал кое в чем разбираться…

14 апреля 1990 года по телевизору показали толпу возбужденных жителей Уфы. На каком-то заводе произошла утечка фенола, люди вышли на демонстрацию, заполонили весь город. «Нас травят фенолом!». А я понял – там не фенол, за кадром должно быть что-то посерьезнее. Как понял – не знаю, бывает же прозрение! Мне показалось, что в Уфе произошло что-то из ряда вон выходящее.

Я полез в книги и в статьях про диоксины обнаружил башкирские фамилии. Боже мой! Оказывается, в Уфе мы делали боевой гербицид, тот самый «эйджент орандж», каким американцы поливали Вьетнам. Мы производили его, конечно, по своей родной технологии, поэтому диоксинов «на хвосте» было еще больше, чем в США и Вьетнаме. Теперь уже все это доказано: что загрязнены и завод, и городская свалка. А тогда…

Начал искать кого-нибудь в Уфе, нашел «зеленого» профессора, который вывел людей на улицы. Написал и опубликовал большую статью в «Советской Башкирии», поднял бучу в Верховном Совете. Что человека толкает этим заниматься? Наверное, невыносимость знания, которым владеешь…

Ну а дальше я не мог не написать научную монографию «Диоксины как экологическая опасность. Ретроспектива и перспективы». Казалось, что время движется в нужном направлении и необходимы честные книги. Однако в тот момент в издательстве «Наука» только пожимали плечами. А уже в 1993 году позвонили и предложили ее напечатать, и книга вышла, мгновенно став раритетом. А для меня – толчком ко всем дальнейшим событиям. До сих пор на русском языке не было ни одного открытого документа, позволяющего считать диоксиновую проблему – общественной. И пошло: Чапаев, Дзержинск, Чувашия, Алтай, Волгоград, Оренбург… – диоксины начали обнаруживаться в самых разных местах.

Как в ситуации, которая сложилась в Советском Союзе, мог работать «несекретный» ученый? В условиях тотальной закрытости он мог только тыкать пальчиком и говорить: «вот здесь». И действительно, там находили то, что должно быть. Я отсюда, из Москвы, из своей квартиры могу сказать, где имеются диоксины. Это не шаманство, а наука, и самая удивительная сторона дела. Прискорбно, но у нас в стране сложилось племя людей, которые в своем секретном пространстве считают себя профессионалами, потому что им было поручено что-то измерить. Измеряют они довольно плохо, хоть трудятся в секретных организациях и считают себя персонами грата. И вдруг какой-то чудик из Москвы лезет им указывать.

Беда в том, что я не ошибался, поскольку хорошо знал западный опыт. Американцы прошли весь диоксиновый путь при подготовке войны во Вьетнаме, их результаты были опубликованы и мною прочитаны. К лету 1992 года все кончилось в том смысле, что проблема была названа, обозначена и описана. Встрепенулись, наконец, Минэкология и Минздрав, там стали произносить слово «диоксины» не шепотом, а вслух.

Экология химической войны

Я же к этому времени мысленно прошелся по заводам и понял, что диоксины в нашей промышленности есть практически везде, но особенно на той части химических заводов, которые ориентированы на войну Понять это было нетрудно, как и то, что тысячи людей, работающих на этих заводах, теряют здоровье и жизнь и ничего об этом не знают, а государство выступает как химический террорист. Такое терпеть нельзя.

Я написал большую статью «Смерть замедленного действия» и летом 1992 года опубликовал ее в «Совершенно секретно». Главная мысль – диоксины и химическое оружие стоят рядом и одинаково опасны для ничего не подозревающих людей. Статья прошла почти незамеченной обществом, но были люди, хорошо ее изучившие, – военные.

В нашем пока еще не очень гражданском обществе военные рассуждают об уничтожении химического оружия примерно так: «Давайте все сделаем сами, по-тихом); чтобы «эти» не мешались». А «эти» – вся страна, мы с вами. И вот на одном таком закрытом совещании кто-то вспомнил про Льва Федорова и его статью. В общем я стал врагом для военно-химического комплекса (этот термин я же и ввел, и описал потом в статье «Комплекс химической смерти»). Пожалуй, это было неизбежно. Ведь кроме моих публикаций и сегодня ничего серьезного об «экологии химического оружия» не написано.

Потрясает отсутствие каких-либо признаков ответственности у нашего военного истеблишмента.

Когда в 45-м американцы создали атомную бомбу, книга об этом была написана прежде, чем бомбу взорвали. Военные, потратившие на Манхетгенский проект миллиарды государственных долларов, пригласили журналистов с улицы, и те ходили, смотрели и писали. Конечно, военная контрразведка позаботилась, чтобы ничего лишнего в книгу не просочилось, но вся историческая, социальная, организационная сторона, вся общественно интересная сторона проблемы была проанализирована и сразу после взрыва стала достоянием общества. Вот вам демократическое общество, в котором возможно сочетание открытости и секретности.

А у нас что происходит? Военно-химический комплекс ровно десять лет назад, в начале 89-го пришел в город Чапаевск и говорит: «Ребята, мы у вас построили завод по уничтожению химического оружия, давайте начнем, вы будете флагманами…». Военным и в голову не пришло, что в этом городе не менее пятидесяти тысяч человек погибло в тылу при производстве химического оружия! Производство в 45-м было закончено за ненадобностью. К 1989 году от той варварской эпохи осталось в живых лишь 104 человека, а в зале сидело уже следующее поколение. А у детей существует общественная память, да и на разоренное властями кладбище они ходят, там немало коллективных могил. В общем, жители ответили: «Нет, мы уже были флагманами. Давайте нам детали: технология, экология, здоровье…».

Любая замкнутая система в интересах самосохранения хоть что-то отдает окружающему миру, что-то теряет, модернизируется, чтобы себя сберечь. Но наши военные абсолютно ничего не поняли. И тогда, в апреле 1989 года граждане Чапаевска вышли на митинг и сказали: «Уходите!». Те: «Мы вам комиссию, мы то, мы се…». Еще несколько месяцев проходит. Заседают комиссии, собрания в клубе – общество по- прежнему ничего не знает о существе дела. Так военно-химический комплекс проверял себя на возможность приспособиться к новым условиям гражданского общества, жесточайшим образом держась за свою секретность.

Ну действительно, проштрафились ребята, сделали ненужное оружие, загубили массу людей, теперь бы тихонечко уничтожить его, забыть о нем и все – будем строить новое общество. И в Верховном Совете рассуждали так же. И тут нашелся какой-то Федоров, ему больше всех надо. Откуда, говорит, следует, что у нас нет такого же «химического хвоста» после подготовки к войне, как «ядерный хвост»? Кто гарантирует; что в военно-химической отрасли не было и не будет своего Чернобыля? Завод в Чапаевске запустить так и не решились, хотя к тому времени у Горбачева все – от экономики до экологии – решали генералы и КГБ.

Гражданское общество

Попытка расстаться с военным прошлым, сделав вид, что его не было, крайне опасна для общества. И я рванул в этом направлении, предложив государству решать не одну, а одновременно две проблемы: одна-уничтожение химического оружия, вторая – рассекречивание документов, анализ экологических и медицинских последствий подготовки к химической войне и их преодоление. Так же, как решаются проблемы в ядерном деле. Насчет рассекречивания, видимо, погорячился – этого и внуки не дождутся. Однако и без него к лету 95-го я набрал материал на книгу «Необъявленная химическая война в России: политика против экологии». На свой страх и риск. АВ.Яблоков издал эту книгу под эгидой Центра экологической политики России. Этот поступок послужил одним из предлогов для того, чтобы Шойгу выступил за выведение Яблокова из комиссии Совета безопасности России. Вывели, президент не вмешался.

В свое время мою самую первую публикацию по химическому оружию, помимо военно-химического комплекса, заметил Вил Мирзаянов. Он позвонил мне, мы встретились и решили написать совместную статью. В сентябре 1992 года она вышла в «Московских новостях» и, как выяснилось, вызвала большой переполох в верхах. В октябре ко мне в квартиру пришли с обыском. Затем последовал допрос в Лефортово. Такие вещи, как преследование конкретных людей, госбезопасность осуществляет по заказу, и в нашем случае «разобраться» с Мирзаяновым заказала секретная составляющая гражданского Министерства химической промышленности. А заодно и меня «прикнопить», чтобы не высовывался. Потом меня еще не раз вызывали на допросы. Теперь стало вроде полегче – я уже стал для них несъедобен, да и государственной тайны ни одной не выдал. Впрочем, и не мог выдать, потому что в последние десятилетия ни одной из них не знал.

Госбезопасность своими действиями сама толкнула меня в ряды активистов экологического движения. До этого я действовал как стихийный эколог: находил трудные экологические проблемы, анализировал их, писал статьи, это было индивидуальное действо конкретного ученого. Если хотите, я таким образом нашел себя в экологии, но еще не в экологическом движении. Но теперь я стал пытаться соединять научное знание с общественной активностью. Это – редчайшая вешь. Хотя примеры известны. Дмитрий Иванович Менделеев был членом всех мыслимых академий наук мира, кроме российской. И его было за что не принимать.

Кстати, этот человек умел домысливать все до конца, просто глядя со стороны. Именно так он раскрыл секрет бездымного пороха. Его создали во Франции, а у нас порох только дымный, а впереди – война… Менделеева попросили разобраться. Он проверил потоки снабжения французских заводов, тогда подобные сведения публиковали. А сделать вывод для химика не сложно. Так вынуждены действовать экологи и сегодня, в условиях тотальной секретности: если на химический завод в Чапаевске поступают сера и этиловый спирт – значит, там делают иприт дедовским способом.

Когда я вошел в квартиру после допроса в Лефортове, услышал телефонный звонок – звонил неизвестный мне тогда Святослав Забелин. Он звонил не из дома, а из… правительственного офиса (Забелин был тогда помощником Яблокова, а Яблоков – советником президента России.) Потом было еще несколько звонков, но все они не имели ни малейшего отношения к моей записной книжке. Как у всякого нормального человека, прожившего немалую жизнь в науке, у меня была пухлая записная книжка, из записанных там не позвонил никто. Звонила какая-то дама из Чебоксар, депутат из Верховного Совета, какие-то еще незнакомые люди… Записную книжку я выкинул.

Началась другая жизнь. Появилась новая записная книжка. Теперь на дружеских встречах экологов я не забываю выпить за КГБ, который меня, как тараном, воткнул в ряды экологических активистов и подарил мне новую жизнь.

Но если серьезно, проблема морали в Академии наук, мягко говоря, существует со времен, когда на выборах в академию «прокатили» Рамзи на и проголосовали претив исключения Сахарова, больше никаких Поступков наши академики не совершили. Но в наше время для организации, полагающей себя интеллектуальным центром страны, этого маловато… Единственное, чем помогли мне, – это вызвали и сказали: «Слушай, ну ты шумишь там, но не упоминай, ради бога, наш институт». И я честно не произносил его названия.

Ученый и общественное движение. Это многогранный и безумно тяжелый вопрос. Наука у нас самая многолюдная, докторов-профессоров – избыток. Сергей Кириенко провел недавно анализ и показал, что у нас общественная активность снижается по мере повышения уровня образования. Люди без высшего образования примерно вдвое активней людей с высшим образованием. Я могу написать целые простыни фамилий ученых, которые знают экологические аспекты проблемы диоксинов, химического, биологического, ракетного оружия и еше бездну подобных проблем и которые могли бы отдать все это знание людям. Но ничего, спокойно сидят дома Это значит, что общество наше, его элитная часть претерпели сильные нравственные трансформации. Обратимые?

Придя в общественное движение, я обнаружил, что экологическое движение, зарождающееся снизу, не имело серьезного элитного знания в целом ряде экологических вопросов. В антихимическом движении, например, все решалось интуитивно, хотя, как правило, верно. Необходимо было внести научное знание, и я написал уже упомянутую книгу по химическому оружию специально для того, чтобы экологические активисты получили фундамент для своих действий. В ней нет ни грамма научного вранья, вместе с тем она написана так, чтобы читать и использовать могли непрофессионалы. Тогда они смогут «ломить» вперед. Кстати, эта книга оказалась и на рабочих столах военно-химических генералов, а в министерстве Шойгу с перепугу была даже засекречена.

Самым главным я считаю то, что мы с Яблоковым (и наши коллеги) вносим знание в общественное экологическое движение, фактически придавая движению более фундаментальный характер.

Из движения, возникшего после событий в Чапаевске, в 1993 году вырос Союз «За химическую безопасность». Теперь у нас уже более 20 местных отделений.

Не так давно я был на приеме у главы администрации Президента России, секретаря Совета безопасности Н.Бордюжи. Скоро десятилетие чапаевских событий, а начальство наше так до сих пор и не поняло, что или оно уничтожает химическое оружие в согласии со всей страной, или оружие останется лежать не уничтоженным. Игнорировать население уже не удастся, нужно поддерживать с ним непрерывный диалог. На эту тему мы и говорили. Нам нужны не столько деньги на уничтожение оружия, сколько ответственная власть, чтобы можно было нормально организовать этот редкий по опасности процесс. А началось с того, что мы составили очень жесткое заявление общественных организаций. Под ним подписались 79 экологических и правозащитных организаций России – от Чукотки до Брянска. Однако, когда я запаковывал его в конверт и бросал в почтовый ящик, не надеялся, что прочтут. Прочли. Вызвали.

Вскоре Бордюжу сняли, а дело очередной раз списали в архив. Что ж, спринтерские порывы не всегда оказываются результативны, тем не менее мы сыграли хорошую партию. Она оказалась возможна только благодаря соединению общественного движения с научным знанием, только так удастся в нашем государстве что-то совершить. И Яблоков, и я, и Забелин как ученые в общественном движении нашли для себя нишу, в которой можно эффективно работать, строить гражданское общество. Что мы и пытаемся делать.

Ирина Прусс

Ми поспешили забыть о «пирамидах» Мавроди; может, стоит разобраться?

Говорят, в знаменитых «пирамидах» Мавроди пострадало от 5 до 25 миллионов человек; сколько их было на самом деле, не знает никто.

Очень важно разобраться, как это получилось, – не для того даже, чтобы больше не попадаться, а для того, чтобы понять, что мы за люди такие и что мы сами от себя можем ждать.

А мы постарались быстренько забыть всю эту историю, вытеснить ее из памяти: стыдно.

Быть избитым и ограбленным на улице обидно, но не стыдно; добровольно отнести деньги явному мошеннику и ждать прибыли – стыдно.

Но в очередях к окошкам пунктов АО МММ по всей Москве изо дня в день стояли социологи и каждый вечер писали отчеты: кто был, что делал, что говорил. Сохранились папки с этими отчетами, много папок.

Однажды за них взялся социолог Вадим Радаев – и в результате написал научную статью:

«Возвращение толпы: анализ поведения вкладчиков «финансовых пирамид»».

Мы рассказываем сегодня об исследовании, актуальность которого, кажется, только растет.

Не потому, что возрождаются «финансовые пирамиды».

Потому что мы не успели осознать своей склонности вести себя вполне определенно в некоторых ситуациях.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТОЛПЫ?

Как же могло произойти. спрашивает социолог Вадим Радаев, что как минимум сотни тысяч людей позволили обвести себя вокруг пальца, да еще несколько раз подряд?

ТАК СКОЛЬКО ОБМАНУТЫХ?

Погодите, почему «сотни тысяч»? Ведь речь шла о миллионах?

Не все обладатели акций МММ (и множества сходных, но менее удачливых и масштабных финансовых предприятий) – действительно обманутые вкладчики. Прежде всего вычтем крупных игроков-«профессионалов»: они сознательно и целенаправленно использовали ситуацию.

Непонятно, насколько можно считать обманутыми и мелких спекулянтов, тоже отнесенных Радаевым к типу «профессионалов»: они ходили к пунктам покупки-продажи, как на работу, подторговывали не только акциями (от одной котировки до другой-третьей), но и местами в очереди, и информацией. Потом эти рабочие места для них закрылись, только и всего. Конечно, они и поддавались всеобщей панике, и невольно помогали распространять ложную информацию в чьих-то – не своих – интересах, очаровывались Мавроди, разочаровывались в Мавроди. Но они же пытались использовать панику и слухи в своих интересах…

Вряд ли обмануты и азартные игроки: они получили свое удовольствие, хоть порой и очень дорого оплаченное.

В обманутых вкладчиках остаются «имитаторы» – люди, говорившие вполне разумные вещи, но поступавшие почти всегда иначе. Пытавшиеся подражать профессионалам и тут же срывавшиеся в ошибки самые элементарные. Надеявшиеся разбогатеть или просто починить зубы, или вернуть потерянное. Уговаривавшие себя не впадать в панику и тут же в нее впадавшие. Обожавшие Мавроди и ненавидевшие его.

Они всегда, на любой стадии составляли большинство в очередях у пунктов АО МММ, даже тогда, когда их оттирали от заветного окошка, когда в глаза больше бросались другие. Без них игра не приняла бы такого масштаба. Более того, без них вообше никакой игры не было бы. Реклама была рассчитана на них, среди них распускали тщательно дозированную дезинформацию и ради них устраивали спектакли с лишенными смысла сделками.

КТО ЖЕ ОНИ?

Необразованные, «темные» люди? Да нет, у пунктов в центре Москвы наблюдатели отмечали в очередях много людей довольно интеллигентного вида и речи, часть была уличена в высшем образовании. Да вы вспомните «Чару»: среди ее вкладчиков были артисты и поэты с громкими именами…

Люди глупые, «лохи»? Но исследователи утверждают: не было такого экспертного мнения по поводу игры, которое не прозвучало бы в очереди. Еше до первого обвала курса многие вполне отдавали себе отчет, что это игра, и опасная. Вот из записанного в очередях в начале всей этой истории: «Работают по принципу пирамиды: отдают старым акционерам деньги новых»; «Вернуть-то деньги вернут, но по тысяче за акцию» (13 мая 1994 года).

Что же в какой-то момент объединило всех этих очень разных людей и заставило их действовать вопреки собственным интересам?

В какой-то момент они из отдельных и разных людей превратились в толпу.

УЧАСТНИКИ ИГРЫ

Игроки: акционеры – неорганизованные рядовые игроки, основная масса очередей. Делятся на вкладчиков и спекулянтов. Вкладчики, купив акции и билеты, держат их, ожидая, когда курс достигнет определенной отметки или когда накопится определенная сумма.

Спекулянты не держат акции подолгу, иногда только от котировки до котировки, довольствуясь небольшой, но гарантированной прибылью.

Среди них:

Игроки азартные: склонны к повышенному риску. Редко просчитывают ситуацию, выбирают наугад, полагаясь на собственное чутье, на советы знакомых, на астрологические прогнозы. С повышением курса и возрастанием риска все больше «заводятся». Возникает привязанность к игре, зависимость от нее, похожая на наркотическую. Постоянный страх, нервозность. Некоторых азарт перевел в разряд «чрезвычайников», потерявших не только все деньги, но и квартиры. «Даже если ты выиграешь чемодан денег, то полтора часа на него дома смотришь, а потом снова к Мавроди несешь». Профессионалы: никогда не играют «на последние», игра для них – заработок. Чем быстрее растет курс акций, тем они осторожнее; особенно активны в дни паники и сразу после обвала курса: пока все пребывают в шоке, они делают свои деньги на нестабильных ситуациях. Почти всегда поступают противоположно тому, что делает толпа: все «сбрасывают» – они покупают; все покупают – они «сбрасывают». Имитаторы: основная масса вкладчиков. Прислушиваются к мнению профессионалов, но поддаются и азарту; действуют чаще всего «как все», легко внушаемы, скопление людей вызывает у них чувство защищенности:

«Мы Кремль взорвем, если прикроют АО МММ». Перекупщики и биржевики; относительно организованные для финансового предприятия люди, постоянно занимаются спекуляцией. Стремятся контролировать ситуацию, обрастают связями в охране, на бирже, покупают гарантированные места в очереди.

Периферия: наблюдатели – ждут подходящего момента, чтобы вступить в игру или вернуть деньги за старые акции, а пока приезжают посмотреть. послушать; также люди, для которых здесь новое место отдыха, неформальный клуб, тусовка. Они постоянно толкутся возле очереди. Льготники: вчерашние игроки, ныне обманутые вкладчики, стоят в отдельных очередях на получение компенсаций. Основной поток льготников – пенсионеры и инвалиды; другой поток – чрезвычайники, продавшие свои квартиры, перенесшие пожар или смерть родственников, не имеющие денег на Операцию или на билет домой.

Активисты: организаторы и участники всевозможных петиций, выступлений в защиту обманутых вкладчиков. Сами не играют, но многие держат старые акции.

Мелкие вкладчики, позже наблюдатели: в основном пенсионеры и люди предпенсионного возраста, а также активные женщины средних лет. Профессионалы и серьезные любители: мужчины молодого и среднего возраста, рабочие, интеллигенция, сотрудники коммерческих фирм.

В очередях молчаливы, к собраниям и митингам равнодушны, в проигрыше склонны винить самих себя.

ЧЕЛОВЕК ТОЛПЫ

Механическое скопление людей в одном месте, ну хотя бы в метро, где различия между ними стираются и все ведут себя примерно одинаково, еще в начале века философы назвали массой и объявили одним из главных персонажей современности. Такие скопления людей случались, разумеется, и раныпе, но современные мегаполисы превратили их в повседневность: «могучие социальные агрегаты» возникают здесь в считанные минуты. И тут же распадаются.

Или не распадаются, когда перебои с транспортом, например.

Особый тип массы – публика. Теперь людям не обязательно находиться в одном месте одновременно и в большом количестве, чтобы думать, чувствовать и вести себя как масса, достаточно включить телевизор. Конечно, одни предпочитают латиноамериканские страсти, другие ночами смотрят Бергмана, но программа «Время» уравнивает всех. И многие передачи работают на такое уравнивание: обязательно есть академик, фрезеровщик и мелкий служащий, которые с одним и тем же нетерпением ждут чего- нибудь из жизни животных или киноактеров, смеются и вздыхают в одних и тех же местах. И хотя они никогда друг с другом не встретятся, они составляют тело одной социальной общности, пусть аморфной и размытой. Коллективное сознание и коллективное бессознательное рождено и транслировано через них, благодаря им.

Когда же публика выйдет на улицу и по каким-то причинам образует скопление, она способна превратиться в толпу Это высший и законченный тип массы. «Это уже не механическое, а органическое скопление, в котором физическое единение дополняется внутренним единством и закрепляется в однообразном коллективном действии».

«Толпа смяла его, бросившись к выходу; дети плакали, женщины визжали…» Или так: «Вдруг в толпе кто-то крикнул: «Бей его! Это они заразу переносят (отравили наши колодцы, съели нашу колбасу, разрушили нашу державу)!» Глаза, лица, затылки налились кровью, все подхватили: «Бей!Бей!». Кто-то первый ударил, сбил с ног…»

Ну и так далее. Что-то древнее, звериное, из кино или из исторического романа. При чем тут МММ? Почему очередь в ее пункты – толпа, а очередь в Ленинскую библиотеку – не толпа?

Очередь акционеров МММ стала толпой не сразу и не случайно. Стала ею в тот, очевидно, момент, когда объединенные едиными чувствами и стремлениями люди в этой очереди начали вести себя так, как никогда бы не поступили в одиночку. То есть когда очередь превратилась в единый организм со свойствами, которых нет и не было в отдельных составляющих ее людях.

Главная черта человека толпы – не патологическая глупость, а «неустойчивость мнений, быстрая смена настроений и способа действий, отбрасывание вчерашней информации в пользу сегодняшней». Каждый данный короткий промежуток времени человек рассуждает вполне логично, почему и уловить «сдвиг по фазе» одномоментными опросами социологи практически не могут. Но завтра он сделает нечто противоположное, повинуясь не собственному разуму, а стихийной эмоции толпы.

В толпе мгновенно создается резонанс-заражение: эмоция быстро распространяется, многократно усиливаясь. Толпа в принципе иррациональна; логика, здравый смысл, специальная терминология тут лишь прикрывают, придают ложную респектабельность древней вере в чудеса, в магию, в непостижимость верховных замыслов относительно твоей судьбы. Время в толпе организуется ло-новому, не по-календарному, а вокруг каких-то страстно ожидаемых событий – конца ваучерной приватизации, выхода С. Мавроди из тюрьмы. Накануне этого события обычно возникает легкий ажиотаж, но на самом деле вчера еще казавшееся столь важным сегодня событие уже не влияет на стратегию игры, назначается новый двухнедельный срок, по истечении которого уж точно надо будет «сбрасывать»… Субъективный порог безопасности подозрительно связан с круглыми цифрами: вот будет акция стоить пятьсот рублей, тысячу рублей и сразу курс обвалят…

Ну и уж, конечно, обязательный вождь, харизматический лидер толпы, ее кумир и гуру с возможным превращением в злого гения, но в любом случае человека немыслимых свойств…

Вот так: сходил человек в магазин, попил чаю, почитал внучке книжку, отругал дочь за ротозейство, чтобы сумку крепче в транспорте держала, поехал на пункт МММ и стал человеком толпы. Той самой, что превозносит и топчет, что может крушить, бить, но никогда ничего не создавала. Той самой, в которой человек чувствует себя защищенным и «отвязанным»: все внутренние запреты отменены и: «Мы можем Кремль взорвать» (из протокола наблюдений) – интересно, могли бы? Той, участия в которой после обычно стыдятся, смущенно чешут в затылке над обломками и предпочитают больше не вспоминать.

Как же так?

А НА НЕЙТРАЛЬНОЙ ПОЛОСЕ ЦВЕТЫ ОЧЕНЬ СТРАННОЙ КРАСОТЫ

На нейтральной полосе, когда прежние советские законы, понятия, цели и ценности были отменены, новые же только что провозглашены и никто, собственно, не знал, что с ними делать, на этой нейтральной полосе как-то сразу повырастало бог весть что.

Все считали, что обогатиться можно легко и быстро, только почему-то чаще это удается соседу, новым героям телеэкрана, победителям всяческих лотерей, а не тебе. Все обогащаются, я чем хуже? Куплю вот акции МММ. Рынок открывает возможности…

Это было главное, с чем на нейтральной полосе ассоциировался рынок, – возможность успеха для любого, этакое «поле чудес». К этому и государство ручку приложило, чиновники снова и снова рассказывали о переделе национального богатства с помощью ваучеров, а почему бы не с помошью акций АО МММ? Веры-то частной компании заведомо больше, чем государственным чиновникам, у которых от беспрерывного вранья даже глаза не косят.

И вообще, говорят же, что теперь рассчитывать надо только на самого себя, на собственные силы, все богатые люди на Западе с чего-то начинали; нефтяную скважину мне, конечно, не укупить, а вот несколько акций МММ…

Вадим Радаев назвал это «синдромом успеха», эту «всеобщую атмосферу большой игры, в которой «финансовые пирамиды» становились лишь одним из множества элементов единой логики».

Но как мания величия не живет без мании преследования, так в нашем случае пьянящий голову синдром возможного успеха сопровождается «синдромом обворованного». Этот мотив звучал, не умолкая, то тише, то громче на всем протяжении игры: «Мы и в других местах прогорели! Нас везде обманывают!». А вот слова, сказанные еще накануне первого обвала: «Мы уже привыкли к тому, что все сгорает. Это как повезет. Государство все наши деньги обесценило, когда копили годами». А разве не обесценило?

Хотя внезапные обвалы курса неизменно вызывали шок, все в очереди в принципе догадывались, что их и туг обманут. Были готовы к этому. Все дело в оговорке «как повезет»: может, ты, именно ты успеешь ухватить кусок и отойти в сторону, а погорит кто-то другой. Но игра на таких принципах не предрасполагает к высокой идеологии. Может быть, поэтому политикам так и не удалось нагреть руки на горечи обманутых, а уж как старались. как вились вокруг очередей и коммунистические агитаторы, и соколы Жириновского! Нет, этих ожесточенно гнали прочь…

Синдром успеха в сопровождении синдрома обворованного создавал психологическую неустойчивость. Нет, это не объясняет, почему люди покупали акции и билеты МММ, вступая в игру; на мой взгляд, это не нуждается в объяснениях, кроме самого простого: надеялись выиграть, здесь дивиденды не только действительно платили, но и платили ощутимо больше, чем в других местах. Это объясняет другое: почему они вели себя так в самой игре, демонстрируя неустойчивость, легкую внушаемость, нелогичность – короче говоря, все милые качества человека толпы.

Общая экономическая и социально-психологическая атмосфера в стране готовила почву для этого. Но никакого железного предопределения здесь не было. И для превращения людей в толпу, а также извлечения из этого самой непосредственной выгоды необходимо было предпринять еще кое-что.

ПИРАМИДЫ МАВРОДИ СЦЕНАРИЙ ИГРЫ

Первая «пирамида»:

февраль – конец июля 1994 года. Курс акций непрерывно растет, как и очереди.

В основном акции покупают. Боятся бсшее всего действий властей. Это период мелких вкладчиков. Часть из них довольно быстро становится «профессионалами», поигрывает на разнице котировок. Эго выгоднее, чем мелкая торговля, и сюда начинают ходить, как на работу. Некоторые надеются пожить как рантье, на доходы от МММ. Позже появляются дельцы. 29 июля Мавроди обрушивает курс со 125 тысяч до одной тысячи, ставя точку в первой игре. Акционеры организуют собрания и митинги с антиправительственными лозунгами: никто не сомневается, что во всем виновато государство.

Вторая «пирамида»:

30 июля – 1 ноября 1994 года. Еще не оправившись от шока, люди уже занимали очередь за акциями по новому курсу. Появляются очереди льготников, претендующих на сдачу старых акций по прежней цене.

В очередях до четырех тысяч человек.

В продаже появляются новые билеты (их статус, в отличие от акций, весьма неопределенен), цена которых с пятисот рублей к середине сентября вырастает до пяти тысяч. Процветает спекуляция.

4 августа арестован Мавроди, резкий взрыв недовольства властями. Митинги акционеров происходят в центре Москвы в среднем каждый третий день. Ключевой лозунг: «Руки прочь от МММ».

В середине сентября пункт продажи закрывается; позже этот номер повторяется несколько раз, вызывая бурную панику среди акционеров, готовых, однако, успокоиться, стоит какое-то время курсу билетов расти, а пунктам стабильно работать.

Стратегия будущего «рантье» сменяется стратегией спекулянта: теперь главный мотив вкладчиков – не накопить некую сумму, а вернуть потерянное. Группа молодых крепких ребят контролирует очередь, пропуская «своих». Состав игроков омолаживается.

Это время больших пакетов акций и крупной биржевой игры. Третья «пирамида»: ноябрь 1994. 1 ноября Сергей Мавроди, избранный депутатом 1осударственной думы, открывает все пункты продажи и объявляет о введении «режима переходного периода»: все ранее выпущенные акции и билеты замораживаются, выпускается новая серия билетов. курс которых растет.

1 декабря С. Мавроди, не выдержав обещанных двух месяцев переходного периода, меняет правила игры. Курс мгновенно падает почти в три раза. Доигровки: 1 декабря 1994 – 30 июня 1995 года. За это время Мавроди вводит три новые серии, каждый раз неожиданно, причем каждый раз предыдущие серии замораживаются. Тем не менее операций с бумагами производится больше, чем в предыдущий период, и если в декабре люди чаще пытались сдавать акции, то в январе баланс выравнивается, а в феврале стремление покупать явно преобладает.

Операции в основном идут между пунктом покупки-продажи и биржей: акции и билеты АО МММ покрывают до 80 – 90 процентов биржевого оборота ценных бумаг. «Биржевики» заинтересованы в продолжении игры, и в глухие дни порой продают билеты друг другу по одной и той же цене, только чтобы поддержать тпеюший огонек деловой активности.

В конце апреля – мае серьезные игроки покидают поле боя. Постепенно сходит на нет и этап доигровок. Скандалы идут по всей стране еще с конца марта – начала апреля: в Новосибирске избили человека, приняв его за С. Мавроди; в томском офисе МММ кто-то грозит самосожжением; в Красноярске обманутый вкладчик пытается шантажировать мэра. В конце апреля в Волгоград на съезд вкладчиков прибывают из пятидесяти регионов страны. Тем временем пространство вокруг пунктов продажи акций МММ пустеет…

МАВРОДИ – ЭТО ЛЕНИН СЕГОДНЯ

Сидели себе люди у телевизоров, завистливо вздыхали, глядя на награды очередного победителя викторины-лотереи-чегототамеще, мечтали, что бы они лично сделали с таким выигрышем, обсуждали каменный дом соседа по даче. Публика нейтрального постсоветского пространства.

Ее абстрактным мечтам надо было дать совершенно конкретное направление – указать адрес, по которому выдают эту самую мечту.

Ее надо было стащить с дивана, выволочь на улицу, где объединить с другими такими же представителями публики – пока еще только публики – для постоянной и беспрепятственной циркуляции нужных слухов: «Мне она сама говорила: с долгами расплатилась, зубы починила и в Крым съездила. Все на эти самые дивиденды».

Надо было придать этому неструктурированному сборищу некие элементы организации, которые превратили бы его в «единый надчеловеческий организм, действующий по задаваемому образцу».

Сеть пунктов покупки и продажи акций и билетов стала костяком, на котором нарастали разнообразные неформальные организации: списки составляли и проверяли, проводили переклички, дежурили у пунктов, у окошек возникали самозваные контролеры.

Ну и, конечно, реклама. Над ней издевались, ее пародировали, задним числом ее объявили гениальной. Думаю, Вадим Радаев прав, все гораздо проще: повторяемость. Усвоение – функция повторяемости, или повторение – мать учения. Вот и выучили… Кстати, усвоив и еще такую простую и здравую информацию: столько рекламы может себе позволить только очень богатая фирма.

Ну и, разумеется, все это не работало бы столь эффективно, если бы столь грамотно не была выстроена роль вождя. Харизматического лидера. Человека, способного на чудеса. Мошенника, но мошенника гениального. Много тут было красок и оттенков…

Наблюдатели свидетельствуют: сначала игроки относились к АО МММ как к организации, фирме, которую можно сравнивать с другими фирмами; начиная со второй пирамиды в очереди говорили в основном уже не о фирме, а о Мавроди. Все остальные – работники пунктов, актеры рекламных роликов, вся фирма в целом – воспринимались как фигуры на шахматной доске, которыми двигала воля Мавроди.

Живая связь с вождем необходима толпе, она ее электризует. Вождь занят в основном чудесами: он воюет с правительством, садится в тюрьму и оттуда продолжает руководить игрой, избирается в парламент, манипулирует всем и всеми, в том числе курсом бумаг.

При этом наш герой остается человеком. У него есть биография, жена, брат, собака, увлечения. Его силуэт просматривается немного смутно, но просматривается. Может быть угадан и дополнен, что составляет отдельное занятие толпы, ее объединяющее. «Тибет», «Хопер», «Телемаркет» тоже денег на рекламу не жалели, но в сознании публики остались безличными, бесполыми, анонимными организациями, о них нельзя было сплетничать.

Силуэт вождя смутен не случайно. Мавроди не демонстрирует себя с экрана, не выступает на митингах, он явлен своим почитателям и последователям («партнерам») только фотографией на билетах. Он общается с ними через других – Леню Голубкова и Марину Сергеевну, своих посланцев, говорящих от его имени с обманутыми вкладчиками, сам же предпочитает оставаться за кадром, хотя незримое его присутствие ощущается постоянно. Это, по выражению Ю. Левады, «наведенная харизма»; владеющий ею гипнотизирует толпу на расстоянии, через подставных лиц. Это очень умная политика" личный выход к толпе, да еще частый, может обнаружить какие-то слабости вождя, чего допустить ни в коем случае не следует. На этом, по мнению В. Радаева, проиграл В. Неверов (АО «Гермес»), пожелавший олицетворять свою компанию и навязывавший себя телепублике с излишним упорством. Может быть, по той же самой причине в памяти народной Сталин сохранился как личность крупнее и «интереснее» (не будем говорить об оценке), чем Горбачев, хотя на самом деле все наоборот…

В результате образ Мавроди оброс слухами и мифами, стал знаком, символом: его именем назвали новые билеты («мавродики»): говорили, что он работал в правительстве Силаева, что он торгует оружием, что он математик и все просчитывает, что он скоро станет президентом страны. Его канонизировали, пока с юмором – на биржевом столе кто-то нацарапал: «Мавроди живее всех живых». Он стал героем народных частушек.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТЕОРИИ

Валим Радаев реабилитирует теорию, от которой давно все отказались. Социологи отказались работать с таким объектом, как толпа, еше в начале века, посчитав, что в рассуждениях на сей предмет преобладает «психологизация», почтенную науку не украшаюшая. Это «тупиковая ветвь» науки, «отжившая схема».

Радаев считает, что к ней стоило бы вернуться, разработав заново понятия массы, публики, толпы, механизмы их образования и распада – сейчас это можно было бы сделать. И нужно было бы, очень уж актуальный предмет.

Советская власть умела управлять массой, спуская энергию коллективного действия во всяческих народных [уляниях, а по мере надобности и используя эту энергию, но в жестких рамках организации: собрания, парады, массовые демонстрации. Перестройка возродила толпу как практику, массовое участие в «финансовых пирамидах» это подтверждает.

Я, честно говоря, больше думаю не о возвращении теории, а о возвращении толпы. Не знаю, возвращение ли это, мне кажется, она никуда не уходила.

Практически в каждом из нас живет человек толпы, и никто не знает, когда он проснется и выйдет наружу. Никто не может быть до конца уверен, что обязательно устоит, что не сделает в толпе чего-то, чего будет потом стыдиться.

А сейчас впишите в тот же сценарий, который кажется теперь довольно безобидным, другие слова, расставьте там других героев. Они могут обещать не деньги на круиз, а счастье тебе, твоим близким, твоей стране. Счастье и величие. Могут ежедневно и ежечасно вбивать людям в голову, кто виноват и что делать, хватило бы денег на телевизионное время. Могут распахнуть двери множества приемных пунктов, только назовут их иначе. И нарисуют на туманном стекле новый силуэт какого-нибудь самого человечного…

«После очередного выброса энергии толпа дробится на группы и исчезает, превращаясь в цивилизованную публику. Но публика – это рассеянная толпа или «толпа второго уровня», ожидающая новой мобилизации. И потому толпа имеет обыкновение возвращаться».

РЕПОРТАЖ НОМЕРА

Андрей Тарасов

Донорское, клонированное, искусственное сердце – союзники или соперники? Мировая кардиология ищет ответ на эти вопросы вместе с поиском самого нужного сердца – здорового.

Когда я в первый раз, второй, третий и последующие увидел сердечную операцию у академика Владимира Ивановича Бураковского, а затем в том же институте сердечно-сосудистой хирургии у академика Лео Антоновича Бакурии, а затем у трансплантологов, академика Валерия Ивановича Шумакова, то при всех разных обстоятельствах и тонкостях был поражен одним общим феноменом.

Сердце с виду обычная розовая кровоточащая мышца, скроенная мешочком. Что только с ней ни проделывают скальпели, ножницы и иглы хирургов. Ее вскрывают, перелатывают внутри и снаружи, заделывая дырки в перегородках или меняя искореженные болезнью клапаны, выстригают и вшивают новые участки сосудов вместо наглухо зашлакованных, а порой и вовсе выворачивают наизнанку, корректируя ножичком на внутренней стенке нервные пути биотоков при устранении аритмии, останавливая не на один час и обсыпая ледовой крошкой в зияющей яме вскрытой грудной полости, с отрезанными шлангами вен и артерий, куда воткнуты трубки от всхлипывающего рядом механического насоса. И вот после всех этих терзаний, сшитая белыми нитками, уложенная и обсушенная, после соответствующего «пинка» электрической «колотушкой» дефибриллятора, она начинает ритмично дергаться – как ни в чем ни бывало, в темпе, заданном космосом и миллионами лет земной эволюции, Еше олин-другой фонтанчик из мешочка, взбухшего кровью, прихватывается срочной ниткой, и готово.

Невероятная, неописуемая живучесть и воскрешаемость комочка мышц, кажущаяся почти волшебной. Поистине неостановимое со своим тук- тук, оно и переносится из одной грудной клетки в другую, чтобы ожить в чужом организме. И кажется тем более невероятным, что именно этот живчик доставляет нам больше всего неприятностей. Что именно сердечно-сосудистые недуги уносят больше половины всех преждевременно покидающих нас. Какому насилию мы его подвергаем, как терзаем и тираним, чтобы с такой настойчивостью выводить из строя столь стойкого бойца!

Никто из медиков так не загружен, как кардиологи и кардиохирурги. К сожалению, их катастрофически не хватает, по крайней мере, для российских сердечников. Недавно на открытии нового грандиозного четырехсоткоечного Института кардиохирургии имени В.И.Бураковского в Москве на Рублевском шоссе чуть не со слезами говорилось, что в Америке почти тысяча таких центров, гарантирующих жителю по крайней мере такую рутинную ныне операцию, как шунтирование. Хирурги считают свой метод наиболее радикальным и эффективным для восстановления сердечной полноценности пациента, включая и профилактику таких нокаутов, как инфаркт и инсульт. Обнаружили бляшку в сердечной или сонной артерии, аккуратно вырезали ее, не дожидаясь, пока порвется закупоренный сосуд и сделает цветущего человека инвалидом, да еще паралитиком. Что и делается везде в развитом мире, не знающем такого понятия, как «медицинская провинция».

На международных конференциях зарубежные коллеги часто удивляются, из каких тяжелых состояний наши хирурги вытаскивают своих пациентов. Наши оценивают этот комплимент двояко: а что делать, если мы получаем в столичной клинике такого запущенного больного, каких свет не видел! «У них» раннее радикальное лечение сохраняет практически здоровое сердце, у нас провинциал через годы ожидания добирается до центральной клиники уже калекой.

Тем не менее на острие кардиохирургической науки у нас тоже что-то происходит, и лучшие научные силы пытаются, как могут, удержаться на мировом уровне. Или хотя бы…

Что там рассуждать, иду в шумаковский институт, потому что там после трехлетнего перерыва снова взялись испытывать новое поколение искусственных сердец, и снова появились долгожданные пациенты – телята. Напомню: когда сам Шумаков в 1975 году впервые имплантировал теленку собственное институтское искусственное сердце «Поиск-1», это была мировая сенсация. Теленок прожил 12 часов. Потом телята жили-поживали, пожевывая свой комбикорм, уже по полсотни суток, а в 1984 году рекордсмен среди них прожил 102 дня. Это было время самых радужных надежд, тем более в середине семидесятых заработало советско-американское соглашение по проблеме «Искусственное сердце», начался интенсивный обмен специалистами, научными идеями, насосными устройствами, системами управления, и, без преуменьшения, много чего полезного можно было позаимствовать и у нас. Координатором программы с американской стороны был ныне всероссийски известный профессор Майкл деБейки, а с советской – Валерий Шумаков.

Вершиной нашего успеха было клиническое применение «Поиска» на семнадцати пациентах у нас и в Польше. Это были люди, ожидающие донорского сердца для пересадки, а ИС служило им «мостом», «бриджем» на время, пока свое сердце полностью отказало. Казалось бы, сотням таких пациентов пришло долгожданное спасение. Но… Вместе с научным этапом кончилось и дальнейшее внедрение наших ИС в повсеместную клинику. Чтобы дело не заглохло в центре, надо подогревать его и на Камчатке, и в Сибири, где мается основной контингент больных. А в нашей советско-фасадной системе это не было принято.

В последние годы госфинансирование программы прекратилось, она, по существу, ликвидирована. Крупнейшие технически продвинутые соисполнители вроде авиационных КБ по этой же причине отпали, распустив свои специальные отделы супермедтехники. Мир между тем насыщают искусственные сердца признанных зарубежных фирм. Еще в 1986 году пациент протянул 620 дней на «Джарвике». Крохи с этого пиршества передают и элитным российским центрам. Президенту на случай чего во время операции привезли вспомогательные желудочки «Новакора», автономную систему, с которой сердечник в Европе и Америке по году- два ждет донорского сердца для пересадки дома, где сутки пребывания стоят лишь 100 долларов, против полутора тысяч госпитальных.

Мне тоже довелось посмотреть и пощупать этот спасительный прибор при знакомстве с хирургической бригадой Рената Акчурина. В кейсе-чемодане серебристого металла пара белых пластмассовых желудочков, точь-в- точь похожих на электробритву «Харьков». На отдельной тележке – наружный сервис: компьютер управления, монитор контроля – это остается в клинике, на глазах у врачей. Дома с больным – блок питания, аккумуляторные батареи, которые меняются и подзаряжаются от сети. Вся проблема больного – следить за зелеными индикаторными лампочками: четыре – полная зарядка, гаснут – подзаряжай. В инструкции есть даже абзац, снимающий все тревоги: если сердце совсем остановится – не волнуйтесь, голубчик, у вас есть 30 секунд для самоличного подключения запасной батареи…

Огромным успехом института Бакулева год назад было вшитие аналогичной системы первому своему пациенту, отправленному со вспомогательным сердцем домой. Чуть раньше два шумаковских пациента установили мировой рекорд ожидания донора на стационарном «Метринике» – аж до 55 дней. Это система, «привязанная» шлангами к внешнему центрифужному насосу, «тумбочке», считается сейчас самой простой и надежной в мире, как танк «Т-34». Куплена также стационарная пневматическая система обходного сердца «Медас» с компьютерным управлением у немецкой фирмы – так что выбор появился.

Но мой вопрос академику Шумакову пока касается другого выбора. Реконструктивная операция, устраняющая пороки, искусственное механическое сердце, донорское замененное или, наконец, клонированное, а то и выращенное в специальной донорской свинье – что победит в будущем, какой выбор окажется окончательным?

В свойственной ему хмуроватой манере Валерий Иванович ответил довольно неожиданно, но логично. Что дела сердечные никогда не будут решены с помошью массовых технологий, одним методом для всех. Что каждый случай индивидуален и сложен, и подводить его под стандартное решение губительно. Одному предпочтительней сделать даже несколько операций, если мышца работает в полную силу, шунтировать сосуд или залатать перегородку, но оставить собственное сердце. Другому – заменить на донорское. Третьему – комбинированный вариант: свое с технической поддержкой. Каждый человеческий организм будет всегда очень чутко реагировать на малейшие нюансы таких вариантов, и главная задача кардиолога – точно спрогнозировать лучший.

Шумаков сильно негодует на предрассудки и лжесенсации, мутящие воду вокруг пересадки органов и тормозящие это дело в России, на неразвитость системы выявления и забора донорских органов, на отсталость и государственного, и обывательского взгляда на эту проблему.

– Да ведь это никакого отношения к трансплантологии не имеет! – взрывается он, «как триста тонн тротила», когда на глаза попадается очередная статья о «трупном пиратстве» с изъятием многочисленных внутренностей.

– Когда берут от трупов – это одно, а к нам органы должны попасть живыми, действующими, это серьезный медицинский уровень! С моргами мы не работаем! Чтобы отправить, как пишут, тысячу почек за границу в год, вы представляете, какой для этого должен сложиться коллектив бандитов? Притом из разнопрофильных специалистов, связанных со многими научными центрами! Из трупа даже санитар может вырезать почку, а операция с живым органом в условиях стерильности, жизнеобеспечения, гарантии сохранности требует серьезной аппаратуры и квалифицированных людей!

Он добавляет о беспощадной системе контроля «чистоты» потребляемых органов в цивилизованных клиниках, где никакой профессор не рискнет репутацией ради скороспешной выгоды. И наконец, переводит рельсы на главную свою директорскую боль:

– На самом деле, у меня одна проблема: денег нету! Едва на операции хватает, а наука встала, обучение кадров встало, развитие трансплантологии по России встало, тысячи людей из-за этого гибнут!

В его голосе отчаяние закипающего вулкана. Вот тут и понимаешь, что такое, обхватив руками директорскую голову, выкраивать из хилого институтского бюджета крохи на экспериментальных телят, чтобы наука совсем не заглохла. Теленочек-то идет за три тысячи из калужского совхоза, да плюс транспорт, еще недельки три прокормить в институтском виварии. Это когда от дорогостоящего лечебного процесса отрывают рубли и тысячи то отвалившаяся дверь пищеблока, то отказавшие манометры, без которых разморозится бойлерная, то сгоревший двигатель сетевого насоса. Хирурги превращаются в прорабов, доставал, хитрых снабженцев. Пореформенная научно-медицинская действительность.

Так стоит ли игра свеч? Я продолжаю допрашивать участников процесса уже в операционной лабораторного корпуса, где на кафеле «предбанника» лежит с затуманенным глазом чернобелый пятнистый бычок, получивший из шприца дозу снотворного. Ловко вставленная в трахею дыхательная трубка торчит изо рта, как залихватская сигара. Чуть позже ее подключат к аппарату искусственного дыхания, и восьмидесятикилограммовый «малыш» отрубится полностью, видя, возможно, приятные сны о родном теплом телятнике, куда, увы, во имя спасения человечества ему не суждено вернуться.

Завлабораторией подготовки и проведения экспериментальных исследований Эюб Гасанов, несмотря на доцентский сан и чин, обычным лезвием, схваченным в хирургическом зажиме, лично и невозмутимо бреет бок и кусок горла своего подопечного. Рассказывает, что внизу, в виварии, наготове стоит точно такой же дублер и донор на случай кровопотери. Интересно услышать, что у рогатых, в отличие от человека, групп крови целых 28, но подбирать совпадающую, к счастью, не надо, что было бы чрезмерно обременительно. У животных такого отторжения, как у нас, нет, и достаточно, чтобы донор и реципиент совпали просто по породе и масти.

Вокруг постепенно подключают аппаратуру, моют руки, облачаются в стерильные халаты, маски, шапки остальные участники эксперимента. Профессор Владимир Толпекин, завлаб искусственного сердца и вспомогательного кровообращения, анестезиолог (у «снотворного» аппарата искусственной вентиляции легких) Виталий Попцов, перфузиолог (у аппарата искусственного кровообращения) Павел Маринин, операционная сестра Серафима Волкова, хирурги Дмитрий Шумаков и Петр Гончаров. По фамилии первого видна его родословная: он сын директора института.

Чуть озабоченней, чуть отдельней – с.н.с. и главный конструктор новых моделей «Поиска» Александр Дробышев. То там, то здесь его называют уникумом. Человек, который своими руками отлил на матрицах все отечественные искусственные сердца, и примененные, и экспериментальные. А технология куда как непроста: матрица окунается в жидкий полимер, вынимается, высушивается – и так пленка за пленкой на поверхности матрицы создается многослойная полимерная «плоть» сердца. Оставшись один, без поддержки КБ Сухого и других технических партнеров, сохранил свою «мастерскую», работая часто в состоянии отчаяния. Сейчас прижимает к груди стерильный пакет со своим детищем и бдительно следит за процессом, проверяя «пневмошкаф», который начнет качать внутри сердечные мембраны, толкающие кровь.

Странно видеть на многоклеточной простыне «Анестезиологического листа» в графе «ФИО пациента» немудреное: «теленок». И вполне «человеческое» его заполнение всеми операционными мероприятиями по мере того, как бычка, поднатужившись, уже перенесли на носилках с пола на стол. Я уже из-под марлевых масок слушаю обшебригадную лекцию о том, что по человечьим меркам теленок все равно что новорожденный ребенок, ткани у него молочные, связки неокрепшие, строение хрупкое, повышенная чувствительность к травматизму (а это вторжение искусственной вентиляции и кровообращения, многочисленных контрольных и питающих трубочек). Поэтому и аккуратность исполнения по высшему стандарту. Словом, не виноват маленький, что антропологически «совпал» с нами по строению сердца.

Параллельно первым надрезам и подступу к ребрам – гимн пересадке как радикальному все-таки средству спасения от пренеприятнейшей сердечной болезни – кардиомиопатии, природу которой медики и биологи все еще до конца не распознали. «Не только у стариков или хронически страдающих с детства. У молодого солдата, спортсмена вдруг, за считанные месяцы, сердце становится вот таким, – чьи-то свободные на мгновенье руки в окровавленных перчатках показывают небольшую дыньку. – С истонченной, ослабевшей, совершенно бессильной стенкой. Такая мышца уже не способна в полную силу, даже в полсилы сжиматься, а только едва колышется, не прокачивая кровь по жаждушему организму. К ней и притронуться нельзя, расползается, как мыло, и человеку конец, если…».

Если не успеть с пересадкой, для которой, как уже выяснено, часто нужен искусственный «мост». Но в последние годы этот выигрышный «бридж» принес еще одну кардиологическую сенсацию. Получив с его помощью передышку на год-полтора, больное сердце снова доказывает свою редкостную (наше удивление не иссякло) способность воскреснуть. Оно крепнет, уменьшается в размерах до нормы, структура миокарда восстанавливается, «тук-тук» возобновляется с прежней силой. Человек оживает. Механический насос можно вытаскивать и никакого донора уже не надо. Можно этот цикл провести и в домашних условиях. без лишних госпитальных затрат, более комфортабельно.

И все же каверзный вопрос вырывается: имеет ли смысл это запоздавшее на мировом фоне экспериментаторство? И уже по укоризненным взглядам нал масками понимаю свою оплошку. Сколько сенсаций с применением искусственного сердца в России мы насчитали за последние годы? Две-три. А потребность такой страны, как Россия, – не менее восьмидесяти тысяч в год! Подчеркнуть: именно с «мостом», не считая всех других манипуляций на открытом сердце. На импортных ИС это не под силу никакому бюджету: ни государственному, ни личному, ни страховому.

Президентский «Новакор» стоимостью в 400 тысяч долларов до сих пор (два года спустя) стоит в Кардиоцентре музейным экспонатом, жалко прикоснуться. «Метроник» работает на сменных насосных устройствах, «головках», каждая ценой в 250 баксов, срок работы – 48 часов. Только успевай менять под свист в карманах. Пневмосердце с внешним приводом типа «Джарвик» обходится в 50 тысяч плюс оборудование, а то, которое держит в пакете Дробышев, готовясь вручить хирургам, – всего 10 тысяч, включая и бензин на поездки для растаможивания привезенных полимеров. В дальнейшем можно сделать еще дешевле, так что массовая операция станет намного доступней. Расходы – несопоставимы. Даже внедрение нового полиуретанового клапана дает экономию с 3500 до 500 рублей.

Под эти азбучные истины, звучащие из-под марлевых масок в небольших перерывах, уже выкусано надлежащее ребро, обнажено изумительной розовости пульсирующее легкое. Мирно попахивает жареным от коагулирующего электроскальпеля, как вдруг…

– Посмотри, где у него сердце! У нас такого никогда не было!

– Ребята, мы ничего не сделаем, аорту не достанем…

У теленка – непредвиденные анатомические отклонения. Приблизительно выражаясь, рахит. Сердце подперто диафрагмой и вздутым брюхом куда-то к горлу, полая вена уходит зигзагом и как-то расплющивается. Начинается тревожный консилиум. «Пятьсот долларов на стерилизацию перфузиатора уже ушло, жалко… Если несколько ребер довырезать и все же добраться до аорты»… «Тут пятьсот, а у меня 10 тысяч! – Дробышев прижимает к груди свой пакет еще крепче. – Начнутся послеоперационные осложнения, будет острый эксперимент, я не могу рисковать!»

Перфузиолог обещает совершить подвиг и сохранить стерильность аппарата на неделю. Операция остановлена к счастью для пятнистого, и он через неделю с зашитым боком и собственным нетронутым сердцем уже пасется в виварии.

А на его месте на том же этапе разрезанности лежит давешний дублер. Сердце у него вполне на месте, но первое подозрение сквозит все-таки в реплике: «Легкое что-то влажное, не расправляется полностью…». И у этого пациента вскрывается врожденный порок. На тебе – классический дефект междукамерной перегородки в предсердии. Из-за него и у людей венозная кровь в сердце смешивается с артериальной, лишая организм полновесного кислорода. Прореху искусно заделывают, восстанавливая герметичность камер, но тут же всплывает и опухоль клапана – миксома. Почти бесцветный отщипнутый от клапана пузырек демонстрируется в лапках пинцета: «Из всех, что мы встречали, это самый большой…».

Но отступать некуда. Вынутое сердце с двумя пещерами желудочка еще подергивается на марле (наше удивление не иссякает), когда протезные трубки уже кропотливейше вшиты в культи аорты и легочной артерии. Пластик сцепился с живой тканью сосудов. К трубкам – манжету, к манжете – уже и сам левый сначала желудочек. Сквозь шкуру протыкается пневмошланг, уходящий к насосу, и звучит долгожданное: «Пошел левый!» Внутри футляра отчетливо видна пульсация пленки-мембраны, толкающей кровь с характерным «тук-тук». Осталась такая же укладка правого желудочка и завершающая штопка, промокание и прижигание всех до единого фонтанчиков и источников капелек крови в глубине полости.

Дробышев колдует уже возле тумбочки пневмонасоса «Аналог-90», где на экране ритмично скачут точечки пульсаций. Скоро их вместе – и тумбочку, и зашитого с бьющейся пластмассой в груди пациента, передвинут к почти детской клетке, где он проснется и проведет дни обследования. Рекорды бить уже не надо. Успехом эксперимента будет считаться, если бычок встанет на нош и заживет.

Сердце-то работает, как машина, да реплики из-под масок опять встревожены. Пробы артериальной крови (ее забирают в пробирку, бегут в лабораторию и туг же возвращаются с результатом) показывают падение кислородной насыщенности. Значит, уже подключенные легкие не справляются с его подачей. «Вот она, легочная гипертензия-то.. > «Давай помассируем легкие, ребята…». «Нет сосудистого тонуса…» «Вот тебе и миксома на клапане, и дефект перегородки…». Недоразвитые легкие оказались, теперь они бессильны вывести организм «в нормальный полет». Пытаются добавить искусственного кислорода, да сожжешь легкие, светят теленку фонариком в мутный зрачок, и в итоге траурное: «Помер, помер теленок… Пойдем, попьем чайку…».

Странно видеть, сердце колотится безотказно, легкие вздымаются вверх- вниз, а теленок, оставленный на столе в одиночестве, умер. Ждет последнего щелчка.

Главное, и мясо не реализуешь, запрещено. По нормам безопасности только утилизация через сожжение, что опять же расходы, добавленные к операционным, считая и подорожавший транспорт. Есть, что подсчитать себе в убыток, к вечеру уныло пережевывая в ординаторской вареную картошку с квашеной коллективной капустой. Что-то случилось с телятами в России. Раньше такого не знали. Что значит, зачаты и выношены на бескормице, с потерей технологии роста и выгула. С младенчества рахиты и инвалиды детства. И это в проверенных, многолетне испытанных хозяйствах.

Кто-то добавляет пессимизма: «Не унывай, Дробышев, скоро отдохнешь. Начнут клонировать – сердец не обсчитаешься». Да, генетики настырные ребята, видно, не остановятся, пока своего не добьются. Причем не обязательно целые организмы выращивать, свиные или псевдолюдские (безголовые, как грозятся фанаты). Приходишь на ферму, а там в банках целая коллекция сердец на выбор – чисто, аккуратно, гуманно, культурно, выбирай совместимое.

– Только одну деталь забыли, – чуть взбадривается Дробышев, переживающий утрату своего одноразового детиша, годного теперь только для макетных частичных экспериментов. – Живое сердце все равно чувствительно к физиологии. Травма, заражение, болезнь крови, шок – биология найдет причину остановиться, и все проблемы больного начнутся сначала. А самое безотказное – наше, искусственное. Через него хоть керосин качай – не встанет. Всегда будут случаи, когда без такого не обойтись…

Ничего не поделаешь – одно из мечтаний человечества. И все еще далеко не полностью достигнутое. Походи с «Новакором» внутри, когда целый килограмм давит на кишечник, да аккумулятор на поясе. А вот скоро приедет на стендовые испытания человек из Владимира, Морозов, он в политехническом почти бесплатно, на энтузиазме и таланте, делает уникальный насос, электродвигатель, имеющий систему преобразования вращения в движения мембраны, над чем бьются все КБ мира. Коэффициент более 80 процентов, имплантируемая часть всего 350 граммов. Если проект выполним – получим комплект на порядок дешевле «Новакора».

Так стоит ли останавливаться из-за неудачных телят? Проверять, конечно, лучше тщательней, на рентген, может, тащить…

Но, видно, судьба наша такая. Начать проблему с двадцатилетним отставанием от «мирового поезда», потом догнать мир, потом снова вылететь из вагона, а потом снова броситься догонять и перегонять. Чем-то похоже на само сердце, оживающее снова и снова, с чего мы здесь начали. •

В 1952 году молодой физик Рольф Ландауэр пришел в неказистое индустриальное здание компании IBM. После окончания института он уже два года поработал в Национальном комитете по аэронавтике (так в те годы назывался американский национальный комитет по аэрокосмическим исследованиям НАСА), где участвовал в разработке самолета с ядерным двигателем и остался не слишком доволен своей деятельностью. В те годы компания IBM перешла от изготовления вычислительных машин на основе электромеханических реле к вакуумным лампам.

Тогда это было новаторством. Физики требовались для работы в небольшой исследовательской группе, занимавшейся транзисторами. Только самые дальновидные эксперты компании понимали, что за транзисторами – будущее, и собирали сильную команду для прорыва в этом направлении.

IBM и Ландауэр встретили друг друга, обоим повезло.

Очень показателен сам путь ученого: от ядерного самолета к полупроводникам. К концу нашего бурного столетия трудно сказать, где происходили более увлекательные события – на небесах или в полупроводниковых зонах.

Ландауэр с самого начала решил заняться физическими основами математических вычислений. Он первым сформулировал тезис о том, что информация – это не математическая абстракция, а физическая сущность, независимо от того, где она содержится – на наших российских счетах или перфокартах ЭВМ. В одной из своих ранних работ Ландауэр поставил вопрос: сколько энергии потребляет каждый шаг компьютерных вычислений?

В своей статье в журнале «Исследования и развитие фирмы IBM» в 1961 году Ландауэр писал, что энергия потребляется не на сами вычисления, а на уничтожение информации, на выбрасывание битов. Эта идея, известная как принцип Ландауэра, долгие годы попросту игнорировалась, пока наконец совсем недавно не стала основой для проектирования компьютеров будущего.

И все же не все были так невнимательны к революционным идеям: еще в 1971 году на одной из компьютерных конференций аспирант Аргонской национальной лаборатории Чарльз Беннет рассказал о построении компьютера на основе принципа Ландауэра. Подобные идеи оказались особенно актуальны именно сейчас, когда тепловыделение стало едва ли не основной помехой дальнейшей миниатюризации микросхем.

Ландауэр убедил Беннета перейти в IBM и вначале был лидером в их отношениях, но Беннет вскоре сам развил первоначальные идеи. Теперь уже именно его предложение об обращении вычислений стало центральным в поисках физических пределов вычислительных мощностей. В своей статье уже в 1996 году Ландауэр сравнивает вычисления с кресельным подъемником на горнолыжном склоне: каждое кресло содержит два сиденья – «О» и «1».

Лыжники – биты информации – сидят на них, поднимаются на вершину, а вниз спускаются уже пустые сидения, которые могут быть использованы для следующего вычисления.

Ландауэр всегда осознавал глубокую пропасть между теоретическими построениями и практикой: как теоретик он исследовал предельные возможности вычислений, но в то же время трезво оценивал воплощение собственных идей обратимых вычислений. «За все в жизни приходится платить, – отмечал он. – Обратимые вычисления потребуют гораздо более сложных и медленных компьютеров».

Не менее критично относится он и к современным разработкам квантовых компьютеров (это тип обратимого компьютера, где много вычислений идет параллельно в соответствии с квантовым принципом суперпозиции состояний). По мнению Ландауэра, все публикации на тему квантовых компьютеров должны обязательно сопровождаться надпечаткой: «Осторожно, квантовые компьютеры никогда не будут реализованы на практике».

Раскованность Ландауэра-теоретика сочетается с прагматизмом экспериментатора, поскольку в шестидесятые годы он был директором департамента физических исследований компании IBM, где ему приходилось выделять деньги на самые разные исследования. Именно он начал программу полупроводниковых лазеров и интегральных схем, даже предложил термин «большие интегральные схемы».

Еще одно направление исследований Ландауэра – исследование физических процессов на малых расстояниях.

Так он успешно продолжает уже в течение сорока пяти лет: на его столе сегодня лежат верстки двух статей – одна по электронному переносу, а другая – по статистической механике. Одно из главных достижений Ландауэра – его формула, вычисляющая электронную проводимость (количество тока, производимое данным напряжением) из вероятности движения одного электрона.

Многие считают физику информации уже устоявшимся разделом, но Ландауэр фокусирует свое внимание на целом комплексе вопросов, долгое время остающихся без ответа. Какую максимальную емкость компьютерной памяти можно создать в нашей Вселенной? С какой точностью может быть описана наша Вселенная? «Абсолютно точный компьютер – это абстракция, такая же, как поиски семи ангелов на острие иглы», – декларирует Ландауэр. Может быть, ему удастся четко определить грань между реальными вычислениями и поисками ангелов, вероятно, именно это и есть информация.

По материалам «Scientific American» подготовил А.СЕМЕНОВ.

Вулкан – действующий или мертвый? Узнать это – задача не чисто академическая, особенно, если вы живете на виду у гиганта. А как определить нрав и дальние намерения огнедышащей горы, если не только ваши отцы, но и прадеды ее внутренней огненной жизни не замечали?

Между тем не так уж редки случаи, когда казавшиеся почившими гиганты пробуждались и начинали буйствовать, уничтожая все вокруг. Так же римляне и их предки, обитавшие у подножия Везувия, были абсолютно уверены в его безобидности. Они даже пасли в кратере скот. Что случилось в 79 году н.э. с Помпеями, известно всем. Недавно в список грубо нарушивших такого рода негласный договор молчания пришлось занести, например, вулканы Безымянный на Камчатке (извержение в 1956 году), Эль-Чичон в Мексике (1982), Пинатубо на Филиппинах (1991). А ведь до этого они вели себя очень благопристойно на протяжении 600-1000 лет. Как тут было не поверить в их полную безобидность?

Но их пример заставляет с подозрением относиться и к их мирным собратьям в других частях земного шара. «Проверке на лояльность» приходится подвергать и другие вулканы.

Есть такие подозрительные «субъекты» и на территории России, в том числе на Кавказе. Со школьной скамьи, узнавая о гигантах Казбеке и Эльбрусе, мы усваиваем, что оба великана давно потухли. О прошлых вспышках их ярости свидетельствуют древние лавовые потоки да горячие источники вокруг.

Как же проверить, не таят ли эти великаны Кавказских гор в своих недрах опасности, если не для нас, то для наших потомков?

Таким вопросом задалась несколько лет тому назад группа исследователей Эльбруса. Интерес возник не «на пустом месте»: в последние десятилетия здесь обнаружили аномальную плотность теплового потока, гравитационную аномалию, очень слабые землетрясения с аномальными, но характерными для вулканических областей частотами колебаний. Но как испытать давно молчащий вулкан на реальную прочность?

Один из подходов к решению этой задачи известен: прояснить историю его поведения – не за миллионы, но за тысячи и сотни лет. «Гроздья гнева» улетучиваются лишь частично, какая- то их часть обязательно остается. На собственном теле великана. Если не в виде лавовых потоков, то уж во всяком случае в виде пепловых прослоев. Именно такие пепловые прослои, правда, очень тонкие, всего в несколько сантиметров, обнаружили вулканологи в 1997 году на склонах Эльбруса. Нашли и небольшие геологически свежие лавовые потоки. Большой опыт исследователей позволил им отыскать между слоями и поверх них остатки органического материала: угли, древнюю почву. А это означало возможность определить возраст остатков, а следовательно, и самих извержений с помошью радиоуглеродного анализа.

В конце 1998 года эти, вне сомнения, сенсационные результаты были впервые опубликованы. Выделено три разновозрастных эпизода извержений вулкана. Возраст их 7,2-7,5 тысяч лет, 4,6-5,5 тысяч лет и около 1,9 тысячи лет тому назад. Иными словами, извержения повторялись через 2,5-3,0 тысячи лет.

Исследователи допускают возможность и других извержений в рассмотренный период, которые пока обнаружить не удалось.

Вот теперь-то и задумаемся, правильно ли считать Эльбрус вулканом потухшим, как полагали до сих пор.

А. С. Пушкин. Портрет художника И. Линева, 1836-1837 годы

Понять истоки и глубину любви к Пушкину в России – задача столь же неблагодарная и безнадежно трудная, как разгадка тайны пресловутой русской души.

Очарование пушкинского Лукоморья мы испытываем с детства и, заблудившись на его бесчисленных дорожках, навсегда остаемся в волшебном мире Пушкина. Становясь старше, мы открываем для себя все новые и новые грани его таланта и постигаем смысл, таившийся до времени в его произведениях, казалось бы, давно известный. Биографы и литературоведы – пушкинисты доводят до сведения своих ученых коллег и всех поклонников Музы Пушкина добытые ими драгоценные подробности его жизни, сообщают об удивительных находках, пытаются проникнуть в таинство создания непреходящих шедевров. Но все это лишь дополняет тот светлый образ, который исподволь складывается у нас не в результате рассудочного анализа, а сам собой, зримый и яркий.

Этот образ – результат работы нашей души, чутко резонирующей на чарующую музыку пушкинского стиха, прозрачную легкость пушкинской прозы, искрометность его эпиграмм, выразительность рисунков на полях пушкинских рукописей.

Мы любим Пушкина, гордимся им и будем любить его всегда.

Юлий ДАНИЛОВ

Копия, снятая Пушкиным с письма Петра I В. В- Долгорукову, воспроизводящая почерк Петра

Виктор Листов

I^om уже четыре года в издательстве «Наследие» выходят ежегодники Пушкинской комиссии Института мировой литературы РАН – «Московский пушкинист» и «Пушкин в XX веке». Финансируются они по программе «Наука – Москве» правительством столицы. Наконец-то родина великого поэта Москва обрела пушкинскую научную периодику! Конечно, это важно и нужно: русскую культуру невозможно представить без Пушкина.

А изучение его творчества и жизни кажется бездонным. Новые поколения исследователей привносят свои вопросы и дают новые ответы.

Ниже с сокращениями публикуется материал нового, пятого выпуска ежегодника «Московский пушкинист», посвященный теме «Пушкин и история Петра I».

Замысел «Истории Петра» и работа над его воплощением приходятся у Пушкина на последнее десятилетие жизни.

Первым дошедшим до нас свидетельством серьезного пушкинского замысла о Петре I явилась дневниковая запись А.Н. Вульфа, сделанная 16 сентября 1827 года после визита в Михайловское. Он застал Пушкина у рабочего стола, на котором рядом с сочинениями Монтескье, Альфьери и Карамзина лежало издание «Журнала Петра I». Вульф записывает слова Пушкина: «Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей «Истории», говоря об Игоре, Святославе. Это героический период нашей истории. Я непременно напишу историю Петра, а Александрову – пером Курбского. Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая, и об 14-м декабря».

Краткая запись Вульфа обладает достоинством очевидной достоверности, она записана сразу после беседы. Следовательно, можно уверенно считать, что осенью 1827 года Пушкин уже вынашивал замысел написать историю Петра Великого.

Петр I

Общие контуры этого замысла можно наметить.

Всего только год назад, в сентябре 1826 года, в судьбе Пушкина произошел важнейший поворот. После известной беседы с императором Николаем I поэт, ранее подозреваемый во всех либеральных и атеистических грехах, был возвращен из ссылки и формально обласкан монархом. В сентябрьской аудиенции 1826 года Николай 1 обещал Пушкину нечто очень важное для страны, видимо, коренные реформы, совпадавшие с державными идеалами поэта, – смягчение крепостничества, ограничение власти чиновников, очищение и укрепление дворянского сословия. Казалось, все это не останется только благими намерениями. Уже в начале декабря 1826 года царь приступил к реформам; был создан секретный комитет, призванный подготовить преобразования. И Пушкин знал о его работе.

Одновременно – с лета 1826 года – шла победоносная для России война с Персией, императорские войска громили иранскую армию и штурмом взяли Эривань в октябре 1827 года, как раз в дни, когда Пушкин беседовал с Вульфом.

Исторические параллели напрашивались.

Начало царствования Петра I сопровождалось бунтами, дворцовыми переворотами, расколами и казнями. Но затем нестроения были преодолены, укрепилась власть сильного монарха, преобразования начались, военные победы стали апофеозом славы отечества. Нечто подобное Пушкин рисовал себе и в текущей истории николаевского правления: за кровавой развязкой дела 14 декабря и должны были следовать благодетельные реформы, военные победы, возвышение умных государственных мужей.

Желание писать историю Петра есть, таким образом, симптом нового отношения Пушкина к власти. Переход от полного неприятия александровской эпохи к заинтересованному ожиданию, к желанию способствовать реформаторским усилиям молодого императора. Не готовность вступить в службу, но уже и не оппозиционность недавних времен.

Важно, однако, подчеркнуть, что «История Петра» зарождается как вольный замысел вольного Пушкина. Свобода обращения с темой естественно звучит в деревенской глуши, в мирной беседе с приятелем.

«Петр I. Император и самодержец Всероссийский, представленный в том самом виде и положении, в каковом он ныне находится в Кунсткамере»

На рубеж двадцатых – тридцатых годов приходится и другой существенный сдвиг в сознании Пушкина. Он замечает, как надоел и превратился в мальчишескую забаву четырехстопный ямб. Перевалив за тридцать, Пушкин готов потеснить лирическую музу Эвтерп у для Клио, музы истории. Барон Е.Ф. Розен вспоминал, как Пушкин судил о возрасте литератора: «Помните, – сказал он мне однажды, – что только до тридцати пяти лет можно быть истинно лирическим поэтом, а драмы можно писать до семидесяти лет и далее!»

…Поворот судьбы настиг Пушкина там, где он меньше всего мог его ожидать, – в аллее царскосельского парка.

Шло лето 1831 года, первые, «медовые» месяцы семейной жизни. Нетрудно представить себе, с каким восторгом Пушкин вновь, после полутора десятилетий разлуки, открывал для себя потаенные уголки, знакомые еще с времен лицейских, как дарил свои пенаты молодой жене. Счастливые недели Пушкины проводили на даче Китаевой.

История не сохранила точную дату того утра, когда в дальней и совершенно пустынной парковой аллее встретились на прогулке две четы – государь с государыней и отставной чиновник Пушкин с женой. Их величества были полны благосклонности и снисходительности. Пока дамы, отступив на несколько шагов, щебетали о своем, Николай ласково беседовал с поэтом: как живешь, Пушкин? что пишешь? И Пушкин, доверчиво глядя в глаза императору, отвечал, что живет хорошо, пишет сказки.

Потом разговор почему-то зашел о Петре Великом. Фрейлина Александра Россет, вероятно, со слов поэта так записала беседу:

И.И. Голтов. «Деяния Петра Великого». Том IХ 1789 год

«Государь сказал Пушкину:

– Мне бы хотелось, чтобы король Нидерландский отдал мне домик Петра Великого в Саардаме.

Пушкин ответил:

– Государь, в таком случае я попрошу Ваше Величество назначить меня в дворники.

Государь рассмеялся и сказал:

– Я согласен, а покамест назначаю тебя его историком и даю позволение работать в тайных архивах».

В записи Россет легендарна только первая часть – обмен репликами о саардамском домике. Но и он требует внимания, ведь Пушкин в несерьезной, шутливой форме просится в службу: при Петре – хоть в дворники. Царь необычайно чуток к таким просьбам. Особенно сейчас, когда служить готов не какой-нибудь очередной карьерист, а первый поэт России, вчерашний либерал и фрондер. Во второй реплике царь как бы ловит Пушкина на слове: служи. И тут же милостиво повышает его в чине, назначает не дворником, а придворным. Придворным историографом.

С осени 1831 года отставной Пушкин после семилетнего перерыва возвращается в службу, в прежнее свое ведомство иностранных дел.

3 сентября Пушкин пишет из Царского Села в Москву П.В. Нащокину:

«У меня, слава Богу, все тихо, жена здорова; царь (между нами) взял меня в службу, то есть дал мне жалование и позволил рыться в архивах для составления «Истории Петра». Дай Бог здравия Царю!»

Иван Иванович Голиков, автор «Деяний Петра Великого»

Эйфория Пушкина понятна. Вместе со званием историографа он, как ему кажется, обретает новую и весьма высокую жизненную позицию. До него в России было всего два государственно признанных историографа: в XVIII веке – М.М. Щербатов и в начале XIX века – Н.М. Карамзин. Оба отличались самым высоким положением. Сенатор, действительный тайный советник Щербатов прославился при Екатерине Великой как яркий публицист и суровый критик режима; он позволял себе разоблачать многие неприглядные стороны политики и быта при дворах императриц. Карамзин же в конце царствования Александра [ был ближайшим советником монарха.

Пушкину летом 1831 года, вероятно, виделось что-то подобное, он страдает «простодушием гениев». Ему кажется, что вместе со званием Карамзина он сможет унаследовать и его положение: доверенность государя, возможность влиять на ход дел, поводы преподавать монарху исторические уроки. Имя Карамзина недаром возникает под пером Пушкина в переписке, связанной с возвращением в службу. Это из июльского письма А.Х. Бенкендорфу: «Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина, но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать историю Петра Великого…»

Сокровенное стремление выражено здесь в отрицательной форме. На пушкинское «не смею и не желаю» А.А. Ахматова отвечала прямо и коротко: «И смел, и желал». Развивая ту же мысль, она выявила очень важную грань пушкинского самосознания: «В биографии Пушкина этот вопрос имеет очень серьезное значение. Тридцатые годы для Пушкина – это эпоха поисков социального положения. С одной стороны, он пытается стать профессиональным литератором, с другой – осмыслить себя как представителя родовой аристократии. Звание историографа все ставило на свои места.

Для Пушкина это звание неотделимо было от образа Карамзина, советника царя и вельможи, достигшего высшего придворного положения своими историческими трудами».

Петербургский светский круг, в котором как раз с 1831 года вращается Пушкин, настроен был совершенно иначе. Решение царя поручить поэту «Историю Петра» встретили здесь с явным скепсисом. В столичном окружении прекрасно помнили недавние дела о крамольных стихах «Гавриилиады», «Андрея Шенье»; здесь имена Пушкина и Карамзина разделяла пропасть. Нестерпима была мысль, что звания историографа да еще и с заданием писать о Петре I удостоен кумир легкомысленных молодых людей и уездных барышень.

Об этом подробно рассказал в своих памятных записках дипломат Н.М. Смирнов, почитавший Пушкина «человеком, наиболее замечательным в России». 1оворя о поручении государя написать историю Петра Великого, Смирнов замечает: «Многие сомневались, чтоб он был в состоянии написать столь серьезное сочинение, чтоб у него достало на то терпения… Любя свет, любя И1ру, любя приятельские беседы, Пушкин часто являлся человеком легкомысленным, ветреным и давал повод судить о нем ложно. Быв самого снисходительного нрава, он легко вступал со всеми на приятельскую ногу, и эта светская дружба, соединенная с откровенным обращением, позволяла многим думать, что они с Пушкиным друзья и что они коротко знают его мысли, чувства, мнения и способности. Эти-то мнимые друзья и распространяли многие ложные мысли о нем и представили его легкомысленным и неспособным для трудов, требующих большого постоянства».

Светский да и дружеский круги отказывали Пушкину в достоинстве историка. Уже хотя бы поэтому при «Истории Петра» Пушкин становился невольником чести. Успех был бы не только научным и литературным событием, но и знаком достойного положения в обществе. Напротив, неуспех подтвердил бы невыгодное для Пушкина общественное мнение.

Но дело осложнилось сразу.

Пушкин замышлял историю Петра I как вольное сочинение. Теперь же о свободе воплощения замысла нечего было и думать. По ведомству иностранных дел шло жалование. Царь ждал от Пушкина книгу, поддерживающую строго официальный культ державного реформатора. Положение Карамзина было легче: свою «Историю Государства Российского» он довел только до воцарения Романовых и мог открыто обсуждать темные стороны правлений Ивана Грозного, Бориса Годунова, Василия Шуйского и других доромановских венценосцев. От Пушкина же требовалась общедоступная книга, прославляющая династию и прямо утверждающая Николая 1 в качестве преемника Петра Великого.

Между тем оснований для такого сближения двух реформаторов оставалось все меньше. Преобразования, начатые Николаем I, совершенно выдохлись. Последнее заседание секретного «Комитета 6 декабря» состоялось в 1832 году, с тех пор все разговоры о реформах замолкли. Возникал парадокс: император оставлял за собой роль преемника и последователя Петра Великого, но никаких государственных преобразований не вел. И роль Пушкина-историографа становилась неясной: как согласовать петровскую революцию с николаевской косностью, с текущим бюрократическим застоем? Видимо, Пушкин на первых стадиях своей работы предпочитал об этом не задумываться. Позволение императора «рыться в архивах» он уже с января 1832 года старался использовать как можно шире и глубже.

В работе над источниками, думаю, он оставался прежде всего писателем, поэтом. Острая характерность, художественная парадоксальность исторической ткани занимали его гораздо больше, чем полнота и объективность картины прошлого.

Собственноручные архивные выписки Пушкина для «Истории Петра» в 1832 – 1836 годах, всего за двумя исключениями, до нас не дошли. Нет даже прямых доказательств их существования. Возможно, разрешение работать в секретных архивных фондах он использовал вообще не для «Истории Петра», а для другой, «побочной» работы – «Истории Пугачева».

Неясны и причины, по которым петровская тема развивалась неторопливо и уступала пугачевской. Можно сделать два предположения. Во-первых, Пушкин полагал книгу о бунте более актуальной, с нею он выводил из забвения исторический эпизод, доказывающий опасность действий Петра I и его наследников, непрочность привилегий своего дворянского сословия. Такая книга-предупреждение должна была как бы подвести итог преобразования XVIII века в целом. Во-вторых, у «Истории Пугачева» было и другое важное преимущество: она была сочинением вольным, незаданным.

Тут сказалась, может быть, органическая неприязнь Пушкина к службе, к подконтрольным занятиям. Известны его слова, сказанные князю П. И. Долгорукову, чиновнику министерства финансов: «Я предпочел бы остаться запертым на всю жизнь, чем работать два часа над делом, в котором нужно отчитываться». Теперь же вместе с «Историей Петра» поэт как раз и обрел служебное дело, за которое следовало отчитываться, и не перед кем-нибудь, а перед самим государем.

6 февраля 1833 года на балу у Фикельмонов царь сам заговорил с Пушкиным о том, как продвигается работа над «Историей Петра». Всех подробностей беседы мы не знаем. Понятно, однако, что диалог был для Пушкина необычайно труден, тем более что состоялся он на парадной лестнице посольского особняка на глазах множества гостей да еще в присутствии А.Х. Бенкендорфа и Д.Н. Блудова. Пушкин понял: царский интерес к «заданному» труду не остыл, император ждет первых результатов.

К осени 1833-го – два года от начала службы. За это время написаны сказки, «Русалка», «Дубровский», «Песни западных славян», «Анджело», «История Пугачева», «Пиковая дама», многие стихи, начаты «Капитанская дочка» и «Медный всадник». Только исторический труд о Петре I, кажется, совершенно остановился. Всю опасность своего положения Пушкин прекрасно осознавал: его светская репутация серьезного человека, облеченного доверием царя, находилась под угрозой.

Поездка осенью 1833 года по Волге и Уралу, по следам пугачевского восстания, отодвинула работу над «Историей Петра» еще дальше, в неопределенное будущее. В сентябре, беседуя на «мальчишнике» с братьями Языковыми, Пушкин говорил, что хотел бы «писать историю Петра… и далее, вплоть до Павла Первого». Желание писать исторический труд по конец XVIU столетия, как видим, не совпадает с правительственным заданием сочинять только «Историю Петра». Реплика у Языковых заставляет вспомнить приведенную ранее беседу Пушкина с А.Н.Вульфом в 1827 году: поэт собирался начать с истории Петра и довести ее до своего, XIX века.

Можно предположить, что к осени 1833 года Пушкин уже как-то отделял свой собственный исторический труд от задания, сформулированного Николаем I. Во всяком случае, хронологические рамки вольного и служебного трудов не совпадали. И конечно, Пушкин должен был испытывать если не страх, то уж несомненное беспокойство: как развязать затягивавшийся узел? Как выполнить задание царя, не поступившись совестью, не согнув шеи?

Письменный прибор А. С. Пушкина

«История Петра», «1722год», «Дела персидские». Рукопись Пушкина, фрагмент

Кабинет А. С. Пушкина на Мойке

Осенью 1833 года в Боддине Пушкин писал петербургскую поэму «Медный всадник» – о судьбах отечества, о человеке, чье личное благополучие принесено в жертву высшим государственным интересам. Разумеется, смысл поэмы этим не исчерпывается. Автобиснрафическая составляющая в «Медном всаднике» замечена давно и неоднократно обсуждалась исследователями. Но в поэме, видимо, есть и прямой личный мотив. Его кульминация – преследование героя Петром:

И во всю ночь безумец бедный

Куда стопы ни обращал.

За ним повсюду Всадник Медный

С тяжелым топотом скакал.

В хрестоматийных стихах поэмы ясно различим и след собственных, личных тревог Пушкина, преследуемого повсюду тяжелым призраком заданного труда, труда о Петре, царственном всаднике. Скорее всего, на третьем году от официального начала службы поэт понимал, как трудно будет достойно выйти из положения, в которое он оказался загнанным и собственной неосторожностью, и желанием царя. Чувствительный удар ждал Пушкина по возврашении из Болдина: ему было присвоено скромное придворное звание – камер-юнкер. И Пушкина обидело, а по его темпераменту даже взбесило не то, что это не по возрасту, а другое: будучи просто историографом, он еще мог считаться преемником Шербатова и Карамзина, а теперь, поставленный в ряд с камер-юнкерами, он утрачивал свою исключительность, высоту своего предназначения. Приговор света разумелся сам собою: Пушкин не Карамзин.

«История Петра», «1704год». Рукопись Пушкина, фрагмент

Последние годы жизни Пушкина (1834 – 1837) были временем творческого взлета – «Капитанская дочка», «Сцены из рыцарских времен», стихи так называемого каменноостровского цикла, публицистика «Современника»… «История Петра», над которой Пушкин работал, служит как бы фоном, постоянным сопровождением остальных его занятий. Однако, чем дальше, тем больше краски этого фона сгущаются, приобретают самостоятельное значение.

К 1834 – 1835 годам поэт понял: для работы в архивах над обширной петровской темой нужны долгие годы усидчивых занятий. Необходимо было менять образ жизни и, подобно Карамзину, запираться в ученом кабинете для полного погружения в изучаемое историческое время. Петербургский быт семьи Пушкиных, склад характера и главное – творческие замыслы не соответствовали этому.

Талант Пушки на-историка, думаю, скорее состоял в остром «соображении понятий», скрупулезное собирание фактов давалось ему трудно. Он и сам это знал…

И через несколько лет историографических усилий Пушкин решает серьезно упростить себе задачу. Он обращается к книге И.И. Голикова «Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России…» Ибо старое сочинение несло в себе едва ли не весь корпус апологетически трактованных фактов, располагало основные события в строгой хронологической последовательности и давало известный простор для собственных размышлений.

Так или иначе, но в середине 1830-х годов Пушкин приступает к конспектированию «Деяний». Можно представить себе, что работа не была ритмичной. Пушкин то принимался за «Деяния», то надолго, возможно, на целые месяцы, забрасывал их.

Попытка отставки в июне 1834 года объяснялась главным образом денежными затруднениями, перлюстрацией личных писем и вообще климатом петербургского двора. Все это верно. Но нельзя, думается, сбрасывать со счетов и желание Пушкина избавиться от официального задания. Царь готов был принять отставку, но выдвинул условие: отставной Пушкин теряет право заниматься в государственных архивах. Такое условие больно било но самолюбию поэта; царский запрет как бы подтверждал правоту света, заранее «знавшего» несостоятельность Пушки на-историографа. Кроме того, без архивов был бы похоронен личный замысел Пушкина – начать с царствования Петра I и написать историю XVIII столетия.

Самочувствие поэта летом 1834 года ясно проступает на страницах его писем.

Из июньского письма 1834 года к Н.Н. Пушкиной:

«…У меня решительно сплин… Не сердись, жена, и не толкуй моих жалоб в худую сторону. Никогда не думал я упрекать тебя в своей зависимости. Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив; но я не должен был вступать в службу… Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас. Теперь они смотрят на меня как на холопа, с которым можно им поступать как им угодно. Опала легче презрения». И далее: «…виноват я из добродушия, коим переполнен до глупости, несмотря на опыты жизни».

Пушкин не объясняет жене, в чем состояло то «добродушие до глупости», которое привело поэта на казенную службу. Понятно: Наталия Николаевна сама присутствовала при злосчастном разговоре с императором в царскосельском парке. Отголосок той беседы теперь и прозвучал в письме, три года спустя. А вывод, сделанный Пушкиным, опасно противоречит всей бюрократической традиции: опала, немилость государя легче презрения. Думаю, можно не сомневаться: именно в этом ключ к биографии последних пушкинских лет.

Здесь не место оценивать все то, что Пушкин знал и думал о Петре I. Познакомившись с широким кругом источников, поэт, конечно, далеко ушел от простых апологетических воззрений. К предмету своих изысканий Пушкин подходил с полным и многосторонним пониманием, как и подобало художнику. В его сознании могло жить столько точек зрения на ход истории, сколько он знал участников событий. И «правда» каждого из героев прошлого была достойна внимания и едва ли не равноправна с другими «правдами», несть им числа.

С такими установками работа над «Историей Петра» была безбрежна и мучительна. Будучи человеком нравственным, Пушкин должен был жестоко страдать от тех моральных падений, которые прослеживались в биографии его героя. Речь шла не только о «мятежах и казнях» начала царствования, но и о последующих насилиях и репрессиях – напомним хотя бы (почти наугад) о гибели оклеветанных Кочубея и Искры, о тысячах жизней, положенных в фундамент новой столицы, о доносах и бражничестве при дворе. Да мало ли еще о каких темных сторонах «славных дел» поведали Пушкину архивы! И вот один из нерадостных выводов, сделанных Пушкиным в беседе с актером М.С. Щепкиным в 1836 году: «Я разобрал теперь много материалов о Петре и никогда не напишу его истории, потому что есть много фактов, которых я никак не могу согласить с личным моим к нему уважением».

В последние месяцы жизни Пушкин не питает иллюзий. Он знает, что «История Петра» в том виде, в каком ждет ее царь, написана не будет. Все невзгоды своего положения Пушкин хорошо понимает, роль неудачливого историографа в обществе ему уже присвоена…

В дневнике и письмах Пушкина, в показаниях мемуаристов много свидетельств того, как поэт с середины тридцатых годов избегал придворной жизни, уклонялся от так называемых царских выходов. Это объяснялось оппозиционностью Пушкина и склонностями к писательскому труду. Все так. Но, думаю, это и боязнь встречи с царем, который мог прямо спросить об «Истории Петра».

На протяжении всего последнего года жизни Пушкин мучительно пытался распутать крепко затянутый узел проблем – «нарушение семейственного спокойствия», долги, неприязнь света. И книга о Петре. Она отразилась даже в дуэльной истории.

Н. Я. Эйдельман давно заметил, что исследователи долгое время недооценивали обстоятельств зимы 1836 года. Пушкиным владела какая-то страшная нервическая разгоряченность, толкавшая его на необъяснимые действия. Он вступал в столкновения с малознакомыми, ничем не провинившимися перел ним людьми. Только в первых числах февраля его едва удалось остановить, отвести от поединков с дипломатом С.С. Хлюстиным, с членом Государственного совета князем Н.Г. Репниным и с чиновником В.А. Соллогубом. Поводы, по которым Пушкин посылал свои вызовы, были ничтожны, по существу, надуманы.

«Если бы одна из трех несостоявшихся дуэлей все же произошла, – писал Эйдельман, – какие бы это имело последствия? Даже при исходе, благоприятном для обоих участников (разошлись, обменявшись выстрелами), эпизод невозможно было бы скрыть от властей; по всей видимости, Пушкина… ожидало бы наказание, например ссылка в деревню. Таким образом, судьба сама бы распорядилась: в любом случае прежней придворной жизни пришел бы конец, но уже никак не могла бы возникнуть тема «неблагодарности» к императору».

Можно еще добавить: «конец придворной жизни» становится для Пушкина особенно желанным именно с зимы 1836 года. В декабре 1835-го он завершил конспектирование Кхпикова и, видимо, понял всю бесплодность своего труда в русле официального задания. Теперь начинает сбываться и трехлетней давности предположение М.П. Погодина: «Пушкину хочется свалить с себя это дело». Поэт вряд ли так холодно и трезво ставил свою задачу: выхожу на поединок, подвергаюсь суду, получаю отставку и ссылку в деревню, какое счастье!.. Но подсознательно, думаю, он все-таки ощущал, что дуэль есть выход, способ развязать все узлы. Конечно, это не украшало Пушкина, серьезного человека и отца семейства, бретерство было ему не полетам. И все-таки Пушкин предпочитал обвинения в бретерстве толкам о неблагодарности государю, слухам о несостоятельности исторических занятий, назойливым визитам петербургских кредиторов. Словом, дуэль вела к опале, а «опала легче презрения».

Ноябрьское столкновение Пушкина с Геккернами (конечно, куда более серьезное) все-таки по признаку поисков выхода становится в ряд с предыдущими, несостоявшимися дуэлями. Не будем обсуждать перипетии ноябрьской истории, они хорошо известны. Но два обстоятельства следует напомнить.

В скандально известном «дипломе», полученном Пушкиным 4 ноября, адресат был назван не только рогоносцем, но еще и «историографом ордена рогоносцев». Удар, следовательно, наносился не только чести семьи, но и достоинству Пушкина-мыслителя, Пушкина-историка. Намек был совершенно прозрачен: серьезную «Историю Петра» он написать не может, а вот история собратьев-рогоносцев ему как раз по силам: один рогоносец пишет историю другого (о неверности Екатерины Петру было известно).

Другое обстоятельство тех дней связано с аудиенцией у царя.

23 ноября, когда противников – Пушкина и Дантеса – удалось развести и опасность поединка миновала, Николай 1 по просьбе В.А. Жуковского принял Пушкина в Аничковом дворце.

О последней встрече поэта и царя с глазу на глаз известно мало. Ни один из собеседников письменных воспоминаний о ней не оставил. В кругу друзей Пушкина было известно, что император, подготовленный Жуковским, выслушал поэта внимательно и сочувственно, в борьбе с Геккернами царь принял сторону Пушкина, признал его правоту. И заодно взял с Пушкина слово не драться. А если вновь возникнут осложнения, Пушкин получил разрешение обращаться прямо к Его Величеству.

По представлениям людей пушкинского круга поэт победил, добился редкого успеха. Из Аничкова дворца он должен был выйти счастливым, спокойным, благодарным царю и Василию Андреевичу Жуковскому. Но ничего подобного не было. Напротив, все его друзья в один голос утверждают, что после беседы с государем Пушкин стал еще мрачнее и раздражительнее, чем прежде. Почему? И почему он никому внятно не рассказал, что же произошло между ним и царем при аудиенции в Аничковом? Конечно, тема основного разговора была достаточно щекотлива. Но ограничилось ли все этой темой? Фактов нет. И, видимо, никогда не будет. Остаются предположения. Прошло пять лет со времени, когда Пушкин получил царское задание. Оба они хорошо об этом помнили. И вполне правдоподобно, что царь, разобравшись с гнусной интригой Геккернов, спросил о Петре. Задал все-таки тот самый роковой вопрос, которого так избегал и так боялся Пушкин: где «История Петра»? Ответить было нечего.

С другой стороны, царь как бы отнимал у Пушкина последнюю возможность достойного, рыцарского выхода из тупиковых жизненных обстоятельств – взял обещание не драться на дуэли. Собственно, поединки и так были запрещены российскими законами. Но, видимо, в ходе беседы Николай I почувствовал, что общий запрет тут недостаточен. Теперь, посылая или принимая вызов, Пушкин не просто нарушал бы государственные установления, но еще и не сдерживал слово, данное монарху. В дворянской среде это почиталось немыслимым и невозможным. Итак, Пушкин был связан по рукам и ногам. Даже дуэль, понимаемая как суд Божий, была ему недоступна…

Шли последние недели жизни поэта. Они были наполнены событиями, весьма далекими от спокойных занятий историей. Меж тем общество постоянно и некстати напоминало ему о его тягостной историографической должности. В начале января Пушкина посетил лицеист четвертого выпуска Д.Е. Келлер, переводивший дневник сподвижника Петра I Патрика Гордона. Говорили о трудностях петровской истории. После беседы Келлер записал: «Александр Сергеевич на вопрос мой, скоро ли мы будем иметь удовольствие прочесть произведение его о Петре, отвечал: «Я до сих пор ничего еще не написал, занимаюсь единственно собиранием материалов: хочу составить себе идею обо всем труде, потом напишу историю Петра в год или в течение полугола и стану исправлять по документам…» На шестом году занятий Пушкин честно признал: «Я до сих пор ничего еще не написал…»

Владимир Александрович Соллогуб (1813- 1888)

В заключение беседы Пушкин сказал Келлеру об официальной «Истории Петра» простую и ясную правду, итог многолетних усилий и размышлений: «Эта работа убийственная.., если бы я наперед знал, я бы не взялся за нее».

Мы не утверждаем, конечно, будто Пушкин погиб из-за «Истории Петра». Причин, по которым он вышел на свою последнюю дуэль, много. И не стоит их перечислять. Но совершенно ясно, что в том узле неразрешимых вопросов, который стянул его жизнь, «История Петра» была одной из самых суровых нитей. Всего за неделю до поединка поэт при цензоре Никитенко признавал, «что историю Петра пока нельзя писать, то есть ее не позволят печатать».

«Убийственная работа»…

Но дуэль не была для Пушкина актом абсолютного отчаяния. Он нарушал слово, данное царю, он нарушал государственные законы, он нарушал, наконец, нормы светского поведения. Но то был единственный выход из тупика, единственная возможность разрубить весь узел разом. Оставшись в живых, он, несомненно, получал бы ссыльную несвободу, но зато свободу личных занятий, свободу своих творческих усилий. Вот как судил о его целях А Н. Вульф, когда-то первым узнавший в Михайловском об историографических планах поэта: «Перед дуэлью Пушкин не искал смерти, напротив, надеясь застрелить Дантеса, поэт располагал поплатиться за это лишь новою ссылкой в Михайловское, куда возьмет он и жену, и там-то, на свободе предполагал заняться составлением истории Петра Великого».

Но это была бы совсем другая «история»…

К ЮБИЛЕЮ А. С. ПУШКИНА

Площадь Пушкина в Москве, начало XX века

Каждый большой старый город, как срез дерева, несет в себе слои-следы событий и судеб людей, живших в нем.

Есть Париж Верлена, Петербург Достоевского»,

Есть Москва Пушкина.

Пушкинская Москва – какая она?

Еще совсем недавно мы затруднились бы ответить на этот вопрос, да и есть ли она вообще – пушкинская Москва?

Сохранилась ли? В том вихре всех и всяких разрушений, преследовавших Россию многие десятилетия.

Предлагаем разговор о пушкинской Москве- Его участники – Виктор Александрович Булочников, начальник Главного управления охраны памятников г.Москвы9 и Надежда Александровна Ланчикова9 заведующая сектором краеведения Научно-исследовательского методического центра охраны наследия этого управления.

Их разговор записан нашим специальным корреспондентом Галиной Вельской.

Запись о рождении Пушкина в метрической книге Храма Богоявления в Елохове

Пречистенка, 12. Государственный музей А. С. Пушкина, усадьба Хрущевых-Селезневых

В.А.Булочников: – Москва в жизни Пушкина значила очень много. Здесь он родился и провел все свое детство, здесь были опубликованы первые его стихи; в Москве он женился и был счастлив, здесь жили его ближайшие друзья. Он любил Москву. Вспомним: «Края Москвы, края родные…» или классическое, хрестоматийное: «Москва… Как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось!»

Поэт родился в Немецкой слободе, и это все, что мы знаем, так как точное место его рождения неизвестно, и выяснить его,как оказалось, непросто. В настоящий момент на государственной охране состоит памятное место по адресу: Бауманская улица, дом 40. Здесь установлена мемориальная доска и бюст поэта работы скульптора Е.Ф.Белашовой. Но существует еще несколько версий – Бауманская, 55, а также угол М.Почтовой, 4 и Госпитального переулка, 1-3. Кроме того, со слов современников известно, что сам поэт говорил, что родился на Молчановке. Почему он так говорил и говорил ли? Загадка. Потому что по документам получается, что родился он все-таки в Немецкой слободе.

Арбат, 53, квартира-музей АС. Пушкина

Наталья Николаевна Пушкина. Акварель Александра Брюллова, 1832год

Конверт и письмо А.С. Пушкина к Н.Н. Пушкиной от 27 сентября 1832года

«… рядом с домам графини Головкиной, дом гвардии майора Пушкина.

Дом стоял во дворе, за домом был сад с цветником, липой и песчаными дорожками. Казачку было велено гнать соседских кур.

… Немецкая улица, где он жил, была скучна: длинный, серебристый от многолетних дождей забор, слепой образок на воротах и – грязь. Дождя давно не было, а грязь все лежат – комьями, обломками, колеями.

… Ии усадьба, ни Москва, окраина, – и не дом, а флигель, который построили на живую нитку английские купцы, под контору. Нынешний государь был крутого нрава, англичан не любил – они дом продали чиновнику и уехали. Сергей Львович ненавидел всякие хлопоты. Он сразу снял дом, благо был дешев.

От холостого житья осталась клетка с попугаем, да другая с канарейкой, но образ жизни круто переменился. Месяц тому назад у него родился сын, которого он назвал в память своего деда Александром».

Ю. Тынянов. «Пушкин».

Б. Никитская, 36. Храм «Большое Вознесение» у Никитских ворот. Здесь венчался Александр Пушкин с Натальей Гончаровой

Петр Андреевич Вяземский

Евгений Абрамович Баратынский

Н.А.Ланчикова: – По сведениям знатока пушкинской Москвы, одного из ведущих ее исследователей и организаторов изучения П. Н. Миллера «мест, где жил Пушкин в Москве известно 15, где бывал – 97. Всего – 112. Сохранилось – 58 и не сохранилось – 54», то есть почти половина. Это данные статистики советского периода, 1936 года. Картина печальная. Наша задача и долг сохранить то, что осталось.

Сегодня на государственной охране состоит 37 памятников истории и культуры, связанных с именем Пушкина. Это здания и памятные места. На нашей карте это хорошо видно.

Хоромный тупик, 4

Вера Агександровна Нащокина

Павел Воинович Нащокин

В.А.Булочников: – Сейчас работа по подготовке к юбилею близка к завершению. А начало ее для нас было в 1996 году. Тогда мы стали составлять программу «реставрации и благоустройства пушкинских мест в Москве» и составили ее. Еще до постановления московского правительства и указа президента. Первое постановление правительства Москвы N° 965 было в декабре 1996 года «О программе реконструкции мемориальных пушкинских мест в Москве». Теперь издано уже шесть постановлений московского правительства. И это не формальность и не отписка, а самое заинтересованное, действенное внимание и участие в Пушкинском юбилее. В мае 1997 года последовал указ президента России «О двухсотлетии со дня рождения А.С.Пушкина и установлении Пушкинского дня России». И с этого времени работа буквально кипит. Каждые две недели проходят совещания- отчеты оргкомитета под руководством вице-мэра Москвы В.П.Шанцева и все участники отчитываются – что сделано, что надо сделать. Надо сказать, равнодушных нет. Удивительно, как Пушкин делает всех единомышленниками, как сплачивает и воодушевляет!

Комитет по культуре Москвы, Государственный музей A-С.Пушкина, отдел культуры Центрального административного округа и наше управление – эти организации, а также ряд других занимаются подготовкой пушкинского юбилея. Вот протоколы всех заседаний представителей округов и этих организаций. Если их начать читать, то станет ясно, что ни одна деталь не выходит из поля зрения; подробно, дотошно и регулярно обсуждаются конкретные дела, связанные или с выявлением зданий, или с их ремонтом и реставрацией. Мэрия и наше управление, что называется, держат руку на пульсе. К нам как в штаб сходятся все справки и распоряжения, и, надо сказать, никто не манкирует, все работают с полной отдачей. За последние 10 лет наш отдел научного учета превратился в Научно-исследовательский методический центр, который сумел сконцентрировать, собрать и расширить всю имеющуюся научную историко-культурную информацию, связанную с Москвой, в том числе с пушкинской Москвой. Руководит этим центром заслуженный работник культуры, искусствовед Н.А.Потапова. Мы конкретно смогли повлиять на содержательную часть программы. Нужно сказать и о специалистах Центра охраны памятников истории и культуры (руководитель В.Ф.Гончар) и, конечно, о роли префектуры Центрального административного округа и прежде всего его отдела культуры. На них ложатся главные работы, так как в основном все пушкинские объекты в Москве расположены в центре.

Покровка, 22, усадьба Трубецких

Пятницкая, 19. Спасенный лев во дворе ГУОП города Москвы

В нашей программе было несколько задач: изучить и утвердить в качестве памятников истории и культуры новые объекты, связанные с именем Пушкина, привести в порядок старые, известные. Дело оказалось очень непростым, десять лет назад на госохране пушкинских памятников было немного. В основном ими занимались только как памятниками архитектуры, а не памятниками культуры, то есть определялись архитектурные ценности, историко-мемориальное значение зданий было на втором плане или не учитывалось вообще. Сейчас изменилось к этому отношение А в связи с пушкинской датой обрело и конкретные формы. Наш Научно- исследовательский методический центр по охране памятников и стал тем местом, где велась и до сих пор ведется работа по выявлению мест, связанных с Пушкиным. Наша деятельность совпала по времени с комплексным обследованием Москвы с точки зрения архитектуры и историко-мемориального наполнения.

Если вернуться назад, надо будет вспомнить, что неким прорывом оказался 1992 год, когда составлялся список объектов, связанных с именем Пушкина. Тогда «появились» в списке и храм Богоявления в Елохове с записью 1799 года о крещении здесь Пушкина, и дом Д.П.Бутурлина, который часто посещал поэт в детстве, появилась и церковь «Большое Вознесение», где он венчался, и другие объекты в городе.

В это же время в списке появились объекты, связанные и с ближайшим окружением Пушкина, например, дом декабриста М.Ф.Орлова (Николопесковский пер., 15). Интересно, что если раньше на доме устанавливалась охранная доска, где было написано «Памятник архитектуры», то теперь вносятся дополнения – «Здесь жил поэт Петр Андреевич Вяземский». Это более полные сведения и это справедливо. Так «заселялась» и «заселяется» нами Москва.

Поварская, 27

Евдокия Петровна Ростопчина

Зинаида Александровна Волконская

Понятно, памятники истории и культуры, о которых идет речь, важны не только для Москвы, кстати, 23 из них имеют статус памятников федерального значения.

Ранее наше управление занималось только памятниками как объектами архитектуры, а историкомемориальная часть лежала на управлении культуры, Музее истории Москвы. С конца 1980-х годов это направление было возложено на нас. Образована была экспертная комиссия, привлечены к работе специалисты и знатоки Москвы. Историко-мемориальная ценность объектов стала учитываться. Ведь до самого последнего времени, редкие охранные доски сообщали о том, что здание охраняется государством, и еще реже сообщали о том, что здесь кто-то жил и творил. На примере памятников, связанных с именем Пушкина, это хорошо видно.

Н.А.Ланчикова: – В указе президента РФ, а затем и в постановлениях правительства Москвы ставилась задача: открыть музей в доме, где жил Василий Львович Пушкин на Старой Басманной улице. Это оказалось делом непростым. Почему? Потому, что там расположился институт, который нужно было куда-то выводить, потому, что это памятник федерального значения, федеральная собственность, а Москве поручено сделать там музей, значит, именно Москва будет вкладывать в это деньги и немалые. А с деньгами, как известно, плохо. Однако вопросы постепенно решаются и в настоящее время организация, занимавшая здание, отселена, в лом пришли реставраторы, открытие филиала Музея A-С.Пушкина – реальность!

Много внимания уделяется проведению реставрации Государственного музея А.С.Пушкина. Идет реставрация и строительство нового хранилища. Это – объект № 1, на него обращено особое внимание, работы выполняются на высоком профессиональном уровне. Особняк Хрущевых-Селезневых спасен на долгие годы. Там очистили подвалы, укрепили здание, реставрировали все интерьеры и заново воссоздали утраченное.

Далее – дом на Арбате (Арбат, 53), где Александр Сергеевич и Наталья Николаевна Пушкины прожили с февраля по май 1831 года. Этот арбатский особняк связан с важнейшими событиями в жизни поэта.

5 декабря 1830 года – 15 мая 1831 года – светлое время для Пушкина, время счастья.

Первые недели он жил в гостинице, но в феврале 1831 года в его письмах появляется новый адрес: «Пиши мне на Арбат в дом Хитровой». Пушкин нанял квартиру 23 января. (Документ, подтвердивший факт найма Пушкиным дома И. И. Хитрово, был обнаружен известным историком Москвы, автором книг и статей, в том числе о Пушкине, Сергеем Константиновичем Романюком лишь в 1979году.)

Венчание проходило 18 февраля 1831 года в храме Большого Вознесения у Никитских ворот. По рассказам А.Я.Булгакова, в церковь никого из посторонних не пускали. Свадьба прошла торжественно. Однако, по свидетельству современников, произошло происшествие, смутившее души присутствующих. «Во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, при обмене колец одно из них упало на пол… Поэт изменился в лице и тут же шепнул одному из присутствующих: ‘'…tons les manrais auguns” («все плохие предзнаменования»). Овчинникова С. и др. Музеи «Квартира Пушкина на Арбате», 1989.

Накануне венчания – «мальчишник»; в доме собрались его близкие друзья: Вяземский, Баратынский, Языков, Верстовский. После венчания был устроен праздничный ужин. К этому времени относится самое, наверное, счастливое письмо поэта Плетневу: «Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось, лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется, я переродился».

18 февраля 1986 года после долгом реставрации и ремонта здесь впервые открылся музей, а в советское время это была коммуналка.

В.А.Булочников: – Многие дома еще предстоит привести в порядок. Например, в Гагаринском переулке, дом 4. Здесь «сидит» ЦС ВООПИК, место, связанное с именем Павла Воиновича Нащокина, ближайшего друга Пушкина. О нем поэт говорил: «Любит меня один Нащокин», «Нащокин здесь моя отрада!» В Москве Пушкин часто останавливался у П.В.Нащокина, который менял свои квартиры часто. О доме в Гагаринском П.В.Нащокин говорил примерно так (текст воспроизвожу по памяти): «Уж и не знаю, брат, кто приезжал, здрасте не сказал, поел, напился, до свиданья не сказал и ушел». Правда, это было еще до его женитьбы, а женившись, он быстро остепенился, и все встало на свои места.

О трудностях говорить как-то неловко, и все-таки скажу. Кризис помешал и здесь, заморозив многие начинания, например, не смогла помочь нам компания «Спасские ворота», а они хотели помочь, уже был разработан конкретный проект по Мясницкой ул., 43. Есть и другое. Например, дом Чертковых – Мясницкая, 7. Дом в полуразрушенном состоянии, семь лет не был в эксплуатации, кого ни просим, все отказываются, никто не хочет его брать на реставрацию, уж очень дорого и тяжело. А недавно в Америке я встречался с внуком Черткова, и он просил отдать ему в аренду этот дом, тогда он бы сам привел его в порядок и свою огромную библиотеку (из Исторической библиотеки) перевез сюда, в дом своего деда. Об этом он мечтает.

Также и с музеем декабристов. Сюда приезжал Христофер Муравьев- Апостол, живущий в Швейцарии, хотел помочь. Но опять какие-то сложности, бесконечные затяжки, откладывание решения. А дом между тем гибнет, здание-то деревянное, ампирный особняк начала прошлого века, очень красивый. Вот два совершенно уникальных объекта, которые мы могли бы иметь в прекрасном состоянии и из-за собственной нерешительности и нерасторопности не имеем. Но и руки не опускаем.

И все-таки к этому облику уникального человека – Пушкина – мы, как кажется, нашли соответственный облик архитектурный, и наша задача продолжать работу дальше. Москва была настолько милым его сердцу городом и настолько глубоко вошла в его душу, что, быть может, и определила его духовный настрой и поэтический облик.

Если говорить о будущем, нужно вспомнить Захарово. Там с большими трудностями восстанавливали дом, восстановили, а потом какие-то пьяницы его сожгли. Сожгли дотла. Но архитектор Владимир Кесслер из Спецпроектреставрации нашел рисунки этого дома, и его можно восстановить. Конечно, будет новодел, но пусть сохранится хоть образ, главное, чтобы формы соответствовали оригиналу.

К сожалению, могу сказать, чем наша культура отличается от западной: если там все сохраняют, умножают, то у нас – нередко относятся небрежно. Вот пример. У входа в наше учреждение по обе его стороны – вы, наверное, видели – установлены два роскошных льва. Эти львы из Лефортово, из «усадьбы Анны Моне». Эта усадьба находится в районе, где родился Пушкин. Как они оказались у нас? Мне как-то звонит бывший директор завода N° 47 на Бауманской и рассказывает, что эта усадьба оказалась внутри завода. На красной линии стояли, конечно, врата, на вратах были вот эти львы. За ненадобностью ворота разобрали, а львов отвезли на северную свалку за ВДНХ и выбросили. И вот звонит директор, ему судьба львов, как видно, не дает покоя, и все это мне рассказывает. Когда мы за ними приехали, корни деревьев уже проросли в них. Мы с трудом их выкопали, а потом реставрировали. Но ведь что это такое? Это первые надвратные львы Москвы. Вот связь людей и вешей, вот история, на сей раз сохраненная нами, а сколько же мы потеряли!

Н.А.Ланчикова: – Бернемся к Пушкину. Уже утверждены в качестве памятников истории усадьба, где жил Петр Яковлевич Чаадаев, дом, где родилась Евдокия Петровна Ростопчина. Считалось ранее, что дома этого нет, не сохранился, оказалось – есть. Это имеет большое значение, т. к. дома связаны с людьми самого ближайшего пушкинского окружения. Еще одна волнующая нас тема. Очень мало сохранилось в Москве зданий, связанных с детскими годами поэта: Покровка ул., 22, Малая Почтовая ул., 2. От времени его детства, пожалуй, «живы» только палаты Николая Борисовича Юсупова в Большом Харитоньевском переулке, 24, где жила семья Пушкиных в 1801-1803 годах.

Возвращаясь к дому Трубецких на Покровке, вспомним М. П. Погодина. Он писал: «Пушкин с сестрою учился танцевать в семействе князя И.Д.Трубецкого, на Покровке, близком к их дому и семейству. Княжны, ровесницы Пушкина, рассказывали мне, что Пушкин всегда смешил их своими эпиграммами, сбирая их около себя в каком-нибудь уголку! В этом доме я имел честь видеть часто мать и сестру Пушкина около 1820 года. Сестра славилась своим умом, живостью и характером, между своими подругами». Н.М.Волович. «Пушкинская Москва». М., 1996. В этой усадьбе произведены за счет Управления ремонтно-реставрационные работы по дворовым фасадам. Троллейбусная остановка перенесена по просьбе нашего управления подальше от дома.

Теперь о некрополе. Это важнейшее направление в нашей работе. Всрстовский, Нащокин, Киселев и другие – ближайшее пушкинское окружение. Их могилы поставлены под государственную охрану, правительство. Москвы выделило деньги на проведение работ по благоустройству и реставрации надгробных сооружений.

Сергей Дмитриевич Киселев, полковник, лейб-гвардии егерского полка, участник Отечественной войны 1812 года, уже после смерти Пушкина, с 1837 года – московский вице-губернатор. Киселев снимал квартиру у графа А.А. Шереметева на Поварской, 27. В декабре 1828 года в этой квартире Пушкин впервые читал поэму «Полтава». Присутствовали при этом четыре человека: П.А.Вяземский, Ф.М.Толстой, А.А.Башилов и С.Д.Киселев. Дом был включен в «Программу», в настоящее время реставрационные работы уже проведены, текстовая охранная доска установлена, здесь к юбилею все готово.

Павел Воинович Нащокин, как уже говорилось, часто менял адреса. В нашу программу вошел дом по адресу: Воротниковский, 12, сюда Пушкин приезжал последний раз в 1836 году. Вопросы благоустройства территории, прилегающей к зданию, находятся под контролем префекта Центрального административного округа.

Вот что Пушкин писал 4 мая 1836 года Наталье Николаевне: «Вот тебе, царица моя, подробное донесение: путешествие мое было благополучно. 1-го мая переночевал я в Твери, а 2-го ночью приехал сюда. Я остановился у Нащокина. II est loge еn petite maitresse. Жена его очень мила. Он счастлив и потолстел. Мы, разумеется, друг другу очень обрадовались и целый вчерашний день проболтали бог знает о чем».

Помимо реставрации и реконструкции зданий, приведения в порядок территорий, важная часть работы – установление текстовых охранных досок с указанием сведений об Александре Сергеевиче Пушкине. Например, «Памятник истории и культуры. Дом Шереметевых. Здесь в декабре 1828 года читал поэму «Полтава» поэт Александр Сергеевич Пушкин. Охраняется государством» и другие.

Можно рассказать еще об одном доме – Петра Андреевича Вяземского, в Вознесенском переулке, 9. Вяземский один из наиболее близких к Пушкину людей. Он часто бывает у него в 1826, 28 и 29 годах. Это отмечается в донесении жандармского полковника Бибикова шефу жандармов Бенкендорфу. Дом князя Вяземского был назван в числе тех, которые Пушкин «наиболее часто посещает» и где разговоры «вращаются, по большей части, на литературе».

В этом полковник Бибиков не ошибался. В 1826 году здесь своим друзьям поэт читал «Бориса Годунова». Трагедию эту Александр Сергеевич Пушкин читая и в доме Веневитиновых. Об этом 'писал М. Веневитинов в 1899 году. «Император Николай I во время своей коронации в 1826 году; как известно, простил Пушкину либеральные грехи его молодости, освободил его от долговременной ссылки в Михайловском и разрешил ему пребывание в столицах. Спеша воспользоваться царской милостью, Пушкин приехал в Москву 8 сентября, в среду. И уже в пятницу 10 числа прочел у Веневитиновых своего «Бориса Годунова». То обстоятельство, что чтение это состоялось всего на третий день пребывания Пушкина в Москве, заставляет нас предполагать, что между ним и Веневитиновыми существовали какие-нибудь особые отношения, близость которых и побудила Пушкина выступить со своей новинкой как раз в доме, находящемся в Кривоколенном переулке». М. Веневитинов. «О чтениях Пушкиным «Бориса Годунова», 1899.

М. П. Погодин в своих воспоминаниях продолжает: «Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и потом бросились к Пушкину. Начались объятия, поднялся шум, раздался смех, полились слезы, поздравления…» «А. С. Пушкин в воспоминаниях современников».

Дом Веневитиновых! Сколько связано с ним! Здесь жил Дмитрий Веневитинов, прекрасный поэт, к сожалению, очень рано умерший, собирались люди – цвет русской кулыуры. Сегодня дом жилой и жильцы не хотят уезжать – центр все-таки! А планы относительно этого дома были весьма обширными. Например, сделать здесь музей, посвященный Д.В.Веневитинову, семья которого и он сам оставили заметный след в культуре. Но пока к юбилею будут отреставрированы лишь фасады, а две мемориальные доски уже давно установлены на этом историческом здании.

В.А.Булочников: – Можно бесконечно рассказывать о Пушкине и пушкинской Москве. Важно одно – благодаря Пушкину и его юбилею сильно меняется отношение к культуре. Мы это хорошо видим. К ней пробуждается интерес и что еще важнее – уважение. Мы вспоминаем наше прошлое, иногда с трудом, с опозданием, но все-таки вспоминаем и пытаемся его сохранить. И это, может быть, самое главное. •

Так одновременно можно писать десятью пальцами

Теперь мы знаем, где создавался духовный мир арийской культуры. Здесь, в «Стране городов»… Южные районы древнего Урала еще совсем недавно казались лишенными всякой культурной истории и погруженными во «тьму кочевий». Однако благодаря усилиям археологов в последние два с лишним десятилетия мнение это резко изменилось. В1987году был открыт совершенно удивительный уникальный памятник – протогород Аркаим, оказавшийся лишь частью «Страны городов»… Открытие южноуралъской цивилизации – Аркаима, Синташты и в целом «Страны городов», возраст которой оценивается почти в четыре тысячи лет, – бесспорно, выдающееся археологическое событие XX века. Аркаим открыла экспедиция Челябинского университета, возглавляемая Геннадием Борисовичем Здановичем. Ему предоставляем слово.

Выдающееся археологическое событие XX столетия – открытие Аркаима, Синташты, то есть «Страны городов».

Сегодня в «Стране городов» насчитывается девятнадцать укрепленных поселений…

Укрепленный город представлял собой серьезное препятствие высотой в современный трехэтажный дом, окруженный водой.

Основой благополучия аркаимского общества являлась металлургия.

Вполне возможно, что фортификация «Страны городов», ее мощность – фикция…

Их открытие в металлургии – температура 1200-1500 градусов.

Именно в «Стране городов» создавался удивительный духовный мир арийской культуры.

В «Стране городов» произошел раскол единого арийского мира на будущих индоарийцев и ираноариев.

Напряженная духовная и культовая жизнь талантливого народа «Страны городов» стала основой для создания единой картины мира.

«Страна городов» расположена в Южном Зауралье, у восточных склонов Уральских гор. Она занимает четыреста километров с севера на юг. По линии «запад – восток» ее протяженность сто двадцать – сто пятьдесят километров. Сегодня в «Стране городов» насчитывается девятнадцать укрепленных поселений, на многих из которых жизнь возобновлялась неоднократно. Однако основная территория цивилизации находится в пределах Челябинской области, в двухстах километрах южнее Челябинска.

Если посмотреть на нее с самолета, эта всхолмленная степная равнина совсем необычна: из оснований гранитных сопок и возвышений здесь бьют многочисленные ключи хрустально- прозрачной и изумительной на вкус воды. Они дают начало многочисленным ручейкам, которые сливаются сначала в небольшие речки, а потом, сливаясь и набирая силу, становятся Уралом и Тоболом.

Склоны Уральских гор богаты камнем, который с древнейших времен использовался для изготовления орудий труда. Открытие и освоение здесь меднорудной базы и стало решающим фактором: люди занялись освоением этой территории и добились прекрасных результатов.

Прошло чуть более десяти лет, как археологи открыли протогородские центры «Страны городов» и прежде всего – Аркаим, составную и выдающуюся часть этой страны.

Десять лет – это очень немного для события подобного ранга. И тем не менее кое-что уже сделано и понято. Например, стало ясно, что характерными для аркаимского феномена являются укрепленные центры и довольно значительные территории, подконтрольные каждому такому центру. Эти земельные округа имели четко выраженные границы.

Поселение Аркаим. Аэрофотоснимок. Момент раскопок поселения Аркаим

Укрепления, назовем их ранними городами, или протогородами, располагались обычно по берегам рек на расстоянии сорока – шестидесяти километров друг от друга. Поэтому легко было поддерживать связь и быстро реагировать на вторжение враждебного соседа.

Кроме стационарных поселков, существовали сезонные стоянки пастухов, рыболовов и охотников, а еще различные производственные площадки или рудники, например по добыче камня, меди или золота. У выходов медных руд археологи находят остатки поселков горняков, они, очевидно, тоже были сезонными.

Прежде чем начать разговор об Аркаиме, вспомним: на всем протяжении века раннего металла, да и после Аркаима, оседлыс поселения охотников, рыболовов, а затем скотоводов и земледельцев представляли собой хаотично расположенные землянки или полуземлянки на берегах рек или озер. Жилища эти обычно располагались на некотором удалении друг от друга и существовали как бы автономно. Если и уместно здесь говорить о связи с окружающей средой, то не поселка в целом, а каждого жилища в отдельности.

А теперь, вспомнив это, читатель должен понять, какое ощущение испытали археологи, встретив в зауральских степях развалины крепостей с мощными стенами, рвами и башнями и настоящий город с площадями и улицами.

Аркаимский город – это прежде всего четко спланированная жилая, производственная и ритуальная среда. А также необычайно сложная, до деталей продуманная система оборонительных сооружений. Толщина основных фортификационных стен составляет – представьте себе эту толщину! – пять с половиной – шесть метров. Стены, иногда облицованные обожженным кирпичом или каменными плитами, сложены из сырцовых грунтовых блоков в сочетании с деревянными конструкциями.

Высота их – не менее пяти метров. Сегодня одни только грунтовые основания возвышались над степью на три с половиной метра. Выше шли мощные деревянные стены. Если учесть, что по всему периметру крепости был вырыт ров глубиной в два метра, то станет ясно: для нападающих такой укрепленный город представлял собой серьезное препятствие высотой в современный трехэтажный дом, окруженный водой. И это все четыре тысячи лет назад! Кота человек владел только копьем, луком и стрелами. Правда, он уже изобрел боевую двухколесную колесницу, но еще, вероятно, даже не догадывался о рождении в далеком будущем стенобитных машин.

Внутри оборонительных стен были помещения, ниши, коридоры, узкие проходы. Верхние основания фортификационных сооружений имели ширину около трех метров и служили одновременно… улицами. Благодаря такой конструкции внутренних стен при кольцевой или прямоугольной планировке «города» можно было по верху кратчайшим путем попасть в его любую точку.

Входы в «город» – это поэма, миф, сказка, как угодно. И это не преувеличение. Судите сами. Итак, входы расположены по сторонам света, а главный обращен на запад. Все, что связано с входами, необычайно сложно. Линия укреплений в районе ворот обычно выдвинута далеко вперед на напольную сторону и одновременно обращена внутрь поселка, образуя глубокую оборону. Вход «запирался» привратной башней, которая расположена так, что с нее удобно вести круговой обстрел.

На Аркаиме со стороны главного входа можно было выбрать три направления и попасть на территорию поселка через три разные улочки. Но только в одном случае ширина «ворот» составляла шесть метров, через них можно было въехать на колеснице на круговую улицу, остальные два направления заканчивались узкими» как щель, проходами, и проникнуть через них в глубину поселка можно было только поодиночке.

При дополнительных входах в крепость использовалась система лабиринтов. И, пожалуй, самое интересное: проникнуть в поселок или выйти из него можно было не только через известные входы, но и непосредственно из некоторых жилищ. Удивительная неожиданность!

Фортификационные сооружения «Страны городов» – это отдельная увлекательная тема. Здесь скажу только, что в том, как оборонительная система устроена, ощущается жесткая централизация, единая воля, направленная на консолидацию всех сил защитников крепости в случае нападения врага. С другой стороны, каждый район «города» разбит на отдельные секторы круговыми и радиальными стенами, и даже каждый дом мог обороняться автономно и имел для этого все необходимые сооружения фортификационного назначения. Вот это – поистине феноменальное достижение.

Аркаимские «архитекторы» проповедовали принципы жесткого геометризма. Они во всем стремились к симметрии и, как бы сказали современные проектировщики, к гармонизации пространства.

Сосуды и изделия из камня

Очень интересна и организация жилого и хозяйственного пространства поселения. Она тоже разнообразна.

Одна часть – центр с внутренним кольцом жилищ и центральной площадью, вероятно, ритуального назначения. Мы условно называем его цитаделью, так как он обнесен стеной, имеет усиленную систему обороны и вообще трудно доступен.

Другая часть поселка почти полностью занята домами и предназначена для жилья и ремесленной деятельности – гончарства, металлургии, кузнечного дела и т.п. Это очень крупные жилища, их площадь варьирует от 110 до 180 квадратных метров. Лестницы из жилищ велц на плоские обихоженные кровли. Над центральной же частью хозяйственной половины дома, на крыше, возвышался «фонарь» – отверстие, через которое в дом проникали солнечные лучи и вытягивался дым.

Любопытно, что в домах и на всей жилой территории «города» совершенно отсутствуют плошадки для скота. Его там не было и не могло быть. Ступеньки и лестницы, деревянные мостовые, теснота улочек и двориков, узость дверных проемов делают его присутствие совершенно невозможным. В отличие от традиционных степных скотоводов, в «Стране городов» скот располагали не в поселке, а за пределами его жилой части, на «пригородекой» площадке, ограниченной естественно-природными преградами, специально организованными водотоками-каналам и, деревянными изгородями и земляными валами.

Псалий, деталь конской упряжи

Ритуальный жезл в виде головы лошади. Камень

Занимались в «Стране городов» и земледелием. Обрабатывали небольшие участки пойменной земли, где было возможно лиманное орошение или орошение с помощью примитивных мелиоративных систем (плотин, каналов и.тд.), напоминающих системы предгорного земледелия. Хорошо изучены «аркаимские огороды» с грядками обработанной в древности почвы, арыками для полива, а также пыльцой злаков и сорняков. Известно, что на «аркаимских огородах» сеяли ячмень, просо и лук. Еше одно косвенное свидетельство – нагары на сосудах, большинство из которых связано с растительными кашами, изготовленными на молоке или воде.

Однако основой благополучия аркан мского общества являлось даже не хозяйство производящего типа – земледелие, скотоводство, а высокоорганизованное металлургическое производство. Буквально в каждом жилище аркаимских городов была одна, а то и несколько печей для выплавки меди. Явление тоже уникальное. Металлургический процесс был основан на принципе восстановления меди из окислов, а конструкция металлургических печей, очень простая на первый взгляд, на самом деле продумана до мелочей и совершенна.

Производственный металл использовался не только для собственных нужд, но и для обмена. Излишки меди – это именно то, что позволяло аркаимскому обществу существенно пополнять запасы продовольствия и избавляло от необходимости содержать огромные стада животных. Помимо того, занятие металлургией снимало мощный прессинг на природную среду и продлевало жизнь «Страны городов».

Интересно, что мир вещей такого развитого общества был очень скромен и обыден. Здесь полностью отсутствует, например, парадное оружие. В могилах и на поселениях почти нет так называемых престижных вещей, изделий из золота. Очень скромны и наборы украшений. И это несмотря на то, что аркаимцы владели самыми передовыми для своего времени секретами металлургии меди и бронзы, секретами добычи и обработки золота! Они прекрасно обрабатывали кость и камень, были замечательными гончарами, изготавливали качественный полуткаикий текстиль.

На самом деле, мир бытовых аркаимских вешей, добротно и красиво сделанных, привлекает. Когда же мы говорим об их «обыденности», то лишь подчеркиваем разительный контраст между материальной и духовной, культовой деятельностью людей того времени.

Строго говоря, для первобытного мышления не было никакого различия между сферами материи и духа.

Каждую созданную вещь человек наделял свойствами живого существа, вешь была неотделима от окружающего мира. Она представляла не его отображение, а сам этот мир.

Серповидное орудие и рыболовный крючок. Бронза

Культовая практика и мифологическое мировосприятие аркаимцев находят отражение уже в размещении протогородов. Почти все они имеют «островное» расположение. «Город» должен был строиться на площадке, со всех сторон окруженной водотоками – круглогодичными или только весенними, но водотоками. Это могли быть действуюшие русла или старицы, балки или овраги. Там. где не было старых русел и оврагов, люди сооружали искусственные протоки-каналы.

Надо иметь в виду, что никакой стратегической роли эти водотоки и понижения в рельефе не играли. Они были слишком незначительными препятствиями для нападения, но были, очевидно, крайне необходимы для организации жизненного пространства, согласно их представлениям, мифам.

Только крайне мыслящий прагматик не заметит сходства в организации культурного и природного ландшафтов с текстами космогонических мифов индоевропейцев. В планиграфии «островных» территорий неукрепленных центров легко увидеть символы отделения земной тверди от первичного океана и рождения Вселенной из мирового яйца (овала). А именно овалы, круги, квадраты создавали аркаимские «архитекторы», организовывая свои города.

Хорошо известны смыслы геометрических символов в индоевропейском мифологическом мышлении. Круг обычно связывается с женским и космическим началом, квадраты – с земным и мужским. Противостояние этих двух начал и их единство запечатлены в чудовищно трудоемком строительстве циклопических фортификационных систем. Я не исключаю практического назначения этих сооружений, и все же главная опасность исходила из самого общества Внутри отдельных человеческих сообществ недавно единого арийского пространства шла борьба между «старым» и «новым», рождались те религиозные нормы, то философское осмысление мира, которые потом, по мере своего ухода из Зауралья, арии разнесли по значительной части Старого Света. Каждая из общин, создавая свои крепости-лабиринты, отстаивала свой тип мышления, свой образ мира. Нормальная жизнь ариев разрешалась через жизнь религии.

На всем протяжении существования «Страны городов», а это примерно двести – двести пятьдесят лет, мы не видим каких-либо серьезных попыток в совершенствовании наступательного вооружения. Зато какая динамика в создании суперсложных оборонительных систем! Но я не уверен, что при дальнейшем изучении фортификационных сооружений «Страны городов» не будет обнаружено, что их сверхмощность – просто фикция! Ведь если окажется, что щели (описанные раньше) распространены не на отдельных участках, а по всему периметру стены, то следует признать, что мы имеем дело не со стеной, а с решетом, с образом стены.

Археологи обычно очень сдержанно говорят о находках следов ритуальной деятельности древнего человека, если это не связано с погребальным обрядом. Их трудно обнаружить, и всегда есть опасность ошибиться. На Аркаиме остатки религиозной жизни прослеживаются буквально во всем: в астрономической увязке основных архитектурных объектов, в организации внутреннего пространства жилищ, в устройстве ливневой канализации.

Очень интересна аркаимская интерпретация мифа о рождении огня. Это один из самых загадочных мифов. И вот почему. Бог Агни родился из воды, темной и таинственной. Считается, что древнейшие мифы отражают реально существовавшие события или факты, древнему мифу можно верить, как самому себе. Но как можно поверить, что рождение бога огня связано с водой? Ведь вода и огонь – два взаимоисключающих начала. И вот что мы увидели в Аркаиме.

Здесь во многих домах на дне колодцев были найдены побывавшие в огне копыта, лопатки и нижние челюсти лошадей и коров. Причем кости животных помешены в колодцы преднамеренно: челюсти расположены по кругу вдоль стенок колодца и закреплены вбитыми в грунт березовыми колышками. Рядом с такими колодцами, где были жертвоприношения, всегда оказывались почему-то металлургические печи. При этом поддувало печей было связано с колодцем с помощью специального воздуходувного канала, устроенного в грунте.

Эксперимент, проведенный здесь же, в полевых условиях, показал, что печь, совмещенная с колодцем, способна давать температуру, необходимую не только для расплава бронзы, но и для выплавки меди из руды. А это – настоящее открытие! Ведь чтобы получить медь из руды, нужна температура 1200- 1500 градусов.

Жертвенники на дне колодцев и столь оригинальные конструкции металлургических печей произвели на нас огромное впечатление. Трудно поверить, но весь этот комплекс наглядно, в виде «натурального макета», иллюстрировал древнейший миф – рождение бога Агни из воды. На дно колодца в ледяную воду жители Аркаима опускали лучшие части жертвенных животных, тщательно прожаренные в очаге, то есть совершали жертвоприношения божеству воды, и благодаря этому, по их понятиям, в печи возникала тяга, которая не просто раздувала огонь, но рождала бога огня – Агни, бога, который плавит металл!

Обращаясь к «Авесте» и «Ригведе», древнейшие пласты которых в устной форме складывались на Южном Урале в эпоху «Страны городов», мы еще раз убеждаемся во всеобщей привязанности ариев к культовой деятельности.

Возникает вопрос: почему при исследовании других культур, достигших высокого уровня развития, археологи не видят столь ярко материализованных следов духовной деятельности, которые повсюду сопровождают нас в «Стране городов»?

В 1987 году Ю.М. Лотман, выступая в Москве на одной из научных конференций и еще не зная об Аркаиме, предсказал возможность открытия археологами бесписьменных цивилизаций и дал характеристику возможного феномена. По его мнению, появление письменности значительно упростило реальную культовую практику, а затем и сферу духовной деятельности. Когда же общество развивалось без письменности, накапливаемый и все растущий объем информации должен был неизбежно привести к расширению культовой практики, ее всеобщему проникновению во все сферы жизни и деятельности. Что и происходило, но узнали мы об этом, только начав раскопки Аркаима.

Мысли выдающегося ученого-семиотика объясняют нам суть аркаимского феномена, где культовая практика и деятельность были доведены до всех возможных пределов, а может быть, и парадоксов.

Уверен, что древнейший литературный пласт «Ригведы» и «Авесты», общий для обеих книг, создавался на одной территории, в среде относительно узкой группы людей, находящихся в постоянном общении между собой. «Фамильные» мандалы «Ригведы» и гаты «Авесты» чрезвычайно близки друг другу по языку. В «Авесте» и «Ригведе» очень много общего с точки зрения поэтического творчества и поэтических формул, а это – свидетельство существования общей арийской поэтической традиции.

И вот, пожалуй, один из важных выводов: мы убеждены, что именно в «Стране городов» создавался удивительный духовный мир арийской (протоарийской) культуры. «Круги» и «квадраты» – это не отражение военного противостояния, это воплощенный в материальной форме дуальный принцип нормального функционирования Вселенной. Это противостояние и единство дэвов и асуров, светлого и темного, небесного и земного.

Материалы «Страны городов», очевидно, фиксируют момент раскола единого арийского мира на будущих индоарийцев и ираноариев перед уходом первых в Индию. Многочисленные погребения аркаимского (синташтинского) облика, которые археологи фиксируют сегодня на Волге, Дону и далее на запад и юг, а также некоторые памятники Казахстана и Средней Азии – вехи этой миграции.

Напряженная духовная и культовая жизнь талантливого народа «Страны городов» явилась основой для создания всеобщей картины мира, которая в свою очередь послужила отправной точкой для складывания культур Запада и Востока в пределах индоевропейской общности, прежде всего для ведической Индии и классической Греции. Эта картина мира как бы подводила итог поискам человечества в осознании себя и Вселенной.

В последующие столетия и тысячелетия ни мировые религии, ни наука не смогли выработать всеобщую концепцию мироздания. И только в наше время, уже на исходе XX столетия, человеческая мысль, делая титанические усилия, нащупывает новые пути в осознании единства мироздания, привлекая знания, накопленные наукой, и огромный опыт духовных исканий человечества. •

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН

Ирина Прусс

Все мы немного Нострадамусы и время от времени предсказываем будущее. Правда, не владея средневековой техникой этого дела и вообще выпав из культурного контекста, наделяющего предсказателя силой и властью, мы предсказываем на родном человеку нашего времени языке логики и наукообразия и стараемся более-менее подкрепить свои предположения некими резонами и доказательствами. Что. честно говоря, не способствует пророческим успехам, скорее наоборот: по привычке мы выражаемся конкретно, не напускаем тумана, и потому рискуем гораздо больше вокзальной гадалки, у которой все «марьяж» да «казенный дом», да «вижу, вижу, будет тебе счастье»…

Ровно двадцать лет назад, в 1979 году, мой друг социолог Андрей Алексеев заставил меня и еще сорок четыре человека выступить в роли предсказателей, ответив на разработанную им анкету «Ожидаете ли вы перемен». Анкета предлагала каждому из нас подробно высказаться о том, насколько возможными считаем мы кардинальные перемены в политической и экономической жизни страны до 2000 года и почему.

Мы в подавляющем большинстве оказались никудышными предсказателями. Политический строй казался нам тогда незыблемым, перемены предполагались в лучшем случае только в экономической сфере, да и то косметические. Из нескольких оптимистов один верил в эволюционное развитие общества развитого социализма в общество одновременно демократическое и воплощающее идеалы социального равенства; другой – в массовое забастовочное движение и в победу добра и справедливости «снизу». Кто-то сказал, что перемены неизбежны, но приведут только к еще худшему: все равно все закончится диктатурой и карточками. Еще кто-то – что неизбежные попытки преобразовать экономику на определенном этапе приведут к результатам, уже неподвластным контролю, и тогда начнутся подлинные коренные перемены.

Среди друзей моего друга Андрея Алексеева не было ни одного сторонника советской власти, во всяком случае в издании 1979 года. Я тогда тихо подозревала, что их вообще давно не осталось, по крайней мере среди наших сограждан. Что вовсе не от меняло наши прогнозы, наоборот, скорее подтверждало железобетонную крепость государства, вообще не нуждающегося в поддержке подданных. И каждый из нас избирал свой путь, исходя из того, что это государство надолго: возможно, навсегда.

Все наслышаны о поэтах, художниках и философах, ушедших от необходимости врать, голосовать и соответствовать в сторожа или кочегары. И среди социологов были такие. Один, участник домашнего семинара, покончил с собой. Другой ушел в сторожа, третий – в кочегары. В таксисты. На завод. Но так, как Андрей, не учудил никто. Он ушел на завод, не уходя из своего академического института; на заводе он работал обыкновенным рабочим и вел каждодневные записи, ни от кого не скрывая, что, став на полном серьезе рабочим, остается и социологом. Он посылал свои странные научные отчеты в институт до тех пор, пока не спровоцировал начальство сократить ставки совместителей – для того, чтобы иметь повод от него избавиться. Он работал «по правилам» (то есть старательно соблюдая инструкции и оформляя заявлениями по полной бюрократической форме каждый свой шаг – вызов наладчика, его неприход, снова вызов, некомпетентность технолога, противоречивые приказания начальника цеха, судьбу своего рационализаторского предложения и так далее), а копии своих докладных старательно и опять же ни от кого не скрывая подшивал в свою социологическую папочку. Поскольку он никогда ничего не нарушал сам, уволить его с завода практически было невозможно, но он без конца провоцировал начальство на глупые выходки и не без удовольствия их фиксировал. Он провоцировал рабочих подавать в суд на администрацию, добросовестно помогал им этот суд выиграть – и опять снимал копии всех официальных бумажек, а также фиксировал каждый шаг, почти каждое слово всех участников действа.

Потом эту свою особенную науку он назовет «драматическая социология» – я бы скорее назвала ее провокативной. В отличие от общепринятого «включенного наблюдения», в котором социолог старательно сливается с окружающей средой и стремится как можно меньше влиять на нее, тут исследователь постоянно становится возмутителем спокойствия, как бы проверяя на прочность все формальные и неформальные структуры и наблюдая, как ведут себя люди в очередном устроенном им спектакле. В конце концов он спровоцировал Союз журналистов (он был еще и журналистом) и Социологическую ассоциацию изгнать себя из рядов – и, разумеется, устроил из этого очередной драматический спектакль.

Как-то быстро выяснилось, что эксперименты с социальными институтами становятся экспериментами с людьми, которых он жестко ставил перед нравственным выбором. И фиксировал результат.

Думаю, его спасла только перестройка. Органы бдительности уже проявили острый интерес к его изысканиям, инспирировали его выгон из всех союзов и ассоциаций, допрашивали его друзей и близких.

Недавно вышли два тома его «Драматической социологии» в письмах и документах с методологическим приложением. Но насмешка судьбы: он что-то понял про свой объект – пресловутые производственные отношения – и это что-то стало доступно для серьезного обсуждения в тот момент, когда сам объект исчез. Растаял. Представляет теперь интерес скорее исторический, чем социологический.

Осталась как раз не столько производственная, сколько нравственная составляющая его исследований: рассказ о нравственном выборе всегда актуален и интересен.

Безумно интересно и другое: что сегодня происходит с реальными производственными отношениями? Живы ли описанные Андреем типы работников на всех уровнях заводской иерархии? Как сегодня выглядит знаменитая рабочая солидарность, в чем выражается?

Неуемный Алексеев давно занят другими делами. Вакансия его последователя свободна.

18 января 1999 года на пресс-кон – ференции в Московском центре непрерывного математического образования был представлен проект «Интернет – образовательная среда будущего». Осуществляется он центром по поручению префектуры Центрального административного округа Москвы при участии института «Открытое общество» и представительства корпорации Intel в странах СНГ и Балтии.

Этот проект разработан для облегчения московским школьникам и учителям доступа к современным информационным ресурсам, для их активного участия в дальнейшем развитии этих ресурсов. Поэтому предусматривается не только оснащение и дооснащение школ современным компьютерным и телекоммуникационным оборудованием, техническое и методическое сопровождения работы компьютерных классов, обучение преподавателей и учащихся работе в сети Интернет, но и создание образовательной информационной среды.

Руководитель программы «Интернет» института «Открытое общество» (Фонд Сороса) Семен Львович Мушер в своем выступлении подчеркнул, что это одна из ведущих программ фонда. Главная ее цель – предоставление открытого доступа к всемирной телекоммуникационной сети Интернет. Программа имеет три направления: создание городских сетей, создание центров «Интернет» в 33 региональных классических университетах, создание информационных ресурсов и гипертекстовых серверов.

Создание университетских центров реализуется совместно с правительством Российской Федерации, и его бюджет составляет более 100 миллионов долларов США. 20 января открылся 28-й по счету университетский центр в Воронеже.

Общегородскими сетями намерены охватить четыре города: Москву, Санкт-Петербург, Новосибирск и Ярославль. В рамках городских проектов создается телекоммуникационная инфраструктура для подключения к сети Интернет организаций образования, культуры, медицины и науки. Московский проект, без сомнения, наиболее весомый.

Бюджет проекта Центрального округа – 300 тысяч долларов США в год; половину выделяет префектура Москвы, а другую – институт «Открытое общество» при участии корпорации Intel. К настоящему времени к проекту подключилось уже 35 школ и образовательных организаций Москвы. Выделенные на проект деньги – это одна десятая часть грантового фонда института «Открытое общество» текущего года, но он особенно важен, поскольку впервые институт проводит совместную деятельность с правительством Москвы, Центральным округом и компанией Intel.

О московском проекте программы «Интернет» говорил ее руководитель Александр Юрьевич Кузнецов. Этот проект существует и активно работает с 1994 года. До 1996 года основным полем деятельности были научные институты, после этого проект ориентирован на организации образования, культуры и медицины. Доступ в Интернет предоставляется бесплатно. В рамках московского проекта уже подключено несколько десятков организаций, среди которых Третьяковская галерея, Государственный исторический музей, Государственная консерватория, Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина и многие библиотеки, школы, больницы.

Этот интереснейший проект приветствуют и поддерживают самые разные организации. Директор мегапроекта «Пушкинская библиотека: книги для российских библиотек» института «Открытое общество» Мария Александровна Веденяпина объявила о том, что дирекция бесплатно передает в каждую из 35 школ Полное академическое собрание сочинений А.С.Пушкина в 23-х томах.

Менеджер компании Intel по академическим программам Камилл Исаев рассказал об участии компании в проекте. Эго – естественное продолжение корпоративной академической программы, о распространении которой на Россию и другие страны СНГ объявил президент компании Крейг Баррет во время своей лекции в МГУ в апреле 1997 года. В ходе своего недавнего визита в Санкт-Петербург и Москву исполнительный вице-президент Intel Пол Отеллини сделал доклад «Образование в век компьютерной революции», где особое внимание уделил Всемирной сети как эффективнейшему средству распространения знаний. Осенью 1997 года корпорация Intel поддержала эстонскую программу «Прыжок тигра», которая осуществляется под эгидой министерства образования этой страны с целью подключить к Интернету каждую эстонскую школу.

Интересно, что активное продвижение компьютерной техники в школы проводят многие страны. Правительство Великобритании выделило около двух миллиардов фунтов стерлингов на такую программу, специальные программы реализуются в Австралии, Польше, Венгрии…

На средства, выделенные компанией Intel «Интернет – образовательная среда будущего», уже приобретен компьютерный класс для московской средней школы № 57. Класс состоит из пятнадцати персональных компьютеров на основе процессора Intel Pentium II, а также сервера (на базе того же процессора), принтера, сетевого оборудования и базового программного обеспечения. Все эти компьютеры будут объединены в локальную сеть, а класс подключен к сети Интернет (школа уже имеет выделенную линию).

Эта школа стала четвертым по счету средним учебным заведением Москвы (вслед за Лицеем информационных технологий N? 1533, Лицеем № 1511 при МИФИ и интернатом № 18 при МГУ), которому Intel подарила современный компьютерный класс. У всех них установлены прочные связи с московскими вузами – участниками академической программы компании Intel. Таким образом, школьная и вузовская компоненты данной программы тесно связаны между собой.

Директор школы N° 57 заслуженный учитель Российской Федерации, соровский учитель химии и биологии Сергей Львович Менделевич обратил внимание на то, что установка техники – это только первый шаг. Необходимо переходить на новые технологии преподавания предметов, устанавливать новые отношения учителей с учениками, учеников с уроками и между собой. Уже сейчас в школе успешно ведут занятия ее бывшие ученики, уехавшие за рубеж: они по Интернету пересылают в классы задания и проверяют их выполнение.

Школа № 57 – одна из старейших в Москве (была сформирована на базе частного реального училища в 1877 году выдающимся деятелем образования Карлом Карловичем Мазингом, получившим впоследствии почетное прозвище «дедушки рабфаков»). Высокий уровень преподавания снискал этому учебному заведению широкую известность. Школа была связана со многими деятелями искусств, в свое время ее директором работала Наталья Ильинична Сац. Очередной вехой в истории школы стала организация в 1968 году математических классов, что принесло ей заслуженную славу и авторитет в научных кругах не только нашей страны, но и за рубежом, благодаря выдающимся успехам ее учеников и выпускников на математическом поприще.

«Московский центр непрерывного математического образования», как рассказал его директор Иван Ященко, это негосударственное образовательное учреждение, основанное в 1995 году. Он реализует программы дополнительного образования, осуществляет подготовку, переподготовку и повышение квалификации учителей, преподавателей высшей школы, научных и научно-педагогических работников; проводит фундаментальные и прикладные научные исследования в области естественных наук; ведет научно-просветительскую деятельность. Этот центр организует олимпиады и турниры по математике, работает с одаренными детьми, учителями, ведет издательскую деятельность.

Директор департамента образования московской мэрии Алексей Львович Семенов отметил, что все только начинается: в Москве 1462 школы, из них около 500 подключены к сети Интернет, но реально работают в нем не более 100. Это, конечно, очень и очень мало. Продвижению новых технологий в школы активно помогает префект Центрального округа Александр Ильич Музыкантский. Конкретный вклад в это дело вносит и корпорация Intel, проводя не абстрактные благотворительные мероприятия, а оказывая конкретную помощь. •

Александр СЕМЕНОВ

РАКУРС

Ирина Прусс

Все пострадали. Уже к октябрю выяснилось, что 68 процентов опрошенных вынуждены были сократить повседневные расходы, 37 – отказаться от намеченных было крупных покупок; 27 процентов потеряли в зарплате; 19 потеряли часть сбережений; 13 остались без работы. Только 4 процента собеседников заявили социологам, что кризис их не затронул…

Из месяца в месяц социологи ВЦИОМа (Всероссийского центра по изучению общественного мнения) уже несколько лет подряд фиксировали примерно одни и те же настроения, ожидания, отношения к властям и реформам. Каждый раз примерно треть объявляла, что так жить больше нельзя, терпение иссякло, взрыв неминуем – и все шло по-прежнему, без всяких особых взрывов. В последнем номере «Мониторинга общественного мнения» один из графиков демонстрирует поразительную стабильность и согласованность разных социальных индексов – вплоть до обвала. Специально рассчитанные индекс положения семьи и индекс положения России, индекс ожиданий и индекс настроений протянули свои кривые рядышком через все пространство с апреля 1994 и по сентябрь 1998.

Казалось бы, такая устойчивость и согласованность самых разных аспектов общественного настроения должны свидетельствовать о стабильности в стране: стабильности политической, экономической и какой угодно. У нас об этом и говорить смешно; наша жизнь движется толчками по ухабам то черных вторников, то политических скандалов. Но интересно, что в других странах, куда более успешных в экономике, подобной согласованности как раз и не наблюдается.

Известный социолог Юрий Левада толкует это так: «Одна из характеристик запаздывающей и противоречивой модернизации России – слабая дифференцированность общественных структур, сохраняющая зависимость экономики от политики, личности от государства, частной жизни от публичной и т.д. Поэтому политические потрясения непосредственно сказываются на социальном самочувствии и потребительских ориентациях населения. Этого нет в развитых современных обществах, где дифференциация сфер и структур человеческой деятельности утвердилась довольно давно, и колебания в одной из них мало сказываются на положении в других областях и ее восприятии людьми (примером может служить многолетняя череда политических кризисов в Италии при непрерывном экономическом росте)».

Единый, слабо структурированный поток настроений, ожиданий, конкретных намерений миллионов наших сограждан в девяностые годы условно можно разделить на три этапа. Первый – до 1993-1994 годов – был еще проникнут верой и надеждой, а также привычной «безоговорочносоветской по своему происхождению» (Ю.Левада) поддержкой властей. Расстрел парламента и – в гораздо большей степени – чеченская война завершили этот период, заставив людей сменить поддержку на «критическое терпение»: странную смесь недоверия и отрицания с явным нежеланием еще каких-то переделов и перетрясок. Главной ценностью оказалась хотя бы умеренная стабильность; этим социологи и объясняют победу Ельцина на выборах 1996 года.

17-23 августа 1998 года кончился и этот внешне спокойный период. Президентская власть, показав свою слабость и беспомощность во всех отношениях, перестала быть гарантом той самой столь высоко ценимой умеренной стабильности. Президент немедленно стал «крайним», виновным во всех наших несчастьях: по данным сентябрьского опроса, всю полноту ответственности за обвал люди возлагают на президента и старое правительство (В.Черномырдина). Раздались резонные предсказания скорого поворота назад, в социализм, и/или скорого экономического коллапса. Все созданное, завоеванное, освоенное нами за девяностые годы теперь проходит серьезную проверку на прочность, на жизнеспособность.

Пучок почти прямых линий на графике обламывается, устремляясь отвесно вниз: индекс настроений, индекс «положения семьи», индекс «терпения»…

Но вот что интересно: обвально упали индексы, которые Ю.Левада называет «психологическими»: настроение, общие оценки собственной жизни. Совсем не так круто падение индексов, обращенных вовне: отношение к реформам, оценка числа приспособившихся к переменам в стране. Практически не изменились партийные симпатии; число сторонников КП РФ даже несколько упало. У самых образованных столичных жителей «в момент отчаянного кризиса и всеобщего «обвала» настроений стремление поддержать курс реформ не падает, а даже растет»!

Похоже, настроение у нас у всех после 17 августа резко упало, а ориентации во внешнем мире пока не сильно изменились.

Может быть, действительно – пока? Многие до сих пор не осознали, что кризис – это надолго, на много лет вперед. 17 процентовопрошенных в сентябре полагали, что все как-нибудь рассосется через один-два месяца, цены перестанут расти, вернется изобилие товаров. Каждый третий оценил ситуацию серьезнее и положил на ее преодоление аж целых пол- года-год. Только 38 процентов сразу поняли, что жизнь меняется надолго.

Кстати, Ю.Левада предположил, что именно с этими иллюзиями может быть связано устойчивое отвращение россиян к карточкам и государственному регулированию цен. Если бы не иллюзии…

Впрочем, возможно, за девяностые годы все мы изменились гораздо больше, чем нам самим кажется. Вернемся к оценкам самих отвечавших на вопросы социологов. По их мнению (высказанному в октябре, то есть у них было какое-то время, чтобы оценить масштаб потерь, а не только почувствовать их горечь), уже приспособились к происшедшим в стране переменам 26 процентов их сограждан; в ближайшем будущем приспособятся еще 24 процента; никогда не сможет приспособиться 41 процент.

Какую бы точку отсчета не взять за отправную: путч, либерализацию цен – все равно получается очень даже неплохо: половина населения страны, по мнению этого самого населения, менее чем за десять лет адаптировалась к принципиально новым условиям жизни. И вряд ли захочет назад.

Вот что они сами думают про «назад»: в самый острый момент кризиса, в сентябре, только 12 процентов опрошенных полагали, что через десять- пятнадцать лет Россия вернется в социализм; еще интереснее, что даже среди сторонников коммунистической партии таким «оптимистом» показал себя лишь каждый четвертый. Более половины склонны были думать, что общественный строй будет близок нынешнему или западной демократии.

Но испытания на прочность еще далеко не кончились. В каком-то смысле они только начинаются…

ПСИХОЛОГИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Так менялась длина женских юбок с 1913 по 1953 годы

Софья Тарасова

В деловой жизни вы сами – основной инструмент для выражения своих мыслей. Ваша внешняя «оболочка» рассказывает миру, как вы уважаете и цените себя. Как лучше это сделать? Обратимся за советом к ведущим специалистам по имиджу.

Одежда во все времена отражала внутреннюю сущность человека. Вот что говорит об этом автор книги «Костюм разных времен и народов» кандидат искусствоведения М.Н.Мерцалова: «Существуя и видоизменяясь вместе с людьми, самый близкий из всех предметов материальной культуры – костюм стал выполнять множество функций: и прямых, и косвенных… тонких, интимных, способных… создать еле уловимое настроение». Психологическая связь между человеком и одеждой возникла очень рано. В различные эпохи одежда имела свою форму, свою окраску и влияла на формирование внешнего облика, то есть имиджа, человека.

Французская карикатура на огромные прически. Около 1775года

Коммуникативную функцию одежды трудно переоценить. «Ваше платье, ваша подтянутость, ваше поведение говорят многое уже при первом вашем появлении» — справедливо замечает один из ведущих специалистов по имиджу в Америке Мэри Спиллейн. Знаете ключевые факторы во вступительном собеседовании при приеме женщин на работу? Вот они: элегантная одежда, хорошая форма и здоровый вид, привлекательная прическа и изысканный макияж. Научитесь выбирать одежду, соответствующую вашей внешности, – и у вас будет меньше проблем с карьерой. Вас будут воспринимать как человека, действующего во благо фирмы. Повышение по служебной лестнице не заставит себя ждать.

Простота не всегда считалась изысканной. Эпоха рококо обязывала светских женщин носить на голове сложнейшие сооружения

«В любом костюме, особенно женском, всегда зашифрован интересный рассказ, полный чувств, скрытых желаний, увлечений и особенностей идеалов данного времени», – рассказывает Мерцалова в своей книге. В костюме всегда заложена некая магическая сила. Цветовые сочетания в одежде порождают гармоничное созвучие тонов. Умелый подбор цветов подтверждает социальную роль женщины, ее значимость.

Женщина-предприниматель может позволить себе большую свободу в туалетах; однако на переговорах с партнерами вам лучше придерживаться традиционного стиля в одежде. Он вызывает больше доверия. Кстати, скромность приветствовалась во все времена. Подтверждение тому в той же работе по истории костюма: «Сложные прически, украшенные золотыми сетками и диадемами, носили главным образом гетеры. Почтенные матери знатных семейств… придерживались древних обычаев: внешний облик их отличался сдержанностью и скромностью».

Как мы знаем, первые три года редко приносят прибыль. В это время глава фирмы весьма скромно зарабатывает. И тем не менее, скажет любой социальный психолог: если вы предлагаете новую службу или продукцию» вы сами должны вы глядеть свежо и современно. Покажите, что вы женшина, идущая в ногу со временем.

Смена работы – одна из самых стрессовых ситуаций в жизни. Перед собеседованием вам необходимо узнать кое-что о стиле и укладе новой организации. Посидите немного в холле предприятия и понаблюдайте, как выгладят местные сотрудники. Чтобы получить работу, вы должны выглядеть так, словно уже принадлежите к их среде. Все начальники ищут сотрудников, способных войти в нее, но не высовываться из нее.

Большие веера конца прошлого века мешали смотреть на сцену – но на какие жертвы не пойдешь, чтобы поддержать свой имидж/

На Маркизских островах показателем вашего статуса становятся даже ноги, «одетые» в сплошную татуировку

Если вы сидели с ребенком и выбыли из постоянного рабочего ритма, вы, несомненно, чувствуете тревогу. Как вас примет реальный мир? Последите за женщинами, идущими на работу, рекомендует Мэри Спиллейн. Несомненно, их прически и аксессуары не такие, как прежде. Перед решающим собеседованием измените прическу и макияж. Это задача номер один. Сидя дома, большинство утрачивает полезную привычку следить за собой. Помните, что на вступительном собеседовании вам необходимо выглядеть очень уверенной в себе особой. Продемонстрируйте всем, что вы исполнены законного уважения к себе. Как верно замечает Мерцалова: «Женщина должна ощущать свою силу, полагаясь на свою физическую привлекательность. И костюм верно служит ей, обрамляя и подчеркивая женскую красоту».

Сегодня нас, женшин, буквально атакуют советами, как нам выглядеть на работе. В журналах полно фотографий потрясающе привлекательных моделей в коротких и обтягивающих платьях. «Все работающие женщины хорошо знают, что такая провокационная одежда в офисе создает лишь трудности», – комментирует имиджмейкер Мэри Спиллейн. Более того, в ней можно выглядеть даже смешно.

Однако в Америке лишь в отдельных творческих областях женшина может позволить себе выглядеть, как ей хочется: надеть хоть джинсы, хоть спортивный костюм. Но и здесь классическая одежда зачастую выглядит не только приемлемой, но и предпочтительной.

Некий международный банк, рассказывает Спиллейн, обратился с просьбой провести курс успешного имиджа для сотрудниц. Руководство банка понимало, что мноте служащие прошрывают в продвижении по службе только из-за неудачного внешнего вида. Дам утешили неплохим советом: нельзя сразу добиться всего необходимого, надо по крайней мере сделать вид. Постараться выглядеть более уверенными в себе, более умелыми, заслуживающими большего доверия. Надлежащим поведением можно мгновенно снискать себе признание. Все сошлись на том, что женщины должны выглядеть элегантно. Женская одежда в банковской сфере – это вовсе не розовые костюмчики и пышные прически. Нужно одеваться ярко, но костюмы должны быть нейтральными. Цветовая гамма должна отличать в основном блузки.

Обувь, которую обязывает нас носить мода и общественное положение, не всегда соответствует нашим физиологическим свойствам. Символическое значение оказывается куда важнее функционального!

Женщины часто сами порицают слишком вольный стиль на рабочем месте. Но некоторые компании просто приходят в отчаяние: их сотрудницы подают «ложные сигналы» клиентам. Одна такая компания попросила переделать целый рабочий коллектив. Все сотрудницы без исключения выглядели по последней моде: короткие обтягивающие юбки, глубокие декольте, висячие серьги, резкие духи. Дамам посоветовали обратить внимание на одежду более качественную и лучше сидящую. Посетив коллектив через несколько месяцев, имиджмейкеры услышали слова благодарности. Все, как одна, доложили, что теперь им легче сосредоточиться на работе и заключать контракты.

Преодолейте недостатки своей манеры поведения – это преграда на пути к успеху. Внешность и умение подать себя должны соответствовать тому, какая вы. Новый имидж не превратит вас в другого человека, он призван подчеркнуть ваши способности. Благоприятный имидж предельно повысит вашу уверенность в себе. И ваша задача – довести его до совершенства.

По материалам книги Мэри Спиллейн «Имидж женщины. Пособие для преуспевающей женщины».

Геннадий Горелик

К 2003 году шестнадцать государств, включая Россию, являющиеся членами Европейского космического агентства, смонтируют в космосе свою первую совместную базу. Это будет самый крупный и дорогой космический проект с момента высадки человека на Луну. Международная орбитальная станция размером с два футбольных поля будет весить 460 тонн. Срок ее эксплуатации – не менее десяти лет. Экипажи будут многонациональными. Станция ISS станет платформой для научных экспериментов в области сейсмологии, астрономии, биотехнологии, материаловедения, результаты которых должны найти непосредственное практическое применение. Главный упор будет сделан на медицинские исследования иммунной системы, работы мышц, обмена веществ в костях, процессов деления клеток. Если, допустим, удастся понять причину потери кальция в условиях невесомости, будет сделан еще один шаг в лечении остеопороза, от которого страдает так много людей.

Еще одно интересное поле деятельности – нейрофизиология, или ответ на вопрос о том, какое влияние оказывает невесомость на процессы деления клеток. На орбитальной станции клеточные культуры могут находиться в условиях невесомости более длительное время, чем при обычных космических полетах.

Конец каждого века сопровождается всплеском эсхатологических ожиданий – предсказатели и ясновидцы начинают особенно рьяно пророчествовать, предсказывая катастрофы и гибель человечества. Сколько раз это уже было! Но XX век, кажется, побил все рекорды. Предсказывается не только год всеобщей гибели, но и месяц. И предсказывает не кто- нибудь, а Нострадамус [* О Нострадамусе читайте в журнале «Знание – сила»: Э. Берзин. «Сын своего века», 1975, № 6; Э. Берзин. «О России. Предсказание Нострадамуса», 1991, N° 11; Э. Берзин. «Умел ли Нострадамус предсказывать?», 1993, № 12.], великий предсказатель всех времен и народов:

год 1999, седьмой месяц,

С неба придет великий король ужаса,

(Чтобы) воскресить великого правителя Анголмуа

(И) до, и после Марса править счастливо.

Итак, уважаемые господа, спешите видеть! Занимайте места поудобнее, не пропустите ни одного кадра из захватывающего блокбастера – «1999 год; седьмой месяц»!

Это предсказание было сделано Нострадамусом четыреста с лишним лет назад, и за это время нисколько не потеряло своей актуальности; скорее, наоборот: судя по современной российской прессе, с приближением рокового года его содержание представляется все ужаснее, а указанное событие – неотвратимее.

Но о чем, собственно, идет речь? Попробуем разобраться. Но прежде взглянем на эпоху и самого Нострадамуса. Почему к нему такое внимание? И судя по всему – доверие.

Титульный лист прижизненного издания «Пророчеств»

Мишель де Нотрдам…

родился 14 декабря[* Все даты приводятся по старому стилю.] 1503 года в маленьком городе Сан-Реми (Saint- Remy-de-Provence).

В 1518 году он начал учебу на факультете искусств в Авиньоне, папском центре. В 1521 году оканчивает факультет и получает степень магистра искусств. В 1529 году он приехал в Монпелье и поступил в медицинский университет этого города.

В мае 1544 года 43-летний врач появился в Марселе и принял участие в борьбе против эпидемии чумы, а затем – в Экс-ан-Провансе, где она бушевала десять месяцев. За успехи на медицинском поприще парламент Экса в 1546 году наградил Нострадамуса пожизненной пенсией.

После очередной поездки в Италию Мишель де Нотрдам выпустил предсказательный альманах на 1550 год[* Альманахи на 1550 – 1554 годы до наших дней не дошли. Первый дошедший до нас альманах выпушен в 1554 году.] На обложке этого издания впервые появляется псевдоним Nostradamus.

В начале лета 1555 года Нострадамус выпускает «Пророчества магистра Мишеля Нострадамуса». Это – собрание пророчеств о будущем Земли, написанных в стихотворной форме.

Прижизненный портрет Нострадамуса

Нострадамус за работой (с титульного листа первого издания «Пророчеств»)

Книга уникальная, не имеющая аналогов в истории оккультизма.

В 1557 году выходит второе издание этой книги – оно содержит 286 новых четверостиший, и общий объем его составляет 639 катренов в семи центуриях.

Следующее расширенное издание «Пророчеств магистра Мишеля Нострадамуса» вышло лишь после смерти автора, в 1568 году. В нем было 302 новых катрена, а общее число выросло до 942 в десяти центуриях. В этом издании впервые появилось большое пророчество в прозе, написанное в виде послания к королю Франции Генриху II.

Дети одного века

Подавляющее большинство авторов заостряет свое внимание именно на провидческом аспекте творчества Нострадамуса. При этом его образ неизбежно либо сдвигается в чисто оккультную плоскость, либо обретает черты авантюриста и шарлатана, недостойного мало-мальски серьезного исследования. И в том, и в другом случае фигура Нострадамуса оказывается вырванной из общего культурно-исторического контекста. А фон этот очень важен. Это время Леонардо да Винчи и Рабле, Кальвина и Торквемады. Все они и Нострадамус тоже – дети одного века.

Да, Нострадамус занимался астрологией и даже называл себя астрофилом, то есть любящим звезды; да, он издал книгу пророчеств. Но большинство деятелей Возрождения в той или иной степени отдали дань оккультным изысканиям. Творчество Нострадамуса в силу разных обстоятельств получило наибольшую известность, но оно отнюдь не уникально. Возрождение не сводилось к интеллектуальной или художественной революции, борьбе «старого» мировоззрения с «новым». Оно было насыщено яркими надеждами и горькими разочарованиями. С открытием Тихого океана выяснилось, что размеры Земли намного превышают предполагаемые; как оказалось, даже бывший владелец магазина морских карт Христофор Колумб сильно ошибался в оценке размеров нашей планеты. Картина мира внезапно расширилась, география и космология вторглись в общественное сознание эпохи. Это был шок.

Открытие Нового Света, а затем и Тихого океана неизбежно повлекло за собою изменение сознания. В период Возрождения уже было невозможно более оставаться личностью общины, корпорации, цеха, сословия, наконец. Общество стремительно эволюционировало от объединения цехов и корпораций к сообществу, состоящему из индивидуумов. В эпоху Возрождения появляется новое социальное понятие – личность. Эта тенденция достигла наивысшего проявления в XVI веке, в период, который застал Нострадамус.

Новому обществу нужна была новая наука, новое мировоззрение. В эпоху Возрождения наука перестала быть уделом исключительно узкого круга лиц – школяров и священнослужителей. Она вышла из узких рамок, где существовала ранее, – монастырей и университетов, и пришла в королевские замки, светские салоны и торговые дома. И эта наука уже коренным образом отличалась от науки эпохи Средневековья. Гуманисты и мыслители привлекли к формированию своей новой идеологии – в той или иной форме – магическое мировосприятие. Зачастую именно магия позволяла человеку стать свободным, а астрология как часть магии с ее системой уникальных, неповторимых гороскопов способствовала «вычленению» человека в отдельную личность со своими законами развития.

Более того, астрология бралась прогнозировать («предсказывать») этапы жизненной судьбы не только человека, но и государства. При этом прямо или косвенно подвергалась сомнению главенствующая роль Бога в человеческой судьбе; короли же, наместники Бога на Земле, выглядели в этой концепции либо обычными людьми со своими слабостями и пороками (звезды одинаково действуют на всех), либо слепыми игрушками в руках светил. Кардано даже составил и опубликовал гороскоп самого Христа.

Это трагическое противоречие Возрождения до сих пор ставит в тупик исследователей. Американский историк Чарлз Уилсон в своей книге «Преображение Европы. 1558 – 1648» пишет: «Оглядываясь назад, легко счесть их за мошенников; но перед тем как отвергать их, следует вспомнить, что часть тех, кто достиг научного величия в глазах последующих поколений, как Кеплер, добавляли изрядную дозу астрологии в свою астрономию… Этот иррационализм был не только результатом затемненного видения, возможно, это был жизненный компонент тогдашней интеллектуальной активности».

Э. Гарен, уделивший большое внимание истории оккультизма эпохи Возрождения, пошел дальше. Он полагал, что расивет магии и астрологии – одна из главных черт времени Ренессанса; интеллектуал эпохи Возрождения, считавший себя ученым, обязательно был оккультистом. Он пишет: «Ограничимся виднейшими фигурами: Марсилио Фичино уделяет «магии» весьма значительное место в своих книгах о жизни; Джованни Пико посвяшает ей смелую и волнующую апологию; Джордано Бруно называет мага мудрецом, умеющим действовать». Вообще эпоха Возрождения отмечена всплеском пророчеств. И «пророки» – люди самых различных воззрений и социального происхождения. Среди них – Лихтенбергер, астролог папского двора конца XV века; медик, естествоиспытатель, алхимик и маг Парацельс; малоизвестный ныне каноник французского города Лангра Ришар Русса; астролог французского королевского двора итальянец Лука Гаурико и, наконец, провансальский астролог и профессиональный врач Мишель Нострадамус.

Не следует думать, будто пророчество как особый, отдельный жанр утвердилось лишь в эпоху Возрождения. Учение о цикличности человеческой истории, тесно связанное с астрологией, появилось много веков назад, настолько давно, что уже не представляется возможным установить его авторов. Ее изучение в Европе не прекращалось никогда, причем особенно сильный импульс пришел с Ближнего Востока после Крестовых походов вместе Ј проникновением в Европу арабских, византийских и еврейских астрологических сочинений.

Кроме того, в Европе имелась своя собственная пророческая традиция, обусловленная господствующей здесь религией. В христианском учении, как известно, пророчество занимает очень важную роль. Вся Библия проникнута духом эсхатологии и прорицания, начиная от утверждения в Книге Бытия, что Господь создал «светила на тверди небесной… для знамений и времен» до апокалиптического повествования Иоанна, служивших прямым источником вдохновения для многих поколений христианских прорицателей.

А образ снятия семи печатей и следующих за снятием каждой из печатей событий? Он совпадает с еще иудаистской эсхатологической традицией, согласно которой миру отведено на существование шесть тысяч лет, согласно шести дням творения, по тысяче лет за каждый день. Начало же седьмого тысячелетия – снятие седьмой печати – знаменует начало конца современного нам мира. Второе пришествие, низвержение Антихриста, заточение дьявола и воцарение Царства Божьего на Земле. Еще через тысячу лет сатана будет выпушен из темницы «…и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Ibra и Магога, и собирать их на брань…» После этого произойдет финальная битва сил Добра и Зла, в ходе которой сатана потерпит окончательное поражение. Непосредственно вслед за этим произойдут воскрешение мертвых, Страшный суд (суд на вечность) и конец света. «Й увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет».

Итак, очень важный момент, до сих пор упускаемый исследователями Нострадамуса и светскими эсхатологами: от Второго пришествия и построения Царства Божьего до Страшного суда и воцарения богочеловечества должна пройти тысяча лет. И в результате получается, что сотворение мира от конца света отделяет семь тысяч лет.

Таким образом, работа христианских послебиблейских предсказателей значительно облегчалась. От них требовалось только установить верную дату сотворения мира. Иными словами, речь идет лишь об уточнении, временной привязке указанных в Библии поворотных моментов и о добавлении красочных подробностей к биографии Антихриста (который должен прийти к власти на Земле незадолго до снятия седьмой печати), его предтеч и сторонников.

Как мы увидим, Нострадамус пошел по этому пути дальше всех остальных прорицателей.

Статуя Нострадамуса, установленная в церкви города Салона

Что представляют собой пророчества Нострадамуса?

Прежде всего нужно сказать, что все они очень туманны и загадочны. Если кто-то надеется, что бегло ознакомившись с оригинальным текстом «Пророчеств» или с их хорошим переводом (который, кстати, сделать очень трудно, так как катрены изобилуют анаграммами, словами греческого, латинского и провансальского происхождения, сокращениями и словами, ныне вышедшими из употребления), он получит ясное представление о том, что и когда, по мнению Нострадамуса, ожидает наш мир в будущем, то сильно ошибается. Нострадамус за очень редким исключением не датировал свои предсказания, во всем объеме пророчеств встречается только четырнадцать точных дат. Кроме того, катрены скомпонованы без соблюдения хронологического принципа.

Причина «заметания следов» вполне понятна. Основная мысль пророчеств, несмотря на всю их туманность, совершенно ясна: ничего хорошего человечество не ожидает. Войны, катастрофы, массовые убийства, гибель коронованных особ, намеки на революции – есть от чего впасть в отчаяние! Такая пессимистическая картина будущего вполне могла повлечь за собой обвинения со стороны властей, и Нострадамус, очевидно, решил завуалировать картину и сделать ее более абстрактной.

Начнем с предисловия к главной книге – оно носит название «Предисловие М. Нострадамуса к своим пророчествам. Моему сыну Сезару Нострадамусу (с пожеланием) долгой жизни и счастья». «Твое позднее рождение, сын мой Сезар Нострадамус, побудило меня к долгой ночной работе, чтобы оставить тебе память о твоем отце, записав на бумаге то, что открыл мне Божественный дух через обращения небесных светил, на общее благо людей…

Уже давно я часто предсказывал наперед, что произойдет, указывая при этом, в каком месте это произойдет… Предсказанные события, как хорошие, так и плохие, происходили во всех уголках света… Однако, не желая причинить вреда не только нынешним временам, но и в особенности грядущим, я принял решение молчать и не записывать своих предсказаний. Ибо царства, группировки (sectes) и религии претерпят столь значительные изменения, что воистину станут полностью противоположными своему нынешнему состоянию. И если бы я раскрыл, что случится в будущем, люди этих царств, группировок, религий и вер сочли бы это будущее столь мало соответствующим тому, как они его себе предста amp;тяют, что они прокляли бы то, что будущие поколения увидят и поймут…».

Нравственные границы пророчества Нострадамуса – это опасение вселить страх перед будущим. И не просто страх – неверное истолкование, потому что его основная мысль: мир ожидают глобальные перемены, которых не удастся избегнуть ни политикам, ни церковным иерархам, ни группировкам, ведущим борьбу за влияние на троны, ни новым религиозным течениям (очевидно, протестантским). Слово «царства» («regnes») можно перевести и как «правительства». Автор прозрачно намекает, что королевская власть не вечна.

Идея грядущих перемен в политическом устройстве Европы вообще и во Франции, в частности, высказывалась неоднократно и до Нострадамуса.

Портрет Нострадамуса кисти его сына Сезара

Парацельс в собрании своих пророческих гравюр под вторым номером поместил изображение трех французских геральдических лилий. Авторский комментарий к этой гравюре говорит сам за себя: «Цветок вырос до предначертанной высоты. Тот, кто вырастил его, станет и виновником его увядания. Мудрость и страх Господень могли бы спасти тебя, но ты пренебрегла ими, обольщенная собственным любомудрием».

В предисловии к своим пророчествам Парацельс выражается еще более конкретно: «Многие говорят и пишут, каждый согласно своим способностям. Я не отвергаю того, что другие сделали в своей мудрости, ибо многочисленны предвестники крушения Монархии».

Но вернемся к Нострадамусу. «Потом я решил, – пишет он, – отказаться от этого правила, чтобы сообщить о приходе (к власти) простонародья и в темных и загадочных выражениях рассказать о переменах в судьбах человечества, хотя бы наиболее важных, не оскорбляя при этом их хрупких чувств…». Это одно из самых значимых мест в текстах Нострадамуса. Даже очень скептически настроенный Э. Леони пишет: «Это может означать, что Нострадамус во всяком случае предвидел тот эпический социальный катаклизм, который мы знаем под названием Французской революции».

Но опягь-таки ошибочно считать, что Нострадамус был единственным в своем обществе человеком, предсказывавшим приход к власти простого народа. Франсуа Рабле по неизвестным нам причинам счел нужным поместить в первом томе своей книги «Гаргантюа и Пантагрюэль» (вышедшем в 1534 году) стихотворение «Пророческая загадка» Меллэна де Сен- Желе (1491 – 1558):

Откуда-то придут в наш край родимый

Такие люди, коим нестерпимы

Ии отдых, ни веселие, ни смех,

И кои, не считая то за грех,

Людей любого званья совратят,

Повсюду сея распрю и разлад.

И если кто-нибудь любой ценой

Решит пойти дорогою такой,

Того слова прельстительные их

Натравят на друзей и на родных.

Не будет стыдно дерзостному сыну

Вонзить кинжал отцу родному в спину,

И даже на носителей корон

Меч подданными будет занесен. *

Повсюду станут воздавать почет

Не тем, кто справедлив,

а тем, кто лжет,

Ибо рассудок подчинится слепо

Сужденьям черни, темной и свирепой,

К соблазну жадной, подлой, суеверной.

О, сей потоп, прискорбный

и безмерный!

Потопом смуту вправе я назвать:

Она не станет времени терять.

И всю страну охватит, и не минет. *

* Выделено мной. – А П.

Итак, понятно: провансальский прорицатель органично вписывается в контекст своего времени. Его писания как, безусловно, самого известного прорицателя эпохи Возрождения, еще при жизни познавшего всеевропейскую славу, не были новаторством. Вдохновение, а может быть, и какие- то подсказки он черпал из книг современников и более ранних авторов. При этом главные – либо источники семитского (арабского или еврейского) происхождения, либо работы средневековых авторов, таких, как Пьер д’Айи, и других.

Но есть и кардинальное отличие Нострадамуса от его предшественников.

Нострадамус перестроил последовательность событий и создал свою хронологию «от сотворения мира», которая сегодня представляется попыткой смешать иудейскую и христианскую традиции. Он первым предположил, что конец света произойдет много позднее, чем считали его современники, и что антихристов будет не один, а несколько.

А теперь – об этом знаменитом, «зловещем» катрене. С него начался разговор, им его и завершаем.

Конец света откладывается на неопределенный срок

Год 1999, седьмой месяц,

С неба придет великий король ужаса,

(Чтобы) воскресить великого

правителя Анголмуа

(И) до, и после Марса править счастливо.

Вот как выглядит этот текст на французском языке:

L an mil neuf cens nonante neuf sept mois,

Du del viendra vugrand Roy d'effrayeur:

Resusciter le grand Roy d Angolmois,

Auant apres Mars regnerpar bonheur.

Что апокалиптического в этом катрене? Ровным счетом ничего, если не считать второй строки: «С неба придет великий король ужаса». Однако любой знаток французского языка после некоторых раздумий согласится с тем, что вышеприведенный перевод очень приблизителен. Начнем с того, что гоу (в современном написании – roi) означает не только короля, но вообще правителя. (Вспомним, например, как в России того же XVI века говорили о «собаке крымском царе», хотя тот был вовсе не царь, а хан.) «Страшный» же эпитет «Roy d’effrayeur», «Король ужаса», также неоднозначен. Вполне возможно, что изначально это слово выглядело как «Roy defrayеиг» («Король- искупитель»). Это предположение не выглядит фантастичным, если учесть, сколько явных ошибок и опечаток вкралось в текст Нострадамуса. Да и исходный вариант – «grand Roy d’effrayeur» – звучит для французского уха не столь ужасно. Можно перевести его и как «король, .внушающий испуг». Что же у нас получается?

(В) седьмом месяце 1999 года

С неба придет великий правитель ужаса,

(Чтобы) воскресить великого правителя Анголмуа

(И) до, и после Марса править счастливо.

К первой строке мы еще вернемся, а сейчас сосредоточимся на третьей, в которой, по нашему убеждению, кроется весь смысл пророчества. Кто такой «великий король Анголмуа»? Зарубежные исследователи (прежде всего американские) утверждают, что «Angolmois» – не что иное, как анаграмма «Mongolois» («монгольский»), и на этом основании делают вывод о появлении на рубеже столетий нового Чингисхана, жестокого и удачливого завоевателя, от которого всему миру придется несладко. Некоторые авторы примешивают сюда Китай, Индию и Россию. Я не собираюсь подробно останавливаться на этой гипотезе, ее абсурдность (так же, как и ее политическая ангажированность) очевидна. Замечу лишь, что слова «mongolois» во французском языке нет и не было. Есть два слова для обозначения этого понятия: «mongolien» и «tongolique», первое из которых употреблялось в старые времена.

Думаю, «Angolmois» – это механическая смесь слов «Angoumois» и «Angouleme». Ангумуа, или графство Ангулемское – регион Франции. Известен он коньяком, родиной которого является (город Коньяк находится в Ангумуа). Однако Ангулем знаменит не только этим. На этой земле увидел свет один из замечательнейших людей своего времени. По странному совпадению, он был королем и современником Нострадамуса.

Франциск Орлеанский Валуа … графАнгулемский и герцог Савойский, родился в Коньяке 12 сентября 1494 года. На престол он взошел в 1515 под именем Франциска I. Это был очень деятельный и противоречивый монарх. Среди его деяний – продолжение опустошительных и по большому счету бессмысленных итальянских войн, и в то же время именно он положил им конец. Он изо всех сил пытался укрепить державу, много воевал и даже на одной из войн был пленен. Интересно, что парижане всем миром собрали деньги на выкуп монарха. Уже тогда современники чтили Франциска не за военные удачи и просчеты. Когда молодой и прогрессивный король взошел на престол, в памяти еще был жестокий тиран Людовик XI и его злодеяния. Франциск был полной его противоположностью, именно он открыл двери страны свободолюбивому и гуманистическому духу итальянского Возрождения, способствуя распространению его идеологии не только во Франции, но и во всей Европе. Именно он собрал при своем дворе поэтов и живописцев – прежде всего итальянского происхождения. История никогда не забудет ни того теплого приема, который Франциск I оказал великому Леонардо да Винчи, ни того, что он фактически спас от церковных преследований Франсуа Рабле. При этом он не вмешивался в дела людей искусства, не указывал, что и как следует делать. Именно Франциск придал французскому языку статус официального (вместо латыни), основал государственную типографию и Коллеж.

В Лувре есть два портрета Франциска I. Первый – официальный, «для истории», принадлежащий кисти Ж. Клуэ. Благородный удлиненный нос, ни единой живинки в лице, невозможно понять, о чем думает монарх. Лишь орден св. Михаила на груди символизирует торжество разума и просвещения над тьмой невежества и злобы. Но стоит взглянуть на второй портрет, принадлежащий кисти Тициана, как отпадает всякая потребность в знании «орденской символики» той эпохи. Великий итальянец изобразил человека жизнерадостного, открытого, лицо которого озарено широкой улыбкой. Он того и гляди рассмеется, но не позволяет этикет. Настроение портрета (кстати, он находится в двух шагах от «Джоконды» Леонардо) настолько сильно, что передается зрителю и сейчас, спустя пять столетий! Нет, сомнений быть не может: он – монарх с человеческим лицом, явление совершенно немыслимое в прежние времена.

Нострадамус и его единомышленники не могли не испытывать симпатии к «великому королю Ангумуа», период правления которого казался тем более блестящим и спокойным на фоне хаоса, в который оказалась ввергнута Франция при его преемниках.

С именем Франциска I связывалась целая эпоха, о возвращении которой, как нам думается, и идет речь в катрене.

Ключевое слово третьей строки – «воскресить». Наличном гербе Франциска красовалась саламандра, объятая пламенем, – существо культовое для алхимиков, ведь она возрождается из огня! Девиз Франциска гласил: «Nutrisco et extinguo», «Я питаю его (огонь), и я гашу его». Наконец, Франциск был человеком Возрождения, а сам глагол «возрождаться» близок к глаголу «воскресать».

Что такое «король, внушающий испуг»? Об ожидаемом затмении 11 августа 1999 года (29 июля – седьмою месяца – по юлианскому стилю, при котором жил Нострадамус) говорено более чем достаточно. Однако можно ли назвать затмение чем-то, «внушающим испуг»? Можно, но лишь для варварских племен. Да к тому же в катрене нет указания на то. что «ужас», или «испуг», внушенный этим «королем», хоть как-то оправдан. Что касается сакраментального уточнения, будто он придет с неба, то мне кажется, это всего лишь поэтическая метафора. «Venir du del» («приходить с небес») может означать просто возвышенное состояние духа. Эта метафора используется и теперь; например, шансонье Франсис Кабрель поет:

Je viens du del et les etoiles entre elles

Ne parlent que de toi…

(Я прихожу с небес,

и звезды между собою

Говорят лишь о тебе…)

Таким образом, катрен неожиданно обретает гуманитарно-поэтическое звучание, полностью теряя апокалиптическое содержание. Неясным остается лишь смысл последней строки. Слово «Mars» можете равной долей вероятности означать и «Марс», и «март». Может, речь идет об одном обороте Марса (два года)? «Bonheur» означает «счастье, благополучие». Счастье для кого – для монарха или для его народа? Скорее всего, для народа. Вряд ли кто-нибудь будет отрицать, что нынешняя культура переживает глубокий кризис, культурный кризис переживала и доренессансная Европа. Возрождение принесло человеку Европы освобождение от тесных рамок, в которых он задыхался, – человек общины, цеха превращался в человека мира. Возрождение несло терпимость к чужим взглядам, убеждениям и верованиям; диалог культур стал возможным именно благодаря ренессансной идеологии. Что несет нам грядущее Возрождение? Эволюцию человека мира в человека Космоса? Появление новых, невиданных доселе форм творческого самовыражения?

В сегодняшней Европе рушатся границы – замечательный пример того, как государственные правители облегчают выполнение духовных и творческих задач. На Европу смотрит весь мир, напряженно следя за беспрецедентным экспериментом по объединению стран, многие из которых считали друг друга врагами.

Возвращаясь к нашему герою, доктору Нострадамусу, следует вспомнить о 94-м катрене III центурии, который, судя по всему, имеет прямую связь с пророчеством о 1999 годе:

De ting cens ans plus compte Ion tiendra,

Celuy qu 'estoit I bmement de son temps:

Puis a vn coup grande clarte donra,

Qui par ce siecle les rendra trescontens.

Более пятисот лет будут принимать во внимание (вспоминать)

Того, кто был украшением своего времени.

Затем он внезапно прольет великий свет,

Что сделает (людей) очень довольными своей эпохой.

Итак, дела короля намного переживут его самого; более того, эпоха, которую он застал, повторится через пятьсот лет и сделает жизнь людей счастливой. Вот какую посмертную судьбу уготовил магистр Нострадамус своему современнику, фафу Атнулемскому, известному в истории под именем Франциска I, христианнейшего короля Франции.