Рыцарские замки нашей фантазии украшены залами, где взорам гостей предстают блистательные портреты хозяев, а по обе стороны от них тянутся ряды предков, поражающие проблесками фамильного сходства, но уводящие к портретам совсем незнакомым. Подобной цитаделью человека стала вся наша планета. Образы его предков можно увидеть почти на всех континентах: «рудольфенсисы», «эректусы», «афарские австралопитеки», «гейдельбергские люди». В последние годы обретение всякого нового портрета сопровождается бурными приветствиями и дискуссиями: «N** жил 155 тысяч лет назад – и где-нибудь в Персии! Чей он брат и кому отец? М** жила 157 тысяч лет назад – и в долине Меконга! Как звали ее младшего сына?» На наших глазах генеалогическое древо человека уже превратилось в подобие мангровых зарослей, а поиск давних фамильных ценностей все продолжается. Некогда прямолинейная история рода напоминает теперь запутанную семейную хронику – «Тайны дома Homo».

На фоне этой царственной династии, ведущей происхождение от «варяга» из краев полуденных – Обезьяна Первого, имя которого пока не выяснено, животные кажутся явными бастардами. Их генеалогия мало кому интересна и никак не популяризована. Если человек произошел от обезьяны, то от кого обезьяна? Ответ давно дан, но, похоже, мало кого волнует. Прямые наследники первых сапиенсов мало склонны задумываться о чужих предках последних львов.

Тысячелетиями люди боролись с животными, боялись их и почитали, а обманув, перехитрив, безжалостно расправлялись с ними. Теперь, как всякий человек, натерпевшийся страха «из-за пустяка», не перестают улыбаться и потешаться, глядя на тех, кого прежде пугались. В центре всеобщего внимания застыл царь зверей, голый, забавный, беззащитный. Вымирающий.

Животные уходят на покой и исчезают, сметенные ураганом человеческой цивилизации. Их жизнь заслуживает серьезного, взвешенного исследования, а происхождение – тщательного анализа. То и другое привлекает ученых, посвящающих свою жизнь фундаментальным работам, в которых описаны те или иные виды, но эти сухие, взвешенные работы, классифицирующие некую «безродную, безликую зверюшку», оказываются даже не на периферии, а за пределами внимания публики.

Pabcetus

Rodhocetus

Природа превращается в один огромный «сад камней». Кажется, крупным животным скоро не будет здесь места. Поданным Всемирного фонда дикой природы, темпы вымирания диких животных сейчас в тысячу раз выше, чем в начале XX века.

Братья наши меньшие гибнут в изгнании – за стенами зоопарков или в чудом уцелевших рощицах и лесках. Их происхождение зачастую столь же неясно и путано, как далекое прошлое человека. Фамильная галерея их предков пополняется; только в этот музей, как во многие музеи сейчас, публика не спешит заглядывать. Войдем же в одну из зал, которая как раз недавно украсилась новыми экспонатами.

По сообщению журналов «Science» и «Nature», последние открытия, сделанные в Пакистане, позволяют, наконец, восстановить родословную китов – этих, в прямом смысле слова, безземельных бастардов, чьим предком 50 миллионов лет назад было странное, химерическое существо Pakicetus, внешне напоминавшее крысу, свинью и волка одновременно. «Его открытие можно сравнить с открытием археоптерикса или австралопитека» – полагает французский зоолог Кристиан де Мюзон.

Трудно было найти столь разных зверей. С одной стороны, мощный кит с обтекаемым телом, с плавником вместо хвоста и скрытыми под толстым жировым слоем рудиментами таза и конечностей; он идеально приспособлен для жизни в воде. С другой стороны, тонконогий зверь с крохотными копытцами на пальцах, рыскавший близ водоемов в поисках добычи. Облик его помогла восстановить недавняя находка американского палеонтолога Ханса Тевиссена из Огайского университета; он отыскал череп, напоминавший своей формой череп кита, а также фрагменты позвоночника и ног. Это животное отличали мощные челюсти, близко посаженные глаза и мускулистый хвост.

Генетический анализ еще раньше показал, а эта находка подтвердила, что предки китов были родственниками бегемотов. «Морские млекопитающие восходят к парнокопытным, – подчеркивает Ханс Тевиссен. – Очевидно, пакисетиды жили на суше; они умели быстро бегать и вели, наверное, такой же образ жизни, как львы».

Их потомки стали жертвами естественного отбора; их оттеснили из привычного им ареала. Сперва они лишь прятались в воде, нападая, подобно крокодилам, на сухопутных животных. Очевидно, они жили в дельтах рек, в поисках добычи все чаще заплывая в море, а не выбегая на сушу.

Там же, в Пакистане, Филипп Джинджерих из Мичиганского университета заглянул на одну из следующих страниц эволюции кита. В нее был вписан Rodhocetus, живший 47 миллионов лет назад, – своего рода помесь дельфина с крокодилом. Этот морской хищник весил от четырех до пяти центнеров. Между его пальцами уже появились плавательные перепонки, хотя на передних ногах сохранились копыта. Подобно морским львам, родоцетус мог выползать на сушу, но подолгу разгуливать там не мог.

В последующие восемь миллионов лет сухопутный хищник окончательно превратился в кита. Сперва появился двухметровый Dorudon, сохранивший крохотные задние лапы; затем – змеевидный Basilosaurus длиной 15 метров и весом пять тонн, ошибочно принятый поначалу за рептилию. Он уже не мог выбраться на сушу, иначе бы вес собственного тела раздавил его. Так, одна из ветвей древа парнокопытных скрылась под водой.

В фамильных галереях многих видов животных не обойтись без фивдял человека. Охотник и дрессировщик, он стал для зверья Богом грозным и неумолимым. Миллионы лет история была дистанцией, где соревновались животные, но в последние тысячи лет, когда в эту борьбу активно включился человек, стала финишной прямой для многих видов. Их судьба – погибнуть или покориться человеку, пригодиться ему. По мостку этой альтернативы прогарцевала лошадь, став спутницей человека.

Лошадь была одомашнена гораздо позже свиньи и осла, овцы и козы, собаки и коровы. Причиной тому явился климат. Лошадь плохо переносила влажный, жаркий климат Средиземноморья и прилегающих регионов – области, где зародились древние цивилизации. По мнению многих историков, первыми приручили лошадь жители степей Восточной Европы. Так, при раскопках стоянки Дериевка на Украине (IV тысячелетие до новой эры) было найдено немало костей животных, причем почти две трети их составили кости лошадей.

Иное обоснованное мнение высказал недавно немецкий археобиолог Ханс-Петер Юрпман: «На стоянках первобытного человека находят многочисленные кости оленей, но ведь никто не предполагает, что там доместицировали этих животных». Его смущает «слишком долгий промежуток времени, почти два тысячелетия», отделяющие Дериевский могильник от появления домашней лошади в Передней Азии. «Такое полезное животное, как лошадь, распространилось бы гораздо быстрее, даже несмотря на неподходящий климат».

По его мнению, лошадь одомашнили гораздо позже. Что же заставило человека взяться за такую трудную задачу, как приручение лошади – животного недоверчивого, пугливого? Долгое время люди в основном охотились на лошадей. Может быть, их стали разводить ради мяса и молока? Это было невыгодно. Домашняя лошадь явно уступала корове: ела травы больше, а мяса давала меньше. По подсчетам немецкого историка Корнелии Беккер, «на один килограмм мяса лошадь потребляет травы на треть больше, чем крупный рогатый скот. Кроме того, в неволе ее надо подкармливать зерном – лошадь становится прямым конкурентом человека».

Долгое время считалось, что мифа ции индоевропейских племен в IV тысячелетии до новой эры были невозможны без использования лошади. Но поскольку нет доказательств, что лошадь к тому времени уже приручили, остается признать, что главной тягловой силой оставались волы и ослы.

Время лошади пришло позже – в бронзовом веке. Она явилась «идеальным орудием торговли», главным транспортом той эпохи – «кораблем долин и степей». Лошадь лучше осла: быстрее, сильнее и послушнее его. С ней проще было отправляться в дальние поездки за оловом и медью, из которых выплавляли бронзу, а также за бронзовыми изделиями, ведь их изготавливали лишь в отдельных культурных центрах Евразии.

На этом фоне вовсе не случайным кажется, что сразу в разных частях Евразии – на Пиренейском полуострове, на Балканах, в Северной Анатолии и Закавказье – пытаются приручить лошадь. Именно здесь находят первые рудники и плавильные печи бронзового века. В XIX – XX веках новой эры бурное развитие промышленности привело к появлению быстроходных паровозов, кораблей, автомобилей и летательных аппаратов. В XX – XIX веках до новой эры бурное развитие промышленности привело к появлению лишь одного быстроходного вида транспорта, но какого: повозки, запряженной лошадьми! Теперь стали процветать равнинные районы Передней Азии, где лошадь могла нестись стрелой, непрерывно перевозя из одного «конца света» в другой сырье, товары, идеи.

Разумеется, это не могло не вызвать зависть соседей. Все второе тысячелетие до новой эры не стихает борьба за контроль над месторождениями олова и торговыми путями, по которым оно доставлялось. В это время начинается новая история лошади. По тем же степным просторам, где недавно неслись повозки с рудой или бронзовой утварью, теперь помчались боевые колесницы, решая судьбы сражений.

Как видите, уже история приручения лошади полна вопросов и неясностей. Что же говорить о начале этого зооспектакля? Первые его участники в пору бескормицы нагло прокрадываются к объедкам, разбросанным близ стоянки первобытного человека. У них есть клыки и когти, чтобы постоять за себя; у них есть стая, чтобы защитить каждого попавшего в беду. Голод пересиливает страх. Худой мир входит в привычку; хитрецу и наглецу охотиться лучше сообща. Так – номером «Волк – друг человека» – открывается упомянутое представление, по ходу которого «огромный, прекрасный волк, боязливо сверкавший беспокойными глазами» (Г. Гессе), получает прозвище «милой, забавной собаки». Когда же все началось? Какую дату сохранили «скрижали истории»?

Долгое время считалось, что человек начал приручать волка около 14 тысяч лет назад. Эту дату подтверждали археологические находки. Верный «друг человека» помогал на охоте и охранял от хищных зверей и иноплеменников.

Однако в последнее время генетики все чаще сомневаются в указанной дате. Большой интерес вызвало исследование, которое провел зоолог Роберт Уэйн из Калифорнийского университета. Он сравнил ДНК волков, шакалов, койотов и собак различных пород. Однозначно было доказано, что все собаки происходят от волка. Еще удивительнее был другой результат: отношения человека и волка начались более ста тысяч лет назад, когда появился Homo sapiens.

«Возможно, именно тогда, – говорит Уэйн, – волк превратился в собаку». Внешне он вряд ли изменился. Именно этим можно объяснить, почему археологи не находят кости собак, относящиеся к той далекой эпохе. Только когда человек перешел к оседлому образу жизни и изменились требования к четвероногому помощнику – в нем перестали видеть лишь охотника, – тогда начал меняться облик «волка-собаки». Прежде люди отбирали в основном щенков, наделенных волчьей статью: они лучше всего годились для охоты за диким зверьем, тогда как животные слабые, низкорослые быстро гибли на охоте.

По мнению других биологов, не ясно даже, кто кого приручил. Сто тысяч лет назад человеку не хватило бы ума удержать возле себя такого смышленого зверя, как волк, считает Грегори Окленд, сотрудник Корнеллского университета: «Древний волк сам себя доместицировал, поскольку близ поселений человека возникла новая экологическая ниша: там всегда можно было найти остатки пищи».

Волк не стал конкурентом человека. Наоборот, волк и человек начали загонять добычу вместе, а потом делить ее. Так образовался удивительный симбиоз двух ловких и хитрых охотников.

Эволюция животного мира изобилует отрывочными сведениями и белыми пятнами. Мы по крупицам, в спорах и сомнениях, восстанавливаем родословную человека. Далекое прошлое любого вида животных полно своих семейных тайн. Земля – это огромная, спрессованная книга, где в слоях песчаника и глины, невидимые для нас, лежат косточки-буквы – подлинные скрижали истории, летопись, начатая задолго до появления человека. Порой каждая новая строка меняет отношение ко всему прочитанному прежде. Мы медленно пробираемся в прошлое, разгадывая чужие родословные, а последние потомки исследуемых нами родов стремительно вымирают, сами уходят в прошлое, оставляя после себя Землю – обширный «сад камней» или мертвый свиток, запечатлевший мозаику из косточек-букв.

P.S. Кстати, фраза «человек произошел от обезьяны» для многих в нашем мире по-прежнему ересь. Так, в 1999 году Институт Гэллапа провел опрос в США, из которого явствовало следующее. Почти половина американцев (48 процентов) верят, что Бог создал человека в течение последних 10 тысяч лет. Сорок процентов жителей США считают, что миллионы лет эволюция всего живого на нашей планете протекала так, как велел Бог. И лишь 9 процентов считают, что Бог вообще никак не участвовал в эволюции жизни.

«Знание-сила» 50 лет назад

Ивану Васильевичу Мушкетову принадлежит честь открытия и первого исследования многих ледников в Центральной Азии. Он измерил их протяженность, ширину и толщину ледяного покрова, установил, с какой скоростью они движутся, на какой высоте зарождаются и где обрываются, питая горные реки. Он внес существенные поправки в географическую и геологическую карту Средней Азии.

– Наш Мушкетов, – говорили друзья, – достоин успеха. Он немалой ценой добился своего.

И это было действительно так. Питомец Новочеркасской гимназии, он четырнадцати лет осиротел. Оставленный без всяких средств к существованию, мальчик сам стал пробивать себе дорогу в жизни; нашел заработок – давал уроки детям состоятельных родителей.

Гимназисту особенно полюбились естественно-исторические предметы, которые «возбуждали склонность к природе». Он пристрастился собирать коллекции разноцветных минералов. Под крышкой парты хранились груды камней, камешков, отчего товарищи окрестили его «каменщиком».

Потом стал студентом Петербургского горного института. Еще на студенческой скамье он самостоятельно подготовил свою первую научную работу. Ему нелегко жилось, но упорство побеждало трудности.

В 1872 году с дипломом горного инженера Мушкетов уезжает на Урал, где знакомится с известными месторождениями полезных ископаемых. Весной любознательный инженер предпринимает длительную экскурсию по реке Чусовой, где приобретает практические навыки в полевых наблюдениях. Летом он получает назначение – младшим чиновником особых поручений по горной части при генерал-губернаторе Туркестана. Иван Васильевич расстается с Уралом и уезжает в Ташкент.

Три года пробыл Мушкетов в таинственном краю, пробирался в самые его глухие уголки, отдал изучению недр весь нерастраченный жар своей молодости. Сначала он посетил западные склоны Тянь- Шаня – хребет Кара-Тау и Бадамские горы. Эти исследования, по словам самого Мушкетова, «возбудили много чрезвычайно интересных вопросов по геологии Туркестана, показали, что решение практических задач горного дела возможно только при более обширном знакомстве с малоизвестным краем».

Впоследствии, будучи старшим геологом Геологического комитета, он изучал Кавказ. Так, в одно лето он успел побывать на каменноугольных и марганцевых месторождениях в районе реки Рион, на минеральных источниках Пятигорска и совершить восхождение на ледники Казбека и Эльбруса.

Весьма плодотворным был его визит в Липецк. Старинный курорт «дышал на ладан»: катастрофически падал суточный дебит воды. Минеральные источники считались исчерпанными до дна. Мушкетов опроверг эту поспешную точку зрения. Он установил, что запасы целебной воды едва початы. Надо заложить скважины в других местах. Его совета послушались: курорт вернул утраченную было популярность.

Этот случай утвердил за Мушкетовым славу «волшебника». И когда угрожающе пополз вниз суточный дебит на знаменитых Кавказских Минеральных Водах, к нему обратились с просьбой выручить.

С каждым годом популярность Мушкетова- педагога росла. Он создал в Горном институте школу русских геологов – горных инженеров, хорошо знакомых не только с добычей руд, но и с методами исследований новых месторождений.

Многие его воспитанники, направляемые строгой и дружеской рукой, стали докторами наук, профессорами, академиками. К их числу принадлежат такие известные геологи, как академик В А Обручев. И все они с сердечной признательностью отзывались о своем учителе, в трудную минуту прибегали к его помощи, до глубоких седин сохраняли о нем благодарную память.

Мысль написать эту статью появилась у нас в цветущем Киеве, куда мы были приглашены на семинар по экологической этике.

Некая журналистка, молодая и «зеленая» (поскольку она представляла Социальноэкологический союз), взяла на себя труд привезти туда буклет «Короли и капуста» (МСоЭС, 2000), рассказывающий об опасности генетически измененных (или модифицированных) организмов – которые в руках транснациональных корпораций становятся не только источником сверхприбылей, но и разрушительной силой для здоровья людей и природы. Выступление журналистки сопровождалось восклицаниями: «Генетически измененные продукты! Дети с измененным геномом! Они угрожают экологии планеты!

Надо что-то делать!».

Именно так реагирует массовое сознание на проблему генетической модификации.

В основном, эта реакция продиктована опаской «как бы чего не вышло» или страхом перед «доктором Моро» – создателем уродливых и всесильных мутантов. А что на самом деле?

В генетически измененных видах можно видеть как угрозу биосфере, так и панацею для решения глобальных проблем. Попробуем разобраться.

Панацея из ящика пандоры

Не станем повторять, почему нынче генетика – «наука будущего», и какие перспективы сулят высокие технологии генной инженерии – об этом «Знание – сила», кажется, прожужжал все уши. Очевидно, что уже несколько десятилетий две важнейшие потребности человека – пиша и здоровье – удовлетворяются с применением высоких технологий. Организмы с искусственно измененным геномом поставляют свои ткани и продукты жизнедеятельности на наш стол и в нашу аптечку. При всем натура!изме это, так сказать, медицинский факт. Хороший или плохой?

Хороший] Если не сказать больше – это единственно возможный способ выживания для нас. Никуда не деться от того, что человечество растет, как на дрожжах. Что, кстати, следует понимать буквально – учитывая, сколько дрожжей глотает с пивом и хлебом Робин-Бобин шестимиллиардного населения, и сколько, благодаря дрожжам, раскрыто тайн молекулярной биологии и произведено лекарств (соответственно, чтобы лечить Робин-Бобина больной живот). И единственный способ добыть еду для этого растущего обжоры – генетически модифицированные организмы.

Изобретений, применяемых здесь, не счесть. От очевидных, когда растениям внедряют гены устойчивости к вредителям, засолению или морозу, а животным – гены ускоренного роста или сопротивляемости к болезням, до весьма оригинальных. Примеры? Выращивание особых штаммов грибов и водорослей, чтобы получать биомассу с заданным вкусом из любого мусора. Или использование бактерий для производства ферментов. Или разведение бескрылых мух-мутантов, чтобы за какую-нибудь неделю превращать отходы в белых червячков – богатый белком и микроэлементами продукт (их сушат, стерилизуют и добавляют в корм скоту, но кто знает – может, и в майонез).

Увлечение генной инженерией грозит распространиться на тысячи видов, используемых людьми, – их список особенно богат в Юго-Восточной Азии, где в рядовом гастрономе лежат жуки, морские звезды, гнезда из слюны стрижей… Разве это можно ссть?! Именно преодоление брезгливости и внедрение биотехнологий может решить глобальные проблемы; нехватку пищи – созданием высокопродуктивных пород, опустынивание – высадкой устойчивых к засухе растений, избыток углекислоты – разведением быстро растущих пород деревьев.

Однако есть и обратная сторона медали.

Коренное улучшение болезней

Опасность биотехнологий для здоровья человека не только (и не столько) в генетической модификации. Скорее, в общей «химизации» продуктов. Гормоны и антибиотики, которыми пичкают домашних животных, провоцируют у нас аллергию, опухоли, преждевременное половое созревание и прочие недуги. Удобрения, фитогормоны, красители и защитные вещества делают растительную пищу по-настоящему ядовитой. Глядя на эти «пластиковые» овощи-фрукты, невозможно поверить, что они выросли на земле (так и есть – их растят на искусственных средах). Но «высокотехнологичные» продукты лучше хранятся, а то, что они перенасыщены «химией» и бедны микроэлементами и витаминами, – не волнует производителя и продавца.

Впрочем, потребитель на этой войне хоть и вяло, но дает отпор. В цивилизованных странах население добивается ужесточения контроля за содержанием вредных веществ – посредством правовых механизмов и давления общественного мнения. Всс чаще люди голосуют кошельком, покупая так называемые органические продукты, то есть выращенные без применения высоких технологий. Кстати, в этом плане у россиян преимущество – у наших продуктов более «земное» происхождение (отчасти благодаря индивидуальным садам- огородам).

Особая опасность «техногенных» продуктов – их влияние на микроорганизмы. Журнал «Знание – сила» неоднократно рассказывал о том, сколь важны для нас эти крохотные существа. И капризны – с ними легко поссориться. В первую очередь, посредством антибиотиков и токсинов, поступающих в организм с пищей. Полезные сожители гибнут, их место занимают болезнетворные. Отсюда дисбактериозы, желудочно-кишечные и обменные заболевания.

Кроме того, «химия» ускоряет естественную эволюцию микроорганизмов. Само человечество стало ретортой, в которой фабрикуются опасные химеры, нечувствительные к лекарствам и к иммунной защите. И получается, что обычные кишечная палочка, стрептококк или сальмонелла (до XX века вызванные ею отравления были большой редкостью) сегодня порождают эпидемии трудноизлечимых синдромов.

Наконец, угрозу несет непосредственное проникновение в наш организм чужеродных генов – посредством вирусов. Вероятность того, что «блуждаюший» ген попадет вначате в клетки микрофлоры, а затем и в стенку кишечника, вызвав опухоль, очень мала. Другое дело – хирургический путь (в первую очередь переливание крови и трансплантация). Сегодня, как само собой разумеющееся, донорскую кровь проверяют на ВИЧ. Но еще двадцать лет назад об этом никто не думал. А сколько новых вирусов потребуют такой же тщательной проверки в будущем? (Вероятно, эту проблему решит искусственная продукция крови.)

Впрочем, едва ли стоит делать кошмар именно из генетически измененных видов – пока куда опаснее обычный лосось, что пропитался амурским фенолом, или обычный вирус гриппа. Ясно одно: чем выше достижения науки, тем осторожнее надо действовать, вмешиваясь в законы природы. Похоже, человечество усвоило урок последствий применения сверхоружия, сверхудобрений или «коренного улучшения» земель.

У природы нет плохой биоты

За последнее десятилетие произошло осознание того, что живая природа – это биоразнообразие. Чем пестрее проявления жизни, тем устойчивее и «экологичнее» биосфера. Казалось бы, генетическая «игра в бисер» полезна, ибо должна принести природе еще большее разнообразие. На деле все наоборот. Виды «высокотехнологичные» стремительно вытесняют «старые добрые». То же касается и сортов. Вот пример: если полвека назад в Индии выращивались многие тысячи разновидностей риса, то сегодня всего десяток из них составляет львиную долю (три четвертых) рисоделия. Количество сортов яблок сократилось в десять раз. Похоже, власть транснациональных корпораций может привести к тому, что мир будет засеян единой Кукурузой, Соей и Картофелем.

Наступающие монокультуры «сверхсортов» тянут за собой шлейф экологических спутников – сверхвредителей, не боящихся ядов, червей-нематод, грибков, бактерий и прочей нечисти. Они теснят природные виды, нарушая естественные экосистемы. Пыльца «сверхсортов» опыляет родственные растения, порождая «свсрхсорняки», устойчивые к гербицидам и насекомым. А яды, выработанные особыми генами или накопленные вследствие быстрого роста, попадают по пищевой пирамиде в организм многих полезных видов (например, пчел, божьих коровок, птиц). Наконец, «сверхсорта» ускоряют истощение почвы.

Еще опаснее – распространение в природных сообществах генетически измененных микроорганизмов. Известно, что возбудители многих эпидемий (или эпизоотий) скрываются в «природных резервуарах», скажем, в популяциях сусликов или ежей. Воздействие на эти резервуары непредсказуемо. Во-первых, туда может «просочиться» какая-нибудь агрессивная инфекция, чтобы внезапно возвращаться и поражать людей и домашних животных. Во- вторых, опасны сами животные, которые, благодаря человеку, приобрели устойчивость к инфекциям. Особенно подходят на эту роль крысы и мыши – они и объекты экспериментов, и всепроникающие спутники человека. А если вы еще недостаточно устрашены, стоит упомянуть о грибах и бактериях, новые штаммы которых уходят в почву, нарушая растительный покров и экосистемы вообще. Такой враг, будучи выпушен на свободу, становится практически неодолимым.

Так недолго и разочароваться – во всяком начинании цивилизации приходится видеть «палку о двух концах». Чего ни коснись – взять хоть те же палки. Уже несколько лет генетики работают над выведением быстрорастущих пород деревьев. Что может быть лучше: и древесины от них больше, и углекислоту впитывают, и почвы закрепляют. Однако еще неизвестно, к чему приведет их широкое использование – оказалось, что «быстрые» деревья способны вытеснять природные виды и истощать почву.

Впрочем, пока генетически модифицированные организмы – далеко не самое большое зло. Если они и виновны в разрушении природных экосистем, то лишь косвенно – за счет освоения территорий для сельского хозяйства. В конце концов, уникальную природу Австралии сгубили не фантастические мутанты, а самые обычные кролики, крыски, овечки и другие герои детских сказок.

Общество доктора моро

На наш взгляд, пока что генетически модифицированные организмы угрожают не столько здоровью и природе, сколько устоям общества – экономическим, этическим, религиозным, юридическим. Одним своим появлением они вызвали такой переполох, что приходится считать их серьезной неприятностью. Пожалуй, основная причина шума – глубокий меркантильный интерес. Громадные прибыли рынка продовольствия заставляют вступить в серьезную борьбу за потребителя. Маркетинг ныне – боевое искусство. Идет война компроматов, баталия реклам, поединок торговых марок. А поле битвы – наша с вами голова, наша система ценностей (вся в шрамах и мозолях).

В этой войне удобный тактический ход – сыграть на физическом отвращении, «экологических страхах» людей. Нанять журналистов, «зеленых» – пусть поднимут побольше шума. Вот пример типичной «газетной страшилки», пересказанный из буклета «Короли и капуста» (с. 36-37).

«…В США на одной из фирм генетически модифицированные бактерии производят бычий гормон роста BST. Добавление этого гормона в рацион коров увеличивает удои. Но при анализе такого молока обнаружены следы 52 антибиотиков, аллергены, кровь и кал. В 1 чайной ложке содержалась 3696691 гнойная клетка, в том числе 60000 живых бактерий, что превышает даже американские нормы…»

Ух! Биолог сразу поймет: бессмыслица на бессмыслице. Добавка гормона в пишу никак не может вызвать появление в молоке антибиотиков, «гнойных клеток» и навоза. Кстати, последний компонент не обнаруживает себя как некое «вещество» – о загрязнении экскрементами узнают по высокой концентрации кишечной палочки. Наконец, едва ли можно поверить в то, что столь скверное молоко безнаказанно производилось «даже в Америке» (где, к слову сказать, контроль строжайший).

На самом деле, задача подобных «псевдофактов», поданных под видом «точных» цифр, – вызвать рефлекторную неприязнь на основе параллели «генетическая модификация» – «грязное молоко». Традиционный «пиаровский» прием. Бесспорно, что у коров-рекордисток в молоко из лимфы поступает всякая дрянь. Но об этом можно сказать просто и корректно (и не приплетать генетику). К сожалению, от «зеленых» нередко приходится слышать подобный эмоциональный абсурд (или, наоборот, наукообразное занудство).

Успехи биологии XX века серьезно пошатнули привычную этику. А ведь это «карточный домик»: парадокс на парадоксе – дунь, и развалится. Например, вправе ли мы вторгаться в мир живых тварей и проводить опыты на животных? Бедный поросенок! Однако, если он не станет «пушечным мясом» экспериментов, не удастся и вылечить (скажем, от ожогов) сотни детей. Кого жальче?

Этика плавает в океане эмоций. Ужасны подробности забоя скота, но неприятно и думать о мясе, выращенном из культуры клеток в желтой цистерне. Станете ли вы уплетать сачат с прежним удовольствием, узнав, что овощи содержат «морозоустойчивый» ген глубоководной рыбы? Пожалуй, так может и померещиться, что помидорина, шевеля хвостом, куда-то ползет сквозь сметану. Клонирование, мутации, химеры, пересадка генов – все это, несомненно, рождает негативные реакции. Можно назвать их «эмоциями толпы», но отмахнуться уже нельзя. Ведь это воля многих людей, которую приходится уважать.

Клон клонирует клона

Есть и чисто юридические проблемы. Возьмем, к примеру, клонирование. Конечно, ситуация, где Шварценеггер гоняется за Шварценеггером или появляется сотня- другая Гитлеров, нереальна. Но вполне реально, что вскоре встанет вопрос: кем человеку приходится клон? Наследником, братом, сыном? Кому, например, отдать юридические права – много лет находящемуся в коме (или замороженному) телу, или ребенку, подросшему за это время из группы клеток этого тела? (А вдруг там подрастает не один, а целый десяток ребятишек?) А если юридические права получит клон, то что мешает перенести их на любую клетку организма?

Или другая проблема: на какой стадии развития плод следует считать человеком, а его разрушение – противозаконным. Однозначного ответа здесь не дашь. С объективной точки зрения, клонирование «фабрики органов» из собственных клеток может спасти множество жизней. И, кстати, поставить заслон незаконной торговле органами. Однако расчленять человеческий эмбрион – это так некрасиво, пусть даже он состоит всего из четырех клеток. Пожалуй, лучше запретить! Или все-таки разрешить? Пока эта ситуация признана «этическим тупиком».

Особый пласт проблем биотехнологии связан с ее неизбежным вовлечением в криминальную сферу. Ведь биология дает власть над телом, расширяя до бесконечности возможности для преступлений. Не будем говорить об ужасах биологического оружия, а возьмем для примера нечто более безобидное и фантастическое: фальсификацию… личности.

В недалеком будущем все труднее станет доказать, что вы – это вы. Особенно через компьютерную сеть. Документы, электронная подпись, лицо, голос – все можно подделать. Поэтому защита потребует постоянного усложнения персональных признаков: в ход пойдут цифровой код, рисунок сетчатки и ладони, тембр голоса, структура ДНК (все это используется уже сегодня). Однако даже телесные признаки теоретически можно подделать – если создать клон, «похитив» клетку человека (скажем, выдернув волосок). Представьте, что, может быть, лет через сто газеты известят о чем-нибудь вроде: «Миллиардер подвергся ютон-нэппингу, но тест на воспоминания и энцефалограмма позволили разоблачить л же-Рокфеллера…». Какие лабиринты казуистики готовит будущее – голова идет кругом! Не взяться ли за фантастический роман?..

Грозят обществу и опасности популяционно-генетические. Благодаря новым возможностям медицины, в популяциях накапливаются гены, которые раньше уничтожались отбором, поскольку приводили к ранней смерти или неспособности оставить потомство. В высокоразвитых обществах увеличение такого генетического груза заметно уже сейчас. Однако достижения генетики как науки повлияли на этот процесс в ничтожной степени.

Если говорить объективно, сама по себе генная инженерия пока еще не сделала никаких «подвигов» по разрушению природы и здоровья людей (для этого хватило куда более примитивных средств, скажем, топора, спи чек или спирта). Тогда как польза от нее уже сегодня весьма ощутима. Тем не менее именно сюда направлены основные протесты общественности. И добились многого. Сокращены эксперименты на животных. Запрещены многие работы с человеческими тканями. За клонирование (с целью лечения) можно угодить за решетку на больший срок, чем за иное убийство. (С одной стороны – нонсенс, а с другой – мы это уже «проходили». У нас за успехи в работе ученым и врачам даже давали высшую меру наказания. Но это уже совсем другая история.)

Одно в этой ситуации хорошо. То, что люди, наконец, научились задумываться о последствиях прежде, чем успели натворить бед. Пытаться просчитать свои действия на пару шагов вперед. Прогресс – стихия, морской прилив, его нельзя запретить. Можно лишь пытаться усмирить его напор, выстроив дамбы законов, протестов, ограничений. Высокие технологии развиваются полным ходом. И у этого явления есть свои минусы и свои плюсы.

КУРЬЕР НАУКИ И ТЕХНИКИ

Ветроэнергетические установки – неожиданно для многих – в последние годы вплотную подошли к выполнению двух главных условий: во-первых, мощность этих энергоисточников должна быть достаточно велика и соизмерима с мощностью традиционных электростанций и, во-вторых, приведенная стоимость получаемой электроэнергии также должна быть соизмерима с затратами на ее производство на существующих электростанциях.

Еще до недавнего времени ветряные турбины устойчиво рассматривались как принадлежность малой или локальной энергетики. При этом их единичная мощность не превышала 25-30 киловатт, и приведенная иена производимой электроэнергии, несмотря на даровую энергию ветра, на порядок превосходила себестоимость электроэнергии современных тепловых и атомных электростанций (ТЭС и АЭС). Ситуация начала меняться в середине 1980-х годов с освоением в Дании производства ВЭУ единичной мощностью, измеряемой сотнями киловатт, и развитием в Дании, а затем также в Германии, Нидерландах, отдельных штатах США программ строительства «ветроэнергетических хозяйств» из десятков и сотен ВЭУ.

С тех пор, и особенно за последние несколько лет, ветроэнергетика стала одной из наиболее бурно и успешно развивающихся отраслей промышленности. Общий оборот мирового рынка ВЭУ в 1999 году превысил 3 миллиарда долларов. По оценкам специалистов, за два десятилетия сменилось уже семь поколений ВЭУ Их единичная мощность в настоящее время достигает полутора – двух с половиной мегаватт (МВт). В ближайшее время можно ожидать увеличения до 3-5 МВт. При этом длина лопастей 75 м и, соответственно, диаметр ротора порядка 150 м, требуемые для достижения мощности в 5 МВт, являются, по-видимому, предельными при современных материалах и технологиях. Наиболее мощная из ныне действующих ветроустановок (2,5 МВт) с диаметром ротора и высотой мачты в 80 м была сооружена весной 2000 года в Германии.

Ветряки старых конструкции. Внизу: оригинальная конструкция начала 80-х годов е виде крылъчатого ветроколеса

Уже существующие, сооружаемые и проектируемые ветроэнергетические хозяйства (ВЭХ) имеют установленную мощность до 200-300 МВт, то есть соизмеримы по мощности с небольшой ТЭС. Очень популярна идея размещения ВЭУ в прибрежных водах, гле дуют сильные и устойчивые ветра. При этом также снимаются весьма острые для развитых стран вопросы отчуждения земли и звукового воздействия ВЭХ на окружение. Самое крупное на сегодняшний день прибрежное ВЭХ в составе двадцати ВЭУ мощностью по 2 МВт сооружается в проливе Эрезунд между Данией и Швецией.

В начале 1980-х годов стоимость электроэнергии, производимой ВЭХ, составляла примерно 38 центов США за киловатт-час, а в настоящее время она оценивается в 3-6 центов. Эта цифра ниже для более мощных ВЭХ с более современными ВЭУ большей единичной мощности. При этом в ряде стран действуют налоговые льготы, дополнительно снижающие стоимость электроэнергии ВЭХ. Для сравнения стоит указать, что средняя по США себестоимость электроэнергии для ТЭС и АЭС находится на уровне 1,8-3,5 центов за киловатт-час. Более глубокая специализация ВЭУ, использование прогрессивных конструктивных решений и материалов позволяют рассчитывать на дальнейшее снижение стоимости электроэнергии, производимой ВЭХ. В результате ветроэнергетика может стать источником самой дешевой электроэнергии, производимой в промышленных масштабах.

В 1999 году суммарная выработка ВЭУ составила 0,2 процента общего объема мирового производства электроэнергии. Ожидается, что к 2020 году доля ветроэнергетики превысит уже 1 процент. Но и эта цифра показательна не более, чем пресловутая «средняя температура по больнице». Две трети общей мощности ВЭУ в мире на конец 1999 года были сосредоточены в пяти странах: Германии, США, Дании, Испании и Индии. И вот результат. Уже в настоящее время Дания и земля Шлезвиг-Гольштейн в ФРГ покрывают порядка 10 процентов своей потребности в электроэнергии за счет ВЭУ. Вместе с тем все более широко вовлекаются в развитие ветроэнергетики Китай, Великобритания, Нидерланды, Швеция, Италия, Франция. В 2000 году общий прирост установленной мощности ВЭУ в мире превысил суммарную мощность введенных новых блоков АЭС. Для многих стран развитие ветроэнергетики имеет значение не только с позиций защиты окружающей среды, но и для повышения независимости от закупок энергетического топлива за рубежом. Весьма актуальна проблема развития «большой ветроэнергетики» и для России.

Современные относительно мощные ВЭУ производятся сейчас в Дании, Германии, США, Швеции, Японии, Испании. Как правило, они имеют трех- или, реже, двухлопастные роторы. Установка обычно рассчитывается на скорость ветра, изменяющуюся в диапазоне от 3 до 25 метров в секунду; максимальная скорость ветра, которую должны выдержать лопасти и несущая мачта, – 60 метров в секунду. Энергия вращения ротора передается на асинхронный генератор через редуктор и разъемную муфту, размещаемые в капсуле (гондоле) ВЭУ Хотя лопасти ВЭУ внешне похожи на вертолетные, условия их работы принципиально отличны, что требует применения более сложных, трехмерных с учетом эффекта срыва потока, методов аэродинамического расчета. Лопастям придается специальная форма с сужением к концу для уменьшения шума от вращающегося ротора, капсула также имеет специальную звукоизоляцию. В результате уровень шума в непосредственной близости от ВЭУ обычно не превышает 100 децибелл.

Весьма перспективную концепцию, названную Windformer, предложила фирма АВВ (ныне входящая в концерн ALSTOM). В новой ВЭУ, в отличие от традиционной, вместо обычного асинхронного генератора используется специальный генератор высокого напряжения, отсутствуют редуктор, устройство плавного запуска, разъемная муфта, трансформатор. Все это существенно сокращает размеры капсулы ВЭУ, повышает общую надежность и ремонтопригодность, снижает уровень шума. Генерируемый переменный ток высокого напряжения (свыше 20 киловольт) преобразуется в постоянный ток. Несколько ВЭУ объединяются в группу (кластер), и энергия от них поступает по кабелям постоянного тока к общему преобразователю, подключенному к сети. Первая такая ВЭУ расчетной мощностью 3 МВт с трехлопастным ротором диаметром 90 метров и высотой мачты 70 метров сооружается в настоящее время в Швеции.

ГЛАВНАЯ ТЕМА

В третье тысячелетие мы вошли под фанфары радостных надежд, как это всегда бывает с круглыми датами. И, как всегда, очень быстро обнаружилось, что мы не смогли оставить за его порогом главные проблемы западной цивилизации – проблемы, единые для Европы, Северной Америки и России. Более того, ускоряющийся процесс глобализации стремительно превращает их в проблемы всей планеты.

На планете остается все меньше невосполнимых ресурсов, да и восполнимые по-прежнему не возобновляются в полной мере.

Мир между странами и народами столь хрупок, особенно в некоторых регионах, что может взорваться в любую минуту, от любой случайности. Само западное общество теряет устойчивость: его повышенная терпимость перерастает во всеядность и создает питательную среду для агрессии. Разрыв между уровнем и качеством жизни на Западе и Востоке, Севере и Юге растет, а не уменьшается, в то время как численность населения, осо-бенно в бедных регионах, увеличивается. Многие считают, что прошлый век и прошлое тысячелетие, на самом деле, закончились не 31 декабря 2000 года, а 11 сентября 2001 взрывами в Нью- Йорке. Тогда казалось – и об этом говорили во всеуслышание, в том числе и президент Соединенных Штатов, – что старые подходы и представления будут отброшены, что западный мир готов взять на вооружение новые идеи и действовать принципиально по-новому. Была надежда, что эти новые подходы коснутся не только терроризма, что ситуация в мире может коренным образом измениться.

Но время идет, а ничего не меняется. Старые ответы на новые угрозы. Знакомая привычка игнорировать накопившиеся проблемы, пока «гром не грянет». Старые поползновения улучшить свою ситуацию за счет ближних и дальних соседей (только дальних при нынешней системе связи и информации, считай, не осталось).

Потому мы решили вернуться к прогнозам футурологов, составленным до 11 сентября. К обсуждению проблем, острота которых может привести к событиям, затмевающим взрывы в Нью-Йорке.

Пока еще есть время; вопрос, как мы его истратим. И есть еще один неисчерпаемый ресурс – разум, к услугам которого пора обратиться.

Последствия того, что произошло в Нью-Йорке 11 сентября, могут затронуть не только Соединенные Штаты, но и весь мир. Последствия не только моральные, не только политические, но и экономические в первую очередь. Я думаю, мы еще не раз будем возвращаться к обсуждению того, что случилось. Это нечто чудовищное, такое, по-моему, в истории человечества случается первый раз. Раньше, скажем, сто лет назад, такое не могло случиться, не было соответствующих предпосылок: ни таких самолетов, ни небоскребов, не было таких заметных объектов, пригодных для разрушения, соблазнительных для разрушения. Все это заставляет нас задуматься.

Совсем недавно мы праздновали миллениум, вступление в XXI век, и гадали, каким он будет. А своего рода реальное вступление в XXI век произошло 11 сентября прошлого года, потому что мы увидели, после фантастических фильмов ужасов, увидели в реальности главный конфликт XXI века, возможные его проявления.

Первая реакция – моральная: погибли люди, и то, что сделано, сделали какие-то другие люди или нелюди, которых мы осуждаем, и поэтому все на стороне Соединенных Штатов, людей, которые там погибли. Но мне бы хотелось немножко оставить в стороне эмоции и посмотреть на некоторые реальности, с которыми нам придется сталкиваться.

Противостояние, которым мы жили весь XX век, – это противостояние Востока и Запада, СССР и Соединенных Штатов, социализма и капитализма. Оно закончилось, его нет больше. Хотя многие еще продолжают мыслить категориями холодной войны, продолжают подсчитывать, на кого сколько нацелено боеголовок, что ж, как говорят, генералы всегда готовятся выиграть прошлую войну. А на самом деле, сейчас ситуация принципиально иная. Главный конфликт, на мой взгляд, – это конфликт между Севером и Югом. Это условность, скорее можно говорить: между богатыми и бедными странами.

В 1993 году было произведено валового продукта в мире на 24 триллиона долларов, из них 19 триллионов было произведено в так называемых постиндустриальных государствах. Это члены организации экономического развития и сотрудничества, это западные страны плюс Япония и еще несколько стран, там живет «золотой миллиард», о котором так часто вспоминают. В то же время весь остальной мир произвел валового продукта только на 5 триллионов из этих 24, а всего там живет 5 миллиардов человек. Эти 5 триллионов приходятся на 80 процентов населения Земли. С 60-го по 93-й год разница в годовых доходах граждан между этими странами выросла с 5,7 тысяч долларов в 60-м году до 12,2 тысяч долларов в 99-м.

Разрыв практически непреодолим, и он увеличивается. Богатые страны убегают от бедных. Они каждый раз создают новые продукты, они каждый раз становятся богаче, изощряются в изобретениях, которые оказываются недоступны бедным. Даже если в бедных странах растет уровень жизни, разрыв между ними и богатыми все равно увеличивается.

Увеличение разрыва – это, как говорят в электричестве, разность потенциалов, это энергия. И энергия взрывная. Всем известны такие чувства, как зависть, жадность, желание воспользоваться благами цивилизации и невозможность подступиться к ним. Мы это по себе хорошо знаем, потому что у нас тоже колоссальный разрыв в доходах. И преступность во многом обусловлена у нас тем, что есть молодые люди, которые не видят для себя иного способа пол учить доступ к благам цивилизации. Есть богатые, которые получают все это и не делятся. Вот такая обстановка во всем мире. И Соединенные Штаты, я думаю, вызывают зависть и озлобление во многих других странах. И не обязательно в тех, которые более всего отсталые, те просто лежат на боку и взывают: если можете, помогите. А есть другие страны, там, где добывают нефть или что- нибудь еще, там, где есть возможности узнать, что такое современные удобства, что такое комфорт, что такое оружие, и прочее, прочее.

Вот мы получили такой конфликт между Севером и Югом. И это вызов всему человечеству, прежде всего развитым странам, к которым мы все-таки относимся. И пускай мы немножко отстаем, мы немножко болтаемся между Югом и Севером, но ясно, что Россия на Севере, и в конечном счете она гораздо ближе к развитым странам по всем показателям, чем к отстающим. Хотя, повторяю, все эти конфликты есть и внутри нас.

И вот что любопытно. Мы получили не только конфликт, но и образ конфликта. Он не похож на прошлые войны. Это не война государств с государствами, потому что бедные государства никогда не пойдут воевать против богатых. Люди в этих странах будут искать другие способы: либо инфильтрации, то естьбулут стараться переехать в богатые страны и приобщиться к их культуре, к их богатству там, либо будут заниматься терроризмом, либо еще что-то.

О взрывах в Нью-Йорке говорили, что не могли эти люди организовать диверсию кустарным способом, в этом обязательно принимало участие какое-то государство, потому что необходима длительная подготовка и большие средства… Мне кажется, особый ужас состоит в том, что такого рода диверсию могут организовать 30 человек, имеющих миллион долларов, и таких, которые уверены, что они после геройской смерти попадут в рай. Этого достаточно. И поэтому с ними особенно трудно бороться.

Во всем этом есть, конечно, с самого начала экономическая сторона. Это бедность. И это ответственность развитых стран, постиндустриальных или индустриальных стран, которые добились каких-то успехов. Ответственность за то, чтобы решать эту проблему. Потому что, кроме них, никто эту проблему решить не сможет.

Вот эта новизна ситуации, с которой мы сталкиваемся, она должна нас заставить думать и заставить решать те проблемы, от которых мы прежде уходили. Мы, конечно, сами думали: холодная война кончилась, Америка теперь нам не противник, хотя каждый раз рецидив холодно-военного мышления проскакивал. Вот Косово, Македония. И каждый раз там бомбежки. Конечно, бомбежки – это плохо, и я бы высказался против. Но я просто призываю подумать о том, что перед нами и перед западными странами стоит новая проблема. Если, скажем, мы идем на то, что разрешаем Милошевичу заниматься геноцидом и изгонять албанцев или убивать их и так далее, и тому подобное, то мы сеем гроздья гнева; если мы делаем наоборот, то мы тоже сеем гроздья гнева. И эту проблему решать очень трудно. Она проходит внутри каждого человека и поэтому требует каких-то особых усилий.

С точки зрения экономики нужно прежде всего продумать, какими должны быть механизмы регулирования международных потоков капитала. Каким образом должна быть организована помощь развитых стран слаборазвитым. Возможно, требуются какие-то специальные организации. Вот Бертрам Рассел в свое время говорил о мировом правительстве, его за это там обзывали всякими словами. Но ясно, что мировое правительство не может быть заменено правительством Соединенных Штатов, и какие- то органы регулирования, в которых сейчас нуждается все человечество, не могут оставаться в национальных границах. Организация Объединенных Наций, если ее не перестроить серьезно, не сможет выполнять свою функцию, точно так же, как МВФ и прочее.

Я просто предлагаю задуматься над всем этим. Я думаю, что просто искать того, кому теперь дать по морде, кому ответить, засыпать бомбами Афганистан, авось попадут в Усаму бен Ладена, – это все не решение. Надо придумывать еще что-то…

Западная цивилизация, а за ней и весь остальной мир идут в тупик. И по очень понятной и даже банальной причине: пряников на всех не хватит. Запасы ресурсов на планете ограничены и стремительно сокращаются; биосфера не справляется с переработкой загрязнений; разрушение природных экосистем становится причиной негативных изменений природной среды в масштабах всей Земли и т.д. Глобализация стремительно превращается в глобальные и экологические проблемы: практически все ресурсы планеты стали доступны для освоения и истощения, загрязняющие предприятия распространяются по всей Земле.

Тем не менее от идеи развития никто отказываться не собирается: богатые страны не желают терять место мировых лидеров, а бедные естественным образом мечтают стать богатыми. Из этого противоречия был достаточно быстро найден, казалось бы, очень удачный выход: чтобы всем было хорошо, надо перейти от «плохого», тупикового, неустойчивого развития к «хорошему», устойчивому. Осталось разобраться с деталями, в которых, как известно, чаще всего и скрывается дьявол.

Мы «за» устойчивое развитие, но мы – «против» него

Для устойчивого развития общества необходимо, чтобы его ресурсы постоянно возобновлялись, причем как минимум в неуменьшающемся количестве и не ухудшающегося качества.

По принципиальной возможности и способу восстановления можно выделить три типа ресурсов (эта классификация несколько отличается от той, которая дана в школьных учебниках).

Ресурсы, которые полностью восстанавливает сама природа за счет бесплатной (для человека) солнечной и гравитационной энергии. Именно на их основе возник и развивался человек как биологический вид, и даже сейчас они составляют около 98 процентов от всей массы потребляемых людьми ресурсов. Это продукты земледелия, скотоводства, рыбного, охотничьего и других промыслов, древесина, естественные волокна, вода, воздух и так далее. Проблема в том, что количество ресурсов, которое способна восстановить природа без посторонней помощи, строго ограничено. Человек может помочь ей, но за это надо платить.

Зависимость эффективности Е (а) и затрат ресурсопользования Z (б) от объемов ресурсопользования R

В момент экологического кризиса затраты на использование ресурсов резко возрастают (б), а эффективность, соответственно, столь же резко падает (а).

Так было в сельском хозяйстве черноземной России в начале XIX века, и этот график с точностью воспроизвели деревни Техаса (США) в результате пыльных бурь 30-х годов XX века

Ресурсы, которые, в принципе, можно восстановить из отходов для повторного использования, но только силами самого человека. Сегодня треть всего потребляемого в мире свинца, алюминия, железа приходится именно на «вторичное сырье», и доля эта постоянно растет.

Наконец, невозобновимые ресурсы, которые, в принципе, не могут быть восстановлены для повторного использования. Это прежде всего углеводородные (нефть, газ, торф и другие) и неуглеводородные энергоносители (уран).

Конечно, природа для нас – не только ресурсы, но все- таки прежде всего именно они. Если в результате какого- то катаклизма или нашей неразумной деятельности природная среда Земли кардинально изменится, по желтому небу над голубыми лесами поплывут красные облака, но урожай зерна, качество воды и заготовка древесины останутся на прежнем уровне, то у большинства населения все эти фокусы ничего, кроме быстро проходящего любопытства, не вызовут.

Устойчивое развитие предполагает, что количество используемых ресурсов непрерывно растет, все, что можно, восстанавливается из отходов, а энергоресурсы постоянно заменяются новыми (древесина углем, потом газом и нефтью, потом ядерным топливом). Достоинств у такой разумной стратегии множество, а недостаток всего один: чем больше используется ресурсов, тем больше – причем непропорционально больше – надо тратить на их восстановление, и эффективность экономики поэтому постоянно снижается. Значит, объемы потребления растут медленно, могут стабилизироваться и даже падать.

Но ведь именно рост объемов потребления – несомненный приоритет в системе ценностей современного человечества. Теперь, когда глобализация на весь мир распространяет именно западные ценности с их идеей постоянного роста потребления, они становятся всеобщими. Прочие культуры с другими шкалами ценностей (восточные, например, основанные на идее стабильности) не выдерживают этого давления и стремительно вестернизуются.

Возникает занятный парадокс: получая вместе с западной системой ценностей тягу к устойчивому развитию, традиционные культуры в реальности теряют необходимые для этого культурные предпосылки. Получается, что путь устойчивого развития реально противоречит устремлениям все большей части современного общества. Поэтому в действительности развитие идет по совершенно другому пути.

Наши достижения или почему у нас так плохо получается

Желая наибольшими темпами увеличивать потребление, человек стремится использовать как можно больше ресурсов с наименьшими затратами. Труднее всего, разумеется, экономить на добыче, поскольку' правило «чем больше вложишь, тем больше получишь» действует здесь неукоснительно. Проше всего экономить на восстановлении ресурсов, поскольку последствия этого обычно далеки и туманны.

Общество выбирает эффективность, и траектория развития все дальше отклоняется от устойчивой. Сначала объемы потребления растут очень быстро. Однако ресурсы истощаются все быстрее. С определенного момента начинаются неприятности: падают урожаи на истощенных полях, растут затраты на добычу дефицитного сырья, распространяют болезни загрязненные вода и воздух. Так что рано или поздно реальная траектория использования ресурсов поворачивает обратно в сторону устойчивой. Это может происходить тремя принципиально различными путями.

В одном, благоприятном случае «одумавшееся» общество вкладывает часть полученных на первом этапе богатств в восстановление истощенных ресурсов. Это дает возможность и дальше наращивать объемы использования ресурсов, хотя за это приходится платить снижением эффективности и уменьшением темпов роста, а иногда и объемов потребления. В другом, неблагоприятном случае, когда в восстановление ресурсов не вкладывают ничего, падают объемы использования ресурсов и столь же стремительно падают объемы потребления – со всеми вытекающими отсюда социальными последствиями. Самый неприятный – третий, катастрофический путь, когда ресурсы оказываются полностью истощенными и «восстановление равновесия» происходит в точке никого ни к чему не обязывающего нуля.

В реальности использование ресурсов то удаляется, то приближается к устойчивой траектории. Эти виражи развития – экологические кризисы – очень похожи на русские горки, где больше всего неприятностей и визга происходит именно на ниспадающих участках.

Траектория развития экологического кризиса в ЦЧР в 1785-1985 годах.

Реальность никогда не совпадает с траекторией идеального равновесия, хотя иногда кривые очень близки друг к другу. Токов печальный опыт Центральной черноземной России, почти растерявшей потенциал плодородия между 1785 и 1985 годами. Чем хуже ситуация, тем разумнее ведут себя люди – но их рациональность никогда не бывает достаточной.

Реальная траектория развития сельского хозяйства – траектория экологического кризиса.

Идеальная равновесная траектория развития сельского хозяйства в ЦЧР

Русские горки

Что мешает обществу, на своей шкуре испытавшему все «прелести» экологического кризиса, зафиксироваться на устойчивой траектории и дальше развиваться уже по этому спокойному, хотя и не совсем выгодному пути? Раз уж мы упомянули русские горки, попробуем это понять вначале на отечественном материале. Рассмотрим, как развивалось сельское хозяйство в Черноземном регионе России с 1785 по 1985 год.

Еще в начале XIX века это – одна из главнейших зерновых житниц страны. Год за годом крестьяне увеличивали площади пашен под рожь и ячмень, сокращая площадь пастбищ и сенокосов. Поэтому удобрений на поля вносилось в пятнадцать раз ниже нормы, а трудозатраты на восстановление их плодородия были в два раза меньше необходимого. Однако богатейшие почвы терпели хищническую эксплуатацию и давали вполне сносные по тем временам урожаи. Эффективность хозяйства составляла около 1,4 дж/дж (вместо необходимых для равновесия 1,1 дж/дж), а объемы потребления были практически в два раза больше тех, которые обеспечила бы траектория устойчивого развития.

Однако к середине XIX столетия нагрузка на пастбища превысила критическую величину, началась быстрая их деградация, а следом – сокращение числа коров и лошадей. Пашни, получавшие все меньше удобрений, быстро истощались. Казалось бы, самое время одуматься и перейти к «устойчивому развитию». Но не тут-то было! Численность населения в регионе продолжала увеличиваться, да тут еще иены на хлеб в Европе и России резко пошли вверх. Поэтому распашка земель продолжалась в неослабевающем темпе, сборы зерна росли, а то, что удобрений стало еще меньше, что ж, «землица-кормилица потерпит».

Реформы 1860-х годов внесли свою лепту в отклонение от устойчивой траектории: первое, что сделал освобожденный пахарь, – начал более интенсивно эксплуатировать доставшиеся ему угодья. «Все распахано до самых бросовых земель, и все смотрят, нельзя ли еще что-нибудь распахать. С ревом несутся с огромных водоразделов после всякого дождя сильные потоки. Каждой весной в этот «праздник природы» они сносят неисчислимые площади самой плодородной земли». Так описывал очевидец черноземные ландшафты того времени.

С восьмидесятых годов урожаи начали падать, а к концу века в регионе разразился голод. Поскольку Черноземье было одним из основных производителей зерна, то голод охватил практически всю европейскую часть Российской империи. Кризисная траектория ресурсопользования повернула к устойчивой самым неблагоприятным путем – за счет снижения объемов использования ресурсов.

И тут освобожденный пахарь одумался: несмотря на трудные времена, прекратил распахивать пастбища, и площадь кормовых угодий даже несколько возросла. На поля вывозили все больше органики, а вскоре появились и минеральные удобрения. 1Ъсударственные программы борьбы с неурожаями разрабатывали на таком высоком научном уровне, что они прекрасно смотрятся и сейчас. Крестьяне стали лучше ухаживать за полями: мелиоративные трудозатраты буквально за несколько лет выросли в полтора раза – воистину «пока гром не грянет, мужик не перекрестится»! Все это повернуло кризисную траекторию в сторону устойчивой по благоприятному пути, когда рост вложений в восстановление ресурсов позволяет наращивать объемы их использования и снижать при этом уровень их истощения. За это, правда, пришлось заплатить снижением эффективности хозяйства, но ведь другого разумного выхода просто не было.

Но в начале XX века начался быстрый рост численности населения страны и новый виток цен на зерно. Моментально «благородный порыв» был забыт, и потребительские приоритеты вновь взяли свое, не помогли ни государственные программы, ни уроки только что произошедшей катастрофы. Объемы потребления достигли рекордных значений. Реальная траектория развития вновь отклонилась от устойчивой, даже не дойдя до нее, и Черноземье уверенно пошло навстречу новому кризису.

Ему помешали разразиться только Первая мировая и Гражданская войны. Население резко сократилось, объемы сельскохозяйственного производства упали, за счет чего траектория развития опять повернулась в сторону устойчивой. Заброшенные поля и пастбища стали восстанавливаться, ресурсно-экологическая обстановка заметно улучшилась. Но кто в военную годину всерьез заботится о восстановлении ресурсов? Поэтому регенерационные затраты оставались низкими, и равновесие опять не было достигнуто.

Дальнейшая история похожа на раскачивающийся маятник. Истощение земель и отклонение от равновесия в двадцатые – тридцатые годы, падение ресурсопользования в сороковые, во время и сразу после войны, новый виток истощения ресурсов в пятидесятые. Выход из этого неустойчивого развития был вроде бы найден в шестидесятые – семидесятые годы, когда стали активно развиваться современные агропромышленные технологии. Затраты на восстановление плодородия (включающие минеральные и органические удобрения, средства защиты, мелиорацию земель, современную технику и другие) возросли в десять раз. Это позволило увеличить объемы использования ресурсов в шесть раз при практически полном восстановлении ресурсо-экологического равновесия. Траектория развития почти коснулась устойчивой, и, казалось, победа над двухсотлетним «колебательным режимом» уже близка. Мешало только это небольшое «почти»: вложения в регенерацию были все же несколько меньше необходимых, и часть земель продолжала деградировать.

Экономический кризис девяностых годов поставил над Черноземьем еще один эксперимент: как оно отреагирует на ухудшение экономической обстановки, снижение спроса на продукцию. Объемы ресурсопользования, как и полагается, упали, но вложения в восстановление ресурсов, прежде всего на удобрения и мелиорацию, сократились еще сильнее. В результате, несмотря на сжатие экономики, экологическая ситуация в регионе, да и ва всей России, не улучшилась, как того ожидали специалисты.

Итак, более чем за двести лет траектория развития сельскохозяйственного ресурсопользования в Черноземье ни разу не соединилась с устойчивой, ей все время что-то мешало. Может быть, в других странах она ведет себя по- другому? Посмотрим на «американские горки» – траекторию развития сельского хозяйства на Великих равнинах США, которые играют такую же роль в хозяйстве этой страны, что и Черноземье в России.

Американские горки

Быстрый рост населения и иен на продукты стимулировал фермеров нарашивать производство; при этом американские фермеры экономили, как и черноземные крестьяне, во-первых, на удобрении земель, во-вторых, на противоэрозионных мероприятиях, чрезвычайно важных в условиях засушливого ветреного климата и легкого субстрата. Пашня росла, пастбища под непосильной нагрузкой деградировали, и траектория развития все дальше и дальше отклонялась от устойчивой.

К тридцатым годам пыльные бури превратили 36 миллионов гектаров в полностью непригодные земли, урожайность зерновых упала на треть, а плошади их посевов уменьшились на 45 процентов. Фермеры разорялись, переселялись в города, совсем как за сорок лет до этого в российском Черноземье.

В тридцатые годы нашего века одумались и здесь: была создана система ветрозащитных лесных полос, организована Служба охраны почв, которая консультировала фермеров и субсидировала их мелиоративные затраты. Стали обильнее удобрять почву. Переход к «устойчивому развитию», казалось, начался успешно. Но грянула Вторая мировая война, а вместе с ней и повышение цен на зерно, которое вновь отбросило реальную траекторию развития от устойчивой: до вложений ли в регенерацию ресурсов, когда конъюнктура просто побуждает нарашивать объемы потребления!

Потом – все тот же маятник. В пятидесятые – шестидесятые годы увеличение затрат на восстановление ресурсов, траектория приближается к устойчивой. Семидесятые годы – экспортный зерновой бум (связанный не в последнюю очередь с импортом зерна в СССР) и отклонение от устойчивой траектории. Восьмидесятые – девяностые годы – очередной переход к восстановлению равновесия. Сейчас траектория развития сельского хозяйства на Великих равнинах США почти приблизилась к устойчивой, хотя деградация земель, в первую очередь эрозия, еще идет на значительных плошадях. Только вот опять это проклятое «почти»… Специалисты между тем прогнозируют экономический спад, а другие, наоборот, – повышение спроса на зерно, и то, и другое грозит новым отклонением маятника.

Загрязнение атмосферы городов США, отравление крупных рек Западной Европы, деградация пастбиш в аридных странах Африки – вот далеко не полный список процессов, который мы проанализировали. И практически везде события развиваются по одному и тому же сценарию, нами изложенному. Реальная траектория развития ресурсопользования, то приближаясь к устойчивой, то удаляясь от нее, никак не хочет на ней зафиксироваться. Почему?

Только загнанный в угол ведет себя разумно

Устойчивая траектория невыгодна обществу, поскольку заставляет ограничивать темпы роста объемов потребления. К тому, чтобы их наращивать, толкает практически все: рост численности населения и повышение политэконом ической свободы предпринимателей, улучшение экономической ситуации и, наоборот, ее ухудшение, многочисленные общественные катаклизмы и даже уменьшение численности населения в результате различных социальных катастроф (а ведь именно в этом многие видят панацею от грядущих бед).

К сожалению, единственное, что действует в противоположном направлении, – крайнее истощение ресурсов. Тогда либо падает использование ресурсов, поскольку использовать просто нечего, либо общество начинает больше вкладывать в их восстановление, поскольку другого пути у него просто нет. Однако, если ресурсопользование находится на устойчивой траектории, то истощения ресурсов нет, и этот фактор практически не действует. Он начинает преобладать, только когда отклонение становится достаточно большим, и тогда траектория поворачивается в обратную сторону, ну, а дальше история повторяется вновь, хотя, конечно, глубина кризисного виража каждый раз может быть разной.

Так что же, примеров устойчивого развития не существует? Они есть и не так уж редки. Например, когда в Черноземье бушевали экологические кризисы и социальные катастрофы, траектория развития Новгородской губернии с конца XVIII до начала XX века практически не отклонялась от устойчивого пути.

Подзолистые почвы, в отличие от черноземов, очень бедны. Стоит лишь год-два не вносить необходимого количества удобрений, и они тут же истощаются и перестают давать урожай. Поэтому крестьяне просто были вынуждены все время удобрять почвы, содержать соответствующее количество скота, дающего органику, и сохранять необходимые ему площади кормовых угодий. С годами были выработаны особые правила социального и экономического поведения, поддерживающего рациональное природопользование, причем настолько действенные, что плодородие земель с течением времени не уменьшалось, а увеличивалось.

Таких примеров устойчивого развития социумов, находящихся в условиях ограниченного количества ресурсов, можно найти множество: в засушливой Азии, на крайнем Севере, в тропиках и даже в Европе. Жесткий дефицит ресурса все время контролирует потребительский приоритет и удерживает развитие хозяйства на устойчивой траектории.

Итак, устойчивое развитие возможно лишь в условиях ограниченной ресурсной базы, но там крайне сложно постоянно увеличивать желанное потребление.

Что лучше, быть богатым и здоровым или бедным и больным? Современному обществу почему-то кажется, что вопрос стоит именно так, и оно, естественно, выбирает первый вариант – устойчивое повышение уровня жизни наибольшими темпами. Нам кажется, что в действительности дилемма не столь проста: «богатый и больной» или «бедный и здоровый». Тут, согласитесь, есть над чем серьезно подумать.

Сценарии будущих мировых войн похожа на игру е солдатика взрослых дядей, на бумаге двигающих армиями, рассылающих ноты протеста и нападающих исподтишка. Но опасно недооценивать вероятности того, что один из них осуществится. Собранные вместе, в одном обзоре, они хоть и противоречат друг другу, но единодушно демонстрируют, насколько хрупок мир. Постепенное истощение ресурсов, размывание четких ориентиров и границ между Добром и Злом, зримое соседство бедности и богатства, претензии одной культуры на то, чтобы стать всеобщей, – все это создает атмосферу, чреватую и терроризмом, и международными конфликтами.

Пока, к чести всех участников, удавалось их если не предотвратить, то хотя бы локализовать и не допустить Большой беды. Игры в солдатики для того и нужны, чтобы не захотелось предаться военным играм в реальности.

Футурологи относительно нового столетия были настроены пессимистически задолго до взрывов в Нью-Йорке. В основных сценариях на тридцать – пятьдесят лет вперед нет «конца света», но предсказаны масштабные конфликты вплоть до мировых войн по причинам самым разным.

Например, к этому может привести соперничество из-за земных пространств и невосполнимых ресурсов (Дж. Модельски и У. Томпсон). Еще важнее, по их мнению, стремление лидирующей державы занять позиции гегемона – это неизбежно вызовет яростное противодействие.

Начало упадка мировых лидеров нанесет удар по мировым фондовым биржам, приведет в хаос мировую торговлю, вызовет деградацию производства (Дж. Арриги). Отношения между государствами обострятся вплоть до силового конфликта между 2030 и 2040 годами.

Длительный экономический рост должен был, по мнению И. Уоллерстайна, закончиться примерно в 2000 году. Это должно было вызвать социальную поляризацию и сделать безнадежными попытки удержать социальный мир. Всеобщее ожесточение будет связано и с яростным неприятием Соединенными Штатами своего относительного ослабления, что приведет к противостоянию США (совместно с Японией и Китаем) и объединенной Европы вплоть до глобального катаклизма.

Но есть и противоположный прогноз, правда, с тем же результатом: Дж. Голдстайн объясняет грядущий конфликт слишком быстрым экономическим развитием, которое обостряет борьбу за естественные и невосстановимые ресурсы, за земельные пространства. Богатые страны не согласятся на более скудный ресурсный рацион, а бедные найдут способы консолидации; ведущие страны столкнутся между собой примерно в 2030 году.

Принципиальными, практически не поддающимися компромиссу С. Хантингтон считает цивилизационные противоречия: «Линии соприкосновений цивилизаций станут фронтами будущего». Каждая из цивилизаций имеет глубокий тыл, неиссякаемые сотни миллионов приверженцев, моральные обоснования жертвенности. Конфронтация «Запада против Незапада» ученому кажется неизбежной, чреватой хаосом и острым конфликтом.

Главный фактор нестабильности – распространение ядерного оружия: мир становится все более опасным местом для жизни «из-за неизбежности несчастных случаев и возможности ядерной войны» (X. Макрэй). Более четырехсот атомных электростанций и множество других атомных объектов в мире не могут однажды не обнаружить естественной способности человека ошибаться.

Несколько сценариев основываются на столь реалистических предпосылках, что их явно не стоит игнорировать. На нашей планете есть несколько узлов противоречий, способных вызвать колоссальный по масштабам мировой взрыв, настолько огромны силы, которые могут участвовать в конфликте или настолько потенциально конфликтные регионы важны для всего человечества.

Последние увлечения западных интеллектуалов могут ослабить саму основу современного западного общества – его идеологию, мировоззрение, мироощущение.

В общественном сознании рационализм и веру в Разум, свойственную эпохе Просвещения, потеснил постмодернизм. Он не предлагает новых ценностей, но подвергает ироническим сомнениям все прежние.

Его терпимость граничит со всеядностью. Это своеобразное проявление декаданса, упадка, часто сопровождавшего не расцвет, а закат цивилизаций.

Джордж Сорос протянул нам руку помощи тогда, когда мы больше всего в ней нуждались. Его фонды поддерживали нашу научную работу и само наше существование в самые тяжелые годы реформ. Однако он сделал для нас еще больше не в качестве финансиста и филантропа, а в качестве одного из самых ярких учеников и последователей сэра Карла Поппера. Его книги «Сорос о Соросе» и «Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности» указывают то направление, в котором мы должны искать выход из нынешнего духовного кризиса.

Новая историческая эпоха, наступившая 11 сентября, требует от нас не только мужества и воли, но и серьезнейших интеллектуальных усилий, необходимых для понимания изменившегося мира. Запад уже давно впустил к себе терроризм с черного хода, а потому оказался совершенно морально не подготовленным к бескомпромиссной борьбе с ним, когда угроза стала смертельной.

Ренн, 1994 год. Протестующие рыбаки сожгли старинную ратушу.

Французские Арденны, 2000 год. Протестующие рабочие слили в реку 3000 литров серной кислоты.

Таких примеров множество, и Западная Европа к ним терпима – это вполне логичное продолжение терпимости к уличным буйствам молодежи, блокированию транспортных магистралей и нефтеперерабатывающих заводов. Увы, отношения с людьми, не уважающими закон и права других людей, могут строиться только на основе принуждения. Не желая понимать и принимать это, западное общество стало разделять террористов на «плохих» и «хороших». Но не разобравшись с теми, кто забрасывает полицию камнями и бутылками с зажигательной смесью, едва ли легко будет одолеть тех, кто использует бомбы.

Трудно отделаться от мысли о влиянии философии постмодернизма, распространившейся на Западе как тяжелое инфекционное заболевание, на подобное поведение наиболее активной части народных масс. Методологический анархизм в теории в стиле П. Фейрабенда симметричен «практическому анархизму» противников глобализации, что вполне соответствует установленному К. Поппером тождеству теории познания и социальной теории.

Именно исходя из этого тождества К. Поппер писал вставшем классическим труде «Открытое общество и его враги», что идеалом открытого общества можно считать Большую Науку, воплотившую великие принципы критического рационализма, очищенную от корысти, карьеризма и игры мелких честолюбий, полностью посвященную поиску истины.

Однако до какой степени реально существующее на Запале либеральное общество вообще может соответствовать этим великим принципам? Может, это пока – незавершенная и искаженная форма открытого общества?

Печальная истина заключается в том, что современный капитализм в наиболее развитых странах Запада (он же – либеральное общество) в принципе нельзя рассматривать как деформацию открытого общества, как весьма несовершенное осуществление его идеалов. «Реально существующий капитализм» принципиально не может соответствовать этим идеалам. Прежде всего, потому, что принцип эгалитарной демократии «один человек – один голос», на котором зиждется либеральное общество, уравнивает умных и просвещенных с глупыми и невежественными, которых всегда много больше, а это практически исключает механизмы рациональной критики. Истина – то, за что проголосовало большинство избирателей.

Для Большой Науки как идеала научного сообщества характерна более высокая форма демократии, основанная на принципе равенства всех перед истиной, но вовсе не всеобщего равенства. Большая Наука – это элитарная демократия или меритократия, ибо положение ученого в научном сообществе определяется значением полученных им результатов. Именно поэтому Большая Наука может быть рациональной. А способность общества, построенного на принципах эгалитарной демократии, к критическому взгляду на самого себя и, соответственно, к рациональному действию весьма сомнительна.

Сорос, возможно, был даже много ближе к истине, чем это представлялось ему самому, когда писал: «Если выдумаете, что концепция открытого общества парадоксальна, то вы правы». Весь пафос его последней книги направлен прежде всего на утверждение идеи нестабильности открытого общества, нестабильности не только экономической, но и политической. Оно нестабильно хотя бы потому, что далеко не все свободные граждане открытого общества разделяют его принципы и уж тем более считают своим долгом его защищать. После трагических событий 11 сентября можно сказать, что Сорос действительно оказался прав в существенно большей степени, чем это представлялось ему самому. Впрочем, сама идея не вполне нова: Эрнст Геллнер (1925 -1995), выдающийся теоретик свободы, ответственности и достоинства, тоже предупреждал об опасности иллюзий относительно рациональной природы человека и человечества. Гражданское общество, по Геллнеру, можно уподобить велосипеду: оно падает, когда теряет скорость, когда ослабевшая экономика больше не может обеспечивать постоянный рост благосостояния большинству его членов. Тоща раздраженное большинство вполне готово отказаться от великих принципов, пожертвовав ради иллюзорного благополучия реальной свободой.

Впрочем, и в относительно нормальных условиях далеко не все из тех, кто пользуется плодами открытого общества, разделяют его идеалы или, тем более, последовательно придерживаются его принципов. Например, СМИ манипулируют общественным мнением, и Сорос считает это крайне опасным посягательством на принципы демократии. Возможно ли вообще рассматривать институты гражданского общества как надежную гарантию демократии? Есть очень весомые основания для сомнений в этом. Множество фактов подтверждают зависимость этих институтов от колебаний политического климата, и чудовищная история Маши Захаровой – вероятно, самый яркий из них. При этом небезынтересно отметить, что во Франции эта история так и осталась почти совершенно неизвестной широкой общественности.

Признаться, корявый этот заголовок есть попытка напрямую перевести другое заглавие нашумевшей книги известного американского лингвиста и психобиолога Стивена Линкера, которое по-английски звучит «How the Mind Works». Но еще корявее, думаю, выглядела бы попытка перевести заголовок столь же нашумевшей книги другого известного американского психобиопога, Генри Плоткина, которая называется «Evolution in Mind». Книги эти поставлены рядом не случайно. Это две из самых недавних и самых, как уже сказано, нашумевших книг, посвященных тому, что можно с надлежащей осторожностью назвать тихой революцией в нейробиологии последних лет. «Тихой», потому что шумные открытия вроде расшифровки человеческого генома, работ по клонированию и стволовым клеткам и тому подобные заслонили от широкого читателя этот переворот в наших представлениях об устройстве и работе мозга.

То, что это переворот, не подлежит сомнению. Попробуем это показать. Прежде нейробиологи (и мы с ними) считали, что человеческий мозг при рождении является «чистым листом» (tabula rasa), на котором в ходе формирования разума записываются данные внешнего опыта, и из этих данных путем сложной обработки извлекаются содержащиеся в них закономерности внешнего мира. Считалось далее, что уже сформированное мышление организовано иерархически, то есть его «низшие» нейронные сети непрерывно «рапортуют» некой высшей инстанции, стоящей во главе пирамиды этих сетей. Именно эта верховная авторитетная инстанция и называлась «сознанием», или нашим «я». Это представление восходило к Декарту, который в свое время выдвинул тезис, что мозг и мышление, или разум, принципиально отличаются друг от друга, и разум – этакий маленький «гомункулус», восседающий в не ком особом месте мозга, – это то наше «я» (он называл его «душой»), которое выслушивает доклады всех «низших» уровней мозга, обдумывает их и принимает решения. Известный философ науки Даниэл Деннет насмешливо назвал «картезианским театром» эту картину мозга с его царственным «я», важно расхаживающим по авансцене сознания. Наконец, сам процесс мысли понимался раньше как нечто, уникально свойственное лишь человеку, не сводимое не только к физико-химическим процессам в мозгу, но и вообще к каким-либо известным процессам, нечто сугубо загадочное и непостижимое в рамках обычных наук. Отсюда открывался прямой путь к исключению мозга и мышления из ведения дарвиновской эволюции и молекулярной биологии. Все другие факты живой природы могли иметь эволюционное и генетическое объяснение, но человеческий мозг, человеческое мышление и человеческое поведение составляли «особую зону». Великое исключение, результат уникального и таинственного скачка из царства животных в царство разума. Естественно, что начавшиеся в последней четверти прошлого века первые попытки генетического объяснения человеческой природы и поведения людей (работы К. Лоренца и других этологов, книга Вильсона «Социобиология» и т.п.) вызвали яростные нападки и ожесточенное сопротивление.

В последние десятилетия минувшего века все эти представления заколебались под воздействием все новых и новых ударов. Для начала знаменитый американский лингвист Ноам Хомский (учеником которого, кстати, является С. Пинкер) доказал, что, вопреки прежним убеждениям, дети вовсе не начинают овладевать языком с нуля. Напротив, в их мозгу уже существуют определенные врожденные лингвистические «программы», некий «врожденный синтаксис», который позволяет им различать и строить правильные языковые конструкции независимо от их смыслового содержания. С другой стороны, стали накапливаться все более и более странные факты, собранные в наблюдениях за работой поврежденного мозга. Эти факты свидетельствовали, что даже самые тяжелые, но локальные повреждения такого рода зачастую выводят из строя лишь одну какую-то функцию мышления, не нарушая его в целом. Некий человек после инсульта сохраняет способность распознавать изображения, за исключением тех случаев, когда на них представлены животные. Другой с мозгом, навылет пробитым железной палкой, сохраняет интеллект, но теряет способность принимать однозначные решения. Третий упорно принимает свою жену за шляпу (название знаменитой книги американского нейропсихолога Оливера Сакса), хотя настоящая шляпа у него в руках. Как пишет в своей книге «Модулярный мозг» другой нейропсихолог, Ричард Рестак, все эти и многие подобные факты наводят на мысль, что человеческий мозг не организован иерархически, а собран из множества модулей, именно поэтому выход из строя одного модуля не влияет на работу остальных.

Еще несколько тяжелых ударов по прежним представлениям о мышлении были нанесены, так сказать, извне – со стороны соседствующих наук. Развитие компьютеров привело к созданию таких мощных машин, вычислительные возможности которых намного превосходили соответствующие возможности человеческого разума. А между тем компьютер как раз собран из отдельных модулей. С другой стороны, человеческий мозг утратил свою уникальность в отношении к животным: исследования человеческого генома показали, что степень его отличия от генома «больших обезьян» (гориллы и особенно шимпанзе) не превышает 1-2 процентов. Можно было, разумеется, еще говорить о каком-то загадочном «скачке», превратившем обезьяний мозг в человеческий, но все более ясным становилось, что человеко-обезьяньи различия – это результат длительной эволюции, а не одноразовых скачков.

Новая теория мышления сформировалась как обобщение всех перечисленных фактов. Сразу же оговорюсь, что она далеко не общепринята и потому имеет пока статус гипотезы. Она не общепринята прежде всего потому, что представляет собой, как уже сказано выше, концептуальный (по- ученому выражаясь – «парадигматический») переворот: она переворачивает все основы прежней науки о мышлении, все ее фундаментальные утверждения. Судите сами. Вот четыре главных утверждения этой новой концепции мышления.

1. Человеческий мозг является своеобразным компьютером.

2. Он построен в основном модулярно.

3. Значительная часть его интеллектуальной структуры имеет врожденное происхождение.

4. Эта структура возникла в ходе эволюции как приспособительное устройство, имеюшее целью выживание и развитие человеческого генома.

Рассмотрим все эти революционные утверждения по порядку.

Как следует понимать тезис первый, о компьютерном характере мышления?

Согласно Линкеру (который следует здесь за Хомским), человеческий мозг способен судить о «грамматической правильности» или «грамматической неправильности» даже таких высказываний, смысла которых он не понимает. Правильные суждения он способен обрабатывать по врожденным ему, самым общим законам синтаксиса, точно так же, как компьютер способен отличать и обрабатывать по заранее встроенным в него программам любые логически правильно (то есть математически коррекшо) сформулированные утверждения, не понимая, разумеется, того содержания, которое вложили в эти утверждения люди. В этом плане процесс человеческого «рационального» (оно же логическое) мышления, основанный на некой формальной системе правил, мало чем отличается от процесса компьютерного расчета. Эта способность мышления основана на том, что очень многие наши «мысли» в действительности представляют собой систему логических операций и связок.

Оппоненты новой концепции резко возражают против этих утверждений. Они считают, что такая «безмысленная» обработка мыслей не может идти до бесконечности, рано или поздно некий «высший орган» мозга должен свести воедино все результаты этой обработки и сверить получившуюся общую картину с реальностью, но уже «по смыслу». (Иногда этот контрольный орган отождествляют с так называемым здравым смыслом, поскольку он не пропускает заведомой бессмыслицы, противоречащей законам реальности, записанным в прошлом опыте человека. Заметим, что «здравый смысл» никогда не пропустил бы через свой контроль – именно как заведомую бессмыслицу – теорию относительности Эйнштейна, летящих влюбленных Шагала и «Вавилонскую библиотек}7 » Борхеса. Прощай, творчество!)

По существу, перечисленные возражения возвращают нас в «картезианский театр» иерархического мозга. Этим утверждениям новая концепция противопоставляет прямо противоположный тезис – о «модулярности» нашего мышления. В ее понимании это означает, что архитектура мышления представляет собой сложную конструкцию, состоящую из отдельных, автономных, специализированных «модулей», каждый из которых предназначен для решения своей локальной задачи на основе имеющейся в его распоряжении специфической информации и средств ее обработки.

Примером такого модуля может служить та система нейронов, которая занята в мозгу преобразованием двумерного изображения внешнего мира на сетчатке нашего глаза в трехмерный «образ мира», предстоящий перед нашим «внутренним зрением». Это преобразование, как уже доказано многими экспериментами, имеет характер математической компутации и практически не зависит от других познавательных функций. Не случайно многие зрительные иллюзии сохраняются даже тогда, когда мы знаем, что они иллюзорны, например, луна на горизонте кажется много больше, чем в зените, несмотря на то, что мы знаем, что это иллюзия.

Таким образом, в новой концепции мозг сходен с компьютером не только по принципам обработки информации, но и по архитектуре: он тоже представляет собой комбинацию множества «не-разумных» подсистем. Каждый такой независимый (или квазинезависимый) модуль работает с той информацией, которая имеется в его распоряжении, то есть «локальной», и в этом смысле очень похож на отдельные процессоры большого компьютера. Тем больше оснований думать, что его работа подобна работе любого компьютерного модуля, формально обрабатывающего свою информацию по определенной системе правил компутации. Поэтому «модульность» архитектуры нашего мышления в определенном смысле слова «требует» (или, мягче, предполагает), что его работа имеет компьютерный характер.

Третьей особенностью «новой психологии» является утверждение, что значительная часть «познавательных программ», управляющих работой модулей, дана человеку от рождения. Она не формируется в процессе жизни, а определяется генами. В пользу этого говорят результаты многочисленных исследований младенческого мышления, а также, например, бесспорные факты глубинного структурного сходства самых разных человеческих языков. Понятно, что это сходство легче всего объясняется, если принять, что оно обусловлено общими для всех людей генами.

Некоторые открытия впору назвать «закрытиями». Одно из последних событий в астрономии к таковым и относится. В течение десятилетий астрономы изучали квазары, и вот объект их научной страсти исчез. Растаяли, словно мыльные пузыри, радиогалакгики. Развеялись, как дым, сейфертовские галактики. И даже блазары канули в млечную космическую Лету…

Что же случилось на небесах?

В конце марта на совместном закрытом заседании президиума Госсовета, Совета безопасности РФ и президентского совета по науке и высоким технологиям под председательством президента Путина были приняты важные документы,г которым предстоит определить политику государства в области науки на ближайшие десять лет. Действительно ли эти документы сыграют надлежащую роль? Будущее покажет. Но по крайней мере еще с конца семидесятых годов в научном сообществе возникло мнение, что центр внимания и финансирования в фундаментальной науке должен быть перенесен на тех, кто эту науку непосредственно делает: на завлабов и ведущих научных сотрудников. С тех пор это мнение существует параллельно официальному или даже – в оппозиции к нему.

В момент, когда высшие власти страны задумались над судьбами науки, кажется важным, чтобы и это мнение было услышано.

Редакция будет рада познакомиться с откликами на статью А. Кондрашова.

Новейшая история естествознания на нашей родине полна горькой иронии. Партия и правительство неустанно заботились о советской науке и при Брежневе даже зачем-то объявили ее «производительной силой». Перестройка началась с того, что науку решили развивать – весной 1985 года в ЦК КПСС состоялось совещание по «ускорению научно-технического прогресса». Затем ее поддерживали и, наконец, после распада СССР спасали.

Полагаю, что настала пора спуститься на следующую ступень и призывать к возрождению науки. По крайней мере, естествознания, которое будет основным объектом моего рассмотрения.

Департамент ихтиологических исследований пополнил национальный музей Кении раритетным экземпляром обитателей океанских глубин. Рыба Coelacarrth попала в сети рыбаков из прибрежного города Малинди. Существует лишь несколько особей глубоководных рыб этого вида, родственники которых в основном, как предполагают ученые, вымерли 65 миллионов лет назад, так же как и их знаменитые современники – динозавры.

Эта находка, безусловно, расширит представления ихтиологов о древнейших океанских рыбах. Специалисты хорошо помнят, как в тридцатые годы XX века в одном из южных морей был найден живой экземпляр кистеперой рыбы латимерии. Находка вызвала настоящий переворот в науке; вид считался полностью исчезнувшим много миллионов лет назад. Подобно латимерии, кенийский феномен отличается по строению тела от современных рыб, которые становятся добычей рыбаков. Он заставит ученых в очередной раз несколько скорректировать представления о законах эволюции.

Мастер спорта по дзюдо, успешный бизнесмен, президент харьковского Центра этического отношения к животным; участник международных конференций, главный редактор журнала «Крик» и инициатор издания книг по правам животным, сопредседатель Российского вегетарианского общества, хозяин кошек собак и пары симпатичных шимпанзе…

Все это об Игоре Парфенове – личности в Харькове легендарной.

Вот он, на снимке с обезьянками, спасенными им от верной смерти.

Шуша и Тони

Эти шимпанзята были завезены на Украину моряками контрабандой. Для продажи. Но за время путешествия в тесном ящике полугодовалые малыши стали «некондиционным товаром» – они погибали от дистрофии, авитаминоза и воспаления легких. Узнав об обезьянках, Игорь Викторович пожалел их, забрал домой и по совету специалистов из Харьковского зоопарка вызвал на дом детского врача. Оказывается, детенышей человекообразных должны лечить педиатры.

Сейчас Тони-мальчику и Шуше- девочке примерно по два с половиной года. Когда мы дружной компанией гуляли в рощице неподалеку от дома – обезьянки, собаки, Игорь с сыном и я с дочкой, – трудно было поверить, что эти звереныши когда-то почти умирали. Веселые, ловкие, озорные, подвижные, они то лазали по березам, то кувыркались, то забирались нам на руки, то прыгали Игорю на плечи, то играли с собаками в «догонялки». На них нельзя было смотреть без смеха, но ухо нужно было держать востро – игривые шимпанзята так и норовили сташитьс наших головы шапки, а фотоаппарат приходилось и вовсе прятать под курткой. Но зря я опасалась, что Тони и Шуша убегут на свободу, в лес. Как только Игорь сказал им, что пора уходить, обезьянки запрыгнули к нему на плечи и послушно «поехали» домой.

Живут шимпанзе в просторном вольере возле дома, где есть деревья, канаты вместо лиан и любимые игрушки. Выделили им теплое помещение и в просторном доме хозяина. Но каждый день они с нетерпением ждут момента, когда за ними придет кто-то из домашних, чтобы взять на прогулку. Иногда Игорь показывает своим подопечным видеофильмы с дикими шимпанзе – чтобы не забывали о родных джунглях. Трудно сказать, что при этом творится в их головах, но смотрят они внимательно.

Если сначала я не различала шимпанзе «в лицо», то после совместного гулянья стало очевидно, кто есть кто. Шуша – маленькая и хитренькая. Это она все норовила незаметно подобраться и украсть шапку или фотоаппарат. А Тони – более крупный и суровый, это он покусывал меня за сапог, недвусмысленно показывая, что занимает в иерархии более высокое место. Но безусловный вожак стаи лля них, конечно, Игорь. Шимпанзята его любят и слушаются. Кстати, моя дочка увидела шимпанзе впервые в жизни, в Харьковском зоопарке этих человекообразных нет.

Как известно, ДНК человека всего на один-два процента отличается от ДНК его ближайших родственников по эволюционному дереву. Глядя на то, как Тони моет пол, полоща и выжимая тряпку, ест ложкой или самостоятельно берет кружку и набирает воды из крана, чтобы попить, в это охотно веришь. Их никто специально не учил этим премудростям, просто они видели, как это делают люди. Моя дочка даже загорелась идеей научить шимпанзе рисовать.

– Попробовать можно, – согласился Игорь. – Но не забывайте, что несмотря на игривость и привязанность к человеку, шимпанзе – это не домашнее животное. Когда Тони и Шуша подрастут, они станут сильными, независимыми, своенравными и подчас свирепыми животными. Достигнув годам к десяти половой зрелости, самец будет всячески стремиться занять лидирующее положение и потом его отстаивать во чтобы то ни стало. Трудно позавидовать человеку, который станет это лидерство оспаривать. Как рассказывала мне одна из сотрудниц Киевского зоопарка, которая ухаживала за шимпанзе, если вожак видел, что к ней подходит посторонний мужчина, он начинал дико кричать и расшатывать клетку. Она была уверена, что если бы этой взрослой обезьяне весом за сто килограммов удалось в этот момент вырваться, он из ревности убил бы и ее, и ее знакомого.

Человекообразным обезьянам грозит вымирание. Цивилизация вытесняет их из обычных мест проживания, их отлавливают также для цирков и зоопарков, медицинских экспериментов, для приготовления экзотических блюд и просто потехи ради. Чтобы поймать в природе одного детеныша, браконьерам зачастую приходится убивать взрослых членов стаи, которые защищают его изо всех сил.

Обезьяны легко усваивают человечье стремление к чистоте

Что может сделать Центр?

Послушав историю Шуши и Тони, вы не удивитесь, узнав, что именно Игорь Парфенов организовал в Харькове Центр этического отношения к животным и ст amp;а его президентом.

Эта общественная некоммерческая организация существует всего четыре года, но ее деятельность уже известна в странах СНГ и Западной Европы. Цель объединившихся здесь единомышленников – открыть людям глаза на проблему негуманного отношении к животным. Именно об этом идет речь во время организованных Парфеновым масштабных акций, в телевизионных передачах и на многочисленных встречах со школьниками и студентами. Поскольку современной отечественной литературы на эту тему нет. Центр занимается также переводом западных изданий и бесплатно распространяет их в школах и вузах. Например, школы Дзержинского района Харькова получили 450 экземпляров учебника, разработанного Британским Королевским обществом защиты животных. При помощи Центра в Харьковском зооветеринарном институте впервые на Украине начали вести занятия по биоэтике по учебникам, предоставленным Центром.

Шуша вспоминает навыки своих предков?

Гони развлекается, подражая, увы, не лучшей из человеческих забав

Но самым впечатляющим агитационным потенциалом обладает, на мой взгляд, уникальный для СНГ журнал «Крик», Речь идет о крике животных, которых мучают и убивают ради меха, ради мяса, ради спорта, ради забавы или просто из равнодушия. При чтении помещенных там материалов, а принадлежат они перу известнейших людей – Льву Толстому и Сергею Есенину, Фаз ил ю Искандеру и Вольтеру, Бриджит Бардо и Полу Маккартни, Джеймсу Рейчелс и Питеру Сигеру, – испытываешь настоящий культурологический шок. Ведь обычно мысли о том, что животные, как и мы, обладают способностью радоваться жизни, чувствовать и страдать, оттесняются нами на край сознания.

Не случайно первая попытка Парфенова продавать это издание через «Союзпечать» потерпела фиаско. Журнал был конфискован милицией «на основании негуманного отношения к животным» (!) – из-за документальных фотоснимков, сделанных во время охоты и боя быков, на бойнях и зверофермах. Общество не хочет видеть эту шокирующую информацию о собственной жестокости. И хотя потом перед главным редактором извинились, Игорь решил журнал не продавать, а распространять среди желающих – для этого стоит только обратиться с соответствующей просьбой по адресу: 310003, Украина, г. Харьков, а/я 10927. Сейчас «Крик», помещающий статьи на двух языках – русском и английском, – знают в восьмидесяти странах мира.

Подчеркну, что все, что делает Игорь Парфенов как президент Центра, он делает за деньги, который зарабатывает Игорь Парфенов-предприниматель. Ни финансовой помощи Запада, ни пожертвований от наших граждан на счет не поступало.

– Обшеств защиты животных в странах СН Г становится все больше, – говорит Игорь. – В 1997 году в Пуще Водице проводился даже организованный западными коллегами конгресс по зашитс животных, куда съехались представители из разных стран СНГ. Но у нас в основном занимаются зашитой бездомных кошек и собак, а все остальные животные выпадают из круга попечительства и интереса. Между тем защищать нужно все живое на Земле. Еще Пифагор говорил: «Пока люди будут убивать животных, люди будут убивать и друг друга». Уровень реальной обеспеченности прав человека непосредственно связан с обеспеченностью прав животных, здесь действует общий гуманный принцип защиты слабых, заботы о них и отсутствия дискриминации.

Недаром первое общество защиты животных появилось в Великобритании еще в девятнадцатом веке, причем находится оно под патронажем королевы. Чем богаче страна, чем развитее ее демократия, чем богаче ее граждане, тем больше возможности появляется у людей думать не только о собственном выживании, но и о своих ближних. Кстати, в царской России первое общество защиты животных было создано не намного позже, чем в Англии, но перестало функционировать с приходом большевиков.

Пока еще табу

В нашем обществе тема ответственности за «братьев наших меньших» вызывает некое отторжение. Не случайно Игорю Парфенову дали возможность открыто и полно высказать свои взгляды в телепередачах со знаковым названием «Табу». Одна из них была посвящена вегетарианству, а другая – охоте. В первой из них главным оппонентом Игоря Парфенова был известный на Украине философ.

– После передачи я понял, как малообразованы у нас люди в этом отношении, – делится впечатлением Игорь. – Философ, ученый вышел защищать тех, кто проливает кровь себе подобных живых существ, высших млекопитающих. Я не идеалист, я знаю, что человек за тысячи лет своей истории привык есть мясо. Но на нынешней ступени развития он должен хотя бы осознать, что убивать животных негуманно, что мясу есть альтернатива, а не защищать перед миллионами телезрителей право на убийство.

Конечно, за всю свою жизнь я не смогу сделать всех людей вегетарианцами, это невозможно. Моя главная задача – побудить их сделать хотя бы маленький шаг к пониманию проблемы прав живых существ. Ведь сейчас действует некий двойной стандарт – мы говорим о жестокости в отношении к животным только в том случае, если эта жестокость не приносит выгоды. Убить собаку – жестоко, а теленка – уже нет. Между тем в мире есть народы, которые традиционно, по религиозным соображениям, являются вегетарианцами, например, миллионы людей в Индии. Но есть и Англия, где по этическим соображениям за последние годы стала вегетарианцами десятая часть населения!

Я мастер спорта по дзюдо и знаю, что есть немало спортсменов, в том числе олимпийских чемпионов, которые являются вегетарианцами. Да, мясо было включено в пишевую цепь не одно тысячелетие, но во все времена были люди, которые старались жить, обдумывая свои деяния со стороны морали и добра. И практически все они становились вегетарианцами – Будда, Пифагор, Платон, Эпикур, Сенека, Иоанн Златоуст, Ньютон, Вольтер, Руссо, Байрон, Репин, Толстой, Есенин…

– Все начинается с детства, с осознания того, что животные – такие же чувствующие существа, как и ты сам, – считает Игорь. – Мальчиком я жил в деревне и, сколько помню, всегда спасал раненых, голодных, замерзающих собак, кошек, птиц. Потом мне попался в руки американский документальный фильм – «Любить или убить?» об отношении человека и животных, и тогда уже сознательно я стал искать литературу, связанную с защитой и правами животных. Так мне попала в руки редкая статья Льва Толстого «Первая ступень», о которой знают даже не все специалисты. Я считаю, что это своего рода библия для защитников животных.* Большую помощь литературой и видеоматериалами оказали нам западные организации, включая Великобританское Королевское общество защиты животных, общество Бриджит Бардо и другие.

Харьковский Центр, как структура, включенная в Интернет и общий каталог организаций защиты животных, принимает постоянное участие во всевозможных международных форумах. Недавно Игорь Парфенов вернулся из Лондона, со Всемирного конгресса по защите животных, самого крупного по этой проблематике за всю историю человечества. Более пятисот участников – писатели, политики, философы, психологи, ветеринары, ученые, общественные деятели – представляли восемьдесят стран со всего земного шара. Было и несколько представителей СНГ. Речь шла обо всем, что связано с защитой животных: кровавых зрелищах типа корриды, содержании сельскохозяйственных животных, домашних и беспризорных животных, медицинских экспериментах, содержании в зоопарках и цирках.

Нужно заметить, что мировая общественность уже отметила вклад Центра в дело защиты животных. В связи с его последней акцией, приуроченной к международному симпозиуму «Биоэтика на пороге третьего тысячелетия», который проходил в Харькове, поступило приветствие от вице-президента Европарламента Дэвида Мартина, в котором он пишет: «По тому, как общество обращается с животными, можно судить, насколько оно прогрессивно и цивилизованно».

Политические дивиденды на этом не заработаешь…

Но давно известно, что нет пророка в своем отечестве. Последняя акция Центра была, как всегда, совершенно мирной. Молодежь вышла на площадь с плакатами «Нет – убийству животных», «Трупы нужно хоронить, а не есть», «Мех – одежда пещерного человека», «Если бы на мясокомбинате были стеклянные стены, все бы стали вегетарианцами», тем не менее у части прохожих это вызвало резко отрицательную реакцию.

«Сразу после акции ее организаторы во главе с Игорем Парфеновым пойдут есть ветчину» – язвили одни. «Без шашлыка и в желудке, и в голове пусто» – выдвигали контрлозунги другие. «Все это затеяно только ради политических дивидендов» – были уверены третьи. Последняя версия звучит совершенно экзотически, в нашей стране политические дивиденды на вегетарианстве явно не заработаешь, скорее потеряешь.

Чтобы пропагандировать права животных, нынче нужно иметь силу духа. Во время подготовки этого материала я тоже столкнулась с негативной реакцией знакомых. Казалось бы, абсолютно ничем не угрожающие им идеи защиты животных и еще более вегетарианства вызывали у них сильную негативную реакцию Почему? Как сказал мне один психолог, здесь говорит подсознание, против этих идей единым фронтом выступают сразу три установки: «Мясо – значит выживание», «Я сам нуждаюсь в защите» и «Защита животных не дает выгоды». В самом деле, что дает привязанность Тони и Шуши их хозяину с этой точки зрения? С точки зрения рыночных отношений ничего, кроме забот и граты денег. Не рыночная это любовь.

– Я не Дон Кихот, – спокойно говорит Игорь. – Я понимаю, что многое не изменю, не спасу все живое, но стремиться я должен. Если моя деятельность поможет спасти от смерти или мучений хоти бы нескольких животных, это уже хорошо. Но что ни говорите, а плоды нашего труда уже видны. Об этом начали хотя бы говорить, об этом начали писать. О моем журнале знают школьники. «Ни один человек не бывает безгрешным, но стремиться подниматься по лестнице чистой совести должен каждый» – это сказал Лев Толстой.

СКЕПТИК

В силу полной луны многие люди верят поныне. То и дело мы слышим рассказы о том, как, повинуясь зловещим ночным лучам, со своих постелей поднимаются шеренги лунатиков, неверными шагами взбираются на чердаки, встают на подоконники, вскарабкиваются на крыши. Невидящими глазами они вперяются в «солнце спящих» и размеренно шествуют вдоль края крыши, без тени смущения балансируя между жизнью и смертью. В дни полной луны чаще совершаются преступления, разбиваются машины; в эти дни, зловеще запятнанные небом, похоть и ярость снедают души слабых мира сего, мучают их, толкают на самые необузданные поступки.

Целый ряд обычаев навеян нам неумолимыми лучами Луны. Одни, держа в памяти строки лунного календаря, отправляются «аки тати в ноши» сеять или собирать свой необыкновенный урожай. Другие ставят жизнь на кон в неизменных игрищах Луны, соглашаясь лечь на операцию только в «Луной отсчитанные сроки». Иные закоренелые «лунофанатики» даже волосы изволят подстричь лишь в определенные, «некритические» дни.

«Во всем Луна одна лишь виновата. Она безумье в нас вселяет». Шекспировский Отелло тоже был несчастной марионеткой, водимой волей Луны. И лишь строгие умы ученых до сих пор не поддались этому мороку, этому всеобщему психозу. Сии сухие и не способные к воображению мужи продолжают настаивать, что науке пока не удалось доказать справедливость народных наветов и подтвердить, что дни полнолуния действительно влияют на наше душевное состояние.

В принципе, логично предположить, что некоторые циклические состояния, присущие нашему организму, управляются Луной. Речь идет о регулярных колебаниях температуры человеческого тела и менструальных циклах. Кроме того, по давнему поверью, в дни полнолуния женщины чаше рожают. Что ж, разберемся с этими «народными гипотезами» по порядку.

Еще в середине восьмидесятых годов немецкие исследователи биоритмов показали, что нет никакой связи между температурой человеческого тела и положением Луны на небосводе. Так же не удалось обнаружить связь между чередой лунных фаз и менструальным циклом женщин. У разных женщин его продолжительность варьируется от 24 до 35 дней, тогда как период смены лунных фаз – 29,5 суток. В середине девяностых годов американский антрополог Беверли Штрассман в течение трех лет жила среди догонов – полудикого народа, населяющего Мали, – и вела наблюдения за 58 местными женщинами. Условия были почти идеальные. Ничто постороннее не могло нарушить чистоту эксперимента. Блаженные дикарки не предохранялись от беременности, не знали электрического света и т.п. Итак, посторонние факторы не могли влиять на физиологию этих женщин. Их организм оставался один на один с повелевавшей им якобы Луной, но, как ни была внимательна Штрассман, никакой связи между фазой Луны и месячными она не заметила. «Госпожа наша Луна» грубой физиологии чуралась.

А. Краснов. «НЛО с мостом «Мечты» над луной», 1996 г.

Так же обстоит дело и с разрешением от бремени. В старину бабки- повитухи верили, что по ночам, когда в окна дома заглядывает огромная полная Луна, женщины чаще рожают. Ныне ученые уверены, что такой связи нет. Женщины, действительно, иногда рожают в полнолуние, а иногда нет. Все происходит стихийно, и схватки не подчиняются лунному календарю. В 1988 году канадский психолог Айвен Келли обобщил результаты двух десятков исследований, проводившихся на тему «Луна и роды» за последние полвека. Вывод его, подтвержденный трудами многих ученых, живших в разные годы на разных широтах и меридианах, доказывает, что «ничто не обязательно под Луной». Роженицы приносят потомство, не отдавая предпочтение ни одной фазе Луны.

Что ж, власть Луны оказалась призрачной и иллюзорной, как свет се полуночных лучей? Нет, ученые все же выявили, что наш организм порой «держит равнение на Луну», подчиняясь ее переменам. Так, более полувека назад было подмечено, что в сумерках чувствительность человеческого глаза к различным цветам непостоянна. Обычно человек по ночам лучше различает синие тона, нежели красные. Однако в полнолуние все меняется: наши глаза внезапно начинают воспринимать красные цвета лучше синих. Даже люди, не подозревавшие, «какая нынче на дворе Луна», следовали в эти дни общему правилу: различали красный цвет легче, чем в другие дни. Вот только какой смысл в этих загадочных переменах зрения, ученые до сих пор не сумели объяснить.

А вот другая закономерность, и она чревата многими бедами: в дни полнолуния чаше фиксируют инфаркты. Этот факт несколько лет назад подметила группа медиков во главе с профессором Фабрицио Сесса из швейцарского города Лугано. Собранные ими данные показывали, что из 567 больных, пострадавших от инфаркта, почти треть – 170 – перене-4 ели его в дни полнолуния; четырнадцать человек погибли. В дни новолуния был отмечен 131 инфаркт, девять погибших. Все другие случаи инфаркта равномерно распределились по остальным двадцати с лишним дням – дням, когда Луна то убывала, то нарастала. Впрочем, другие ученые считают, что данный факт нужно еще проверять и проверять.

Проще обстоит дело с животными. В отличие от нас, людей, они куда послушнее следуют велению полной луны. Так, мошка Clunio marinus справляет свою свадьбу лишь по знаку, вспыхнувшему на небесах. Мошка эта обитает на острове Гельголанд в Северном море. Ее личинки развиваются в воде, прилепившись к тонким, буроватым водорослям. В те дни, когда море во время отлива отступает особенно далеко от берега, обнажая подводную растительность, над ним тут же вспархивают рои мошек, вылетевших из личинок. Они спешат соединиться друг с другом и отложить яйца – до смерти им остается всего какой-то час времени. В какие же дни морской отлив бывает особенно глубок? Раз в две недели – во время сизигий, то есть в полнолуние или новолуние, когда Луна и Солнце находятся на одной прямой и их приливообразующие силы суммируются. Ради своего выживания эта мошка обязана следовать лунному циклу.

«Месячная дама». Фото примерно 1900 года

Рыба гранюон – другой обитатель моря, не способный развиваться, не сверяясь с лунным календарем. Это – единственная в мире рыба, что нерестится на суше. Случается это лишь в дни новолуний и полнолуний, когда прилив особенно высок. Через час- другой после прилива калифорнийские пляжи усеивают тысячи небольших – длиной до пятнадцати сантиметров – голубовато-зеленых рыбешек с серебристой полосой. Самки сразу же зарываются в мя1кий песок; их беззащитные кавалеры пребывают рядом. Весь нерест длится полминуты. За это время рыба успевает отложить икру на глубину от пяти до восьми сантиметров. Как только икра отложена, рыба спокойно дожидается, пока на берег вновь набежит волна и смоет ее в море.

Впрочем, не только обитатели моря сверяют свои внутренние часы с желтым циферблатом на небосклоне. Внимательны к лунным знакам и заурядные дождевые черви. Периоды их активности согласованы и с солнечными сутками, и с лунными сутками, и с лунным месяцем. Каждый день, за три часа до того как Луна окажется в самой низкой точке своей орбиты, дождевые черви ведут себя необычайно активно. Особенно же старательно роют они свои бесконечные подземные ходы опять же в дни новолуний и полнолуний.

По лунным часам живут даже медоносные пчелы, более обязанные Солнцу, нежели Луне, ибо только в погожие, солнечные дни они «меж зелени висят жужжащими гроздами» (А. Шенье). Наблюдения показали, что пчелы подвида Apis mellifera carniса, обитающие в Юго-Восточной Европе, сильнее всего роятся в полнолуние, ежели их соты ориентированы с юга на север и леток выглядывает на север.

Луне повинуются и растения, ведь на суше тоже наблюдаются свои «приливы и отливы». Человек не замечает, что у него под ногами целые континенты то чуть вздымаются, то вновь оседают. В отличие от нас, растения более чутки к этому «дыханию планеты», коему задает такт пульсирующая Луна.

Так, диаметр деревьев меняется, отмечая метаморфозы Луны. По наблюдениям швейцарского биолога Эрнста Цюрхера, в дни полнолуния стволы сосен набухают: их диаметр увеличивается на сотые доли миллиметра. Цюрхер полагает, что причиной тому – вода, циркулирующая в сосудах деревьев. Очевидно, во время приливов корни энергичнее всасывали воду; она давила на стенки сосудов и распирала их. Крохотные изменения суммировались, толщина дерева менялась. Так же обстоит дело и с другими растениями.

Впрочем, критики не унимаются. По их словам, чтобы окончательно уяснить влияние приливов, следовало бы «для чистоты суждения» провести решающий эксперимент в условиях, где никаких приливов не наблюдается вообще, то бишь отвезти какую-нибудь крохотную сосенку на космическую орбиту и там в течение многих лет, пунктуально сверяясь с лунным календарем, наблюдать за тем, как она растет, педантично прибавляя к микрону микрон.

Впрочем, не дожидаясь, пока экспериментаторы грядущих дней, печалуясь о точности, доставят на орбиту всю мыслимую и немыслимую флору и фауну, мы уже сейчас можем с уверенностью сказать, что без нашего ночного светила на Земле вообще не было бы жизни. По расчетам французского астронома Жака Ласкара, именно Луна стабилизировала климат на нашей планете. Эта громадная желтая глыба, каждую ночь выплывающая на небо, смягчила колебания земной оси. Не будь рядом с Землей этого величественного противовеса, наклон оси резко менялся бы, колеблясь от 0 до 85 градусов. А ведь от этого показателя зависит количество солнечной энергии, достигающее поверхности Земли.

Если бы мы попробовали мысленно смахнуть с небосклона Луну, вечную возмутительницу морей, на наших глазах разразилась бы климатическая катастрофа. Летом в Северном полушарии Солнце месяцами держалось бы в зените, в то время как большая часть Южного полушария на весь этот срок погрузилась бы во мрак. В одной части Земли воцарился бы нескончаемый, невыносимо жаркий летний день, в другой ее части стояли бы трескучие морозы, и пугающая тьма не рассеивалась бы много месяцев. Эти резкие температурные перепады породили бы атмосферные бури, мощь и ярость которых мы не можем себе даже вообразить. Гибельную картину дополнили бы нескончаемые дожди. Разразился бы потоп, подобный легендарной библейской катастрофе. Лишь Луна, из ночи в ночь восходящая над нами, умеряет этот разгул стихий.

Умеряет… или же насылает их на людей. В тропических странах жители многих прибрежных районов с нескрываемым страхом всматриваются в небеса, ожидая прихода полной луны и необычайно мощного прилива. Сколько раз в Китае, Бангладеш, на Филиппинах морские волны поднимались вверх по руслам рек и затапливали обширные земли, унося порой жизнь и имущество тысяч людей. Сила полной луны обрекала несчастных на смерть – луны, по-прежнему властвующей, если не над телами, то над душами многих-многих людей.

«Быть в оппозиции – значит говорить нелицеприятное» – это известно всем нам. Однако датчанин Бьерн Ломборг, автор книги, выпущенной в конце 2001 года издательством Кембриджского университета, угодил в ряды оппозиции за то, что говорит лишь приятное. Его книга стала бестселлером, потому что несет благие вести о будущем: «Нет повода для уныния. Мы живем в лучшую эпоху. Все мрачные протозы несбыточны. Апокалипсиса не будет. Статистика доказывает обратное».

В одночасье в кругах экологов не стало персоны противнее Ломборга. Он один перечеркивает всю их деятельность. Поэтому на датского профессора обрушилась волна самой резкой критики: он удостоился прозвища «Иуда», а выпуск книги назван «провокацией». Перед выступлением в Лондонском Королевском обществе к нему пришлось приставить четырех (!) телохранителей. «Почему экология должна страдать от выходок какого-то самодовольного мракобеса?» – подобные вопросы часто появляются на сайте www.anti-lomborg.com.

В самом деле, мнение Ломборга кажется неуместным. Мы живем с ощущением «грозящих нам бед», и в выводы социолога из Дании заранее не верится, но,., может быть, мы обманываемся, как зрители рисунков Эшера? Хотелось бы подробнее ознакомиться с его аргументами, ведь мнение общества – лишь эхо, вторящее давно сказанной фразе. Эти раскаты трудно перекричать. Но так ли верно сказанное? Статистика, приводимая Ломборгом, – 182 графика и таблицы – доказывает обратное.

Тем интереснее было встретить на страницах февральского номера «Spiegel» беседу со «смутьяном-оптимистом». Ему – 37 лет; он преподает статистику в заштатном Орхусском университете. Этот вегетарианец с «внешностью кинозвезды» («Washington Post»), – он, пожалуй, похож на Роберта Редфорда, – смотрит на мир «в розовых очках». Вот что он видит:

* Внедрение промышленных технологий в сельское хозяйство привело к тому, что потребление калорий на душу человека за последние 40 лет – в 1961 -2000 годах – возросло на 24 процента, а в развивающихся странах – даже на 38 процентов.

* Общая численность населения планеты растет, но доля голодающих людей в странах «третьего мира» снижается За последние 30 лет этот показатель сократился с 35 до 18 процентов и, по прогнозам, в 2030 году составит всего 6 процентов.

* Никогда прежде за всю историю Земли люди не производили так много продовольственных продуктов. Никогда не был так высок средний уровень образованности и так низка неграмотность. Время беспросветной нужды уходит в прошлое. Все больше людей избавлены от необходимости думать о своем пропитании. Если взять средние показатели, никогда еще у людей не было столько свободного времени.

* В XX веке разительно улучшилось здравоохранение. Средняя продолжительность жизни возросла почти вдвое. Прямо-таки «фантастичны» изменения, наблюдаемые в развивающихся странах: детская смертность уменьшилась на 50 с лишним процентов.

* Многие боятся сырьевого кризиса, но тот наступит нескоро. Запасы основных полезных ископаемых еще долго не исчерпаются. В отдельных случаях промышленность перейдет на новые технологии: так, нефть может заменить близкая ей по свойствам смола, получаемая при переработке горючих сланцев; она будет стоить около 40 долларов за баррель, и ее хватит еще на 250 лет. В начале XX века тоже предвещали сырьевой кризис, но многие виды сырья, вопреки прогнозам, стали дешевле.

* Проблема загрязнения окружающей среды преувеличена. Новые технологии заметно снижают попадание вредных веществ в атмосферу, почву и воду. Кроме того, «самое позднее, через полвека автомобильные двигатели будут работать не на бензине, а на других, возобновляемых ресурсах». К сожалению, сейчас стоимость солнечной энергии и энергии ветра гораздо выше, чем энергии, получаемой при сжигании ископаемых видов топлива – угля и нефтепродуктов. Пока ситуация не изменится, нам придется иметь дело с выхлопными газами.

* «Энтузиасты из Всемирного фонда дикой природы заявляют: «Мы должны действовать, иначе на Земле не останется ни клочка леса». В действительности, за последние полвека территория, занимаемая на нашей планете лесами, возросла – и продолжает расти». Правда, на протяжении всего XXI века в странах «третьего мира» продолжится вырубка тропических лесов. Однако к 2100 году, по прогнозам Международной комиссии изменений климата, площадь леса начнет возрастать и здесь.

* Вообще не стоит драматизировать положение дел в странах «третьего мира». Несколько столетий назад в таких же условиях жили европейцы, но эти условия постепенно улучшались, а не ухудшались. Почему теперь может произойти обратное? «Все это – лишь часть того длительного процесса, который приводит, в конце концов, к росту благосостояния». Не надо жить сегодняшним днем – и надеяться, что «все переменится сегодня».

* «Мы оставим нашим детям мир, где ресурсы полезных ископаемых уменьшатся, но появится много новых технологий. Мы выйдем на иной уровень научного миропонимания, и это поможет построить новый, лучший мир», а вовсе не то мрачное будущее, о котором твердят экологи или авторы антиутопий.

* Потепление на планете продолжится, но не такими быстрыми темпами, как предрекают пессимисты. Вместо того чтобы тратить деньги на борьбу с потеплением, лучше помогать странам «третьего мира» и выравнивать уровень жизни на планете. Кроме того, потепление принесет выгоды целому ряду стран: например, в России и Канаде заметно повысятся урожаи зерновых. С засухами и наводнениями столкнутся в основном жители развивающихся стран.

Самое удивительное, что, задумывая книгу, Ломборг намеревался доказать обратное. Он начинал писать еще один мрачный сценарий будущего, а получилось что-то другое. Его взгляды стали меняться около пяти лет назад, когда он ознакомился с тезисами американского экономиста Джулиана Саймона: «Они были так оптимистичны, что поначалу я принял их за чистую пропаганду». Однако, поверяя тезисы статистикой, он не мог их опровергнуть. Оказалось, отмечает Ломборг, что «активисты экологического движения долгое время манипулировали множеством лживых фактов. Они повторяли эти бессмыслицы до тех пор, пока общество не привыкло к ним и не уверовало в них». Раскаты эха стали важнее смысла сказанного. Тогда Ломборг стал писать статьи.

Он опубликовал около четырехсот статей в датской прессе, вызвав раздражение многих коллег Из статей составился сборник – и сразу стал бестселлером в Дании. В прошлом году переработанный вариант книги был издан в Кембридже – и вызвал сенсацию в США и Великобритании, хотя на первый взгляд работа могла бы показаться скучной, вторичной. Ведь здесь собраны цифры, уже опубликованные в документах ООН, ЕС, Всемирного банка. Правда, на эти цифры, взятые по отдельности, в свое время не обратили никакого внимания.

Теперь ведущие научно-популярные журналы не могли пройти мимо этой книги. «В этом тексте использована стратегия людей, которые утверждают, что от СПИДа умирают лишь гомосексуалисты, а евреи вообще не подвергались преследованиям при нацистах» – эта фраза из «Nature» даже не мнение, а приговор. Это – «невежественная» книга, добавляет критик из «Scientific American». Стоит ли что- то добавлять к подобным рецензиям?

Но в газете «Washington Post» книгу Ломборга назвали самой важной книгой по экологии, выпущенной за последние сорок лет. Но британский журнал «New Scientist» рекомендовал ее как «обязательное чтение». В частности, рецензент Дэвид Пирс, профессор Лондонского университетского колледжа, приветствовал идею Ломборга пересмотреть смету, утвержденную Киотским протоколом. Зачем вкладывать деньги в неэффективные проекты лишь потому, что их называют «экологическими»? «Моралисты забывают, что деньги можно тратить всего один раз», – пишет Пирс.

Речь идет о немалой сумме – до 350 миллиардов долларов ежегодно. По словам Ломборга, «это в семь раз больше всех денег, выделяемых в помощь странам третьего мира». Спрашивается, что лучше, тратить миллиарды на защиту стран «третьего мира» от потепления или вкладывать деньги в развитие их экономики, и тогда через 50 – 100 лет они сами справятся с последствиями климатической катастрофы?

Подчеркнем, что резкой критике подвергаются не результаты работы ученого, а сам факт их публикации. Он – невежда не по незнанию, а потому что составил книгу из цифр, неугодных новым «властителям дум». Эти сведения «политически некорректны» – хотя некорректна в таком случае сама реальность. Они подрывают основы экологического мышления у людей, пишет рецензент из журнала «Science». Ведь, восхваляя прогресс, Ломборг не обращает внимания на то, как тот был достигнут. Если бы не экологи, то даже в Европе не появились бы фильтры для очистки воздуха или воды. За цифрами. Ломборг не видит людей, без которых этих цифр не было бы. Статистические же выкладки его в основном бесспорны. Было выявлено лишь около десятка неточностей, но все они исправлены на сайте Ломборга.

Эти споры вокруг книги, которая представляет собой расширенный комментарий к статистическим данным, книги, где на 516 страниц приходится 2930 примечаний, лишь убеждают, что мы не представляем себе мир, в котором будем жить в ближайшие десятилетия. Мы накопили обширные сведения о том, каков наш мир сейчас, но, возможно, мы находимся в некоей точке бифуркации. Для нас почти в равной мере возможны и мрачный, и оптимистичный сценарии будущего – и выбор зависит от случайности.

Ярость, с которой критики атакуют Ломборга, отмечает биолог Энтони Тревавас, автор письма, присланного в «Nature», «свидетельствует, что он обнажил принципиальные слабости в экологических догмах». Мы живем в мире, где создано множество мифов, говорит Ломборг. Мифы продолжают твориться на наших глазах. Так, «настороженность вызывают у меня» антиглобалисты, поскольку они «часто оперируют лживыми доводами». В свое время «зеленые» завоевали политическую арену «благодаря своим мрачным сценариям». Они явились защищать общество от мифов, ими же созданных. «Это стало ясно, едва лишь я задел их», – продолжает датский ученый.

На Западе защитники окружающей среды и антиглобалисты своими поступками часто напоминают тени знакомого прошлого – русских социалистов XIX века. Живя в благополучном обществе, они всячески расшатывают его из сочувствия к «падшим и угнетенным». В конце концов, основы общества могут дать трещины, а само оно – рухнуть, распасться на части, воюющие друг с другом. Желание справедливо разделить жизненные блага объяснимо, но невыполнимо, ведь те напоминают иррациональное число: их нельзя поделить нацело, без остатка, вызывающего споры. И вот уже все силы тратятся на «правильное перераспределение»; общество не прирастает благами. Романтикам и «донкихотам» остается лишь добиваться власти, ибо она позволит воплотить задуманное. Так, благородные цели постепенно подменяются политиканскими средствами. Тогда «врагом народа» может стать обыкновенный статистик.

Творчество поэтов-самоубийц отличается частотой употребления личного местоимения первого лица и другими лингвистическими особенностями – таковы выводы американских психологов. Они основаны на результатах компьютерного анализа нескольких сотен текстов.

Профессор психологии Техасского университета Джеймс Пеннебэйкер и аспирант Университета Пенсильвании Шэннон Уитсли Стирман сравнили 156 стихотворений, написанных девятью покончившими жизнь самоубийством поэтами, со 135 стихотворениями, которые вышли из-под пера девяти поэтов, самоубийств не совершавших. «Слова, которыми мы пользуемся', особенно те, которые зачастую кажутся ничего не значащими, на самом деле говорят многое и о наших мыслях, и о том, что мы собой представляем», – сказал профессор Пеннебэйкер. Главным в своем основанном на статистике открытии он считает то, что у специалистов появляется возможность различать особенности душевного здоровья людей по языку, которым они пользуются.

Группы анализируемых поэтов формировались по их максимальной близости друг другу с учетом таких факторов, как национальность, эпоха, образование и пол, и все поэты были американцами, британцами или русскими. Среди последних – Сергей Есенин и Владимир Маяковский, в контрольной – несуицидной группе – Осип Мандельштам и Борис Пастернак. Оказалось, что поэты, покончившие жизнь самоубийством, чаще других используют формы местоимения первого лица, но единственного числа – «я», «мне», «меня», и гораздо реже, чем поэты без суицидальных наклонностей, они употребляют местоимения первого лица множественного числа – то есть слова «мы», «нам» и так далее. В общем, ученые говорят, что поэтов-самоубийц привлекают слова, благодаря которым они могут показать отстраненность от остального мира и погруженность в свой собственный. Самым значимым словом для них является слово «я», которое они используют неизмеримо чаще других слов и чаще, чем это делают другие люди.

Кроме того, суицидальные поэты почти не употребляют такие слова, как «беседа», «разговор», «слушать», «делить» и «делиться». В их творчестве часто встречаются слова о смерти, но в то же время глаголы, ассоциирующиеся с сильными эмоциями как отрицательными, например, «ненавидеть», так и с положительными – «любить» , используются одинаково обеими группами поэтов.

В прежнем исследовании Пеннебэйкера было обнаружено, что частота самоубийств у поэтов значительно выше, чем у прозаиков и обычных людей, и что поэты особенно подвержены депрессиям, перепадам настроений – тому, что называется маниакально-депрессивным психозом. Выявленные сейчас речевые особенности стихотворцев являются, по мнению ученого, «лингвистическими предсказателями самоубийства» ныне живущих поэтов, однако если вы поэт и часто используете слово «я» – это не значит, что вас ждет суицид, это лишь знак повышенного риска, как считает техасский профессор.

Екатерина I. В прошлом – крестьянская дочь, Марта Скаеронская

Утром 7 мая 1724 года по крытому сукном помосту из дворцовых палат московского Кремля в древний Успенский собор шла женщина. Она была в тяжелой, пурпурного цвета с золотым шитьем робе «по испанской моде» и головном уборе, осыпанном жемчугом и драгоценными камнями. Длинный шлейф за ней несли придворные дамы, под руку ее вел Карл- Фридрих, герцог Голштинский, а сопровождали великий канцлер Г.И. Головкин и генерал-адмирал Ф.М. Апраксин. Возглавлял процессию сам Петр с генералами империи, а замыкали камергеры, кавалеры двора, дамы и девицы «первого достоинства».

В соборе Екатерина (а это была именно она, жена Петра I) прочла символ веры, преклонила колени, и сам император возложил на нее роскошную мантию (весом в шестьдесят килограммов!) и драгоценную корону, а первый по сану новгородский архиерей Феодосий вручил «державный глобус». Запели певчие, и грянул орудийный залп вместе с «беглым огнем» десяти тысяч солдат из собранных в старой столице полков. А вечером двор отмечал знаменательное событие торжественным обедом в Грановитой палате; для народа же в Кремле был устроен роскошный праздник с жареными быками и фонтанами белого и красного вина, подводившегося по трубам с колокольни Ивана Великого. Екатерина стала Екатериной I, императрицей.

Коронация была кульминацией ее жизненного пути, начавшегося в крестьянской избе. Сохранилось восемь версий ее происхождения; по наиболее вероятной, она – лифляндская уроженка литовского происхождения из крестьян Марта Скавронская. Польский язык был родным для ее семьи, которую по указанию Петра разыскали, но держали далеко от двора во избежание огласки незавидного родства: брат царицы, Фридрих, был ямщиком, а сестра Христина с мужем – крепостными. Екатерина сумела стать не только очередной «метрессой», но и самым близким человеком для непредсказуемого и вспыльчивого царя. Она была заботливой женой и матерью, беспокоилась о здоровье Петра и умела успокаивать царя во время случавшихся с ним припадков. Однако семейное тепло вместе с необходимостью узаконить рожденных детей могли вполне объяснить официальный брак царя, но не демонстративную коронацию супруги. Зачем она?

Петр I

В массовом сознании Екатерина, видимо, и воспринималась как добрая хозяйка и жена, но не прирожденная царица и уж никак не достойная верховного правления «баба». Даже в солдатских песнях петровской армии она не представлялась законной наследницей «империи», согласно им, на смертном одре Петр завещал: «Сенат судить князьям-боярам, всем старшим фельдмаршалам. А каменную Москву и Россию – Кате, а империю – царевичу…»

Сохранившиеся документы вполне соответствуют народным представлениям. Императрица распоряжалась закупкой вин и водки, приобретала заморские деликатесы – колбасы или «чекулад» с прибывших кораблей. Она умела сделать приятный сюрприз мужу: посылала ему свежую клубнику, огурчики или бутылку какого-нибудь особенного «крепыша»; приказывала наловить и доставить для него в Петербург «две тысячи раков больших», баловала его астраханскими арбузами и свежим виноградом. В свою очередь, Петр присылал «сердешнинкому другу» заграничные кружева или букет цветов из «ревельского огорода», бегло сообщал о походах и сражениях. Но в серьезные дела жену не посвящал, и следов ее участия в управлении государством нет, если не считать умение вовремя замолвить словечко за провинившегося.

Свадьба Петра I и Екатерины. Гравюра И. Ф. Зубова, 1712 год. Фрагмент

Тем не менее торжество недавней царской наложницы состоялось. Оно стало наглядным воплощением нового принципа служения «регулярному» государству, когда путь к чинам и почестям открывали не происхождение, а заслуги и «годность». Екатерину вполне могли понять многие из собравшихся тогда в Кремле: почти четверть офицерского корпуса петровской армии составляли вчерашние крестьяне, посадские и прочие разночинцы, ставшие теперь «благородиями». Армия стала становым хребтом российской государственности, и сам Петр в манифесте о коронации жены на первое место поставил ее заслуги и известность в войсках: «Во многих воинских действах, отложа немощь женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче прудской баталии с турки… почитай отчаянном времяни, как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей нашей армеи».

Вместе с ливонской пленницей на историческую арену выходило целое поколение «выдвиженцев». Реформы же означали стремительную европеизацию этого слоя и «прививку» ему новых представлений. Повести петровской эпохи рисуют образ лихого и галантного шляхтича, который мог сделать головокружительную карьеру, обрести богатство и повидать мир от «Гишпании» до Египта «для смотрения дивных пирамид». Герой одной такой «Гистории о некоем шляхетском сыне» в «горячности своего сердца» уже смел претендовать на любовь высокородной принцессы, и в этой дерзости не было ничего невозможного: «Как к ней пришел и влез с улицы во окно и легли спать на одной постеле…», и уже очень скоро в «эпоху дворцовых переворотов» этот литературный образ стал реальностью.

Но фортуна петровской эпохи была сурова: могла возносить людей в одночасье к вершинам власти и безжалостно свергать их оттуда.

Так могло случиться и с Екатериной. Могло, но не случилось. После смерти всех сыновей от нее Петр решился остановить на жене свой выбор на основании принятого в 1722 году «Устава о наследии престола». Этот акт отменял принцип передачи власти по нисходящей линии от отца к сыну и разрешал царю избрать таковым любого из возможных претендентов. Едва ли император обольщался насчет государственных способностей Екатерины. Скорее, он решил предоставить ей, независимо от брака, особый титул и право на престол в расчете на поддержку своего ближайшего окружения. В мае 1724 года вопрос, казалось, был решен: очевидцы даже заметили слезы на лице Петра в момент возложения короны на голову его Кати. Она же в порыве чувств «хотела как бы поцеловать его ноги, но он с ласковою улыбкою тотчас же поднял ее».

Но… Удар постиг Петра с той стороны, откуда он менее всего его ожидал.

В ноябре того же 1724 года был арестован Вилим Моне – любимец Екатерины, управляющий ее канцелярией. Пятнадцатого он был казнен. Официальная версия – злоупотребление и казнокрадство. Современники же считали, что причиной была предосудительная связь императрицы с красавцем камергером.

Петр нередко нарушал супружескую верность и даже извещал жену в письмах о своих очередных «метресишках», но не признавал подобных прав за Екатериной. Разлад в семье имел очень серьезные последствия самого разного свойства. Во-первых, Петр приказал опечатать драгоценности жены и запретил исполнять ее приказания. Но главное – согласно некоторым свидетельствам, он уничтожил заготовленный было акт о назначении ее наследницей. Царь избегал общества Екатерины, а она откровенно боялась за свое будущее, хотя и пыталась вернуть расположение мужа. Он же, очевидно, бесконечно страдал, был мрачен, стал болеть.

Развязка произошла в январе 1725 года: колесо фортуны для Екатерины сделало новый оборот. Официозная версия событий была составлена главным придворным «идеологом» Феофаном Прокоповичем. Феофан как «самовидец» событий о многом умолчал, но подробно описал, как по кончине императора во дворце собрались члены Сената, генералитет и лица «из знатнейшего шляхетства» и после пространных речей о праве на трон Екатерины признали его «без всякого сумнительства». Более драматическую трактовку событий дал в своих записках голштинский министр Геннинг-Фридрих фон Бассевич. Ему якобы стало известно о готовившемся заговоре против «императрицы и ее семейства», после чего сам Бассевич и Меншиков начали операцию по спасению Екатерины. Именно Бассевич привел знаменитый рассказ о последней попытке Петра 1 назвать имя наследника: «Император пришел в себя и выразил желание писать, но его отяжелевшая рука чертила буквы, которых невозможно было разобрать, и после смерти из написанного им удалось прочесть только первые слова: «Отдайте все…»

На деле же Петр в первые дни болезни явно рассчитывал на благополучный исход: он собирался ехать в Ригу; «записная книга» кабинет-секретаря А.В. Макарова отмечает наличие до 25 января петровских «помет» и резолюций. Возможно, поэтому царь и не думал о преемнике, В понедельник 25 января врачи решились на операцию, которая принесла лишь кратковременное облегчение. Сообщения французского, шведского и голландского дипломатов от 26 января говорят о состоявшемся в середине дня заседании сенаторов и президентов коллегий, где был найден компромисс: наследником становился законный в глазах большинства населения сын царевича Алексея Петр II при регентше Екатерине и под контролем высшего государственного органа – Сената.

Рассказ о заговоре против Екатерины явно не соответствовал действительности. Ограниченную в правах регентшу свергать не было никакой необходимости. Заговор был организован как раз против регентства и в пользу самодержавия Екатерины. В тот же день, 26 января, дворец был окружен стражей.

Противостояние 1725 года не было «типичным военным переворотом»: в то время гвардейские солдаты и офицеры еще не «научились» самостоятельно свергать министров и государей. Во дворце шли ожесточенные споры, сторонники регентства не сдавались. А что же Екатерина? Оказавшись в центре борьбы за власть, она без особых колебаний встала на сторону старых и близких друзей. Пришлось выйти из официального образа убитой горем вдовы, которую с трудом оторвали от тела мужа и под руки повели царствовать. Бассевич вспоминал, что в кабинете царицы для них были «приготовлены векселя, драгоценные вещи и деньги», а датский посланник Вестфален называл и суммы, прямо скажем – немалые, полученные в ту ночь участниками возведения императрицы на престол.

Сделать выбор для них, как и для многих других гвардейских «выдвиженцев», было нетрудно, скорее для них и выбора-то не существовало: преимущество «полковницы» было очевидно и осязаемо.

Противоборство сторон оттеснило на второй план самого Петра. Судьба трона решалась не после смерти, а еще при жизни императора, умиравшего в центральном зале на втором этаже своего Зимнего дворца. У него в течение 26-27 января еще было время, чтобы объявить свою волю, но уже не было возможности ее осуществить. Меншиков и его сторонники сумели настолько изолировать Петра, что никакое его распоряжение в ущерб Екатерине не могло иметь успеха. Принятые меры, в том числе и караул сержанта Ханыкова, исключали какую- либо случайность.

После угроз со стороны гвардейских командиров «оппозиция» вынуждена была признать новую политическую реальность. Бурные ночные события завершились присягой собравшихся «чинов» около 8 часов утра. Первый манифест нового царствования извещал о вступлении на престол Екатерины по воле самого Петра…

Граф Федор Матвеевич Апраксин. Копия с оригинала петровского времени

Канцлер граф Гавриил Иванович Головнин

Началось короткое и неяркое царствование Екатерины I. Власть не сделала домохозяйку государственным человеком, несмотря на внешний блеск и торжество. Ее внешность вполне отвечала духу времени: она была, по словам известного историка и придворного графа С.Д. Шереметева, «очень телесна, во вкусе Рубенса и красива». Что же касается государственных способностей императрицы, то комплимент капитана-француза Ф. Вильбоа: «Немногие умели пришпорить лошадь с такой грациозностью, как она», вполне ясно их характеризовал. Новая правительница могла поддерживать разговор на четырех языках, усвоила внешний облик сановного величия и некоторые – весьма смутные – представления о стоявших перед страной проблемах, но всерьез руководить государственными делами была не в состоянии.

Отбыв положенный траур, стареющая императрица стремится наверстать упущенное – фавориты, наряды, праздники не кончаются и не отличаются изысканностью вкуса. Племянник знаменитого петровского «дебошана» Иоганн Лефорт, закаленный на придворной службе у польского короля, с некоторым удивлением передавал свои петербургские впечатления: «Я рискую прослыть лгуном, когда описываю образ жизни русского двора. Кто бы мог подумать, что он целую ночь проводит в ужасном пьянстве и расходится, это уж самое раннее, в пять или семь часов утра».

По петровской традиции она еще посещала верфи, госпитали и выезжала на пожары, но большая часть «ра7 бочего времени» посвящалась прогулкам «в огороде в летнем дому», в других резиденциях, по улицам столицы и регулярным застольным «забавам» и «трактованиям».

Екатерина обещала «дела, зачатые трудами императора, с помощью Божией совершить», и по мере возможностей следовала этой программе. Она утвердила уже рассмотренные Петром штаты государственных учреждений, отправила в далекое путешествие экспедицию капитан-командора Витуса Беринга, дала аудиенцию первым российским академикам. В новой столице продолжали мостить улицы, а на «Першпективной дороге» – будущем Невском проспекте – поставили первые скамейки для отдыха прохожих. Новые указы так же решительно запрещали даже отставным дворянам под страхом штрафа и битья батогами ходить «с бородами и в старинном платье» и предписывали щетину «подстригать ножницами до плоти в каждую неделю по дважды». На русскую службу по-прежнему охотно принимались иностранцы, и многие из деятелей эпохи пресловутой «бироновщины» – А.И. Остерман, Б.Х. Миних, Р.Г. Левенвольде – начали свою карьеру как раз в это время.

Для решения важнейших государственных проблем при императрице был образован в 1726 году Верховный тайный совет «как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел»; в него вошли Меншиков, П.А. Толстой, Г,И. Головкин. Ф.М. Апраксин, А И. Остерман и из представителей «оппозиции» – князь Д.М. Голицын. В том же году Екатерина несколько раз посетила его заседания, но с декабря и до конца царствования там не появлялась. Правда, появился указ 4 августа о действительности распоряжений за подписями всех членов Совета, без этого нормальная работа государственной машины была просто невозможна.

Екатерина контролировала Тайный совет через Кабинет – личную канцелярию царя во главе с опытным бюрократом А.В. Макаровым. Кабинет получал с мест необходимую информацию (всем губернаторам и военному начальству в 1726 году было приказано о «новых и важных делах» сообщать прежде всего в Кабинет) и от имени Екатерины общался с Советом. Оттуда же выходили ее именные указы. Они-то и касались прежде всего пожалований чинами и «деревнями», увольнений и назначений: в этих случаях Екатерина иногда отстаивала свое право и вопреки мнению Совета.

Верховный Тайный совет обсуждал проблему корректировки реформ, слишком большим было напряжение сил страны. Но все это делали другие. А личная инициатива Екатерины нередко представляла собой не более чем карикатуру на петровские замыслы. Знаменитые ассамблеи превращались в разгульные вечеринки для узкого круга придворных, выдвижение талантливых и умелых помощников – в пожалования новым фаворитам и крестьянской родне императрицы: ее братья Карл и Фридрих Скавронские стали в 1727 году графами Российской империи.

Зимний дворец Петра I в Санкт-Петербурге. Гравюра И. Ф. Зубова., 1716 год

Но главной своей государственной задачей императрица поставила устройство достойных «партий» для дочерей. Брак старшей. Алны, был уже предрешен Петром, в результате в круг высшей российской знати вошел герцог Карл-Фридрих Голштинский. Екатерина хотела во что бы то ни стало вернуть зятю отнятые у него Данией земли, не останавливаясь перед неизбежным международным конфликтом. В мае 1726 года императрица велела вооружить пушками свою личную яхту и собиралась лично возглавить флот в походе на Данию. Но в Балтийское море вошла английская эскадра, и начинать военную кампанию без союзников и при полном превосходстве противника на море было невозможно, пришлось ограничиться приведением в порядок укреплений Кронштадта и Ревеля.

По примеру Петра Екатерина была заботливой «полковницей»: лично присутствовала на «екзерцициях», делала подарки на именины и крестины гвардейцев, лично разбирала их прошения и оказывала помощь нуждавшимся. «Великая перемена чинам» генералов и офицеров прокатилась по армии, в иной день Екатерина подписывала по сотне новых офицерских патентов! При этом повальные награждения радовали не всех, поскольку происходили нередко без учета действительных заслуг.

Доносы донесли до нас ворчание гвардейской казармы: «…Не х кому нам голову приклонить, а к ней, государыне.., господа де наши со словцами подойдут, и она их слушает, что ни молвят. Так уж де они, ростакие матери, сожмут у нас рты? Тьфу де, ростакая мать, служба наша не в службу! Как де вон, ростаким матерям, роздала деревни дворов по 30 и болше.., а нам что дала помянуть мужа? Не токмо что, и выеденова яйца не дала».

Появились случаи отказа от присяги императрице: «Не статочное дело женщине быть на царстве, она же иноземка…» Уже в декабре 1725 года было решено создать специальную охрану императрицы – кавалергардскую роту с личным составом «из знатного шляхетства самых лучших людей из прапорщиков и из поручиков».

Часто болевшая императрица все больше замыкалась в придворном кругу, где за карточной игрой и застольем выдвигались новые фавориты: молодой поляк Петр Сапега и камергер Рейнгольд Левенвольде, получившие за заслуги интимного свойства щедрые пожалования. Меншиков тоже принимал участие в забавах императрицы вроде соревнований по питью пива; с любимцами ее он вроде бы вполне ладил, но за пределами дворца реальная власть находилась в его руках.

Сенатский указ о смерти Петра I, провозглашавший императрицей Екатерину

С конца 1726 года он задумал дерзкий план, целью которого был брак маленького великого князя Петра с одной из его дочерей, в результате чего сам Меншиков смог бы породниться с царствующей династией и стать регентом при несовершеннолетнем государе. Датские и австрийские дипломаты, считавшие кандидатуру Петра наиболее благоприятной для своих интересов, поддерживали Меншикова.

Но добиться желаемого Меншикову удалось не сразу. В феврале 1727 года Екатерина еще не допускала такой возможности и заявляла, что престол принадлежит ее дочерям – Анне и Елизавете. Обе цесаревны и герцог упрашивали Екатерину не допустить такого поворота событий. Императрица колебалась, но в итоге после новых усилий со стороны Меншикова все же дала согласие. Понимала, что это – единственно возможный вариант или просто не могла сопротивляться напору Меншикова? Кто знает? Весной 1727 года силы были на исходе, а вокруг – нескончаемые интриги и грызня. А в числе недовольных – самые близкие, вчерашние помощники: зять Меншикова, генерал-полицеймейстер А.М. Девиер, ПА. Толстой, генералы И.И. Бутурлин и А. И. Ушаков.

У Екатерины началась горячка – воспаление или «некакое повреждение в лехком», по позднейшему заключению врачей.

Сам же светлейший князь не выпускал из своих рук инициативу: 10 апреля он переехал в свои апартаменты Зимнего дворца, чтобы прочнее держать ситуацию под контролем. 24 апреля он добился ее указа об аресте Девиера, затем были схвачены Толстой и другие. Следствие проходило под сильнейшим давлением Меншикова и в страшной спешке. 4 мая императрице уже был сделан доклад по делу; 5 мая (в предпоследний день ее жизни!) Меншиков четыре раза посещал умиравшую. Доклад и приговор были готовы лишь к вечеру 6 мая, в последние часы жизни Екатерины, и были ею утверждены, поскольку Меншиков не отходил от постели императрицы.

Вечером того же дня первая из преемниц Петра I «с великим покоем преставилась». Могла ли Екатерина за считанные часы до смерти читать документы, утверждать завещание и миловать осужденных? Вряд ли. Может быть, в эти последние часы она и пыталась что-то сделать, но поздно. Сам князь уже после всех описываемых событий с присущей ему циничностью сообщал датскому послу, что Екатерина накануне смерти хотела передать престол дочерям, поскольку «ее сознание в это время было не совсем ясным».

Утром 7 мая в присутствии высших чинов империи Меншиков объявил о завещании Екатерины, согласно которому престол переходил к законному наследнику – Петру II и регентскому совету при нем. Завещание отменяло петровский закон о престолонаследии. В случае смерти Петра II корона переходила к его сестре и дочерям Петра I Анне и Елизавете «с их потомствами». Этот документ стал последней загадкой в не слишком длинной истории царствования Екатерины. Ибо, как теперь стало ясно, появление на свет такого важного документа, как новый закон о престолонаследии, было настоящим подлогом. Похоже, что так к нему и относились: основные положения этого акта вскоре стали нарушаться тем же Меншиковым, а затем сменившими его Долгоруковыми. И уж совсем никого не интересовала действительная воля несчастной Екатерины. Воздвигнутый Петром «империум» оказался непосильной ношей для его жены.

Как известно, Леонардо да Винчи знал все. Но даже он сегодня подписался бы на журнал «Знание – сила».

Мы знаем больше…

ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА ИСТОРИИ

В середине VI века правителям традиционных держав на обеих окраинах Евразии показалось, что в мир приходит порядок. В северной половине Поднебесной ойкумены воеводы-националисты покончили с варварской империей Тоба Вэй. В 550 году ее восточная часть превратилась в китайское царство Бэй-Ци, а семью годами позже западная Вэй стала царством Бэй-Чжоу. Оба имени – традиционные, в честь древних царств доимперского Китая, канонизованных Конфуцием и Сыма Цянем.

Что касается земель к югу от Янцзы, тотам варвары никогда не господствовали, а шла чехарда националистов- узурпаторов. В один год с западной Вэй погибло южное царство Лян. Его победитель истребил династию прежних владык и основал свою династию Чэнь, приняв гордый титул У-ди (Воинственный предок) в подражание самому удачливому императору славной династии Хань, современнику историка Сыма Цяня.

Вероятно, узурпатор знал от грамотеев, что он – уже десятый носитель титула У-ди среди разноплеменных воевод, правивших теми или иными осколками Поднебесной империи. Ни один из прежних не сравнился с первым Хань У-ди или со вторым Гуан У-ди, восстановившим Серединное государство после революции Ван Мана в I веке. Первым семи самозванцам не удалось объединить весь Китай и основать вековую империю. Быть может, это удастся восьмому?

* Теперь все три узурпатора имперских титулов – Гао Ян в Бэй-Ци, Юйвэнь Цзи в Бэй-Чжоу и Чэнь Ба-Сянь в Нань Го – пристально следят друг за другом, сравнивая свои шансы на выживание и победу. Южане, пожалуй, наименее опасны, потому что они, укрываясь за Янцзы, не потрудились создать у себя сильную конницу – по образцу западных степняков. Напротив, северяне создали конные армии, но плоды их усилий несравнимы с природными конниками Великой Степи. Оттого оба северных императора наперебой ухаживают за Мугань-ханом, правителем новорожденной державы тюорютов. Еще десять лет назад мало кто замечал этих алтайских жителей, считая их послушными данниками разбойничьей кочевой державы Жужань. Так и было до поры, а потом Степь дрогнула от топота латной конницы тюрок. И латы-то были костяные: железа хватало только на сабли. Зато сабли были булатные, самодельные, и руки, их изготовившие, не уставали в бою.

После первых побед немногочисленное войско тюрок начало быстро расти. Оказалось, что большинство степных кочевников ненавидят владык – жужаней – и готовы помочь кому угодно в свержении жужаньского ига. Только бы новые владыки оказались более здравомыслящими хозяевами общей Степи! К счастью, так и оказалось. Новые тюрки не склонны повторять чужие ошибки, превращая добрую военную демократию в злую военную монархию. Мугань-хан на востоке и его родич Истеми-хан на западе хотят властвовать лишь над Степью, взимая дань с ее оседлых соседей. Приняв по очереди послов из Бэй-Ци и Бэй-Чжоу, Мугань радостно заявил своим соратникам: «Лишь бы эти два мальчика не помирились: тогда нечего опасаться бедности!».

Великая евразийская Степь представляет огромную ценность для всех оседлых народов прежде всего в роли великого торгового пути «восток – запад». Его давно прозвали Шелковым в честь самого дорогого товара, идущего с востока. Плата за транзит шелка такая, что вполне хватает для поддержания Тюркского каганата. Но что будет, если один из китайских «мальчиков» одолеет всех прочих и не захочет делить со степняками барыши от торговли шелком, который производят его подданные?

Этот мальчик уже родился, выбрал военную карьеру и мечтает о высшей власти. Его зовут Ян Цзянь: он суров, недоверчив и постоянно занят делами. Что еще нужно будушему императору? Немного везения и много упорства, то и другое налицо. Еще нужно выбрать свою политическую линию, но это – совсем просто. Программой Ян Цзяня станет военная и торговая блокада Степи. Пусть храбрые тюрки обнищают без китайского шелка, тогда, авось, держава их развалится!

Но сначала нужно подчинить единокровных конкурентов – царство Бэй-Ци. С 563 по 577 год все силы и хитрость Ян Цзяня будут отданы этой цели. После покорения Бэй-Ци победоносный воевода станет диктатором в Бэй-Чжоу, а еще через четыре года он свергнет и истребит правящий род Юйвэнь. Новый император Севера назовет свою династию Суй и примет титул Вэнь-ди: Родоначальник порядка, то есть избранник судьбы (а не богов).

Действительно, личным обаянием Ян Цзянь не наделен, хотя администратор он отменный. Но деловая хватка приобретается долгим трудом. Труженик Ян Цзянь упустит воспитание своего сына Ян Гуана, и тот не удержится на троне, а будет свергнут отцовским соратником, воеводой Ли Юанем.

Этот, сочетая деловитость с обаянием, сумеет воспитать гениального сына Ли Ши-миня, и в итоге династия Тан удержит власть над Поднебесной в течение трех веков. Вольных тюркютов Ли Ши-минь разобщит и привлечет к себе разумным сочетанием «ласки и таски». И Восточная Степь надолго обретет удачное равновесие хозяйственных укладов – кочевья и ремесла, соединенных торговлей и контролируемых властью. Именно контролируемых, но не управляемых, как мечтали Ян Цзянь и многие другие императоры.

Два таких державных умника – ромей Юстиниан I в Константинополе и перс Хосров I Сасанид в Ктесифоне – делят между собой сферы влияния на западном краю Шелкового пути. Делят безуспешно уже двадцать лет. Юстиниан хочет покупать как можно больше шелка, чтобы использовать его (а не золото) как валюту для найма западных варваров в имперскую армию. Но Хосров прекрасно знает, против кого направлена эта армия, и оттого стремится перекрыть все каналы. Главный фронт войны проходит, конечно, в Закавказье, на великой трассе «Ниневия – Трапезунд», но сейчас в Южном Закавказье наступило равновесие сил. Тем важнее для Ирана стали фланги Западного фронта – южный (приморский) и северный (степной). Южный путь пряностей и северный Шелковый заканчиваются в Египте и в Тавриде: оба эти региона находятся под контролем автократора ромеев. Значит, шах-иншах Ирана должен взять под контроль Аравию и Прикаспийскую степь, либо подчинив тамошних кочевников, либо подружившись с ними. В Аравии это удастся: Йемен скоро станет вассалом Ирана. Но Северная степь только что перешла под власть тюрок: они желают продавать шелк Византии и потому вынуждены воевать с Ираном. Степная конница против персидской конницы – вечный сюжет всемирной истории! Но пройдет всего сто лет, и персидская держава Сасанидов исчезнет, поглощенная новым миром ислама. Кто мог предвидеть это чудо?

Разница в структуре государств часто точно выражена в характере самих государей, поэтому сравним политические портреты Хосрова I Ануширвана («Бессмертного душою») и Юстиниана I Неусыпного. Персидский владыка кажется очень цельной личностью. Он умен, храбр, трудолюбив, суров, любим своими воинами и уважаем чиновниками, ибо ни лениться, ни воровать им не дает. А еще есть у Хосрова давний ореол Восстановителя порядка. Тридцать лет назад юный царевич положил конец революции маздакитов, примитивных коммунистов, которые захватили власть в Иране в пору экономического кризиса, но не сумели управлять огромной земледельческой страной.

Понятно, что царь Хосров – убежденный консерватор в политике и в религии. Оттого Хосров очень сдержанно привечает многочисленных беглецов из бурной Византии, будь то иудеи, самаритяне или разношерстые христиане-еретики. Ведь эти бунтари никогда не станут верными подданными царя царей, они не растворятся в цельном персидском народе! Это верное рассуждение, но, претворяя его в жизнь, царь Хосров упускает шанс расширить моноэтничный сасанидский Иран до иранского сообщества этносов, такого, каким была древняя держава Ахеменидов. Между тем на Ближнем Востоке кипят религиозные споры и расколы, обостряются межэтнические конфликты. Единой крышкой для всех этих кастрюль может стать лишь новая мировая религия. Нынешние персы не могут и не хотят ее создавать, поэтому их потомки станут приверженцами чужой универсальной религии. Исламское сообщество наций охватит весь Ближний Восток, где не получилось ни иранского, ни ромейского содружества этносов.

Рассмотрим теперь Ромейский мир сквозь персону его владыки – автократора Юстиниана. Он не только защитник Православия от всяких ересей и схизм, он – учитель Церкви, приравнявший себя к древним апостолам! Недавний V Вселенский собор в Константинополе пожаловал мирянину Юстиниану титул «внешнего епископа Церкви». Это, конечно, ниже, чем патриарх Константинополя или папа римский, но оба эти святителя, тем не менее, находятся в полной власти Юстиниана! Папу Вигилия просто вызвали в Царьград и продержали десять лет, пока он не одобрил все эдикты Юстиниана против нынешних еретиков и древних вероучителей. Юстинианов собор объявил ересью даже учение славного Оригена, хотя тот был признан отцом Церкви задолго до того, как первый император Восточного Рима принял христианство!

Однако Юстиниан воздерживается от слишком суровых гонений против монофизитов, не признающих двойственную природу Христа. Уж очень много развелось этих еретиков в восточных провинциях империи… Прижмешь их. а они откроют ворота сирийских и египетских городов персидским войскам! Лучше мирно воссоединить монофизитов с православными христианами, но как это сделать? Например, сокрушив военную мощь Ирана. Если на востоке установится Римский мир, то можно уменьшить налоги, а тогда жизненный уровень пограничных провинций повысится и ненависть пахарей и ремесленников к сборщикам налогов да и к императору поубавится. А пока Юстиниан – самый ненавистный базилевс Византии. Слишком дорого обходятся царские удачи!

Правда, Африку быстро отвоевали у вандалов, но провинция была разорена. Италию отбивали у готов восемнадцать лет, при этом число налогоплательщиков уменьшилось в пять раз.

Отвоевав Восточную Испанию у еретиков-вестготов, Юстиниан в целом почти восстановил западные рубежи Римской державы.

Но его довольно здравая геополитика ведется без учета денежных расходов и человеческих потерь, поэтому обречена на неудачу. Он уже перенапряг силы всех подвластных ему народов, но не решается вывести державу из самоубийственной внешней агрессии.

И все-таки успехи империи велики, это бесспорно. Кто те люди, которые их обеспечили?

Неустрашимая и мстительная базилиеса Феодора умерла десять лет назад и, пожалуй, вовремя, ибо стареющий Юстиниан начал от нее уставать. Ненадолго пережил Феодору ее ревнивый недруг-гениальный и бессовестный финансист Иоанн из Каппадокии. Еще раньше умер Трибониан, несравненный законник, составитель и редактор Кодекса гражданского права, который на пятнадцать веков станет учебником для всех юристов Запада.

Таким же последним шедевром, только в архитектуре, стал храм святой Софии в Константинополе – великое творение инженера Анфимия из Тралл и зодчего Исидора из Милета. Десять веков пройдет, пока нечто подобное появится в Западной Европе, к той поре Византия исчезнет под натиском ислама, но любимое детище Юстиниана сохранится как мечеть Айя София…

Памятники остаются, а люди уходят, и достойной смены им не видно. В глубокой опале доживает свой век самый удачливый из полководцев Юстиниана фракиец Велизарий. Он уверенно побеждал персов, даже когда ими командовал сам царь Хосров. Он быстро и с блеском разгромил царство вандалов в Африке, потом удачно начал отвоевание Италии у готов. Те попытались переманить героя в свой стан, обещав ему корону Италии. Велизарий устоял перед соблазном; зато Юстиниан не устоял перед уколами ревности, хотя мудрая Феодора объясняла супругу: честный воин Велизарий просто не умеет нарушать данную им клятву! Но Юстиниан так привык нарушать свои клятвы, что разучился верить в людскую честность! И теперь он не готов завещать свой престол Велизарию, хотя опальный полководец не затаил зла и только что спас столицу империи от внезапного набега новых варваров – авар.

Коварный Юстиниан не сделал верного вывода: стоит снизить налоги с пограничных жителей, молча даровать им свободу от религиозного гнета, разрешить местным ополченцам носить оружие и выбирать своих командиров, как самооборона восточных провинций империи наладится. Устроить республиканскую скорлупу вокруг имперского ядра – выше сил Юстиниана. Подобно царю Хосрову (хотя с меньшим правом), он считает себя воплощением автократического принципа и потому не может терпеть в своей державе разномыслия и местной самодеятельности. Тем хуже для державы! Угнетенные и обиженные жители провинций Востока обратят свою инициативу против негибкой имперской власти. Сначала они без сопротивления подчинятся интервентам-персам, а потом столь же легко примут завоевателей-мусульман. Очень многие монофизиты признают Мухаммеда новым пророком старой доброй веры, а налоги в Арабском халифате будут гораздо ниже, чем в старой Ромейской империи…

Но самая инициативная часть имперских жителей – это, конечно, население столицы, готовое защищать родные стены даже без императора. В грядущие сто лет Царьград успешно выдержит еще две тяжкие осады – сперва от персов, потом от арабов. Каждый раз городская чернь будет быстро выбирать себе достойного правителя, если предыдущий окажется недостойным. Так, добросовестный преемник и племянник Юстиниана I Юстин II сойдет с ума на восьмом году правления, не выдержав чудовищного наследия великого дяди. Его сменит спокойный здоровяк Тиберий, не особенно талантливый и не боящийся оставить наследника талантливее себя. Такая игра случая на имперском престоле окажется для рядовых ромеев менее изнурительной, чем продуманное самовластье Юстиниана. Он оставляет только памятники имперского величия; его преемники нечаянно сохранят основу этого величия – пестрый и буйный, но храбрый и предприимчивый ромейский народ.

Такие примеры подают своим современникам и наследникам лидеры трех великих держав Евразии. Много ли охотников следовать этим примерам в безбрежном варварском мире, окружающем Византию, Иран и три китайских царства? Сознательных подражателей имперского наследия вовсе нет: тяжела ты, шапка Мономаха! Но отдельные достижения из наследия великих империй находят устойчивый спрос у их соседей или партнеров. Юстиниан давно распорядился любой ценой добыть в Китае коконы шелкопряда, чтобы наладить в Византии шелкоткачество! И вот отважные монахи-несториане доставили эти коконы по Шелковому пути внутри своих бамбуковых посохов. Правда, не скоро еще наладится на Босфоре промышленное производство шелковых тканей…

Те же монахи познакомили тюрок с грамотой на основе арамейского алфавита, знакомого всему Ближнему Востоку. Ханы-тюркюты пришли в восторг: ведь освоить алфавит куда легче, чем изучить китайскую грамоту!

А на западе вожди франков давно переняли латинскую грамоту от римских миссионеров; своих историографов здесь еще нет, но первый из них (галло-романец Григорий из Тура) уже взрослеет, с изумлением слушая рассказы о деяниях великого Хлодвига. Преемников одного из его сыновей, Хлотаря, ждут тяжелые бои с аварами – продолжается вековой спор оседлых и кочевых варваров за господство над древней Европой.

Столь же трудные бои с персами и переговоры с ромеями ожидают западных тюрок: их хан Истеми решил во что бы то ни стало пробить персидский барьер на пути в Царьград. Благодаря прорыву тюрок в Причерноморье (по пути, разведанному гуннами) Византия сохранит торговые связи с Центральной Азией даже в условиях исламской блокады, а тюрки устроят свою торговую державу (Хазарию) между устьем Волги, низовьем Дона и предгорьями Кавказа.

Доблесть восточных тюрок, дополненная китайской деловитостью лидеров империи Тан, позволит войскам Китая достичь Ташкента и Ферганы и здесь вступить в контакт с исламским миром, поглотившим древний Иран. Правда, ромеи не доберутся сюда, занятые отражением натиска арабов на самых ближних рубежах. Зато ханы тюрок на западе, завязав родство с базилевсами ромеев, не раз будут возводить или возвращать своих родичей на трон в Царьграде. Позднее место Хазарии займет Золотая Орда; тогда один из монгольских ханов, Ногай, поможет императору Михаилу VIII Палеологу отвоевать родной Константинополь у рыцарей-крестоносцев.

Так соприкасаются и взаимодействуют через века и континенты великие державы Земли. Этот процесс еще недоступен ни прогнозу мудрецов, ни управлению царей, но он неотвратим, ибо вытекает из сути вещей.