Пример оказался заразителен. Новый спортивный автомобиль фирмы «Даймлер — Крайслер» тоже оборудован углеродокерамическими тормозами. Здесь иены несколько ниже. Можно полагать, что конкуренция между различными фирмами приведет к тому, что скоро на рынке появится вполне доступная по цене машина, оснащенная керамическими тормозами.

А если пофантазировать еще? Почему бы не оборудовать машину керамическим двигателем? Недавно одна немецкая фирма продемонстрировала миниатюрный двигатель, работа которого основана на пьезоэффекте. Этот феномен давно известен науке. Речь в данном случае идет о способности керамических материалов деформироваться под действием электрического напряжения. Подобные деформации можно использовать. Указанный двигатель был устроен так, что при подаче электрического тока он начинал вибрировать, и эти вибрации приводили в движение колесо модели.

Пьезодвигатель, мечтают энтузиасты, со временем мог бы потеснить обычный двигатель. Он занимает гораздо меньше места, оснащен самой простой электроникой, работает бесшумно, да еще и с невиданной прежде точностью. Эксперт немецкого журнала «Р. М.» полагает, что в перспективе подобный двигатель будет стоить не более пяти (!) евро, а значит, ему найдется применение в самых разных машинах: в автомобилях и кондиционерах, сканерах и экскаваторах, компьютерах и детских игрушках.

Эффект от использования пьезокерамики может быть и противоположным. Так, она способна не только порождать вибрации, но и вовремя гасить их. Пьезокерамические панели в салоне автомобиля будут навевать на пассажиров, мчашихся вдаль, ощущение полной неподвижности.

Физические возможности многих традиционных материалов исчерпаны, в то время как перед керамикой открываются все новые области применения.

Очень широко она используется сейчас в медицине. Вот некоторые примеры.

Искусственные протезы тазобедренного сустава, созданные из керамики па основе оксида алюминия, позволят пациентам не то что ходить, а даже безболезненно бегать.

На концевые части протеза можно наслаивать специальную костеобразную керамику, и тогда кости начнут сращиваться с протезом. Ткань тела крепко соединится с материалом имплантата.

Специальная керамика, смешанная со стволовыми клетками, извлеченными из костного мозга пациента, может служить материалом для искусственной кости.

Зубные протезы из металлокерамики знакомы многим из нас. На смену им постепенно придут протезы из одной лишь керамики (подобные уже появились). Они прочны и эстетичны.

Разумеется, и военные не останутся в стороне от этого материала. Защитные жилеты для спецназа, обшивка танков и пуленепробиваемые кабины вертолетов — вот куда будет призвана керамика нового поколения.

Из нее можно изготавливать даже одежду. Подобное «искусство кройки и шитья» выглядит весьма необычно. Сперва синтетическое волокно покрывают тончайшим слоем керамики. При обжиге до 1200°С искусственные волокна выгорают, и остается легкая керамическая ткань.

Одна из новых технологий применения керамики представляет собой «хорошо забытое старое». Пять тысяч лет назад шумеры начали процарапывать свои угловатые значки на сырых глиняных табличках. Теперь и у нас появится нечто подобное — керамическая «бумага». Речь идет о сегнетоэлектрической керамике, из которой можно изготавливать смарт-карты. На этих картах — размером не больше кредитной карточки — уместятся персональное удостоверение, водительские права, банковский счет и медицинская страховка. Сведения на керамической карте, по заверениям ее создателей, можно переписывать бессчетное число раз; информацию, содержащуюся в ней, нельзя будет размагнитить; к ней не сумеет получить доступ посторонний.

Отмечу попутно, что традиция издания книг на глине, то бишь керамике (от греческого «keramos» — глина), как ни покажется это странным, не вполне утрачена по сей день. Так, российское издательство «Редкая книга» выпустило недавно серию сувенирных керамических книг. Каждая из них имеет форму человеческого торса и содержит один из шумерских гимнов.

Таким образом, этот древнейший искусственный материал, созданный человеком, по-прежнему востребован нами и даже готов играть ту же роль, что на заре цивилизации, — хранить знания и передавать их другим.

Что там? Чашка разбилась? Пустяки. Зато быть керамике вечной!

Адрес в Интернете: ww.keramverband.de/

Ал Бухбиндер

Анатолий Цирульников

Лагерь на берегу Керченского пролива. Пара вагончиков, палатка, грузовик. К стойке крепится бинокль, время от времени кто-нибудь посматривает вдаль. Если на горизонте ничего не наблюдается, тогда — медленно текущая жизнь, безделье, пекло или непогода, вертушка крутится на ветру, хриплые песни под гитару. «Мужская еда»: большая ракушка, жареный рапан — под «фанагорийскую лозу». Вина тут много, самого разного, и рыбы много. Дальневосточная кефаль под названием «пеленгас» размножилась страшно и жрет все подряд, даже прокисшее вино — однажды, рассказывали рыбаки, винзавод вылил в море, вода была красная от вина и черная от рыбы. Так что опять пришли славные времена, «шаланды, полные кефали»...

Вино, рыба, треп, болтающиеся на веревке гидрокостюмы — если ничего на горизонте. Но если наблюдатель кричит: «Появилась группа! Гоняют рыбу!» — вот туг все закручивается со страшной скоростью.

Заводят мотор, в лодке трое. Андрей на носу, для противовеса, Джон выпрыгивает с якорем и «сыпет сеть» — разматывает вокруг дельфинов. А Сергей Гейко, бывший замполит, рулит, загоняет зверя, он охотник, единственный, кто умеет подкрасться, окружить, сам делает снасти, поплавки, он и по жизни охотник.

Если — удача, сеть вокруг стаи заметана — считай, половина дела сделана: дельфины, хотя это не составило бы им никакого труда, — сети не перепрыгивают, любая преграда действует на них странным образом. Тогда тройка ловцов возвращается на берег, забирает остальных, и вшестером, на двух лодках, едут брать зверя. Афалину, или «бутылконоса», как назвали этого дельфина в семнадцатом веке моряки, очевидно, за сходство с бывшей в ходу бутылкой рома. Внутри большого круга заметывают меньший, и берут дельфинов по одному, втаскивая на брезенте в лодку животное весом двести пятьдесят килограммов. Снаряжение особое — сеть сделана так, что если дельфин в нее попал, ему хватает сил всплыть на поверхность для вздоха, а замет таков, что можно контролировать каждое животное. При сильном ветре не ловят: веревка может вырваться, сеть подпрыгивает — возрастает риск гибели дельфина. Стараются, чтобы этого не случилось, но любая охота — грязь, кровь... В общем, все это закручивается, но часто заканчивается ничем — стая уходит. Ловцы возвращаются на берег, крича коллегам: «дельфины попросили передать вам привет», «помахали хвостом» или что-нибудь в этом духе. Таких «пустых» выходов в море может быть пять-шесть за день, обычная работа.

И опять вагончик, вертушка крутится на ветру, можно поболтать о жизни и разузнать подробности профессии дельфинера — зачем я здесь и нахожусь.

Джон из «Обыкновенного чуда»

К дельфину он пришел благодаря отцу. В свободное время тот увлекался подводным плаванием, объездил все моря, вначале северные, а когда дети чуть подросли, переориентировался ради них — на юг. Добывал рапана в рыбколхозе, исследовал для Института океанологии рост морской капусты, а с 70-х работал в крымской экспедиции по изучению диких дельфинов. Дети все лето вертелись рядом.

Ситуация мне знакомая — немного раньше, в середине шестидесятых, мой собственный отец, кинооператор, снимал в тех же местах фильм под названием «Планета океан», и я ездил к нему на лето, смотрел дельфинов. Были такие времена — романтические, веры в науку, увлечения фантастикой, всяких «бумов», сенсаций. В те годы как раз вышла нашумевшая книга Джона Милли, он учил дельфина английскому языку и уверял, что человечество вот-вот вступит в контакт с «братьями по разуму».

По прошествии времени думаешь, что в наделении природы, животных человеческими чертами есть что-то от детства. Может, это происходит от одиночества? От того, что в себе подобных не находим доброты, улыбки, а у дельфина морда всегда улыбающаяся...

Евгению Абрамову повезло дважды: в детстве у него были и дельфин, и «Маяк» — уникальное явление советской педагогики. Расскажу в двух словах, что это такое, для понимания логики профессиональной судьбы моего собеседника.

В «Маяке» никакой логики не было, была игра.

Дом начальника лагеря назывался «Замок покаяния», лужайка перед столовой — «Вкусная площадь», даже в кустах имелся «Зеленый друг». В домике Айболита будущее светило медицины рисовало зеленкой ребенку на содранной коленке зайчика. Были потрясающие игры, которые придумывались и создавались, как цирковое представление, взрослыми и детьми вместе. «Охота на мамонтов». «Эпоха Екатерины Второй». «Бородино»... Это в те времена, когда вся страна играла в одну и ту же игру. Поэтому понятно, что из «Маяка» без всякой натужности выходили педагоги, психологи, детские врачи и тележурналисты — тоже детские. «Дельфины из этой оперы?» — спрашиваю я Джона, имея в виду педагогику и лицедейство.

«Не знаю, как ответить, — говорит он. — Конечно, когда выступаешь на тысячной публике, да еще за границей. Да еще пять раз в день... конечно, приходится играть. Но демонстрировать — нс самое интересное. Самое интересное — придумывать».

Человек, который готовит номер с дельфином, во всем мире называется тренером, а не дрессировщиком. Евгений Абрамов — в прошлом детский тренер, с этим согласен.

Какие для этого необходимы качества? Образование — чем больше, тем лучше, желательно с биологическим уклоном. Физическая подготовка, умение плавать от стенки до стенки — не случайно ведущие тренеры дельфинов — спортсмены. Само собой, желание, мотивация... Много людей приходит и очень много отсеивается. Есть такие, говорит Джон, «любители животных», всех любят — мышек, птичек, такие у них не задерживаются. Трудно объяснить, в чем тут дело. Почему из одного тренер выходит, а из другого нет.

«Главное — когда стоишь перед бассейном на карачках и ручками пробуешь: а ну так попробую, а ну иначе. Даже ночью об этом думаешь. Не знаю, как определить...

И еще одно, это в работе с любым животным необходимо — терпение. Иногда хочется ба|ром по дыхалу. А надо подождать, отступить. Нужно не меньше года, чтобы подготовить программу, собрать кучу черточек, которые вырабатываешь каждый день.

«Поэтому, — говорит тренер дельфинов Евгений Абрамов, — лучше видишь людей. Не кто прячется от работы, кто нет, а более тонко».

«У дрессировшиков есть какая-то дифференциация способностей? — спрашиваю я. — Почему одни дрессируют собак, другие тигров, а третьи дельфинов?»

«Средний тренер, — отвечает Абрамов, — может с любым. Но если сравнивать с цирком...»

У них опыт — века, но это цыганщина.

Как-то он разговаривал с первоклассным цирковым дрессировщиком, тот замечает. а вот мне дедушка сказал, надо привязать, дать кусок сала и т.д. То есть примитив. Для нас, говорит Джон, если человек «делает, как в пирке», — это неприемлемо. Хотя вообще-то ему цирк нравится. Но все зависит от «таргет» — цели. Как научить петуха под дудочку плясать? Можно привязать к сковородке, поставить на примус — и начнет «плясать»... А можно коснуться ноги и дать зернышко. Сегодня коснуться, завтра, и потом сам будет. А можно еще так: месяц просто сидеть и смотреть. Когда поднимет ногу — дать зернышко... С дельфинами часто только так и можно. Тут не проходит метод «кнута и пряника». Наказанный дельфин отворачивается, уходит в сторону и отказывается работать.

Цирк — это совершенно другая культура, вплоть до профсоюза, говорит Джон. Есть профсоюз циркачей, скотников, а мы не приняты ни в какой профсоюз...

«Раз,— вспоминает, — лет десять назад, в московском цирке готовили программу, презентацию почтовых марок, на которых изображены разные звери. А морских животных в цирке не было. И вот в дельфинарий приехал сам Юрий Никулин, нанять на одно представление. Пришел, при нем куча халдеев, посмотрел, весело, травит анекдоты, мы в его кепке сфотографировались. Он говорит: не хотите участвовать в представлении? Сидят халдеи его, наше начальство. И наш Славик — в лампасах. Никулин разговариваете ним, для него он — артист. Никулин спрашивает: сколько вы получаете? Тот отвечает. Халдеи рот открыли. Ну что ж, говорит Никулин, не слишком вас ценит Академия наук. Если мы вам заплатим в два раза больше? Кто вам еще нужен? — Два ассистента. — А им сколько? Ну, столько же, отвечает Славик. Нет, говорит Никулин, это невозможно. Вы не можете получать столько, сколько они, вы — артист. Для Никулина он — Артист. А какой он артист, он «мэнээс» — младший научный сотрудник»...

В сущности, дельфинеры остались «мэнээсами», если понимать под этим образ жизни, духовный настрой — когда многое еще хочется и кажется, что все впереди. В конце концов, тот же Джон мог бы спокойно сидеть где-нибудь в Египте и за полторы-две тысячи баксов делать ту же работу, привез бы семью. А не мотался с ребятами с одного конца страны на другой, с Черного моря на Белое или Баренцево, на Чукотку — сняли вагончик, палатки — и поехали. Ну что это за жизнь для взрослых уже мужиков: живешь в одном месте, работаешь — в другом, ловишь дельфинов — в третьем. Если подумать, зачем замдиректору питерского дельфинария Олегу Васильеву в заливе жариться? А затем, что нужно самому пройти. Зверь проходит с нуля, и ты с ним. Ты взял его в этом заливе, ты пережил с ним стресс, выхаживал, кормил, учил... То есть прошел от А до Я. Он — твой, ты сам его выбрал. А иначе — дадут, что попадется...

Ну, и, конечно, кусочек жизни. Каждый раздумаешь, замечает Джон, — все, последний раз. А подходит весна, начинаешь палаточку перебирать, о подарочках думать, что кому привезти... И еще этот устойчивый дельфиний запах, на выдохе. «Рыбий?» — «Нет. Как от каждого человека пахнет, так и от дельфина — запах какой-то идет».

«Появилась группа, — сообщают с наблюдательного пункта, — идут с украинских территориальных вод. Нет, повернули...»

Тут еще проходит граница. Пролив по глупости отдали Украине, вон за той косой, переходить которую ребята не могут. А дельфинам все равно: местным, транзитным — из Азова или украинским, это люди их так метят, а они просто дельфины. Играют, путают снасти, прыгают. Живут между воздухом и водой, Украиной и Россией, социализмом и капитализмом. Спят — одним полушарием. И нам тоже нельзя расслабляться в стране родимой. Мы, как и они...

«Вон у косы еще один, — сообщает смотровой в бинокльс грузовика. — Одевайтесь».

Ребята натягивают черные гидрокостюмы, носки, перчатки. На берегу ветер крутит вертушку. Неводы уходят в море. Хриплый бард тянет из магнитофона: «Крики чайки на белой стене, окольцованной черной луной. Это все, что оста- а-анется после меня... Это все, что возьму я с собой...»

Тамань, где ловят дельфинов. И оттуда везут в Утриш на биостанцию

Байкальские нерпы и дядька с телогрейкой

У Андрея Абрамова, старшего брата Джона, глаза то необыкновенно яркие, то мутноватые, как море после шторма. Кончил биофак, по диплому — зоолог- ботаник. Учился после армии и одновременно работал в Институте экологии и эволюции им. А. Н. Северцева. В это время нынешний их шеф, Лев Михайлович Мухаметов, автор открытия однополушарного сна (у дельфина во время сна «спит» только одно полушарие — каждые несколько минут он должен всплывать на поверхность — вдохнуть воздуха), так вот, в то время, говорит Андрей, наш шеф попросил нас заняться демонстрацией дельфинов за деньги. В 1984 году на биостанции в Утрише сделали вольер, и пошло-поехало... А потом я там делал диплом. — «Тема?» — «Это хороший вопрос. Сейчас вспомню. — Андрей почесал затылок. — По ластоногим. «Некоторые вопросы локомоции морского котика».

(Информация — для субъектов, таких же, как я, далеких от жизни морских животных: котик на биостанции и в океанарии всегда рядом с дельфином. Оба млекопитающие, но характер разный — дельфин улыбается, а котик орет, хрипит, издает непотребные звуки - ну, это так, в скобках.) «Короче, — продолжает дипломную тему Андрей, — котик был взят в море и обучен там скоростному плаванию. Мне было интересно научить его, чтобы он не убегал, а по команде возвращался в лодку. А оператор нырял вместе со мной и снимал.

Потом зимой Лев Михайлович родил идею: а не нырнуть ли с котиком под лед? У нас, оказывается, много рыболовецких колхозов, занимающихся зимней ловлей. Но сети надо льдом ставить трудно. Рыбаки вынуждены делать через шесть метров проруби, сшивая их, словно ниткой, сетью. Возникла идея, а не попробовать ли ластоногих, те ныряли бы в прорубь на поводке, к которому прикреплена сеть, и выныривали через сто метров...»

Заменить рыбака обученным котиком оказалось возможным, но, по словам Андрея, никому не нужным. Тогда в штат рыбколхозон надо ввести должность специального дрессировщика с котиком, не будут же Абрамовы ездить по всем колхозам. Но представить себе в рыбколхозе дрессированного котика довольно трудно, мужики накормят его хлебом с водкой...

В общем, в народном хозяйстве котики не используются. Одно время были люди, отрабатывали ЧП - нырять в газопровод и прочее, но это, считает Андрей, бред. «С дельфинами то же самое?» — «Естественно... Конечно, можно обучить дельфина находить диверсанта в Севастопольской бухте. Есть такой эксперимент: в клетках сидят дельфины, засекают «диверсанта», клетка открывается, дельфин плывет и по сигналу его уничтожает. Но, во-первых, кто сегодня поплывет в Севастопольскую бухту, какой диверсант? А во-вторых, проще сделать техническими средствами. Это касается не только нас. И американцы попробовали разминировать минные поля в Персидском заливе — получилось. Но тральщик это делает лучше. А дельфин - да, красиво. Но он же может заболеть, в отличие от миноискателя. Что еще? Пытались использовать дельфинов для поиска кусков космического корабля, «шатла»: ступени взлетают, разгонный блок падает. Ну, вместо водолазов - находили дельфины. Но в конечном счете от этого отказались, и «шатлы» продолжают летать и падать, водолазы собирать осколки, а специально обученные дельфины — кто куда. Кто в море, кто сдох... «Поэтому военно-морские натовские дельфины есть, как и у нас были до перестройки, — сказал осведомленный в этом деле Андрей, — но реально незачем их использовать...» Да, у американцев, еще вспомнил он, дельфин нырял в подводный домик, приносил почту. Но зачем, когда можно по спутниковой связи?

По мнению Андрея Абрамова, «военная дельфинологня» ушла в прошлое. Но я бы не спешил с выводами на сей счет в наше мирное время.

Вот и шеф Андрея, профессор Л. М. Мухаметов, с которым довелось беседовать, считает: роль военных дельфинов очень велика, благодаря им финансировались военные исследования. Много сказок насчет использования дельфинов-киллеров, камикадзе, террористов и пр., но работа дельфина в качестве «собаки-«ищейки» и «сторожевой» — реальность, и что бы там ни говорили, американский военный океанариум в Сан-Диего остался и получил мощное финансирование, а наша «экспериментальная дельфинология», сказал профессор, практически умерла...

«С другой стороны, — продолжает просвещать меня Абрамов-старший, — по всему миру растет популярность дельфинария, супердорогие бассейны в Канаде, в Маринлэнде, сам там был. Три миллиона в год посетителей, стоимость билета от 26 до 34 канадских долларов. И у нас тоже народ ходит не только в Геленджике и Ялте, но и в Москве, Питере...»

«Ну, что там на вышке?» — «Тихо». — «Все, я снимаю шкуру, — говорит Джон, имея в виду гидрокостюм, в котором, бывает, приходится находиться сутками. — А ты?» — «Нет, — отвечает Андрей, глянув на море, — я еще посижу».

«Все эти военно-морские игры с использованием дельфина — бросить бомбу и прочее, были на поверхности, — продолжает он. — Посмотрели, попробовали и поняли — надо работать тоньше. Наш Лев Михайлович занимается механизмами сна у дельфинов, оказывается, это имеет выход на больных с нарушением сна, бессонницей. У дельфинов сон уникально организован, во время сна все время надо выныривать...

Глубоко не ныряют, хотя американцы зафиксировали 610 метров. При этом, что интересно, ребра не ломаются, хотя на такой глубине грудная клетка должна была бы треснуть. И кессонной болезни у дельфина тоже нет — из-за перераспределения кровотоков.

Хотя эксперимент и жизнь — это немного разное, замечает Андрей. «В эксперименте очень трудно заставить животное показывать свои возможности. Один дядька байкальскую нерпу посадил в бочку и махал телогрейкой, пугая. И та боялась и просидела в бочке тридцать семь минут — есть серьезные отчеты... Я, — приводит пример Андрей из своего опыта, — с мешком рыбы сидел на сорока метрах. А котик нырял. И мы написали в отчете — сорок метров. А так, без мешка, ему нырять туда незачем, так как кальмарные поля находятся выше — на двадцати-тридцати метрах. Хотя, может быть, он и глубже нас мог нырнуть, только зачем?»

Жизнь — немного другое. В жизни Андрей называет дельфина — «зверь». Может быть, из-за того, что ловит его, охотится, а на охоте есть охотник и зверь. Любознательный, игривый, социально организованный. С массой загадок. Плывет быстрее своих физических возможностей (парадокс Грэя). Пристраивается в нос корабля и долго, бывает неделями, сопровождает его. Почему? Проявление «младенческого инстинкта»: взрослый дельфин лежит на волне идущего корабля, как детеныш лежит на волне матери, двигаясь вместе с нею. Новорожденного опекают мать и «тетка», одна кормит, а другая помогает выталкивать на поверхностьлля вдоха, вспоминаю я вычитанное в книжке. «А кто в море это видел, — сомневается экспериментатор Андрей, — это же в океанариуме. А у нас в Ялте папа проявлял больше заботы, чем мама. Была история: малыш проглатывает кусок провода, тот пробивает грудь — и детеныш погиб. А папа носит этого малыша, поднимает для вдоха, потом папу паралич схватил — от стресса, горя, и он сдох. А мама благополучно плавает...»

«Ну, что, — спрашивает Андрей народ, — будем обедать?»

На дверях вагончика чей-то стих, из которого я выписал:

... Вперед, отважные ловцы

На утлой лодке в море.

Ядро похмелья в голове

Взорвется, но не скоро.

Дрожащей дланью лодку правь,

И сизый нос на ветер!

В сетях запутался, продрог

И в горле тошноты комок!

Но в коченеющих руках

Еще осталась твердость!

В дневнике моем по поводу этого обеда отмечено, что среди прочего ел котлеты из «катрана» — попавшейся в наши сети черноморской акулы. Вкуснятина. Повар Нина сказала, что мясо берет, как у поросенка, вдоль хребта, у акулы оно белое, как куриное...

Охота, азарт, кровь...

Пришли рыбаки, сказали, что видели дельфинов в заливе у маяка. Ребята поплыли. А мы поехали на гору высматривать, на случай, если поймают — чтобы быстрее назад и собирать сети для «малого круга». Гоняем из Черного моря в Азовское и обратно. Пришли к обрыву. «Хорошо Петрович идет. Резво разогнался, — говорит Олег. — Где дельфины? Дельфинов не вижу». — «Один в море не воин» — наговаривает шофер «энтэвэшникам», заехавшим снять сюжет для мира новостей. «Рацию надо на промысел». — «Да у нас рация есть, нет разрешения». — «Они скоро устанут» — вдруг говорит Олег. - «Кто, ребята?» — «Да нет, им что, у них девяносто лошадиных сил...»

Вон! Видно! Взрывы белой пены. Справа! Слева! Перед носом катера. Все ближе, ближе. Сердце бьется. Уходите на Украину, думаю я. Уходите. Но деться им некуда, в заливе мелко — три-два с половиной метра, а где и полтора, по пояс. Почему-то щемит, сосет. «Все, заметали, — резко сказал шофер. — Поехали».

Белые лебеди сели в лиман. Щемит в груди. Мне жалко дельфинов. Они будут жить в неволе. Я все понимаю, этим должно было кончиться, но мне жалко. «Может быть, — тешит мысль, — еще уйдут...»

В лагере четыре дельфинера быстро влезают в гидрокостюмы и спускают надувную лодку. Ждут Петровича, который должен придти с Джоном на моторе, оставив на другой лодке Андрея с сетью. «Вон идет». Напряженность нарастает. Ловцы выходят на берег. «Ну, что, не трави душу». — «Хотели трех куколок, — говорит Джон, — а поимели тридцать трех слонов. Черт знает где». — «Сколько их там?» — «Не знаю, я ж в воде был. Андрей говорит, около десятка. Ну, мы часть выпустили...»

Выдумывать не стану, в лодку — ни в первую, ни во вторую меня не взяли. У них все рассчитано до килограмма. Да и зачем, для меня - острые впечатления, а для них работа. Охота, азарт, грязь, кровь. Даже если стараются делать осторожно, все равно грязь, кровь. Есть вещи, которые естественны, понятны, но их не надо показывать.

...Пьяные, возбужденные от охоты люди втаскивали на берег лодку, в которой лежали несколько дельфинов. Тряпкой открывали роструп — нос, вставляли катетер под красный язык и вливали раствор тазепама. Дельфины тяжело дышали. Подошли мальчик и девочка, и стали их поглаживать, поливать водой. Тело дельфина должно быть постоянно влажным - иначе тепловой удар, страшные язвы...

Вшестером мужчины затаскивали животных в кузов грузовика, в поролоновую ванну. Дельфины шумно дышали, отдувались.

«Для них ситуация стрессовая, — объяснил Андрей. — Вроде в воде, а плыть не могут. Поднимать голову им тяжело...» Писк.

«Это они так разговаривают».

Тазепам в глотку, мазь, чтобы предохранить от солнца, — в глаза. Лицензия на отлов в этом году — 27 дельфинов на всю Россию, быстро наговаривает Андрей между делом. Продавать можно, но нужно много справок, у иностранцев большая потребность, но зависит от страны, в ЕЭС приняли закон, по которому нельзя завозить дельфинов, изъятых из природы. Рожденных в неволе — можно...

Эти, которых поймали, — местные, прибрежные — таманские дельфины. Они не уходят в открытое море. О спаривании: любят это дело. Если специальных заданий не давать, будут все время этим заниматься. Поза не имеет значения, хоть на голове.

Численность популяции этого вида, «афалины», — 35 тысяч. еще есть «азовки», «черноморки»... Всего на земле — пятьдесят видов дельфинов. Подсчитывает их число «летающая лаборатория», спутник с инфракрасным излучением. Дерутся между собой? Да, вон, видите, — все в шрамах. В условиях неволи дерутся на смерть, на воле - гораздо реже... Стадо было очень большим, голов восемьдесят, рассказывает Андрей про сегодняшнюю охоту. Поймали штук десять, но во внутреннюю сеть взяли пятерых, трое выскочили во внешнюю и их отпустили, один ткнулся носом в сеть — тоже отпустили...

Ну, пора.

Быстро забираемся в грузовик, я в кабину, а братья Абрамовы в кузов, в ванну, поддерживать в дороге дельфинов. Обычно доезжают до горы, оттуда начинает работать связь, и на биостанцию в Утриш сообщают, чтобы подготовились к приему. Лучше ехать быстрее, чем останавливаться и делать уколы. Лекарство действует шесть часов. Ехать по горной дороге от трех до четырех. Но все случается. Милиция остановит. Или стало коров перейдет дорогу...

Грузовик тяжело, медленно одолевает подъем. Капает вода из кузова...

Окончание следует

Наука и жизнь российского предпринимателя

Юлий Шкроб.

— Например?

Борис Стависский: — Мониторинг состояния машин и сооружений в эксплуатации. Причины катастроф, уносящих порой тысячи жизней, часто внезапное разрушение трубопровода, сосуда высокого давления, лопасти вертолета или железнодорожного рельса — все не перечислить. На самом деле, никакой внезапности, как правило, нет: задолго до несчастья в материале возникла микроскопическая трещинка. Она концентрирует механические напряжения, вследствие чего увеличивается. Чаще всего ускоренно. Иногда дефект можно разглядеть невооруженным глазом задолго до аварии. Но невозможно осмотреть не только все, но и самые ответственные детали, если их, как в самолете или ядерном реакторе, пара миллионов, причем большинство где-нибудь внутри. Это может сделать за считанные минуты быстродействующая портативная система «Малахит АС-12А». Она анализирует отраженный обследуемым объектом сигнал и поднимает тревогу, если он отличается от нормального. Известно немало аналогов. «Малахит» действует во много раз быстрее лучших известных в самых неудобных местах, а главное — выявляет самые опасные быстрорастущие дефекты.

Схема устройства для разделения газов

Образцы газоразделительных элементов разных типов, работающих в изделиях фирмы «Метане»

Лечебное дыхание обедненным воздухом

Кабинет газовой терапии

Владимир Мау

Нельзя «назначать приоритетых». Стратегия постоянной корректировки структуры означает: власть готова гибко защищать всех, кто добивается успеха в мировой конкуренции.

Не уверен — не обгоняй

Между тем «догонять» в постиндустриальном мире приходится совершенно не так, как это было прежде. Главная особенность современной экономики в том, что потребности стремительно меняются, усложняются и становятся чрезвычайно разнообразными (вплоть до индивидуализации). Одновременно растут и возможности их удовлетворения. Это резко сужает временные горизонты, на которые можно делать ответственные прогнозы технологического развития стран и отдельных секторов. В индустриальную эпоху можно было наметить приоритеты роста на 20 — 30 лет и, достигнув намеченного, действительно войти в число передовых стран (что и сделали в XIX веке Германия, а затем Япония и СССР). Теперь приоритеты быстро меняются. И сейчас можно попытаться превзойти весь мир по производству компьютеров на душу населения, разработать программы производства самых лучших в мире самолетов и телефонов, бросить все силы на их реализацию, а потом обнаружить, что мир ушел далеко вперед. Причем ушел в направлении, о возможности которого при разработке программы всеобщей компьютеризации никто и не догадывался.

Весь 2002 год депутаты, чиновники, эксперты пытались (и, конечно, будут пытаться) определить долгосрочные отраслевые приоритеты, на которых государство могло бы сосредоточить внимание и сконцентрировать ресурсы. Однако пока все попытки такого рода проваливались, поскольку на самом деле объективного критерия для этого нет. Дальнейшая дискуссия может привести лишь к тому. что в качестве приоритетных будут выделены сектора, обладающие максимальными лоббистскими возможностями.

Постиндустриальный прорыв требует прежде всего гибкости и адаптивности экономической системы, способности быстро и адекватно реагировать на вызовы времени. Такая адаптивность гораздо важнее формальных показателей уровня экономического развития, измеряемого данными о среднедушевом ВВП.

А России необходимо не только (и даже не столько) обеспечить рост, но прежде всего провести глубокую структурную трансформацию. Между тем, как показывает опыт наиболее развитых стран, во время структурных реформ нередко темпы роста замедляются, а то и вообще сменяются внешней стагнацией (как это было, например, в ряде стран Запада в 1970-е годы). Отчасти потому, что новые сектора (особенно услуги) плохо фиксируются методами традиционной статистики, отчасти из-за необходимости накопить ресурсы для нового технологического рывка. Разумеется, я не собираюсь прославлять стагнацию; однако экономический рост без структурных сдвигов достаточно легко достижим методами государственного администрирования (например, в Белоруссии при А. Лукашенко), и такой рост не делает страну богаче, а экономику эффективнее.

Стратегия постоянной корректировки

Постиндустриальное общество структурно отличается от индустриального тем, что доля услуг в ВВП и в занятости становится преобладающей. Движение в этом направлении уже обозначилось в современной России, надо придать ему больше целенаправленности и последовательности. Стратегия прорыва (а не повтора) должна ориентировать на усиленное развитие сектора услуг и прежде всего высокотехнологичных услуг. Говорить более определенно и здесь было бы опасно.

«Промышленная политика» ни в коем случае не должна ориентироваться ни на «назначение приоритетов», ни на «выбор победителей». Оба таких подхода означали бы консервацию формирующихся пропорций. Гораздо важнее стратегия постоянной корректировки структуры, при которой власть готова гибко защищать политическими (в том числе и внешнеполитическими) методами всех, кто добивается успеха в мировой конкуренции.

Главные вложения — в человека

У постиндустриального общества есть свои бесспорные приоритеты, выходяшие за рамки собственно экономических. Если мы хотим войти в элитарный клуб постиндустриальных стран, именно на них государство должно сосредоточиться в первую очередь. Это:

— развитие образования. Россия имеет здесь очевидные сравнительные преимущества, поскольку уровень и качество образования у нас выше, чем в странах с таким же уровнем экономического развития. Между тем именно вложения в образование — важнейшее условие экономического рывка;

— развитие здравоохранения. Эта отрасль, помимо гуманитарной составляющей, имеет, по-видимому, значительный мультипликативный эффект: влечет за собой развитие многих высокотехнологичных отраслей, а значит, и экономики в целом. При всей условности подобного примера стоит отметить, что здравоохранение может в современных условиях сыграть ту же роль, что и строительство железных дорог в индустриализации конца XIX века;

— военная реформа, включая выход на контрактную армию в самые короткие сроки. Массовое стремление молодежи уклониться от службы в армии сегодня существенно искажает состояние рынка труда и спрос на образовательные услуги (вплоть до отъезда на учебу и работу за границей).

К этому перечню надо добавить реформу судебной системы и реформу государственного управления. Более того, реальное развитие событий все более подводит к выводу, что именно в реформе политических институтов находится сейчас «узкое место» экономического развития. В условиях несовершенства политических институтов (судебной и правоохранительной системы, а также государственного управления) дальнейшее совершенствование экономического законодательства будет давать все меньшую и меньшую отдачу. Ведь экономическое законодательство лишь формирует определенные «правила игры», реализация которых зависит от правоприменительной практики, то есть от состояния прежде всего институтов политической организации общества.

Владислав Иноземцев

— Все эти проблемы актуальны и сегодня — но не для постиндустриального мира. Сегодня наибольшие проблемы с ресурсами как раз у стран «третьего мира». В 70-е годы в США не раз возникали перебои с бензином; теперь это скорее реальность многих азиатских и африканских стран. Самая сложная экологическая обстановка — в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке, а Китай и Индия производят озоноразрушающих веществ больше, чем производили все западные государства, к 1996 году свернувшие их выпуск согласно Монреальскому протоколу.

Вообще в 70 — 80-е годы футорологам много чего казалось. Казалось, что миллионы людей в Европе, США и СССР могут погибнуть в «ограниченной ядерной войне»; на деле же, погибли миллионы африканцев и азиатов, причем в локальных конфликтах, оставивших остальной мир вполне безучастным. Казалось, что страны «социалистической ориентации» создадут передовые экономики, а США станут обществом тотальной безработицы; на деле же, сегодня в африканских странах, не считая ЮАР и Египта, лишь каждый третий имеет легальную работу, а в США к концу 90-х была достигнута почти полная занятость. На мой взгляд, современному обществу вполне по силам любые проблемы, доставшиеся ему в наследство от индустриальной эпохи. По- настоящему сложны для него лишь те проблемы, которые оно само и вызвало к жизни.

— Какие именно?

— На мой взгляд, самая большая проблема, которая с особой силой проявилась в последние десятилетия, — это проблема неравенства. Причем не только сугубо материального. Став главным ресурсом нового общества, знания поляризовали социум по ранее неизвестным линиям и кардинально изменили весь экономический механизм воспроизводства.

Обратите внимание: если в какой-то стране добыли полезные ископаемые и продали их за рубеж, никто в этой стране не сможет больше ими воспользоваться. Через определенный срок ресурсы или закончатся, или их извлечение станет слишком дорогим, и экономика, основанная на их добыче, резко замедлит свое развитие. Если в стране ориентируются на развитие индустриального сектора, то это значит, что год за годом рабочие будут изнурительно трудиться на фабриках, предприниматели будут сдерживать рост их доходов ради получения дополнительных возможностей расширить производство, и т.д. И опять-таки индустриальные товары, проданные за рубеж, покидают страну навсегда.

А вот человек, добывший новые знания, не истощил, как рабочий, свои способности, но напротив, только развил их. Знания и технологии можно продать сколько угодно раз, и это не уменьшит возможности их создателей и далее пользоваться ими.

Так постиндустриальный мир обретает возможность в неограниченном масштабе приобретать ресурсы из остальных стран, не утрачивая при этом собственных. Он получает на это не только возможность, но и право: ведь он не силой забирает у других их блага, а напротив, честно обменивает их на технологии, созданные им самим. Собственно, именно в этом я и вижу самую большую проблему, порожденную постиндустриальным обществом: новое неравенство не только становится допустимым, но и не противоречит традиционно понимаемым принципам справедливости.

За последние пятьдесят лет разрыв в средних значениях ВВП на душу населения в Европе и развивающихся странах вырос почти втрое — с 23 до 61 раза. ЕС и США сегодня контролируют более 75 процентов мирового парка компьютеров, 84 процента всех выданных в мире патентов и почти 92 процента рынка программного обеспечения.

Постиндустриальный мир, и об этом сегодня говорят очень редко, становится все более замкнутым: между Европой, США, Японией и развитыми странами Азии происходит сегодня более 75 процентов всех осуществляющихся на планете торговых трансакций и перетекают 82 процента всех иностранных инвестиций. В какой-то мере это понятно: люди одного уровня развития тянутся друг к другу; кто-то обменивается книгами, кто-то фантиками, но книги на фантики меняются лишь как редкое исключение. До поры до времени казалось, что те, кто разбирается только в фантиках, научится читать книги. Они в общем-то и научились. Но выяснилось, что только читать, но уж никак не писать. Даже книги. Не то чтобы программы. И в этом нет ничего удивительного. Ведь учиться читать приходилось в редкие моменты отдыха от работы. А для других написание книг (или компьютерных программ, или создание дизайнерских концепций) и было их работой.

Приблизительно то же самое происходило и внутри развитых обществ. В 1898 году в США 1 процент самых состоятельных граждан владел 37 процентами национального богатства. Чтобы снизить этот показатель до 17 процентов, потребовалось 75 лет; этот минимум был достигнут в 1973 году — к символическому началу постиндустриальной эры. Но всего за 25 последующих лет, к 1999 году, доля богатейшего процента граждан достигла 41 процента национального богатства Соединенных Штатов. При этом 13 из 20 наиболее состоятельных граждан не получили ни цента наследства, а сами создали и развили собственный бизнес, в начале карьеры имея в активе лишь хорошее образование, оригинальное мышление и невероятную настойчивость. За те же 25 лет доходы лиц с полным средним образованием снизились на 14 процентов, а с незаконченным средним — на 27. В постиндустриальном обществе средние способности не гарантируют средних результатов. На средние результаты могут рассчитывать лишь те, кто совершенствует свои способности средними для общества темпами. В современном мире нужно бежать не только для того, чтобы продвинуться вперед, но и для того, чтобы остаться на месте.

— Но идеи быстро становятся всеобщим достоянием, их нельзя сохранить в банковских кладовых или подвалах рыцарских замков. Разве придуманное в развитых странах не может служить всем ? Да это видно и у нас: пусть мы пока не можем считаться развитой, тем более постиндустриальной страной, компьютеры появляются даже в сельских школах, и житель какого-нибудь заштатного городка может, выйдя в Интернет, включиться в мировые информационные потоки. Разве технологии не создают новый мир, мир, как бы банально это ни звучало, равных возможностей?

— Опять смешиваете понятия. В свое время еще Карл Маркс (или Ленин, право, не помню) сказал, что идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами. Много лет спустя О. Тоффлер, хотя и имел ввиду, разумеется, нечто совсем иное, заметил, что информация служит самым демократическим источником власти. Все это так. Но ни одно из этих высказываний не относится к знаниям. Знание — продукт индивидуальных усилий, и массами оно не «овладевает». И никакой «демократии» в приобщении к ним, увы, не наблюдается. Быстро становятся всеобщим достоянием лишь те идеи, которые, собственно, для этого и выдвигались.

Скорее, следует говорить о технологиях, которыми каждый может воспользоваться. Но здесь возникает еще более интересная и глубокая проблема. Можно, конечно, поставить компьютер в каждой школе; сам по себе он не дорог. И можно выйти в Интернет. И посмотреть какой-нибудь завлекательный порносайт. Или прочитать анонсы газет. Но чтобы подписаться на адресную рассылку новостей, то есть попытаться «профильтровать» информационные потоки, нужно ввести номер своей кредитной карточки и заплатить какие-нибудь 10 долларов за годовую подписку на эту услугу. Но поставить в сельскую школу три компьютера — это еще не раздать старшеклассникам пятьсот кредиток. Да и кредитки — еще не знание английского, которое позволит прочесть присланные материалы. И даже обеспечив английский, мы еще не «погрузим» человека в среду, где рождена усвоенная им информация, а без этого вероятность того, что далекий мир воспримет его рассуждения «на заданную тему», бесконечно мала. Выходит, открывая окно в мир, не мы включаемся в существующие в нем информационные потоки, а эти потоки «включают» в себя и нас. Обратная связь практически отсутствует.

— Неужели «прорыв» в новое общество невозможен? А как же опыт многих азиатских стран, столь успешно развивавшихся в 70-е и 80-е годы?

— Но там речь идет всегда и только об ускоренном индустриальном развитии. Оно может подталкиваться политическими методами, как это было в середине XX века в СССР или в гитлеровской Германии, или экономическими, как в Корее или Китае. Но результат будет один: увеличение производства массовых товаров. Германия достигла невероятных успехов в производстве вооружений. СССР — в выплавке стали. Япония — в поставках на мировой рынок электроники. И что? Россия до сих пор не производит отечественного автомобиля с автоматической коробкой передач, а в Корее программное обеспечение для массово производимых компьютеров импортируется на все 100 процентов. Уровень жизни можно повысить радикальным ускорением хозяйственного развития. Но «создать» постиндустриальное общество такими же методами нельзя.

Более того. «Ускоренное» развитие» позволяет повысить уровень жизни или сократить стратегическое отставание от других стран. Но чем выше уровень жизни, тем актуальнее реализация уже не массовых, а индивидуальных потребностей. А искусственно мобилизовать людей, почувствовавших вкус к творчеству и самореализации, практически невозможно. На определенном уровне — приблизительно на таком, на каком сами западные страны были в 60-е годы, — возникает предел мобилизационного развития и начинает формироваться новая мотивационная система. Результатом и становится возникновение элементов постиндустриализма. Но для этого нужны, во-первых, высокий уровень благосостояния, во- вторых, система ценностей, которая высоко ставит интеллектуальный рост, и, в-третьих, заинтересованность сограждан в потреблении производимых информационных благ. Многих из этих элементов у нас сейчас нет. Главная задача России сегодня — пройти путь хорошей индустриальной страны. И решать ее нам предстоит долгие годы.

— Мне все же кажется, что мы вообще несколько отличаемся от стран того же уровня экономического развития, но прошедших этот путь традиционным образом. Например, у нас довольно развитая система образования. Дает ли все это нам хотя бы некоторые преимущества для вхождения в постиндустриальное сообщество?

— Проблема состоит в том, чтобы естественным образом прийти к наличию всех условий перехода к постиндустриальному состоянию, а не искусственным образом обеспечить какое-то одно из них. Система образования — это замечательно. Но образованный человек — это человек, прежде всего ценящий, как я уже говорил, продолжение собственного развития, общение с людьми своего круга. Поэтому-то так много наших специалистов работает за рубежом. Они не погнались за «длинным долларом». Они просто хотят делать то, чему их научили. Нельзя идти дальше, имея одну только хорошую систему образования. Необходимо, чтобы образованность и таланты ценились, причем обществом, а не государством. Потому что иначе соревнование за истину сменится борьбой за субсидии и гранты, а ученые, которые просто призваны быть «гражданами мира», окажутся жителями «закрытых городов», как это уже было в нашей истории.

Многие наши традиционные представления не отвечают реалиям времени. Постиндустриальное общество не имеет границ. В Индии появляются целые города, население которых почти поголовно занято в производстве информации. В США есть кварталы, жители которых видели компьютеры лишь в полицейском участке, куда регулярно доставлялись за разного рода правонарушения.

О том, что Россия становится постиндустриальной страной, можно будет говорить, когда российские специалисты (пусть и с американской грин-картой в кармане) начнут патентовать в Европе свои изобретения, российских профессоров будут приглашать для чтения лекций в американских университетах, права на издание книг российских авторов начнут оспаривать друг у друга западные издательства. Когда российские модельеры (а не модели) покорят мир высокой моды. Когда концерн BMW, недавно начавший штамповать на всех своих изделиях единую надпись «Made by BMW», решит, что следует отказаться от этой практики, подчеркнув особо высокое качество части своих машин надписью «Made in Russia». Мир начнет воспринимать Россию как постиндустриальную страну только тогда, когда он увидит в россиянах представителей постиндустриального мира. Поэтому, когда вы говорите о том, что у нас есть преимущества, открывающие нам путь в постиндустриальное «завтра», мне в первую очередь хочется спросить не о том, какие это «преимущества», а о том, кто эти «мы».

— Что же, на ваш взгляд, необходимо сделать России, чтобы обрести достойное будущее?

— Это, пожалуй, самый неудачный вопрос в нашем разговоре. России не нужно делать ничего; делать что-то нужно россиянам. А стремиться к достойному будущему бессмысленно; каждый народ неизбежно обретет будущее, которого он достоин.

Темпы подключения к сети Интернет в США и большинстве других развитых стран росли в 1996 — 1999 годах на 60-100% в год. Экспансия индивидуальной занятости, столь естественная в экономике, где каждый квалифицированный работник может приобрести в собственность все необходимое для создания готового продукта, стала одной из наиболее эффективных мер по борьбе с безработицей.

В 1995 году в США в здравоохранении, научных исследованиях, сфере образования и производстве нематериальных научных продуктов и программного обеспечения производилось почти 43% валового национального продукта. Около 28% внешнеэкономических поступлений страны фактически представляют собой платежи за технологии или репатриируемую прибыль, созданную их применением.

Информационный сектор обеспечивает экономический рост без пропорционального увеличения затрат энергии и материалов. Правительствами постиндустриальных стран уже одобрена стратегия десятикратного (!) снижения ресурсоемкости единицы национального дохода на протяжении ближайших трех десятилетий: потребности в природных ресурсах на 100 долларов произведенного национального дохода должны снизиться с 300 килограммов в 1996 году до 31 килограмма в 2005-м.

В США, где венчурный капитал более развит, чем в Европе, его успехи проявились с начала прошлого десятилетия, в результате чего сегодня 15 из 20 самых богатых людей Соединенных Штатов представляют компании, возникшие в последние одно - два десятилетия: Microsoft Metromedia, Dell Intel Oracle, Viacom, New World Communications. В середине 90-х годов бум перекинулся в Европу, объем венчурного капитала, увеличиваясь с 1973 года в странах ЕС на 35 - 45% ежегодно, достиг почти 9 миллиардов долларов. Рост европейского высокотехнологичного индекса составил примерно по 100% и в 1997, и в 1998 годах; в Германии и во Франции в 1998 году - рост на 131 и 85% соответственно.

В сфере производства высокотехнологичной продукции развивающиеся страны неспособны конкурировать с Соединенными Штатами в первую очередь потому, что низкие доходы работников в этой сфере являются не залогом выгодной рыночной позиции, а очевидной причиной дальнейшего отставания. Если, например, в Индии заработная плата высококвалифицированных программистов составляет около 6 тысяч долларов в год, то следствием становится не высокая конкурентоспособность индийского программного обеспечения, а рост иммиграции индийских специалистов в США. В стране с двумя компьютерами на 100 человек населения, количеством телефонов, не достигающим показателей одного лишь Лондона, и численностью пользователей Интернета в полторы тысячи раз меньшей, чем в Соединенных Штатах, работники современных высокотехнологичных производств не в состоянии реализовать свой творческий потенциал.

Большинство западных рынков избежали серьезного воздействия кризиса. Время показало, что в современных условиях нормальное функционирование и эффективное развитие мировой постиндустриальной системы возможно даже при хозяйственной дестабилизации в других регионах планеты. При этом дестабилизирующие факторы содержатся в глубинных основах модели «догоняющего» развития на базе заимствованных технологий и поощрения производства, ориентированного на экспорт продукции в развитые страны. В большинстве развивающихся стран, от Индонезии до России, возможности развития массового производства примитивных материальных благ, основанного на импортируемых технологиях и капитале, сегодня абсолютно исчерпаны. Это системный кризис индустриальной модели экономического развития.

В прошлом году российский Интернет впервые показал себя развитой бизнес-средой. Сразу несколько ведущих проектов заявили о долгожданном выходе на самоокупаемость. Флагманы Рунета объясняют свои успехи в бизнесе общим ростом рынка. В прошлом году «население» Рунета выросло на 40%. По совокупным данным аналитических агентств, сегодня ежемесячно в сеть ходят 7-11 миллионов россиян. Конечно, это немного (для сравнения: аудитория таких сайтов, как MSN и Yahoo!, составляла в прошлом году по 7 миллионов пользователей ежедневно).

— Но ведь мы естественным образом движемся именно туда, куда надо, и это, мне кажется, дорогого стоит. Рынок у нас укоренился уже настолько„ что даже самые левые на него больше не покушаются. Региональное начальство настолько самостоятельно и весомо, что определенно влияет на решения федерального уровня. Низового самоуправления у нас нет, это верно, но его и не было со времен земства, до него само общество дорасти никак не может...

— Это все так, но государство могло бы значительно ускорить эти, как вы говорите, естественные процессы, сделать их глубже, определенней и более, как бы это сказать... гуманистическими, что ли... А мы имеем то, что имеем. Причем в части положительного не столько благодаря, сколько вопреки усилиям государства. Это очень просто доказать, например, на его налоговой политике.

Во всех странах с развитым рынком основной налогоплательщик — гражданин, частное лицо, а не предприниматель. Потому что предприниматель — главная фигура рыночной экономики, их мало, настоящих предпринимателей, именно они создают рабочие места для остальных. На них вообще все держится. Поэтому именно они должны иметь необходимые ресурсы для движения вперед. Кто у нас основной налогоплательщик? Лицо юридическое, то есть именно предприниматель. Скажете: с частных граждан много не возьмешь, им и так зарплату не всегда платят? Так это потому, что у нас предприниматель несет непосильную ношу. Замкнутый круг получается: производство не может подняться, потому что его давят налогами, а наемный работник никак не может превратиться в главного налогоплательщика — ему недоплачивает работодатель, задавленный налогами. Это и есть наша стратегия развития рыночных отношений?

С федерализмом — то есть с подлинной, а не декларируемой только демократией — все еще очевидней. Самоуправление, между прочим, финансировать надо. А у нас финансы все больше концентрируются на федеральном уровне, откуда раздаются подачки на региональный уровень, а региональный уровень раздает подачки на уровень местного самоуправления. Это ненормально. Это, помимо всего прочего, убивает на корню развитие предпринимательства на местах. Когда ты имеешь с собственных доходов 30 — 40 процентов, какая тут самореализация? И хорош не зарабатывающий мэр, а тот, кто умело выбивает подачки.

Так вот, за последние четыре года налоговая масса, остающаяся на региональном и муниципальном уровне, уменьшилась процентов на 20. Тут у нас стратегия довольно определенная: государство вновь стремится к усилению централизации, по крайней мере — в сфере финансов. Но мы это, кажется, уже проходили...

И ведь что интересно: именно эту сферу, финансовую, у нас с самого начала оккупировали завзятые рыночники и демократы...

— Что же вы предлагаете?

— Не строить новую экономику по абстрактным универсальным законам, а вырабатывать собственную стратегию государственной экономической и финансовой политики, опираясь на наши сильные стороны.

— Опять отдельный путь для России?

— А он у каждой страны — отдельный. Я же не отрицаю универсальных законов рынка, они действительно существуют — как теоретическая основа для научных построений и для обучения студентов, будущих экономистов. А на практике каждая страна воплощает эти самые универсальные законы всегда по-своему, в зависимости от особенностей своей истории, культуры, ресурсов и многого, многого другого.

— На что же вы предлагаете опираться нам при создании такой стратегии? На нефть? На ней и так, к сожалению, вся наша экономика только и держится. В чем именно мы можем составить конкуренцию другим, более богатым и развитым странам?

— Мне кажется, три веши заданы нашей экономике прямо от природы. Первая — это география.

— Но чаще всего считают, что именно география-то нас и губит: морозы, дикие расстояния, дороги...

— Но идет глобализация мировой экономики, следовательно, все большую роль играют транспортные коридоры, трансконтинентальные линии связи и т.д., и география такова, что нашу страну никак не минуешь на этом пути. Это преимущество необходимо использовать, от его использования выигрывает не только наша экономика, но и зарубежная. Нужна большая крупная политика. Ее, увы, нет.

— Транзит вы имеете в виду? 

— Конечно. Скажем, в Китае — всемирная олимпиада. Наверняка потребуются надежные системы передачи информации на Запад. Такую задачу можно поставить и решить в короткие сроки только с участием мирового капитала. Для этого нужны переговоры и соответствующие решения на межправительственном уровне. Причем техническая основа для реализации такого проекта уже заложена Министерством путей сообщения, которое создало оптоволоконную связь на всем протяжении Транссибирской магистрали. Но придать этому заделу необходимый масштаб — дело государственной политики. И в этот проект обязательно придут масштабные инвестиции — не из любви инвесторов к нам, а в собственных интересах. А значит, появится шанс на включение в проект нашего производственного и научного потенциала, возрастет число рабочих мест — ну, и дальше по известной цепочке.

Второе: вы говорите — все у нас держится на нефти. Но кроме нефти у нас еще много чего есть. Важно другое: ведь понятно, что уровень развития экономики задает глубина переработки сырья. И уровень доходов тоже.

Вы обратили внимание, кто начал быстро подниматься после дефолта? Пищевая промышленность, к примеру, — это как повышение эффективности переработки сырья с изменением ассортимента выпускаемой продукции. Современная биотехнология позволяет в корне изменить ситуацию, при которой мы 30 — 40 процентов белка пускаем в отходы при переработке мяса. Глубокая переработка — это и зерно: до сих пор производство спирта у нас является самоцелью. Уже в Китае спирт — побочный продукт технологий, направленных на получение тех же белковых продуктов. Биотехнологии — это способ выхода совсем на другой уровень добавленной стоимости и в производстве целлюлозы, и бумаги, да чего угодно. Вроде бы все само собой разумеется, но в государственную политику углубленная переработка так и не выбилась.

Государство должно заставлять этим заниматься. Каким образом? Если ты неэффективно используешь сырье, на твое место должен прийти другой, кто будет это делать лучше, и не потому, что этот другой чей-то сват и брат, чей-то ставленник, а потому, что так выстроены экономические «правила игры»: перерабатывать сырье должно быть выгоднее, чем вывозить его «сырым». Только в таком случае эта самая глубина переработки увеличится. Но у нас до сих пор вывоз сырой нефти за рубеж выгоднее, чем ее переработка. Мы своих нефтяных монополистов не давим, не создаем конкурентную среду, которая заставляла бы их действовать и в интересах общества, и в конечном счете в интересах их самих.

Это наш ресурс, наш потенциал. И опять: будет глубокая переработка — понадобится наука, будет развиваться производство технологического оборудования, будут хорошие рабочие места...

Наконец, третье — культурный и научный слой, который у нас еще остался и которому пока некуда включиться. Так вот, если внятная и последовательная государственная политика будет нацелена хотя бы на эти две точки роста, появится поле деятельности и для них, и они начнут развиваться.

Но и тут не все сделается само собой. Например, такая частная вещь, как право на интеллектуальную собственность: механизм защиты этих прав разный в разных странах, но у нас-то нет вообще никакого. Государство должно защищать не права научного учреждения, не свое, государства, а именно право человека — создателя этой самой интеллектуальной продукции. У нас масса захиревших институтов, но там осталось какое-то оборудование, там работают люди, которым мы не можем дать ни зарплаты, ни квартир; так дайте им хотя бы право обладания их интеллектуальной собственностью, ими созданной, чтобы они по результату имели перспективу что-то получить хотя бы в будущем. Чтобы каждый знал: эта его собственность так защищена, что если даже не он сам, так хоть дети или внуки смогут воспользоваться результатом его работы.

Мы сквозь пальцы смотрели на «прихватизацию» и устроили всемирную распродажу накопленной интеллектуальной продукции, прежде всего научно-технической, которая по праву принадлежала обществу. Даже государство попыталось влезть в эту торговлю, образовав специальную структуру при Минюсте для такой торговли. Кончилось тем, что директора институтов свалили туда тома научных разработок — и ничего не вышло, потому что единственный человек, который может объяснить, что там и зачем, — сам создатель. Но ведь государство должно защищать конкретного человека от институтов, комитетов, разных ВПК в их неудержимом стремлении «попользоваться», «присосаться».

То, что я говорю, и должно стать стратегией развития экономики российского государства. Это определение каких-то мест, точек, в которых мы конкурентоспособны. Это четкое представление, почему эти конкурентные преимущества могут сработать. Это понимание того, почему и как придут инвестиции в страну. Это создание условий, в которых экономически выгоднее работать именно в этих направлениях, поскольку именно они дадут толчок всему остальному. Наконец, это последовательная, открытая и всем понятная политика конкретного правительства на конкретном отрезке времени, которая обеспечит населению реальную перспективу улучшения благосостояния, возможность каждому человеку стать полновесным гражданином, раскрыть свой интеллектуальный потенциал.

Без этого мы не сможем стать одной из постиндустриальных стран, хотя в принципе у нас такая возможность есть. Пока есть.

Ватикан — уникальное государство, центр Римско-католической церкви и резиденция Папы Римского — славится своими достопримечательностями. Ежегодно миллионы туристов посещают площадь и собор Святого Петра, Папский дворец, многочисленные капеллы с фресками Рафаэля и Микеланджело, сады и музеи изобразительных искусств. Все эти богатства располагаются на площади, равной всего 0,44 квадратного километра. Таким образом, в Ватикане туристы буквально на каждом шагу могут встретить какой- нибудь исторический памятник. Быть может, поэтому местные власти столь беспечно относятся к предметам древней культуры, забывая их подлинную цену. Так, на месте древнеримских захоронений планируют построить новую подземную автостоянку для туристов. В первый же день работы бульдозера были раскопаны могилы, возраст которых составляет более 2000 лет. В частности, археологи обнаружили усыпальницу жены императора Нерона. Однако власти не намерены отказываться от первоначального проекта. По словам одного из служителей церкви, в Ватикане где ни копни, везде найдется что-нибудь интересное для историков. А вот машины ставить приезжающим в город путешественникам уже негде.

Джинсы от радиации

В Великобритании появились в продаже джинсы с карманами для мобильных телефонов. Они защищают владельца от возможного воздействия телефонной радиации. Ткань брюк обработана специальным химическим средством, которое сводит до минимума воздействие радиации на организм человека. Однако по сравнению с обычными «антирадиационные» джинсы на 15 процентов тяжелее.

Легкий и надежный

Американская компания Radiation Shield Technologies разработала материал под названием Demron, такой же надежный, как и свинцовая пластина, но гораздо легче. Новое волокно не токсично и не содержит свинца.

Демрон можно применять для создания легких защитных комбинезонов, необходимых для работы в зонах с высоким уровнем радиации, защитных палаток, а также для «обивки» самолетов и космических кораблей. До сих пор была создана одежда, спасающая только от альфа-излучения. Демрон препятствует проникновению в защищенные участки тела еще и бета- и гамма-лучей. Таким образом, ткань защищает от любого вида излучения, образующегося при распаде радиоактивных материалов. Она поможет сохранить здоровье медиков, работающих с рентгеновскими аппаратами, работников атомных электростанций, физиков- ядерщиков и специалистов, обслуживающих ускорители.

Никакого секса — мы насекомые

Если исследования английских ученых из Саутгемптонского университета окажутся успешными, то, возможно, вскоре картина тракторов, распыляющих пестициды на виноградники, станет достоянием прошлого. Недавно ученые получили гранты на продолжение изысканий по контролю популяций насекомых в виноградниках с помощью воздействия на их ритуалы спаривания, а не путем распыления вредных веществ. «Мы уже знаем, что ночных бабочек, которые доставляют столько неприятностей виноградникам, можно контролировать, подавляя их инстинкт размножения, — говорит доктор Гай Поппи. — Этот проект позволит нам разработать точные методы». Ученые будут работать совместно с компанией ExoSex. Ее система привлекает самцов насекомых и покрывает их электростатическим порошком, насыщенным «женскими» феромонами: они уже не могут найти партнершу для спаривания, и таким образом популяция насекомых резко сокращается.

Лодку спасла радиация

французские археологи применили необычную технологию, чтобы спасти сделанную ими находку. На берегу Сены, под Парижем, они отыскали шести метровую лодку, выдолбленную из дуба, — точнее говоря, ее обломки. Построили эту рыбачью лодку шесть тысяч лет назад.

Находка и обрадовала, и опечалила ученых. Стало ясно, что еще в ту далекую эпоху на месте Парижа жили люди. До сих пор считалось, что первое поселение здесь возникло около двух тысяч лет назад. Но как сохранить эти ветхие куски дерева? «В сырой земле дерево может пролежать тысячи лет, — пояснил Анри Бернар-Можирон. — а вот, попав на воздух, быстро гниет».

Сберечь находку помогла Радиационная лаборатория из Гренобля, где работает Бернар- Можирон. Сперва обломки погрузили в ванну, наполненную особой искусственной смолой. Через несколько месяцев все деревянные поры пропитались смолой. Затем ветхое суденышко перенесли в радиационную камеру, где в течение дня обстреливали его гамма-лучами. Эти лучи вызвали цепную химическую реакцию: жидкая смола застыла и намертво скрепила деревянные части. Теперь они не могли рассыпаться, как труха. Кроме того, радиация погубила грибы и бактерии, подтачивавшие изнутри древесину. После этой процедуры из отдельных обломков составили лодку и выставили ее в музее.

Новый метод реставрации пришелся ученым по вкусу. Его уже применили при консервации мумии египетского фараона Рамсеса И, древнекитайских надгробных статуй, а также деревянных предметов, найденных на борту затонувшего «Титаника».

Проблемы исследования и раздумья

Рафаил Нудельман

Что же касается «системы транспортных путей», то она образована длинными волокнообразными белковыми микротрубочками, тысячи которых пересекают внутреннее пространство клетки в самых разных направлениях. Именно по этим микротрубочкам, как по рельсам, и движутся — с помошью молекулярных моторов — пузырьки с химическими веществами из центра клетки на ее периферию и с поверхности клетки к ее ядру. Скорость этого движения невелика. Так, самая длинная «магистраль» в нашем теле — это аксон, идущий от позвоночника к пальцам ног, его длина у взрослого человека составляет около метра, и вот пузырьки проходят это расстояние за три-четыре дня. Но в пределах подавляющего большинства других клеток, где расстояния не превышают тысячных долей сантиметра, время движения пузырьков составляет доли секунды, и именно это позволяет клеткам так быстро осуществлять сложнейшие каскады биохимических процессов, которые составляют ее жизнедеятельность. Не будь этой системы путей, и нужные вещества могли бы попадать в нужные места клетки лишь случайно, в результате долгих хаотических блужданий. Теперь, думается, понятно, почему наличие «транспортной сети» дает такое преимущество ее обладателям и почему порча этой сети выводит клетку из строя. Некоторые ученые считают, что, например, болезнь Альцхаймера имеет первопричиной порчу системы микротрубок в нейронах.

Даже в таком упрошенном описании можно ошутить, как изумительно тонко, сложно и согласованно построена и работает живая клетка. И даже эта упрошенная картина уже порождает множество вопросов: как и по каким инструкциям образуются и меняются в клетке ее «скелет» и системам микротрубок? откуда берутся пузырьки-«контейнеры»? как происходит упаковка именно нужных веществ в каждый из них? каким образом появляются на них «опознавательные ярлыки»-рецепторы? чем задается направление движения? И так далее.

Большинство этих вопросов пока не имеет ответа, и можно понять возбуждение и пылкое нетерпение тех биологов, которые ишут эти ответы в своих лабораториях. Обо всем не рассказать, и сосредоточимся поэтому на том, что заявлено предметом этой заметки, то есть на молекулярных моторах и, в частности, на динеине, с которого мы ее начали.

Два главных внутриклеточных молекулярных мотора — это динеин и кинозин. Удобнее, однако, начать разговор обо всех этих «великолепных машинах», как назвал молекулярные моторы один из исследователей, с третьего основного мотора — того миозина, что вместе с актином, образующим клеточный «скелет», заведует мышечными сокращениями, а через них — всеми макродвижениями наших тел. Мышцы движут нашими конечностями (через особые тяжи, состоящие из длинных белковых волокон). Мышцы заведуют биениями нашего сердца, деятельностью легких, движениями языка и голосовых связок, перистальтикой кишечника и многими другими механическими действиями в нашем организме. Есть мышцы, заведующие выдавливанием жидкости из почек и подрагиваниями кровеносных капилляров, подталкивающих кровь к клеткам. Есть даже крохотные мышцы, управляющие сокращениями и поворотами нашего зрачка. И как неупомянутьо мускульчиках, заставляющих волосы на коже вставать дыбом от холода, а саму кожу при этом дрожать, чтобы выделять согревающую нас энергию!

Как ни различны все эти мышечные клетки, механизм их действия один — и при том тот же самый, который движет клетками, когда они ползут или делятся. Природа экономна и изобретательна: отобрав в ходе эволюции какую-то особо удачную конструкцию, она затем зачастую успешно применяет ее для самых разных целей. Вот так же, говорят, создав мозг и обнаружив, что у него остаются «лишние», остаюшие втуне возможности, она использовала («экзаптировала») их для заведования осмысленной речью. Если клетки мускулов и отличаются чем-то от других клеток, то лишь концентрацией молекулярных моторов. Эта повышенная концентрация дает им их силу. Кроме того, архитектура этих моторов в мышечных клетках постоянна, а в других меняется по надобности.

Архитектура эта такова. Внутри каждой мышечной клетки имеются длинные волокна белка миозина. Каждая молекула миозина выглядит как палочка, конец которой расходится двумя шариками. Эти молекулы собраны по 400 молекул в группе так, что прямые их концы лежат параллельно, а головки-шарики расходятся во все стороны, точно букет цветов. Параллельно этому букету со всех сторон расположены длинные волокна белка-актина, и каждая миозиновая головка присоединяется к одному такому волокну. Все вместе это образует один сегмент мышечного волокна. Волокно в целом представляет собой множество таких сегментов, идуших вдоль него друг за другом. И таких волокон в клетке много. И клеток в мышце много. И концы всех волокон во всех клетках крепятся к одному и тому же тяжу. Поэтому при сокращении актиновых волокон один тяж тянут сразу миллионы молекул. Такое устройство обеспечивает мышцам их силу. Но за эту силу приходится расплачиваться. Каждое сокращение мышечной клетки забирает энергию у ее энергетических машин — молекул АТФ (аденозинтрифосфата), а также оставляет после себя определенные химические «отходы» (молекулы молочной кислоты). В результате мышцы постепенно устают. Систематическая тренировка, вроде ходьбы или плавания, создает в мышечных клетках больше АТФ и больше кровеносных сосудов, поставляющих кислород и питательные вещества и удаляющих «отходы», и потому улучшает работу мышц, повышая их выносливость.

Как, однако, происходит само сокращение каждого мышечного сегмента? Все начинается с прихода нервного сигнала. Затем головка миозина соединяется с актином, отросток молекулы, на котором сидит эти головка, в свою очередь изгибается и заставляет головку слегка подтянуть актиновое волокно на себя. В этот момент головка высвобождается, отросток распрямляется, головка прыгает чуть дальше и ухватывает волокно актина в следующем месте, заставляя его еще немного сократиться. То же самое происходит одновременно со всеми волокнами актина, окружающими данную группу миоэиновых молекул. Все они сокращаются и в то же время сближаются друг с другом.

В результате мышечное волокно в целом становится короче и толще, а все его актиновые молекулы разом тянут коллагеновый тяж, к которому прикреплены их вторые концы (первые прикреплены к костям скелета), и приводят его в механическое движение, которое затем передается соответствующему органу или конечности. (Это упрощенная картина — в действительности, клетки скелетных мышц так сильны, потому что соединены в так называемые суперклетки, а, к примеру, сокращения сердечной мышцы контролируются маленькой, с монету величиной, ipynnoft нервных клеток — «пэйсмэйкером», расположенным у вершины сердца; но работа всех этих мышц без исключения в конечном счете сводится к крохотным миозиновым молекулярным моторам.)

Процесс сокращения мышц начинается с прихода нервного сигнала, передающегося ионами кальция, а потому без кальция происходить не может вообще, и этим фактом объясняются многие знакомые нам явления. Скажем, ял кураре, которым пользуются первобытные охотники Амазонки, парализует жертву как раз благодаря тому, что молекулы этого яда, попав в кровь, проникают к рецепторам ацетилхолина и усаживаются на них, так что когда к этим рецепторам приходит сам ацетилхолин, свободных мест для него уже нет, и процесс передачи сигнала на мышечное сокращение прерывается. Аналогично работает белок ботулин, вызывающий одно из опаснейших пищевых отравлений, ботулизм.

А вот вирус полиомиелита попросту разрушает те нервные волокна, по которым с помощью кальция подаются сигналы на мышечное сокращение, и мышцы, оставшись без употребления, постепенно высыхают. С другой стороны, этот же «кальциевый привод» можно использовать в благодетельных целях. Так, сердечные больные нуждаются в понижении ритма биений сердца, в противном случае оно при нагрузках будет требовать больше кислорода, чем способны дать сузившиеся из-за атеросклероза сосуды. Этим людям помогают «бета-блокаторы» —препараты, которые несколько блокируют кальциевые каналы, тем самым понижая уровень кальция и, соответственно, уменьшая размах сокращений сердечной мышцы.

Рассказ о миозиновом моторе можно было бы продолжать еще и еще, но, как мы уже говорили, список молекулярных моторов клетки не исчерпывается миозином. Более того — миозин, скорее, весьма специфический мотор, работающий исключительно в мышечных клетках.

А вот все перемещения внутри обычных клеток осуществляют другие моторы, и в отличие от миозина их изучение началось лишь два десятилетия назад, в 1985 году, когда Том Рииз и Майкл Шитц открыли первый из них — кинезин (от греческого kinesis, что значит «движение»). И здесь тоже был обнаружен тот удивительный механизм движения, который уже знаком нам по миозину: получение молекулой мотора химической энергии от АТФ приводит к изменению формы этой молекулы, и это изменение формы делает возможным движение молекулы. Молекула кинезина по своей форме напоминает молекулу миозина — те же две округлые головки на длинной ножке. Двумя головками молекула хватается за поверхность микротрубки, а к торчащей вверх ножке крепится пузырек с химическими веществами. Под воздействием АТФ происходит следующее: молекула изгибается, так что ее передняя головка уходит чуть дальше от задней и в результате хватается за микротрубку чуть дальше по ходу движения; затем задняя головка вновь подтягивается к передней. Затем этот «силовой толчок» повторяется. В итоге пузырек, сидящий на ножке молекулы, рывками движется по микротрубке. Картина напоминает ползущую (или, если угодно, «шагающую») по ветке гусеницу. Скорость такого ползания, как уже говорилось, невелика — по измерениям Рииза и Шитца, около 35 сантиметров в сутки. Измерена также сила, развиваемая одной молекулой, — она составляет 5-7 пиконьютонов, чего достаточно, чтобы за полсекунды поднять груз, равный примерно двум тысячным веса рисового зернышка, на высоту двух сантиметров.

Так взаимодействуют при сокращении мышц молекулы актина и миозина. Головка миозина изгибается сцепляется с новым сегментом антик сдвигает его на новое место и вновь изгибается, чтобы продолжать этот процесс снова и снова

Самое удивительное в этой удивительной картине движения «молекулярной гусеницы» состоит в том, что кинезин способен переносить пузырьки с необходимыми клетке химическими веществами только в одном направлении — от центра клетки к ее периферии. Почему так — неизвестно, но дело выглядит так. будто микротрубки имеют какие-то поверхностные особенности, что-то вроде зубчиков пилы, мешающих молекулам кинезина ползти в обратном направлении. Именно молекулам кинезина, потому что молекулы другого из двух главных клеточных молекулярных моторов — динеина — преспокойно движутся по этим микротрубкам в обратном направлении, от периферии к центру Но зато — вы уже, конечно, догадались? — они не могут двигаться от центра к периферии. Эта странность была обнаружена в те же 1980-е годы Ричардом Вэлли. Именно он назвал найденный им белок, молекулы которого везут пузырьки в сторону клеточного ядра, динеином (от греческого dinamis, что означает «сила»).

Последующее изучение показало, что микротрубки действительно имеют встроенную в их блочную конструкцию одностороннюю «направленность» — у них есть «голова» и «хвост», и молекулы кинезина устроены так, что могут двигаться только от «головы» к «хвосту», а молекулы динеина — наоборот. Что остается пока совсем непонятным, это — как пузырьки узнают, на какой поезд им садиться?

Между тем список молекулярных моторов не исчерпывается, как оказалось, и кинезином с динеином. Уже в 1990 году тот же Вэлли открыл еще один тип молекулярного мотора, получивший название «динамина», а к 1995 году было известно уже около десяти различных моторов, каждый из которых переносил свой специфический химический груз для определенных. специфических целей. Сегодня считается, что в клетках действует не меньше полусотни переносящих или передвигающих груз молекул, а если учесть необходимость перемещения многочисленных белков- ферментов по длине генетических молекул ДНК, — то, быть может, и вся сотня. Но все они работают, как уже сказано, по одному и тому же фундаментальному принципу — преобразование химической энергии в энергию изменения формы гибкой молекулы, которая за счет этого изменения оказывается способной хватать и перехватывать («руками» своих химических связей) некое гибкое длинное внутриклеточное волокно и в результате ползти по нему вместе с грузом. Видимо, природа «изобрела» этот принцип давным-давно, еще на заре жизни, во времена одноклеточных организмов и постепенно расширила сферу его применения на все виды внутриклеточных движений.

«Молекулярный мотор» кинезина при помощи которого это молекула переносит по микротрубочкам частицы различных веществ. Ножки молекулы то сдвигаются, то раздвигаются, и так, подобно гусенице, она ползет по микротрубочке

Исследования Берджесса и его коллег, с которых мы начали этот рассказ, важны именно потому, что вскрыли тончайшие детали этого молекулярного движения на примере динеиновых моторов. Изучение этого вида молекулярных моторов продолжалось со времени открытия их Ричардом Вэлли. Постепенно выяснилось, что спектр функций динеина в клетках очень широк, кроме «перевозки грузов» он способен также приводить в ритмическое движение (биение) волоски-реснички в клетках легких (эти биения помогают очищать легкие от попадающей в них пыли и т.п.) и делает возможными энергичные изгибы хвостиков (флагелл) сперматозоидов, которые благодаря этому движутся в половых путях. Кроме того, линеин, как оказалось, способен перемещать различные структуры в самой клетке — мембраны, органеллы, хромосомы и так далее. И нот сейчас, в 2003 году, Берджесс и его группа показали наконец, как именно происходит это изменение формы.

Отличительная особенность этих белков — наличие в их молекулах особой части, именуемой «модулем», расположенной в центре этой структуры.

Как показала группа Берджесса, в тот момент, когда центральная часть молекулы динеина соединяется с «энергетической» молекулой АТФ, происходит нечто вроде натягивания лука — центр динеиновой молекулы выходит вперед, а угол между ее концами уменьшается (как сближаются концы натянутого лука). Затем, после выполненной работы, молекула динеина как бы «распрямляется» — происходит «силовой толчок». Как показали измерения, проведенные на электронных микрофотографиях молекулы до и после «толчка», один конец смещается относительно другого на целых 15 нанометров (приставка «нано» соответствует одной миллиардной). Этот толчок и вызывает движение динеиновой молекулы по микротрубке (или микротрубки относительно нее).

Ну, разве не прав был тот исследователь молекулярных моторон, который назвал их «великолепными машинами»?! Теперь и мы получили возможность убедиться в этом.

Кирилл Ефремов

Вышло так, что книга Тутуолы впервые попала мне в руки во время студенческой практики. А поскольку учились мы на антропологов, практика, с точки зрения обывателя, была довольно странной: работа с черепами и скелетами. Я обмерял их, зарисовывал, искал необычные детали. Работал увлеченно. После занятий ловил себя на том, что смотрю на людей и «вижу» детали их черепов.

А еще мы приходили на занятия в лабораторию Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая. Кто бы мог подумать, что в подвале неприметной пятиэтажки находятся лабиринты комнат, заставленных бюстами людей давно умерших и даже древних. С больших стеллажей на нас сурово взирали чьи-то лики.

Лики явно незаурядные, как и тот, кто начал их создавать — известный ученый, антрополог Михаил Михайлович Герасимов. Он был не первым, кто задумался над тем, как выглядели предки, и попытался восстановить их облик. еще в 1877 году профессор из Бонна Г. Шаафгаузен выполнил первую научную реконструкцию лица по черепу. Задача была непростой, ибо никто не знал, как индивидуальные особенности черепа отражаются на строении мягких тканей. В то время чтобы узнать тол ши ну покронов, анатомы втыкали в ткани трупов... закопченные иголки. Первые реконструкции выглядели на редкость неуклюже. Одни ученые педантично следовали результатам измерений и лепили каких-то угрюмых Франкенштейнов, другие давали волю художественной фантазии и создавали галатей и антиноев в стиле «арт- нуво».

Герасимов начал работу по пластической реконструкции со скрупулезного исследования соотношения мягких тканей и костей у живых людей. Иголки, правда, не втыкал — измерял специальными инструментами и рентгеном. Созданные им бюсты древних людей обосновались во многих музеях и кабинетах. Стоят они и на кафедре антропологии МГУ. Особенно впечатляет человек из Брокен-Хилла с огромным надбровьем и совершенно обезьяним ртом. По классификации Ломброзо, это весьма криминальный тип. Однажды кто-то из студентов вставил ему бычок в угол рта — получился исключительный разбойник.

Надо сказать, что Герасимов придавал своим реконструкциям грубоватый и мрачный вид. Его неандертальцы и синантропы насупились, поджали губы и выражают явное недоверие окружающим. Такими ли они были?

Обычно древних людей наделяют «варварской» внешностью: грязный колтун на голове, перекошенный рот, «обрывок шкуры мамонта вокруг могучей талии». Однако в природе так выглядеть не принято. Если ты некрасив, не найдешь партнера, да еще и станешь мишенью для хищников. Ни одна обезьяна не появится в обществе со спутанной шерстью и грязным хвостом. Чем же хуже человек, пусть даже и древний? По данным археологии, немалую долю инвентаря наших предшественников составляют украшения. Значит, их внешность была пусть тяжеловата, но по-своему красива.

Это были люди с живыми, колоритными, очень выразительными физиономиями. Они мыли волосы дождевой водой, чесали их костяными гребнями и заплетали в тугие косы. Прическу украшали самоцветами, райскими перьями и слоновой костью. Одевались в дорогие меха...

Следит за собой не только цивилизованный человек. Как выяснилось, самые «первобытные» из ныне живущих аборигенов подолгу работают над своей внешностью: заплетают волосы, красят щеки, вставляют в нос кольца. Они могут потратить на это целых полдня — гораздо большее время, чем мы.

Одним словом, даешь древнему человеку — человеческий вид! Поэтому сегодня для реконструкций используют более совершенные материалы, нежели глина и гипс. Пластик и грим воссоздают структуру кожи, волосы, глаза. Лицу придается живое выражение, а телу — атлетичность. Все-таки науке о пластической реконструкции уже больше сотни лет. А насколько больше? Оказывается, не на десять и не на двадцать лет.

Как-то в одном из «Вестников антропологии» мне повстречалась статья сотрудника лаборатории пластической реконструкции (той самой) Дмитрия Пежемского. Автор доказывал, что пластическая моделировка лица на черепе появилась в незапамятные времена. Глиняные маски, облегающие череп, обнаружены в погребениях племен катакомбной культуры, населявших Европейскую степь во II тысячелетии до новой эры. Такие же маски делали в Минусинской котловине и Передней Азии, в Меланезии и Центральной Америке. Обычно их выполняли с большим тщанием, придавая портретное сходство, прорисовывая усы и волосы, вставляя глаза из раковин каури.

Очевидно, эти ритуалы были продиктованы широко распространенным культом головы. Голова считалась средоточием магической сущности человека. Головы отсекали, клали в муравейник, чтобы очистить, либо коптили (вспомните Эдгара По: сушеная голова туземца!) В «заповеднике первобытности», Гвинее-Папуа, черепа инкрустировали перламутром и драгоценными каменьями. вставляли глаза из раковин, а зубы из дерева и кости, чтобы затем «кормить» эту жутковатую куклу.

Там до сих пор охотятся за головами, поедают мозг умерших сородичей (заражаясь редкой болезнью куру), подвешивают их черепа под потолком. Да и наши европейские предки были не прочь оправить чей-нибудь черепок в серебро и попивать из него вино.

Человек-голова

Все это не просто причуды. Череп, предмет бездушный и ненужный, выступал олицетворением предка, а точнее. Предка с большой буквы или даже самого Первопредка. Что хорошего в предках, почему их культ был таким сильным в архаическом обществе? Они — посредники между миром обыденным и сакральным, поскольку родом из «Времени сновидений», из мифопоэтического прошлого. Они владеют силой потустороннего, запредельного, магического. И тот, кто рядом с ними (или внутри них), к силе этой приобщается.

Как это «внутри них»? Разве можно забраться в предка? Да, если найдешь подходящую пещеру. Во многих культурах Первочеловек отождествлялся с самим сотворенным миром. Землю представляли не плоской, а в виде огромной горы, плотью которой является Первочеловек — Пуруша или, скажем, Кадмон, пугающий своими размерами даже ангелов. Склоны Первочеловека-горы облепили измельчавшие потомки — люди. На голове-вершине можно с ним пообщаться. Впрочем, сделать это не просто: он ведь мертвый (со смертью Первочеловека и окончилась сакральная эпоха первопредков). И все-таки, если правильно выполнять ритуалы, он... кое-что понимает!

Во многих мифах подчеркивается парадоксальное сочетание живости и мертвости Первочеловека. В Передней Азии у него даже было соответствующее имя:

Гайомарт, «живой-мертвый». Поэтому Гору земли венчает не столько голова, сколько череп. Вершину эту у разных народов так и называли: мертвая голова — Кальвария, Голгофа (точнее, «гулголеф»), Лобное место («лоб» на старом языке — череп). Здесь совершали жертвоприношения — показательные убийства рабов, преступников. Преступник — не тот, кто насолил людям, а тот, кто нарушил порядок богов — закон, скрижаль завета. И чтобы бог, демиург, первопредок не покарал всех без разбора, ему нужно выдать нарушителя. Согласно легенде, под крестом на Голгофе спрятан череп самого Адама, который собрал в чашу «Грааль» кровь Христа (других казнимых он оставил без внимания).

Люди и сами могли построить «Гору земли» — четырехгранную усыпальницу (четверка — символ Нижнего мира), куда прятали великого Предка, мертвого, но совсем как живого. Среди таких гробниц видное место занимают египетские пирамиды с их мумиями — бррр! У нас тоже есть аналоги, украшающие сакральное место страны. Здесь тебе и Лобное место, и Мавзолей, и Кремлевская стена, в основании которой лежат несколько виднейших Предков. А в нашей «первопредковской», то есть классической литературе есть чудный образ — Великанская Голова. Вначале весьма бодрая, сдувающая и Руслана, и коня, она затем чахнет и совсем отдает концы. Похоже ведет себя и Святогор: то гора плоти, а то — узник каменной могилы.

Человек-гора, человек-голова, таков Первопредок — одновременно живой и мертвый, череп и нетленное лицо.

На минуту стать предком

Д. Пежемский намекает (ученый избегает скоропалительных заявлений: «нет достаточных оснований утверждать»), что посмертная маска оказала влияние на развитие портретной скульптуры, тогда как маска охотничья — на маску театральную.

Скоропалительное — порой самое интересное. Связь культа черепа-предка с театром и скульптурой прояснила для меня феномен маски. Я взял красивую книгу Ан. А. Громыко «Маски и скульптура Тропической Африки» (М.: Искусство, 1985) и стал изучать ее новыми глазами. Автор, который собаку съел на тайных обществах и магической подоплеке искусства, начинает разговор так: «Африканское искусство в значительной мере является отражением многовековой борьбы народов Африки за свободу, независимость, социальную справедливость...» Таковы были правила, и Анатолий, сами понимаете, Андреевич, не мог им не следовать. Только через десять страниц очень осторожно он сообщает о сути: «В сознании безраздельно господствовала религия... Дух умерших предков материализуется в скульптурах и масках». Африканские маски, по мнению Громыко, не просто предмет искусства, а окна в другой мир, позволяющие общаться с предками, а при их помощи — уже с «высшей силой».

Маскарад — обязательный элемент ритуалов тайных военно-мистических обществ, которыми так богата Африка (о них — в статье «Человек-волк» в «Знание — сила» №5 за 2002 год). Интересно, что есть как мужские общества (например, Поро), так и женские (Санде, Бунду), у каждого — свои боги и предки. И свои маски, которые надевают во время обрядов инициации, праздников. Исполнять образ Бога-Предка на празднике — большая ответственность. Если танцор оступится и упадет — его казнят. Но все искупает восторг зрителей, который достигает пика, когда маска сбрасывается: вместо грозного духа зрители видят милые черты соплеменника. Таким танцором-жрецом был, кстати, Педро Аршанжо из книги Жоржи Амаду «Лавка Чудес» (сколько прекрасных книг — неужели монитор, что мерцает предо мной, их вытеснит?)

Маски и фигурки размешают в сакральных частях жилища — в «красном углу», где стоят ящички-реликварии с прахом и золой умерших предков. Резчики — не просто ремесленники, а мудрецы и колдуны, творящие образ Бога-Предка. Обычно они изображают голову преувеличенно большой и «полумертвой», а тело — упрощенным.

Вот что за сила в маске! Под ней человек хоть на минуту становится Предком, получает частицу его силы. Так сказать, еще один способ «забраться в Предка».

Есть такой современный фильм «Маска»: скромный клерк находит старинную маску, надевает ее и превращается в шута, феерического и могущественного, поскольку в него вселяется сам бог Локи.

Кто из нас не испытал этой метаморфозы: переодеть, перелицевать себя. Здесь не только удовольствие, но и некая тайна, волшебство и даже страх. Я помню, читал у Рильке (тоже волшебные страницы), как Мальте Лауридс Бригге ребенком забрался в гардеробную, стал примерять старинные одежды и вдруг добрался до масок: «Лицо, которое я надел, странно пахло пустотой...» То, что он увидел в зеркале, сначала восхитило его, но потом... «Я смотрел на огромного жуткого незнакомца, и мне невыносимо показалось остаться с ним один на один. И не успел я это подумать, случилось самое страшное: я совершенно перестал себя сознавать, я просто исчез». А вот Кобо Абэ: «Надев ящик, я превратился в псевдо- себя, не являющегося мною самим...»

Испокон веков люди затевают маскарад не просто, чтобы повеселиться. Это сложный обманный ритуал, задача которого, во-первых, перевоплотиться в это самое божество или хотя бы его наместника: Зверя, Предка, Мертвеца. А во-вторых — скрыться от всевидящих глаз божества, убелить его, что ты исчез или умер, чем и ушел от наказания.

У последователей новой религии, монотеизма, маскарад считался грехом, языческим непотребством. Если не запретить, то хотя бы облагородить! Поэтому праздник Урожая, когда почитают всякую нечисть из Нижнего мира, бесов, мумий и мертвецов, назвали «Днем всех святых» (вот уж от святых отбоя нет!) А когда медведь переворачивается на другой бок, а люди ездят на черте, гадают и ждут большого красного старика — принято встречать какое-то «рождество Христово». А станет теплее, пробуждается Бог низа, вылупляется из своей преисподней, люди же ставят на стол красные яйца, творожную «гору», заключают союз с чертом, целуются и поминают усопших. Этот день почему-то именуют «Христовым воскресением»...

Памятник, он же идолище

Монотеизм называл грехом не только маскарад и театр, но и скульптуру, осуждая «кумиры да идолища». Неужели потому, что их создатель пытается уподобиться Творцу? А может быть, потому, что скульптура обычно отображала языческих божеств? И внутри нее когда-то находился сам Предок — в виде черепа? Поклоняться мертвой кости — это просто сатанизм какой-то. Впрочем, христиане и сами поклоняются «живому-мертво му» — богу, который умер и вроде как воскрес (никто, кроме Фомы, не проверял), и чаще всего изображается как раз в минуту умирания — на распятии.

То, что портретная скульптура может происходить от черепной маски, кажется удивительным. Казалось бы: вначале Фидий с головой Афины, а затем уже Герасимов с бюстом синантропа. На самом деле, все наоборот. Вначале череп, обмазанный глиной и инкрустированный перламутром на алтаре, а затем уже бюст Чайковского на пианино.

Кстати, вы много видели бюстов женщин? Извините, я имел в виду скульптурные портреты. Женский памятник у нас — редкость, поскольку Первопредок имеет мужской облик. Такая же редкость — памятник живому человеку. Он плох не своей нескромностью, а тем, что нарушает ритуальную традицию. Ибо памятник, по сути, это надгробный бюст, облепленный глиной остов. Как же сделать памятник, если череп 1уляет на свободе? Если Совершенный Джентльмен еще не разобрался на части и не раздал их заимодавцам?

Памятник — мертвый, но и живой: он требует жертвоприношений, цветов, митингов и прочувствованных речей. Я помню, это был 1980 год. День пионерии... Трехметровые снега наконец-то сошли на нет, склоны камчатских сопок заиграли одуванчиками, и нас повезли на площадь, возложить цветы. Огромный монумент тянул огромную руку — туда, где высились вулканы, где прятались в бухте атомные подлодки, а его каменный череп сверкал на весеннем солнце. Мы ликовали.

Проблемы планеты Земля

Борис Силкин

Очень по-разному откликнулись на мою статью об Андрее Сахарове и его религиозной интуиции. Читатели, похоже, боялись или надеялись увидеть нового теолога — «научного теиста», и — неравнодушные к религии — прежде всего сопоставляли взгляды Сахарова со своими.

Пресечь посягательства клерикальных историографов проше всего с помощью свидетельства православного клирика - священника о. Сергия Желудкова, лично знавшего А. Д. Сахарова: «Андрей Дмитриевич не принадлежит ни к какой из христианских церквей. Но он — величайший представитель единой всечеловеческой Церкви людей доброй совести и воли...». А поставить быструю жирную точку можно словами самого физика: «Если бы я жил в клерикальном государстве, я, наверное, выступал бы в защиту атеизма и преследуемых иноверцев и еретиков!»

Проблема, однако, в том, что о. Сергий Желудков рядом со своим профессионально основательным суждением написал такое: «Всякий раз я уходил от него глубоко взволнованный впечатлениями от обаяния его личности. Не постесняюсь сказать, что это были религиозные впечатления». И еще менее похожи на жирную точку другие — немногие, лаконичные, но недвусмысленные — слова физика о религии.

Однако для историка науки не так важно понять то, чего сам Андрей Сахаров о себе не знал «в глубине души». Интереснее, как во внутреннем мире физика-теоретика умещались взгляды, совершенно нетипичные для его поколения в науке. И как в его отношении к религии проявился стиль его личности в науке и жизни.

Из откликов на статью Г. Горелика «Логика науки и свобода интуиции» (2001, № 5)

«Меня настораживает тенденция Г. Горелика доказать, что Сахаров был верующим человеком. Сахарова скоро некому будет защитить от поверхностного и потенциально несущего много неверного (чтобы не сказать — опасного) взгляда на его личность.

Непонимание ли это или сознательное действие автора — стремление к красивой формуле — я не знаю. Да и все окружающие не знают и не узнают, пока в официальной российской историографии Сахарова не подверстают к известной триаде «Православие, Самодержавие, Народность».

«Из материала, из которого делаются великие физики»

Нет свидетельств, что Андрея Сахарова интересовала теоретическая теология как таковая, что он хотел добавить свое слово к многовековому и многословному богословию. Он не был ни книжником, ни фарисеем, ни христианином, ни научным атеистом. Он был всего лишь свободомыслящим физиком.

Однако, похоже, его интересовала наблюдательная, скажем так, теология. Ему были интересны разно верующие люди, лишь бы они были «людьми чистыми, искренними и одухотворенными», шли к своей вере или атеизму путем свободного чувства и честной мысли. Знал он, однако, и совсем иные формы религиозности, пропитанные лицемерием, нетерпимостью к инакомыслию и бесчувствием к страданиям других. Поэтому легко поверить ему на слово, что в клерикальном обществе он выступал бы в защиту атеистов. Тем более, что атеистами были душевно самые близкие ему люди — отец, учитель, обе жены.

Такое его отношение к религии может показаться совершенно не научным — ведь для науки характерно стремление к универсальности и унификации: уж если не отвергать все формы религии оптом, то искать какой-то общий знаменатель у разных вероучений.

Тенденция к универсальности ярче и успешнее всего проявилась в физике, в XIX веке объединившей электричество и магнетизм, тепло и механику, свет и электромагнетизм. А в XX веке выражение «единая теория» стало, можно сказать, дежурным в фундаментальной теоретической физике, которая была в центре интересов Сахарова.

Религиозные чувства и мысли выходят далеко за пределы физики. И все же поскольку речь идет о позиции Сахарова в поздний период его жизни, самым важным мне представляется его опыт физика-теоретика, в котором важнее были не уже добытые научные истины, а способ поиска истины. Он ведь был не просто физиком по образованию, который занимался наукой «с девяти до пяти», теоретическая физика была его жизненным призванием «круглосуточно».

Обстоятельства могли мешать этому призванию, но не могли его изменить.

Андрей Сахаров «был сделан из материала, из которого делаются великие физики», — сказал академик Виталий Гинзбург. Материал, из которого делаются великие физики-теоретики, несет в себе необычайную способность концентрироваться на обнаруженной «загадке природы» или даже неспособность отвлечься от этой загадки — независимо от того, волнует ли эта загадка коллег или вызывает их скептическую улыбку. Эйнштейн описал свойства этого материала с присушен ему невысокопарностью — упрямство мула и собачий нюх. Или полное доверие к собственному чутью, собственной интуиции.

Даже если эта интуиция касается нефизической — но существенной для данного физика — загадки. Читатель, думаю, догадался, куда я клоню, но, быть может, решил, что наклонил я слишком сильно, что сопоставление научного образа мыслей и религиозного образа чувств не выдерживает столь большого уклона и рушится?

Придется вернуться к Лионскои лекции Сахарова «Наука и свобода». Самая шокирующая мысль там — что противопоставление религиозной и научной форм мышления найдет «какое-то глубокое синтетическое разрешение на следующем этапе развития человеческого сознания». Высказал он эту мысль, говоря об изменениях картины мира в физике XX века, об изменениях самого языка физики, самих изобразительных средств для создания физической картины мира. И соответствующий абзац Сахаров завершил тем, что это его «синтетическое» религиозно-научное ощущение «больше всего питается той картиной мира, которая открылась перед людьми в XX веке».

Так что никуда не деться от сопоставления научного мышления и религиозного чувства в самом Андрее Сахарове.

Из откликов на статью Г. Горелика «Логика науки и свобода интуиции» (2001, № 5)

«Статья о Сахарове расширяет представление о смысле религии, о том, что это слово в себя вмещает. Выходит, что религия начинается не с соблюдения Божьих предписаний, а с интуитивного ощущения.

Может быть, вера — это такой же дар Божий, как музыка?

То, как Сахаров формулирует свое отношение к Богу, ставит его выше «профессиональных» богословов хотя бы уже по той причине, что его слова опираются непосредственно на чувство, и плюс к этому — на самостоятельный жизненный опыт. Конечно, особого внимания заслуживает то, что ученый говорит об «источнике духовной теплоты», невзирая на царившую в то время обстановку и сопутствовавшие ей личные трудности».

Теоретическая физика в эмоциях

Сначала, совсем кратко, что такое теоретическая физика на эмоциональном уровне, — для тех, кому таких эмоций не доводилось испытывать. Наука эта держится на дуэте почти противоположных чувств. Во-первых, готовность покорно подчиниться суровой действительности, как она проявляется в экспериментах и измерениях. А, во-вторых, чувство свободы в изобретении языка, на котором можно рассказать о накопленном опыте и предсказать результаты новых, еще не виданных опытов. Свободный полет мысли на крыльях интуиции и необходимость завершить полет безопасным приземлением. С этими двумя чувствами физик-теоретик применяет указанные Эйнштейном «нечеловеческие» способности: собачье чутье — угадать, в каком факте увидеть краеугольный камень теории и в каком направлении обновлять язык теории, и упорство мула — следовать своему чутью. В какой-то мере эти чувства и способности присущи также и другим наукам, но нигде нет такого двоевластия материального и идеального, как в теоретической физике. В математике парит идеальное, в остальном естествознании верховодит эмпирическое.

И физика, как никакая другая наука, получила в XX веке двойственный урок гордыни и смирения. Как не возгордиться, если диапазон явлений, доступных физике, расширился в миллионы раз, и стали доступны для изучения такие физические объекты, как Вселенная целиком и микрочастицы, составляющие атом. Это углубление в устройство мироздания физик-теоретик Лев Ландау подытожил триумфальным афоризмом: «Человек может познать даже то, что ему не под силу себе представить». В триумфе, однако, содержится и зерно смирения — «не под силу». Научный язык — это, в сущности, расширение и уточнение обычного бытового языка на те ситуации, с которыми в быту обычно не имеют дела. В физике при удалении от обжитой территории появляются не только новые слова, но и новые смыслы и, что особенно важно, бессмысленности некоторых привычных вопросов.

Вырабатывать язык, на котором физик может осмысленно задавать вопросы о Вселенной и электронах и успешно получать ответы, — это и есть теоретическая физика. Свободно изобретая новые слова науки, физики познавали устройство вещей, которые не «пощупаешь руками», и затем эти познания воплотились в осязаемые чудеса техники.

Из откликов на статью Г. Горелика «Логика науки и свобода интуиции» (2001, № 5)

«Я согласна с выводом г-на Горелика, что по цитатам, взятым и из Лионской лекции, и из личного дневника, А. Д. (как называли Сахарова в нашем кругу) обладал религиозным чувством. Я разделяю раздражение Люси (так зовут Елену Георгиевну дома), когда из А. Д. делают православного праведника, но праведником он был настоящим. В первый раз я увидела А. Д. в 1971 году на просмотре фильма Тарковского «Андрей Рублев». Я могла хорошо рассмотреть лицо, на котором обращали внимание веселые, я бы даже сказала озорные искорки в глазах ученого».

Главным чудом нашего мира Эйнштейн назвал его познаваемость. Не меньшим чудом можно назвать путеводную интуицию физиков. Поэтому вовсе не удивительно, что та же интуиция порой заводит в тупик. В биографиях величайших физиков есть место и для гордыни, и для смирения. Нильс Бор более десяти лет «пытался нарушить» закон сохранения энергии в микромире. Эйнштейн много лет пытался объединить электричество и гравитацию, и безуспешно. Ешеодно заблуждение Эйнштейна Сахаров упомянул в Лионской лекции: «Мы поняли, что та картина мира, которая восходит к Галилею и Ньютону, это только поверхностная часть реальности. А более фундаментальные законы гораздо абстрактней и глубже по своей природе и в то же время отличаются великолепной математической простотой. Эйнштейн не верил, что Бог играет в кости, но теперь мы, большинство физиков, уверены, что на самом деле законы природы носят вероятностный характер». (Так, кстати, в лекции Сахарова впервые появилось слово «Бог».)

Сам Эйнштейн к своим — осознанным — заблуждениям относился... с пониманием. Когда однажды участник семинара напомнил Эйнштейну, что три недели назад тот утверждал нечто совсем другое, Эйнштейн ответил: «Вы думаете, Господу Богу есть дело до того, что я говорил три недели назад?!»

Быть может, и поэтому Эйнштейн воплощал для Сахарона дух новой физики. Американский физик Джон Уилер сказал о Сахарове: «Никогда прежде я не встречал столь масштабного человека, в котором так ошущался смиренный искатель истины» (напомню, что Уилер знал лично и Нильса Бора и Эйнштейна).

Это — о материале, из которого был сделан Андрей Сахаров, и о том драматическом материале, из которого создавалась теоретическая физика в XX веке, с ее опытом познания неосязаемого.

Из откликов на статью Г. Горелика «Логика науки и свобода интуиции» (2001, № 5)

«Сегодня вопрос о том, есть ли противоречие между религией и наукой, весьма успешно разрешается именно верующими: для них это давно перестало быть проблемой. Внутреннее чувство, уж конечно, не станет вступать в спор с научными достижениями.

Наука — заслуга человечества, которую Бог, уж коль на то пошло, не собирается у него отнимать. Поэтому не совсем понятно, в чем тут, собственно, проблема: в том, что Сахаров посвятил себя науке, тайно веруя в присутствие в мире божественного начала, или же в том, что, будучи ученым высокого ранга, он его так не увидел? Оба вопроса, во всяком случае, совершенно бессмысленны. Верил Сахаров или нет и во что верил, если верил, почему это должно кого-то интересовать? Разве мало того, что он сделал, вполне обосновав тем самым свои настоящие убеждения?»

Чувство целого и религиозное чувство

Физиков объединяет притяжение к общему объекту изучения — устройству мироздания. Но в остальном они люди как люди — весьма разные люди. Смотрят на мироздание с разных сторон, и смотрят по-разному. Одним вполне достаточно разобраться в устройстве какого-то конкретного уголка мироздания. Другие, даже решая конкретную задачу, думают об общей архитектуре грандиозного здания. То есть они различаются чувством целого — потребностью в целостной картине. В зависимости от состояния дел в физике, подобное чувство может и помогать, но может и мешать — коша, например, для целостной картины не хватает каких-то фундаментальных блоков, еще не давших о себе знать.

Какую же истину искал Сахаров? Нашел ли? И жгучий для биографа вопрос: как совместить недвусмысленно выраженное религиозное чувство и то, что он это чувство раскрыл столь скупо. Считанные слова в его «Воспоминаниях»: «...Я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысляющего их начала, без источника духовной теплоты», лежащего вне материи и ее законов».

А ведь за несколько лет до появления этих слов он изложил свое «Credo» намного определеннее — в своем дневнике: «Для меня Бог— не управляющий миром, не творец мира или его законов, а гарант смысла бытия — смысла вопреки видимому бессмыслию. Диалог с Богом — молитва — главное во всех религиях, в прямом смысле для меня, по-вндимому, невозможен. В личное бессмертие я не верю».

С точки зрения любой традиционной религии это скорее «Non Credo», почти атеизм, но зато здесь явно фигурирует слово «Бог» и какая-то Его очень важная, хотя и не объясненная роль. В дневнике — для себя — незачем все подробно объяснять. Ясно, однако, что неожиданное признание Сахарова в «Воспоминаниях» — не случайный экспромт.

Два приведенных высказывания Сахарова даны и в хронологически неправильном порядке, и неправильно одинаковым шрифтом. Ведь первое — продуманное и предназначенное для публикации, а второе — более раннее — стало известно лишь потому, что Елена Боннэр, сохранив дневник мужа, познакомила биографа с соответствующими страницами. Быть может, она и пожалела потом — дневник пишется не для посторонних глаз, а понимание личных записей — дело непростое.

Что может сказать историк теоретической физики по поводу «теоретически непоследовательного» отношения Сахарова к религиозному миропониманию? Почему этот теоретик высказывался столь неопределенно вместо того, чтобы раскрыть и обосновать свое — «самое правильное» — мироощущение?

Ответы на эти вопросы автор попытался дать в статье «Основы научного паратеизма», публикуемой в следующем номере журнала.

И все-таки инфаркт возникает из-за хронического воспаления сосудов. Вот некоторые факты:

почти в 70 процентах случаев инфаркт возникает там, где коронарный сосуд практически не сужен;

нередко у пациентов заметно утолщены стенки сосудов, но инфаркта нет;

суженные сосуды можно шунтировать, но это не продлевает жизнь, а лишь облегчает ее;

люди, страдающие от хронических воспалительных процессов, например воспалений десен, больше других рискуют заработать инфаркт;

повышенное содержание железа в организме способствует воспалению тканей и увеличивает опасность инфаркта.

Воспалительный процесс в стенках коронарных сосудов развивается без участия вирусов и бактерий. Виной всему, полагают ученые, — повреждения стенок, вызванные, например, свободными радикалами или высоким содержанием холестерина в крови.

Именно из-за хронического воспаления в стенках сосудов образуются бляшки. Они состоят из молекул холестерина и отмерших или воспаленных клеток ткани. Теперь больная стенка сосуда напоминает зубную пасту, выдавленную из тюбика, — еще мягкую внутри, но твердую и очень ломкую снаружи. Как только бляшка лопнет, в считанные минуты внутри сосуда возникнет затор из кровяных телец. «Система замирает... Крах».

Итак, в этом примере есть магический знак. Он подан, и человек в смертельной опасности: «Как только бляшка лопнет...» Хрупкая оболочка бляшки — вот что особенно грозит инфарктом. Ломкость воспаленной ткани» Чем больше холестерина в стенке сосуда, тем она хрупче.

На генеалогическом древе нашей науки Украинский физико-технический институт представляется экзотическим побегом, привитым директором Ленинградской физико-технической лаборатории Абрамом Иоффе. Именно по его предложению в Харькове был создан такой институт. Здесь причудливо смешались дерзкие гены молодых ленинградских физиков и основательность зарубежных ученых, которые составили основное ядро УФТИ в первые годы его существования.

Так, в конце 20-х годов на физмате Ленинградского университета сложилась неформальная группа молодежи, которая называла себя «мушкетерами» или «джаз-бандом». Организатором веселой талантливой команды был полтавчанин Дмитрий Иваненко, который придумал своим друзьям, по казацкому, какой говорил, обычаю, разные прозвища. Сам Дмитрий был Димусом, приехавший из Баку Лев Ландау с легкой руки Иваненко стал Дау, одессит Георгий Гамов получил прозвище Джони, а уроженец Винничины Матвей Бронштейн стал Аббатиком. Все они так или иначе внесли свой вклад в развитие УФТИ — Иваненко и Ландау стали первыми руководителями теоретического отдела УФТИ, Гамов генерировал идеи и числился здесь консультантом, а Бронштейн, оставшийся преподавать в Ленинграде, участвовал в институтских теоретических научных конференциях.

Добавлю, что только один из четверых «мушкетеров» — Лев Ландау — стал впоследствии нобелевским лауреатом, но все они стали физиками первой величины. Только один из них — Георгий Гамов — не был репрессирован, и то потому, что в 1933 году стал «невозвращением». (Уже в США он разработал теорию «горячей Вселенной», предсказав существование реликтового излучения, сделал первый расчет генетического кода и получил премию ЮНЕСКО за популяризацию науки). Только один из них — Дмитрий Иваненко, получивший в 1950 году Сталинскую премию за свои работы в области теории ядра, — дожил до распада СССР. Самая трагическая судьба ожидала Аббатика — на редкость одаренный юноша, который в 19 лет публиковал статьи по квантовой теории в немецких научных журналах, был арестован и расстрелян, когда ему было чуть больше тридцати лет.

Но это было потом. А к моменту организации УФТИ, еще в отсутствие «железного занавеса», молодые физики успели поработать в зарубежных научных центрах — в Геттингене, Копенгагене, Кембридже. Работали за границей и другие ленинградцы, будущие сотрудники УФТИ — Лев Шубников, Георгий Латышев, Александр Лейпунский, Ольга Трапезникова, Кирилл Синельников. Они свободно владели иностранными языками, они жили с ощущением внутренней свободы и самоценности таланта. Как молоды они были! Когда самого старшего из них, Ивана Обреимова, назначили директором УФТИ, ему было всего 35 лет! Первый десант ленинградцев составил чуть более двадцати человек. В конце мая 1930 года на Московском вокзале Ленинграда играл оркестр, пламенели флаги, звучали речи — здесь торжественно провожали отчаянных смельчаков, которые ехали в Харьков поднимать научную целину.

Напомним, что в эти годы, в отличие от развитых стран мира, в СССР не было не то что института, но даже лаборатории, где бы целеустремленно занимались ядерно-физическими исследованиями. Собственно говоря, поначалу не собирались заниматься этой темой и в УФТИ. Только год спустя в планах так называемой Высоковольтной бригады (тогда существовала бригадная форма организации труда, и Ландау, например, возглавит в институте теоретическую бригаду), которая занималась исследованиями передачи энергии на расстояния, изоляционных материалов и прочее, появились строчки о создании установки для расщепления или, как тогда говорили, разрушения атомного ядра. К тому времени западные ученые уже вплотную занялись этой проблемой.

П. Л. Капица и Дж. Кокрофт с женами на территории Института физических проблем. 1957 г.

Молодые амбициозные харьковчане-ученые лихорадочно взялись за подготовку необычного эксперимента. Они надеялись опередить всех, но в разгар работ в мае 1932 года пришло известие, что молодым англичанам Джону Кокрофту и Эрнесту Уолтону удалось осуществить реакцию расщепления ядра лития искусственно ускоренными протонами. (Кстати, в основе этого эксперимента была работа Георгия Гамова, сделавшая его знаменитым еще в 1928 году, — «квантовая теория альфа-распада»). Харьковчане повторили этот эксперимент вторыми в мире и стали первыми в СССР. В это время в УФТИ был Петр Капица, который своими глазами увидел, как при повышении напряжения в поле зрения микроскопа начинали беззвучно появляться таинственные искры.

Однако даже специалисты узнали об успешном эксперименте в Харькове не из научной статьи или доклада на конференции, как обычно, а из публикации в газете «Правда». Факт для истории науки беспрецедентный. Здесь 22 октября 1932 года была опубликована телеграмма из УФТИ с соответствующим текстом на имя Сталина, Молотова, Орджоникидзе с подзаголовком «Крупнейшее достижение советских ученых». Причем подписана она была директором, секретарем парткома и секретарем месткома УФТИ. Первая научная публикация за подписями непосредственных «авторов» растепления, членов Высоковольтной бригады — Кирилла Синельникова, Александра Лейпунского, Антона Вальтера и Георгия Латышева — появилась позже, в журнале «Совфиз».

Понятно, что после «Правды» остальные газеты тоже не скупились на заголовки: «Снайперы атомного ядра», «Новая эпоха в физике», «Мировая победа советской науки», «Прыжок в будущее». Их общий восторженный тон — советские ученые идут нога в ногу с мировой наукой, и началась новая эпоха абсолютно неограниченных перспектив в физике. Актовый зал Промакадемии не мог вместить всех желающих попасть на лекцию о расщеплении ядра, которую читал Антон Вальтер, — люди, обычные харьковчане, стояли даже в коридорах и вестибюле! Реакция же физиков была более сдержанной.

Лев Ландау, например, заявил: «Нужно признать, что у нас нередко приходится слышать относительно той или другой работы, даже посредственной, что она опережает западноевропейскую науку и так далее. Напомню здесь известный пример с телеграммой.., адресованной товарищам Сталину и Молотову по поводу достижений в расщеплении атомного ядра. Повторение опыта Кокрофта и Уолтона, которое в дальнейшем не привело к каким-либо особенным результатам, было в этой телеграмме выдано за какое-то громадное достижение науки, чуть ли не опережение работы Кавендишской лаборатории во главе с Резерфордом». А на институтском вечере самодеятельности Лев Давидович со сцены с серьезнейшим видом уведомлял зрителей об успехах своих студентов и предлагал послать телеграмму товарищу Сталину такого содержания: «Продифференцировали синус, получили косинус, работы продолжаются».

Можно согласиться, что тот конкретный эксперимент с расщеплением атомного ядра в Харькове не имел особого научного значения. Однако он, безусловно, повлек за собой важнейшие последствия для организации советской ядерной науки и воплощения советского атомного проекта. Да и в целом для истории страны. Что касается Харькова, то благодаря этому событию ядерная физика в УФТИ заняла главенствующие позиции. Наркомат тяжелой промышленности, в ведении которого тогда был институт, выделил средства на строительство нового высоковольтного лабораторного корпуса и сооружение экспериментального электростатического генератора, который несколько лет был единственной установкой в Союзе, пригодной для получения так называемых ядерных констант, необходимых для разработки атомной бомбы. А директором УФТИ в 1933 года был назначен один из героев события — Александр Лейпунский.

Легендарный корпус довоенного УФТИ, где был проведен эксперимент по расщеплению, сохранился и сейчас. Фактически это здание с мемориальной доской является музеем физики, а нынешний комплекс зданий ННЦ «Харьковский физико-технический институт» располагается в поселке Пятихатки на окраине Харькова.

Троцкистско-бухаринские шпионы

Казалось, наука Харькова была на подъеме. Как вспоминает будущий изобретатель атомной бомбы Владимир Шпинель, «молодой теоретик Евгений Лифшиц в первый день моего приезда в Харьков сказал: «До сих пор был кембриджский период в развитии физики, а теперь настает харьковский»».

Увы, по разным причинам этого не произошло. Исследования атомного ядра с искусственно ускоренными частицами были перенесены в Ленинград, где была организована лаборатория во главе с Игорем Курчатовым. Специалистам УФТИ впервые поручили секретные технические разработки военного характера — генераторы коротких волн для радиолокаторов, кислородные приборы для высотных полетов, авиационный двигатель. работающий на жидком водороде и так далее. К тому же в 1934 году вместо отбывшего в длительную зарубежную командировку Александра Лейпунского директором УФТИ назначили некоего Семена Давидовича, который не имел никаких научных степеней и не опубликовал ни одной научной работы. С его приходом в УФТИ, который к тому времени все еще оставался островком свободы в море сталинской деспотии, пришли другие времена.

И. В. Обреимов. 1960 г.

Л. П. Капица и Л. Д. Ландау. 1968 г.

Для обеспечения абсолютной секретности работ институту было приказано пересмотреть весь личный состав и ввести ряд ограничений. Другими словами, провести «чистку» и ввести режим. Вольнолюбивые физики УФТИ поначалу пробовали было шутить по этому повещу. Ольга Трапезникова, например, цепляла выданный ей пропуск к ошейнику собачки, с которой ходила на работу. Ландау и Хоутерманс прикрепляли пропуска к своим спинам, а то и пониже. Но очень быстро стало не до шуток. Сталинские репрессии дошли и до УФТИ. Сначала НКВД арестовало одного из сотрудников Ландау, правда, после протестов молодого человека по фамилии Корец выпустили, но это был лишь временный успех. Отныне и надолго девизом дня стала «революционная бдительность».

Как ни печально об этом говорить, в своих целях НКВД и партийное руководство Харькова умело разжигали и использовали различные конфликты внутри института: между ядерной физикой и физикой низких температур, теорией и экспериментом, экспериментальной и прикладной физикой. И вечную, как мир, борьбу бездарностей с талантами.

В 1937 году НКВД арестовало физика, начальника строительства Исследовательской станции глубокого охлаждения УФТИ Александра Вайсберга и его друга, химика Конрада Вайсельберга — оба прибыли в Харьков из Вены, спасаясь от фашизма. В защиту Вайсберга выступили известные европейские ученые, в том числе Альберт Эйнштейн и супруги Ирен и Фредерик Жолио-Кюри. Благодаря этим хлопотам Вайсберга в 1940 году прямо из тюрьмы передали в руки... гестапо. Конрад Вайсельберг был расстрелян. Потом были арестованы и расстреляны Лев Шубников, Лев Розенкевич, В. Горский, В. Фомин. Вновь арестован отпущенный было Корец. Депортирован в Германию Фриц Хоутерманс. Арестованы, правда, спустя время выпушены Иван Обреимов, Александр Лейпунский, Лев Ландау. Всего были расстреляны восемь человек, столько же осуждены на разные сроки.

Сооруженный в 1928 году ведомственный жилой дом возле УФТИ, где жил весь цвет украинской физики, дом, где гостили у своих коллег будущие нобелевские лауреаты Н. Бор, Д. Кокрофт, П. Капица, Н. Семенов, В. Гейзенберг, П. Дирак, И. Тамм, И. и Ф. Жолио-Кюри, опустел. Счастливый период УФТИ закончился. А в сентябре 1937 года в Москве состоялась И Всесоюзная конференция по физике ядра, участники которой обратились со словами пылкого приветствия к товарищу Сталину и товарищу Молотову. В тексте, в частности, есть и такие строки. «Успешное развитие советской физики происходит при общем упадке науки в капиталистических странах, где наука фальсифицируется и ставится на службу усилению эксплуатации человека человеком, грабительским войнам и так называемому научному обоснованию идеализма и поповщины. Подлые агенты фашизма, троцкистско-бухаринские шпионы и диверсанты... не останавливаются перед какой-либо мерзостью, чтобы подорвать могущество нашей страны... Враги народа проникли и в среду физиков, выполняя шпионские и вредительские задания в научно-исследовательских институтах... Вместе со всеми трудящимися нашей Социалистической родины советские физики еще теснее объединятся около партии и правительства, около нашего родного и великого вождя товарища Сталина...»

Нильс Бор

История одного изобретения

Наверное, невозможно сказать, кто именно изобрел атомную бомбу. После открытия реакции деления ядра урана с последующим излучением нескольких вторичных нейтронов физикам стало ясно, что в уране возможна цепная реакция с выделением огромного количества энергии. Но факт остается фактом — в СССР в 1940 году харьковские ученые, сотрудники УФТИ, официально подали заявки на изобретение этой бомбы и получили авторские свидетельства. Следовательно, формально они и ярляются изобретателями.

Очень долго их имена были спрятаны в спецхранилищах, но сейчас они стали известны. Это руководитель лаборатории ударных напряжений Украинского физико-технического института 37-летний Фридрих Ланге и научные сотрудники этого же института 28-летний Владимир Шпинель и 26-летний Виктор Маслов.

Летом 1940 года В. Маслов в своей статье утверждал, что использование внутриядерной энергии «в значительной степени становится технической проблемой». Вернее, с его точки зрения, проблем было несколько, а главные из них две: как наработать необходимое количество изотопа урана-235, из которого можно сделать бомбу, и как собрать критическую массу этого изотопа. (Кстати сказать, о плутониевой бомбе первым в мире заговорил тоже сотрудник УФТИ Фриц Хоутерманс, правда, уже после депортации из Союза, а первый проект по созданию водородной бомбы был предложен в 1950 году сержантом Советской армии Олегом Лаврентьевым, который и по сию пору работает в ХФТИ.)

Харьковчане начали писать письма в высокие инстанции с надеждой «выбить деньги». Но ни одно письмо не достигло цели, поскольку в соответствии с порядками финансировались в первую очередь работы, защищенные авторскими свидетельствами. И физики без особого желания в 1940 году садятся писать заявки на изобретения. В. Маслов и В. Шпинель — «Об использовании урана как взрывчатого и ядовитого вещества». Ф. Ланге, В. Маслов, В. Шпинель — «Способ приготовления урановой смеси, обогащенной ураном с массовым числом 235. Многомерная центрифуга». Ф. Ланге, В. Маслов — «Термоциркуляционная центрифуга».

Таким образом, в отдел изобретательства Народного комиссариата обороны пришли заявки сотрудников ХФТИ на конструкцию атомной бомбы и методы наработки урана-235. Нужно заметить, что в предложениях харьковчан были свои недостатки, однако они первыми предложили использовать обычную взрывчатку как запал для создания критической массы и инициирования цепной реакции. В дальнейшем все ядерные бомбы подрывались именно таким образом. А предложенный ими центробежный способ разделения изотопов и сейчас является основой промышленного разделения изотопов урана.

Однако их предложение пошло гулять по инстанциям — из отдела изобретательства в Управление военнохимической защиты НКО, в Научно- исследовательский химический институт Рабоче-крестьянской Красной армии, потом опять в управление, а затем в Радиевый институт Академии наук СССР. Его директор академик B. Хлопин и сделал заключение, которое стало решающим: «Она (заявка) не имеет под собой реального основания. Кроме этого, в ней и по сути много фантастического... Даже если бы и удалось реализовать цепную реакцию, то энергию, которая выделится, лучше использовать для приведения в действие двигателей, например, самолетов». Харьковчане не могли примириться с негативными отзывами: В. Маслов в феврале 1941 года обратился с личным письмом к тогдашнему наркому обороны СССР, Герою и маршалу Советского Союза C. К. Тимошенко — тоже безрезультатно.

А потом началась Великая Отечественная война. Виктор Маслов, несмотря на бронь, ушел на фронт добровольцем и погиб. Владимир Шпинель эвакуировался с институтом в Алма-Ату, где занялся другими работами, как и Фридрих Данге. О заявках 40-го года вспомнили только после бомбежек Хиросимы и Нагасаки. В 1946 году Отдел изобретательства Красной армии зарегистрировал не подлежащее опубликованию авторское свидетельство под названием «Атомная бомба или другие боеприпасы» за № 6358с, а также два других предложения харьковчан.

— Если бы ваши предложения сразу в 1939-1940 годах были по достоинству оценены на правительственном уровне и вам дали бы поддержку, когда бы СССР мог иметь атомное оружие?

— спросили журналисты в 1990 году единственного оставшегося изобретателя бомбы Владимира Шпинеля.

— Думаю, что при таких возможностях, которые позднее имел Игорь Курчатов, мы бы получили ее в 1945 году, — ответил В. Шпинель.

Однако история, как известно, не знает сослагательного наклонения.

Секретные лаборатории

В 1943 году в СССР в рамках реализации советского атомного проекта было решено создать цепочку из нескольких секретных организаций, которые были названы лабораториями. Лабораторию № 2 возглавил Игорь Курчатов. Лабораторию № 4 в Москве — получивший советское гражданство Фридрих Ланге. Лаборатория № 1 была создана в 1946 году на базе довоенного УФТИ во главе с Кириллом Синельниковым.

Первоочередным заданием Лаборатории Ne 1 было измерение так называемых ядерных констант, а также других характеристик ядерных реакций, необходимых для расчетов критических масс и других характеристик реакторов и бомб. Естественно, полученные данные считались секретными и не публиковались.

А в 1947 году в Радиационной лаборатории в Беркли (США) был разработан и сооружен первый в мире линейный ускоритель заряженных частиц. Эта идея была мгновенно использована в СССР при формировании советских оборонных программ. Сразу несколько научных организаций, в том числе Лаборатория № 1, начали работать над своего рода первым советским «проектом СОИ». Официально сверхсекретное постановление Совета Министров СССР 1948 года называлось «О проведении научно-исследовательских работ по изучению возможностей осуществления ЗУ (то есть зенитной установки)». Будущий нобелевский лауреат Николай Семенов предложил облучать несущие атомный заряд самолеты и ракеты с Земли мошным пучком ускоренных частиц — протонов или дейтронов.

И. В. Курчатов у высоковольтной установки. 1934 г.

«Сердцем» ЗУ должен был быть мощный ускоритель протонов, разработку которого поручили харьковским физикам во главе с Кириллом Синельниковым. Программа ЗУ стала главной в институте, она хорошо финансировалась, к ней было привлечено внимание руководства. Институтские теоретики быстро разобрались в сущности проблемы, провели необходимые расчеты и выдали их проектировщикам. Уже в 1949 году в Лаборатории № I был готов эскизный проект зенитного ускорителя, а в 1951 запушен модуль установки в виде протонного ускорителя на энергию 20 МэВ. Правда, как оказалось, протонный пучок не мог преодолеть слой воздуха, он просто не был способен достичь самолетов или ракет и тем более нанести им вред. Идея могла бы сработать разве что в случае базирования ускорителя в космосе, в безвоздушном пространстве. Программа была свернута.

А созданный в Харькове ускоритель на протяжении еще многих лет использовался для исследований в области элементарных частиц и ядерной физики. После «двадцатки» в институте был сооружены другие ускорители различной мощности. Нужно заметить, что в 1940-1950 годах СССР не жалел средств на достижение и сохранение приоритета в ядерно-физических исследованиях. Соответствующие структуры внимательно следили за развитием американской науки, и все, что делалось за океаном, сооружалось и в Союзе, в том числе в Харькове. Забегая вперед, напомню, что апофеозом этой деятельности был запуск в 1965 году в поселке Пятихатки под Харьковом линейного электронного ускорителя на рекордную в то время в мире энергию — 2 ГэВ. Его сооружением руководил Антон Вальтер.

Лаборатория № 1 официально перестала существовать в конце 50-х годов. По инициативе Кирилла Синельникова в институте было открыто два новых направления: материалы для реакторостроения и физика плазмы и управляемого теромоядерного синтеза. Они вытеснили ядерную физику на задний план и инициатива перешла к Объединенному институту ядерных исследований в Дубне и Институту физики высоких энергий в Серпухове. А потом произошла Чернобыльская авария, распался Советский Союз, закончилась гонка ядерных вооружений, началось сокращение ядерных арсеналов. Соответственно, началось повсеместное сокращение ядерных исследовательских программ, закрытие ядерных реакторов, демонтаж или консервация ускорителей. Более того, в обществе развилась своего росла антиядерная аллергия.

И. В. Курчатов с аспирантом М. Г. Мещеряковым за работой на первом советском циклотроне в Радиевом институте. 1936 г.

Памятник, которого не было

Но в 1971 голу физика еще была в чести, и в Харькове в честь первого в СССР расщепления атомного ядра согласно постановлению ЦК Компартии Украины и Совета Министров УССР было решено соорудить масштабный монумент Науки.

В конкурсе победил проект, авторами которого были известный скульптор Борис Довгань, архитектор Г. Хорхот и инженер И. Шпара. Три пилона из облицованного бетона свыше 30 метров держали огромный позолоченный шар из металла, который символизировал ядро атома. Внизу располагалась гранитная скульптурная группа из четырех харьковских физиков, расщепивших атом. Их фигуры достигали четырехметровой высоты. Проект одобрили и согласовали со всеми инстанциями. Авторам было предложено начинать реализацию проекта и для уточнения размеров памятника установить фанерный силуэт на месте его предполагаемого сооружения в центре города, на стрелке рек Лопань и Харьков.

Однако наступили смутные времена — смены генсеков, перестройка... Дело все затягивалось и затягивалось, в 1986 году произошла Чернобыльская авария. После этого о грандиозном монументе Науки никто и не вспоминал. И все-таки харьковчане восстановили историческую справедливость — в честь 70-летия расщепления ядра перед входом в главное здание Национального научного центра «ХФТИ» в Пятихатках был открыт памятный знак.

Книга Юрия Ранюка тоже является своего рода удивительным памятником ядерной физике. Автору удалось передать явления, события, судьбы ученых в пронзительной исторической перспективе. Он нарисовал емкие портреты физиков, очертив роль личности в науке. Он показал, насколько сильно влияет государство на развитие науки и как неоднозначно бывает это влияние. Подчеркнул известный парадокс науки как одной из сфер деятельности человечества — ее интеллектуальные победы могут напрямую вести к физической гибели людей. В конце концов, Чернобыль — это тоже памятный знак.

Икебана — композиция из срезанных цветов, веток, колосьев и прочих компонентов, — родившаяся некогда в Японии, известна сегодня во всем мире. А началось все с того случая, когда буддийские монахи, собрав ветки и листья, сорванные грозой, поднесли их к ногам статуи Будды со словами: «Будь милостив ко всем. Помоги оживить то, что сломала гроза». Должно быть. Буд да благосклонно принял это необычное подношение, поскольку оно стало традиционным.

Икебана переводится как «вторая жизнь цветов» или «воскрешение растений» и учит «искусству умирания». Поэтому ее можно сравнить с молитвой, но не из слов, а из знаков. Она включает три основных элемента. Один обозначает «небо», другой «Землю», а третий — «человека» и «цветок» одновременно.

Хотя сведения «о пути цветов» можно было почерпнуть во многих буддийских текстах, для серьезных занятий икебаной в Японии требовалось принадлежать к роду, представители которого упражнялись в ней веками. И только избранные достигали совершенства. Прославленный мастер Сэнно Рикю (XVI век) однажды поместил пионы в сосуд, сделанный из колена бамбука. При изготовлении этой вазы бамбук треснул. Из трещины медленно капала вода. В ответ на недоуменные вопросы учеников, ошеломленных красотой икебаны и не знающих, можно ли признать ее совершенной, поскольку сосуд в ней надтреснут, Сэнно Рикю ответил: «И моя жизнь тоже дала трещину». Эта ваза впоследствии стала одним из национальных сокровищ Японии. А вообще высшей ступенью в икебане можно считать полное «недеяние», невозможность что-либо изменить в природе: пришел, увидел, отошел.

Потом узнаю, что в домашнем архиве, бережно хранимом близкими, Немировский отыскал стихи Бориса Зубакина, и они с Людмилой Станиславовной Ильинской, тоже историком, профессором, любимицей студентов, издали книгу «Свет звезд, или Последний русский розенкрейцер» — письма к Горькому, протоколы допросов и стихи... А сейчас он готовит новую книжку, уже один, Людмила Станиславовна недавно скончалась, — письма ссыльного Зубакина к другому ссыльному поэту, Владимиру Пясту.

Как поразительно было все, что он знал, о чем вдохновенно рассказывал!

«Кастальский ключ» — так назвал он сборник своих переводов Германа Гессе, открыв читателям его как поэта. Возможно, ключ к пониманию жизни и творчества Немировского — в единстве образного, поэтического и строгого научного мышления? Историк-классик, переводчик и, оказывается, поэт. Я не знала, что он Поэт.

Знала, что он специалист по истории этрусков, более того — основоположник этрускологии у нас в России.

Как известно, этруски господствовали на большей части Апеннинского полуострова задолго до того, как Рим стал претендовать на первенство в Италии. Естественно, что их происхождение и появление здесь стало предметом пристрастного внимания древнегреческих и римских историков. Но единого ответа они не оставили, хотя, казалось бы, чего проще — все было «рядом» с ними во времени. Ан, нет. Геродот считал, что этруски прибыли из Лидии, Гелланик Лесбосский был уверен, что это пеласги и появились они в дельте По с островов Эгеиды, а Дионисий Галикарнасский утверждал, что этруски — автохтонны. то есть всегда здесь жили, были местным населением с незапамятных времен.

Немировский выдвинул гипотезу, примиряющую идеи и сторонников миграционной теории и автохтонной. Он уверен, что этруски (тиррены) — население малоазийского происхождения, перебравшееся сначала в Сардинию, а потом на Апеннины. А пеласги жили на этом полуострове много сотен лет, и этруски, появившись, просто смешались с ними, создав единое население.

Эта изящная находчивость, подвижность мысли вообще свойственны Немировскому. Например. Было общепризнанным, что юный Митридат, бежав из столицы, где только что погиб не без причастности Рима его отец, спасался несколько лет в горах. Но как, спросил себя Немировский, в диких горах можно овладеть десятками языков, стать знатоком греческого искусства и вообще — одним из образованнейших людей своего времени? И он занялся «просеиванием» подробностей, тех, мимо которых проходили его коллеги. Он по-новому прочитал известную до него греческую надпись и нашел то, что искал, — место, где провел юность Митридат. Это был двор царя Перисада, впоследствии царь завещал ему свое царство. И тогда стало понятно почему, и многое обрело логику и смысл.

Полное отсутствие догматизма, идолопоклонства (а в науке этого хоть отбавляй), наоборот, царящая свобода, внутренняя зоркость, естественная парадоксальность — вот что для него характерно. И это странно. Потому что свою научную жизнь он проживал во времена тирании и деспотизма — расстрелов на Лубянке и Гулага.

Как остаются свободными в такие времена? Вот в чем вопрос.

Первая его книжка об этрусках («Этруски. Введение в этрускологию»), написанная вместе с учеником А.И. Харсекиным, вышла в 1969 году; собственно, с этой работы и началось систематическое изучение памятников этрусской письменности и искусства у нас, в России. И задачу Немировский ставил очень широко: рассмотрев общественные, экономические и политические отношения, язык, мифологию и религию, выйти на проблему этногенеза этрусков, проследить их вклад в культурное развитие Рима и Италии.

Ему всегда интересно что-то необычайное, лежащее в стороне интересов общепринятых, и он сам, непростой, разнообразный, остается верным себе в своих предпочтениях. А предпочтений у него масса. От истории племен Италии во II тысячелетии до новой эры до свитков Мертвого моря, от Иоанна Крестителя до серии статей в энциклопедии для детей о религии страны Ханаан, богов Эблы и минойского, и ахейского Крита. И конечно, стихи и исторические романы «В круге земель», трилогия «Пурпур и яд», «Три войны» - перечислять можно долго, но не нужно, потому что лучше, чем он сам, не скажешь: «Но спасся я — в том нет моей вины. О жизнь, ты лучшая награда, у смерти вырванный трофей».

А когда «трофей», то и живешь иначе.

Людмила Станиславовна и Александр Иосифович в Греции.

Аппиева дорога - дорога победителей в Риме

Он родился в Тирасполе, в семье демобилизованного солдата русской армии Иосифа Немировского. Прежде чем вернуться домой, отец с 1907 служил на Кавказе, а затем прошел всю Первую мировую, участвовал в Брусиловском прорыве, не раз глядя в глаза смерти. Мать, Анна Франз, была зубным врачом. Шура, родившийся в 1919 голу, — их единственный ребенок.

Раннее его детство прошло на Днестре, одной из красивейших рек Европы. Днестр с его террасами, виноградниками и фруктовыми садами, разнообразными видами, открывающимися при малейшем изменении взгляда, был прекрасной почвой для развития фантазий впечатлительного мальчика. Но... в те времена Бессарабия была оккупирована Румынией, это отделило его семью от родины.

Родители мечтали о возвращении в Россию. В результате в 1925 году им удалось тайно перейти границу. Но результат был печальный —хоть и не сразу, в 1937 году их арестовали и раскидали по разным лагерям. Юноша остался один.

И раньше, и потом государство напоминало о себе самым зловещим образом. Один из братьев матери, Вениамин, погиб в отряде Котовского; второй — Лев, музыкально одаренный, был основателем молодежной оперы в Одессе, имел успех, и поначалу все шло хорошо. Жил в Европе, выступал в Гранд-опера в Париже, казалось бы... Но и его тоска по родине погнала в Россию, куда он и вернулся, наивный, счастливый. И очень скоро был сослан на Игарку, а затем расстрелян в 1937 году. Позднее бабушку со стороны матери уничтожили в Одессе в фашистском лагере смерти.

Александр Немировский в своём кабинете

Тут явно нужна передышка. Как сказал сам Александр Иосифович, «на сцене ж действие творится, чем фантастичней, тем верней». Более фантастичного действия, чем XX век в России, трудно припомнить в истории, поистине — «век-волкодав».

Отвлечемся на фантазиях иного рода. Интересно, что свое название город Тирасполь получил в древности от реки Тирас, на которой и вырос. Сама же река имя не сохранила, будучи переименованной в Днестр. Тирас — тирсены (тиррены) — этруски, эта цепь из однокоренных слов словно приковала к себе Немировского, став его судьбой. Собственно, родившись здесь, по его словам, ты обречен заниматься древностью и этрусками, такая земля. Конечно, если ты — Немировский...

А может, правда? Может быть, правда, что место рождения определяет что-то важное в каждой судьбе?

Перебравшись в Россию, они в 1926 году оказались под Москвой вблизи Кускова с его тишиной, усадебной архитектурой, соловьиным пением и упоительными закатами. А затем и вовсе на Никольской улице в Москве, где он катался на лыжах со спуска прямо к Александровскому саду, и жил, по его выражению, между Кремлем и Лубянкой.

С июля 1941 года он — на оборонных работах в Брянской области, затем — курсант в Томске. А с января 1943 по май 1945 он воюет. Волховский, Ленинградский, Первый Украинский фронты — вот его многотрудный путь. Ранен в боях за Одером, награжден орденом Красной Звезды.

Орден Красной Звезды был боевым орденом. Его получали ценой крови. Или жизни.

Но это — все впереди. Поначалу же была школа. Удивительно повезло ему с учителями! Географию преподавал Михаил Николаевич Тихомиров, а Абрам Борисович Гуревич — литературу. Они тоже не стали прошлым. Их эрудиция, аристократизм и великолепный учительский дар сделали свое дело: в 1937 году Немировский поступает в университет на истфак, а в 1938 становится одновременно студентом Литинститута имени Горького. И опять — прекрасные и редкие, как драгоценности, учителя: по истории

— Владимир Сергеевич Сергеев, в поэзии — Илья Сельвинский. И друзья

— Николай Майоров, Михаил Кульчицкий, Николай Глазков, Борис Слуцкий, Павел Коган, Михаил Львов, Николай Банников...

Вот он, фундамент его знаний и интересов.

После войны он посвятит самому близкому другу Майорову одно из стихотворений:

Еще не выпал наш последний снег.

Тот самый снег, что принесет разлуку,

И мы гребем беззвучно, как во сне

Лопатами, как веслами, сквозь вьюгу.

А сейчас — небольшое отступление и сенсационное заявление. Немировский говорит об этом мимоходом, в ряду других захватывающих сведений: Владимир Сергеевич Сергеев (его учитель) был внебрачным сыном Константина Сергеевича Станиславского и крестьянской девушки Авдотьи Назаровны Копыловой. Уф! Получив солидное образование, он стал историком, и уже в 1922 году вышла его «История древнего Рима», где он развивал идеи Михаила Ивановича Ростовцева, что было очень опасно.

Дело в том, что Ростовцев эмигрировал из России в 1918 году, а в своей книге, вышедшей за месяц до этого, «Рождение римской империи», развивал взгляды, за которые Гулаг был самой гуманной наградой. Под углом событий в революционной России он рассматривал историю Древнего Рима и превращение Римской республики в мировую империю. Главной революционной силой и в России, и в Риме он считал армию, ставшую орудием в руках политиканов. Эта книга принесла ему славу Моммзена XX века. Так вот, именно проблемой рождения империи занялся Сергеев, идя вслед за Ростовцевым. Согласитесь, опасное дело для живущего в этой империи.

Немировского с Сергеевым связывала дружба и преданность ученика и вера в него — учителя. Вот он пишет о смерти своего учителя весной 1941 года: «Истфак встретил меня угловым завешенным зеркалом и портретом в черной раме. Кажется, еще вчера я провожал Вас после лекции. Мы кружили по улицам, словно без цели, возвращаясь к университету и снова к метро. И говорили о фашизме.

Теперь туда, где был похоронен великий Соловьев, — к Новодевичьему монастырю, двигалась наша похоронная процессия. И я старался держаться подальше от гроба, ибо кроме других чувств, испытывал страх перед смертью. Ведь это был второй в моей жизни покойник. Первой была жена Сталина — Аллилуева, «выставленная» в ГУМе, куда мальчиком я случайно забежал. Но здесь был мой учитель, человек, с которым я виделся несколько дней назад. Его неожиданная смерть обрушилась на меня, как лавина, оборвавшая все, и была предвестницей других космических бедствий.

В Париже нс книжном «развале» на набережной Сены

До того как смерть станет обыденностью, оставалась пара месяцев».

Об учителе своем он писал особенно, создавая образ, так же, как писал художественные книги на исторические сюжеты: «На подмостки как-то боком поднялся и двинулся к кафедре... нет, не лектор. Один из древних римлян эпохи упадка. Белесые, ниспадающие на лоб волосы. Растерянная улыбка. Пиджак «Москвошвея» сидел, как тога сенатора. Воображение дорисовало пурпурную кайму. В руке его указка, но карты не было. Держа указку обеими руками, он не был оратором, скорее, трагическим актером. Театр был в его крови».

Немировский сам стал отменным педагогом, оказавшись в Воронеже и проработав там двадцать с лишним лет, увлеченным рассказчиком — язык не поворачивается сказать лектором. Учителем.

Его натура, яркая, темпераментная, вдохновенная, притягивает людей. В нем есть надежность, верность старинному, но прекрасному кодексу чести, где благородство и достоинство само собой разумеются, а великое трудолюбие естественно. С таким рядом можно многому научиться, даже когда он молчит, просто думает или пишет... Потому у него всегда было и есть много учеников, и это позволяет говорить о школе Немировского.

В Воронеже он создал и возглавил кафедру древней истории и классических языков, задав ей этрускологическое направление. В Воронеже он занимался еще одним делом, что подтверждает его принадлежность кодексу чести. С огромными трудностями он искал и нашел вывезенную во время Первой мировой войны и, казалось, безвозвратно пропавшую знаменитую библиотеку из Юрьевского (Тарту) университета. Каково же было его отчаянье, когда он узнал, что люди по невежеству, даже какой- то редкой дикости и полному безразличию расхитили, растащили и уничтожили ее...

Безумие, Предательство.

Держава. Одиночество.

Христос. Шамиль. Отечество.

Россия. Нечисть. Рок.

А ты судьбою собственной

Вяжи из них пророчество,

Направь в моря гармонии

Бессмысленный поток.

Александр Немировский

В предисловии к «Слонам Ганнибала», одной из первых своих исторических повестей, Немировский признается, что он не прекращает спор с самим собой — в нем спорят поэт и ученый. Ученый все время сдерживает фантазию и порыв поэта, не давая ради развития сюжета пренебрегать фактами, а поэт не позволяет ученому, углубляясь в поиск исторической истины, терять художественность, красочность зарисовок образов и ситуаций.

Может быть, так и должно быть? Может быть, именно в этом причина огромного успеха его романов, повестей и рассказов? Общий тираж только художественных книг Немировского давно перевалил за шесть миллионов! (В списке же его научных работ — книг, статей, рецензий, заметок — более пятисот названий). Числа астрономические. Какой же огромный интерес у людей к истории, и как мало историки отвечают этому интересу!

Недавно вышла энциклопедия «Историки XX века». Естественно, туда «попали» настоящие ученые, доктора, кандидаты, авторы многих статей и монографий, всего — более двух тысяч человек. Но кто читает их работы? Разумеется, кроме специалистов. Кто их знает? Снисходят ли они до нас? Как отражаются результаты их многотрудных усилий на обществе — общественной мысли и поведении людей? Ибо история — предмет, формирующий мировоззрение, вскармливающий ум, открывающий глаза и сердце на прошлое и настоящее.

Две тысячи человек! Подумать только! Если бы хоть небольшая их часть работала так, как работает Немировский, вряд ли появился бы Фоменко с идиотизмом своих «открытий». Но не в этом даже дело — вряд ли люди были бы так глухи к происходящему и происходившему, так быстро забыли свое и чужое прошлое, забыли о бедах, которые несет забвение, вряд ли так легко превращались бы в манкуртов. Потому что история, усвоенная эмоционально, остается с тобой, не становится прошлым, а живет, делая и тебя живым — знающим и отзывающимся на все, что происходит вокруг.

Мешают работать мне длинные руки —

Они выступают за рукава,

Их задевают чужие недуги,

Чужие заботы, чужие слова.

Мешают шагать мне длинные ноги —

Они спотыкаются на пути

Обеды чужие, чужие тревоги,

Хотя и своих не могу обойти.

Мешает думать долгая память —

К горькому детству тянется нить,

И то, что давно бы пора мне оставить,

Как шкаф несгораемый должен хранить.

Александр Немировский

Должен. Вот нужное слово. Человек должен знать и помнить. Иначе обязательно найдется кто-то, кто воспользуется его незнанием. Плохо, если это даже один человек.

А если это целый народ?

— Послушайте, — это он по телефону мне, — вот мы с Людой на юге, в Турции, в Анталии, в роскошном отеле, в холле, и буквально изнываем — третий день полного безделья, жары и моря. Что делать? Кошмар! Сидим мрачные, выхода не видим. Вдруг через весь скромный холл идет прямо к нам, кто бы вы думали? — Карл Маркс. Настоящий. Подходит и так небрежно, естественно, по-немецки говорит: «Здравствуйте, меня ювут Карл». Кто бы сомневался?! Мы потеряли дар речи. Что это? Как это? А он продолжает: «Я хочу показать вам остатки древних поселений, потрясающие памятники древности. Ну, как? Согласны?» Бывает же такое! Наш столбняк как ветром сдуло. Какое счастье! С этого момента мы были счастливейшими людьми на свете».

Я прерву своего прекрасного рассказчика. Его впечатления о стране Тархунтассе мы напечатали во втором номере в 2001 году. Но не потому прерву. Быть первопроходцем, впервые открыть то, что потом станет страницей истории, — вот оно, его счастье! Так же захватывало дух, когда прочитывал этрусские надписи или вдруг увидел в иллюминаторе самолета горы Тавра и... осенило: здесь, именно здесь возник миф о крылатом коне. «У меня с собой был только что перед отъездом полученный первый том собрания моих трудов «Мифы древней Эллады». Мне не надо было напрягать память, я просто взял и прочитал: «Погладив животное по шее и прочтя ответ в его глазах, Беллерофонт вскочил на Пегаса и взмыл в небо. С высоты птичьего полета герой увидел отряд солимов. направлявшихся к границам Ликии для очередного набега. Они также заметили летящего всадника и, задрав головы, показывали на него пальцами. Спустившись ниже, Беллерофонт засыпал разбойников стрелами».

Подумать только! Здесь, в небесах, где он пролетает «над этой землей», разворачивалось действие мифа о Пегасе. Тысячелетия не канули в лету, «античность, — как говорит Немировский, — не отдаленная эпоха человеческого существования, а нечто, находящееся с нами рядом, волнующее и дразнящее своими вечными загадками». Потому что для него прошлое живет, просто поначалу оно «не в фокусе», словно бы туман или дымка прикрывают его, но ветер воображения и творческого усилия разгоняет их, и оно, умытое и сверкающее, как после дождя, вдруг обрушивает на тебя свои краски и звуки с такой силой, что не отличишь прошлое от настоящего, ибо поток времени един и непрерывен, и только от личных усилий каждого зависит ощутить это, приобщиться к нему, стать его частицей, вобрав в себя все его богатство.

Человек и общество

Александр Волков

Он был, как червячок, заведшийся в кроне. Или как змея, готовая прыснуть ядом.

По ночам темная одежда скрывала его тело; маска прятала лицо.

Его недаром звали «воин-тень».

Как тень, отброшенная скалой, он мог быть недвижен.

Свою жертву он ждал часами, ибо терпение было доблестью, которой его учили.

И звали его ниндзя.

Полет над судьбой ниндзя

В последние десятилетия появилось много фильмов, где главными героями являются ниндзя. Словно маги и волхвы, они творят невозможное. Встав на линию огня, ловят пули зубами. Почише человека-невидимки растворяются в воздухе. Не сделав и шагу вперед, перелетают через головы врагов, напавших на них, или вскакивают на крышу дома — почти на трехметровую высоту. Авторы фильмов ссылаются на рассказы японских хронистов.

Подлинная история ниндзя — тайных убийц и шпионов, служивших в средние века видным японским самураям или даймё (князьям), — слагается из фантазий и легенд, но за ними ловкие трюки, которым обучали в школах ниндзя. Только на острове Хонсю в разное время число таких секретных школ колебалось от 25 до 70. Все, что в них делалось, было абсолютно секретно.

Попробуем приподнять завесу тайны над искусством ниндзя. Когда и как началась история ниндзя?

Сыплются стрелы людские...

Как известно, большинство религий осуждает насилие. Однако буддийская школа дзэн, очень популярная в Японии, дозволила многие запрещенные прежде мирские увлечения.

В древности в горах близ Киото поселились ямабуси — монахи, делившие дни между молитвами и физическими упражнениями. Из упражнений, которые они выполняли, сложилось особое боевое искусство — ниндзюцу. Историки полагают, что оно возникает уже в конце VIII века. В 1185 году, когда закончилась война Гэмпэй — кровавая гражданская война, раздиравшая страну, — искусство ниндзюцу уже вполне сформировалось.

В это время на службе провинциальных князей и самого сёгуна Минамото, верховного главнокомандующего и фактического правителя страны, уже состоят ниндзя — секретные агенты, которых побаивались очень многие.

У ниндзя было много работы. Пламя войны стихло, но под спудом власти еще тлела вражда. Часто даймё ненавидели друг друга, а сёгун побаивался их всех. Если противники открыто не пускали друг в друга стрелы, то с тем большим злорадством они отправляли в стан врага своих агентов. Их делом было не только убийство.

Бродя по стране, они осматривали крепости и замки князей, примечали, готовятся ли те к войне. Обходили деревни, которыми владели даймё, пересчитывали число домов, чтобы понять, сколько людей князья могут собрать в свои отряды в случае мятежа.

Японские мечи: танто, вакидзаси и катана

Шпион под знаменем денег

Совершив рейд, ниндзя вновь удалялись от мира. Обычно они жили в горах, куда не забредают чужие люди. Их поселения охранялись. В некоторых проживало всего несколько человек; в других — сотни ниндзя со своими семьями, ведь в Средние века профессия «воина-тени», как и многие ремесла, передавалась по наследству. Кто родился в семье ниндзя, обычно только им и мог стать.

Внутри клана парила строгая иерархия. Всем заправлял командующий — дзёнин. Его ближайшими помощниками были тунины. Они передавали приказы гэнинам — бойцам — и следили за их исполнением. Со временем ряды гэнинов и даже тунинов стали пополнять пришлые, посторонние люди — прежде всего ронины, «перекатиполе», обедневшие самураи, рыскавшие по стране ради добычи.

Вечно предававшие чужаков, ниндзя тем сильнее ценили дружбу своих собратьев по клану. Они были избранниками — заговорщиками против всего остального мира, и им не важно было, на чьей стороне они воюют: они привыкают воевать против всех.

Ниндзя — не слуги князей; они лишь выполняют работу за деньги. Душа ниндзя переменчива, как чаша весов: пачка денег, брошенная на нее, перевешивает привязанность. Тайные агенты часто помогают тем, кто больше платит.

Лишь секреты своего клана они обычно не выдавали. Знания, накопленные ими, хранились в глубокой тайне, как и методы обучения в школах ниндзя.

Скрытность порождала легенды.

Нередко ниндзя распускали слухи сами. Пусть враги ждут от них чудес, пусть знают, что ниндзя умеют летать, превращаться в зверей или побивать десятерых. Потому что горе тем, кто дерзнул сразиться с волшебником!

Ниндзя в одежде странствующего монаха (слева) сражается с самураем

Кама, серп с деревянной рукояткой

«Вечерний снег в Намубаре». Хиросигэ Анда (1797-1858)

Поле смерти и Замок наслаждений

Пришли дни, когда стали сражаться все, В XV веке Япония фактически распалась. Каждый даймё заводил себе дружину и нападал на соседей, видя в каждом — врага. Всюду шли междоусобные войны, а вскоре была сожжена и столица. Во многом был виноват правитель.

В 1443 году к власти пришел новый сёгун — Асикага Ёсимасу (1435 — 1490). Он был еще ребенком, но и, повзрослев, не занимался делами. Не способен был править страной, зато не знал удержу в тратах, затевая роскошные пиры, собирая творения искусства и дорогие безделицы. Все это и поставило страну на грань краха. Правители задолжали немалые деньги «ничтожным людишкам» — купцам и, чтобы добыть средства, безжалостно обирали чернь.

В своем Замке наслаждений (Гинкакудзи) сёгун и его друзья предавались бесконечным чайным церемониям, любовались картинами, наблюдали звезды и Луну, а страна была охвачена беспримерными смутами и раздорами. Голод и бессилие звали людей к оружию.

Сёгун Ёсимаса долго оставался бездетным и потому усыновил монаха Ёсими, обешая сделать его сёгуном. Однако, когда у сёгуна все же родился сын, он решил отступить от обещания. Тогда, в 1467 году, на улицах Киото вспыхнули бои — началась Война годов Онин, продлившаяся десять лет. В нее были втянуты все могущественные японские кланы. При слабом сёгуне в стране не осталось единой власти. Одна война спешила сменить другую.

В 1478 году началась Эпоха воюющих провинций, Сэнгоку дзидай. Она продлилась до 1577 гола. Главными фигурами ее стали самурай и ниндзя — меч сражений и кинжал засады, солдат дня и убийца ночи. На поле, где жнут смерть, лезвие серпа лишь оттачивается.

Два разных пути

«Где бы я ни находился, в горах или под землей, в любое время и везде мой долг обязывает меня охранять интересы моего владыки» — сказано в клятве, которую приносил самурай. Он шел путем воина и подчинялся долгу. Самураю запрещалось лгать, злословить, совершать бесчестные поступки; он обязан был презирать роскошь и деньги. «Правое дело — все, жизнь — ничто» — говорилось в кодексе самураев. Большинство их старались следовать заповедям, хотя в Эпоху воюющих провинций предавать стало так же легко, как дышать. Тогда многие самураи забывали свой долг, сбивались с пути и гибли, проклятые всеми.

Ниндзя же никогда не знали, что такое честь. Они были живым воплощением грязных мыслей самураев. Если самурай следовал долгу и не убивал из засады, он мог нанять ниндзя. Если самурай брезговал тайно проникать в дом врага, он нанимал ниндзя. Так белое оставалось белым, а черное — черным. Честь была сохранена, а враг лежал с кинжалом в груди.

Путь самурая — прям, как пущенная стрела. Путь ниндзя — извилист, как движения змеи. Самурай открыто сражался под поднятым знаменем. Ниндзя предпочитал поднимать знамя врага и, смешавшись с отрядом, устраивать резню.

Невидимый и всезнающий с серпом в руках

Когда оседает облако пыли, видно, что породило его. Когда оседают слухи, остается ниндзя и видно его умение. В своих секретных школах ниндзя учились многому. Они закаляли тело и дух, подолгу тренировались, занимаясь боевыми искусствами. Но это еще не все. В любом обществе легко стать «невидимыми». Этому знанию постоянно учились ниндзя. В своих школах они много занимались физиогномикой, привыкая по внешности распознавать намерения человека. Они изучали традиции различных японских провинций, условия жизни в них, климат, знакомились с манерами людей из разных слоев общества — копировали их, чтобы в любом городе не быть чужими. И на них смотрели с доверием.

Очень много времени ниндзя готовились к поединку с врагом. Они умели обращаться с любым видом оружия и прекрасно знали жизненно важные точки человека. Ударив ребром ладони, могли вызвать остановку дыхания и смерть. Владели они и огнестрельным оружием, ведь в 1543 году португальские купцы ввезли в Японию мушкеты, и местные оружейники наладили их выпуск десятками тысяч.

Ниндзя хорошо разбирались в ядах и часто поражали своих врагов, раня их отравленной стрелой или металлической звездочкой, чьи концы были пропитаны ядом. В качестве отравы использовали природные токсины: яд рыбы фугу, пауков, скорпионов, а также грибной яд. Нередко ниндзя сражались отравленными мечами, упрощая себе убийство; подсыпали яд в еду или вливали его спящему в рот, а то и подкладывали в постель живых скорпионов.

Ниндзя умели лазить на стены и деревья, выбирать место для засады и, замаскировавшись, сидеть — ждать жертву. На надувном плоту из тонкой кожи они переплывали реки и озера. Прятались под водой, дыша через бамбуковую трубку или с помощью надувного кожаного мешка — своего рода акваланга. Подолгу могли оставаться в ледяной воде и без пищи.

В этих убийцах ценились смекалка и хитрость. Под их руками любой предмет мог стать оружием. Кусаригама напоминала собой заостренный серп, к которому на цепи был привязан груз: эту связку ниндзя кидал во врага. На пальцы ниндзя надевал железные когти и ими наносил раны в единоборстве. Во рту прятал фукибари — трубочку, из которой, сблизившись с врагом, стрелял иголками. При себе держал бамбуковую трубку с насыпанным в нее порохом и швырял ее в лицо противника. В случае преследования бросал под ноги врагам тэцубиси — звездочку с торчавшим из нее ядовитым шипом. У женшин-ниндзя был популярен какутэ — кастет, чьи выступающие части смазывались ядом.

Передвигались ниндзя обычно пешком, боясь, что лошадь могла выдать себя и их.

За день проходили более ста километров.

Хитро запутывали следы и подолгу разучивали секретную походку: убегая после убийства, они ставили ноги так, что преследователи не узнавали направление побега. Покидая дом жертвы, поджигали его. Домочадцы и слуги, спеша спасти жилище, тушили огонь или выносили вещи, а убийца, пользуясь суматохой, уходил.

Некоторые виды оружия из арсенала ниндзя

Растоптать змею!

Ниндзя не думал о чести, расправляясь с врагом, но одна доблесть была ему ведома: он никогда не выдавал, где жили его семья и его клан, и, чтобы не сказать этого под пытками, закалывал себя ударом кинжала или раскусывал капсулу с ядом, которую держал за щекой, а иногда еще и увечил себе лицо, скрывая его черты. Из тени ночной приходил воин-тень и при свете факелов растворялся в смертном мраке.

И добровольная смерть являлась для ниндзя лучшим исходом. Ведь ненависть к нему была неописуема.

Пока ниндзя был на свободе, в его руках была жизнь любого человека. Утратив свободу, сам становился мишенью. Знаменитый разбойник ниндзя Исикава Гоэмон, «японский Робин Гуд», 24 августа 1594 года был вместе с семьей сварен в кипящем масле. Его обвиняли в том, что, пользуясь бумажным змеем, он пытался взлететь на крышу дворца в Нагое и похитить венчавшие дворец золотые украшения.

19 мая 1570 года ниндзя Сугитани Дзэнъюбо, укрывшись в засаде, дважды выстрелил в полководца Оду Нобунагу, фактического правителя Японии. Пули ударили в панцирь, но не пробили его. Ниндзя бежал. Четыре года агенты Оды искали беглеца, а поймав, пытали шесть дней и наконец подвергли особой казни — ноко- гири-бики. Его вкопали в землю по пояс, затем принесли большую пилу, надпилили шею с обеих сторон и оставили пилу рядом с беглецом. Каждый мог подойти и отрезать любую часть его тела. Толпа не расходилась. Но и этого было мало — через несколько дней его, все еще живого, раскопали и распяли.

Ниндзя с копьём

Прогресс в бухте Эдо

Ода Нобунага недаром стал объектом покушения ниндзя — он вознамерился вытравить это «дьявольское семя», избавиться от «трусливых убийц». Против ниндзя из провинции Ига — числом их было 4000 человек — Ода Нобунага бросил целую армию из 46 тысяч самураев. И ниндзя вырезали, как скот. Лишь немногие сумели бежать в горы и укрыться от нападавших.

С воцарением в 1603 году нового сёгуна, Токугава Иэясу, окончательно ушла в прошлое вольница «воюющих провинций». В Японии установилась твердая власть сёгуна. Для него не должно было оставаться тайн в подначальной ему стране. Надлежало избавиться от ниндзя. Им было разрешено стать телохранителями сёгуна или служить в его тайной полиции. Всех неподчинившихея преследовали как разбойников. Так пресекся путь ниндзя.

Последний раз ниндзя служат правителю страны летом 1853 года. Тогда в бухту Эдо (Токио) вошли четыре американских военных корабля под началом коммодора Мэтью Перри. Это было неслыханным событием.

Вот уже более двух веков Япония была отгорожена от всего остального мира. Она закрыла свои границы, никто не мог въехать в страну и никто, под страхом смерти, не мог покинуть ее.

И вот американские корабли в бухте Японии, и коммодор Перри по поручению правительства США передает сёгуну послание: Японии предлагалось подписать торговое соглашение, а также открыть для американцев гавани в Симоде и Хакодатэ.

Тогда на борт коммодорского корабля был направлен ниндзя Савамура Ясусукэ. Ему поручалось найти тайные бумаги гостей, чтобы выяснить истинные намерения. Ниндзя с блеском выполнил задачу. Он нашел листы, которые коммодор прятал ото всех, и благополучно доставил находку на берег. Но... это были скабрезные голландские стишки о том, как француженка хороша в постели, а англичанка — на кухне.

Через несколько месяцев Япония заключила договор с США, а позднее — с Англией, Францией, Россией, Пруссией и Нидерландами. Страна устремилась в будущее, а ниндзя... они остались в прошлом.

Годовые кольца истории

Сергей Смирнов

Поэтому он, Цезарь Марк Аврелий Антонин, не оставляет Рим никому из смертных. Пусть Судьба сама вручит Вечный Город тому, кто лучше прочих угадает будущее. До сих пор на престол империи восходили лишь коренные италики или потомки италийских ветеранов из Иберии либо иных провинций. Если теперь Судьбе угоден германец или эфиоп, финикиец или иудей, либо вообще христианин без роду и племени, пусть так и будет! Он, Марк Аврелий, готов к неизбежной встрече с богами.

Примерно так прощался с земной юдолью шестидесятилетний Марк Аврелий — первый и последний философ на жестком римском троне. Он умер в колонии Августа Виндобона, будущей Вене, которая через 11 веков сделалась столицей Священной Римско-Германской империи. Под командой Аврелия римские войска проникли в долину Влтавы и основали крепость на месте будущей Праги, еще одной имперской столицы грядущих веков. А достойным преемником Марка Аврелия после гибели его ничтожного сына Коммода стал Луций Септимий Север из города Лептис Магна — бывшей финикийской колонии, превращенной в главный римский порт на северном берегу Африки.

Этот римский гражданин и полководец всю жизнь говорил с пунийским акцентом: он чувствовал себя одновременно наследником Ганнибала Карфагенского и Сципиона Африканского и старался соединить, объединить наследие обоих героев!

Север женился (согласно своему гороскопу) на девушке по имени Юлия Домна из сирийского рода жрецов бога Солнца Элагабала. Позднее сводный внук императора Севера взойдет на римский престол под этим восточным именем, но окажется неудачлив в делах правления и завершит собою династию Северов. Самое яркое достижение этой семьи — повторный захват и разрушение парфянской столицы Ктесифона и, напротив, восстановление давно разрушенного Карфагена в ранге имперского центра наравне с Александрией Египетской.

Теперь все города Империи равны в муниципальных правах. Все свободные налогоплательщики получат статус римского гражданина, согласно эдикту сына Септимия Севера — Антонина Каракаллы. Даже христиане избавлены от религиозной или гражданской дискриминации.

Действительно, через полтора столетия после гибели Спасителя христианство стало важной (хотя еще подпольной) компонентой имперской идеологии. Ведь римская державная культура и юстиция застыли, достигнув совершенства. На этом фоне бурный расцвет христианской самодеятельности производит сильное впечатление не только на сирых и угнетенных, но даже на самоуверенных столичных жителей. При цезаре Антонине Пие (предшественнике Марка Аврелия) приезжий с востока христианский философ Юстин устроил в Риме публичный диспут с эллинистами и вышел победителем, пленив умы и души многих просвещенных римлян. При самом Аврелии в Рим прибыл из Синопа богатый купец Маркион. Этот земляк Диогена и почитатель Христа попросту предложил римской общине порвать с иудейским наследием: считать Ветхий Завет лишь Преданием, а в Священное Писание включить только Евангелия, Деяния Апостолов и их Послания!

Портрет императора Септимия Севера. Начало III века

Тут уж римляне не выдержали: ведь апостол Павел учил их совсем другому. Он первый основал истинно Вселенскую Церковь охватом во все Средиземноморье. Нельзя отказываться от столь великой цели! И нельзя разрешать каждой общине вкладывать свой смысл в слова Священного Писания или по-своему отправлять таинства! По этой причине римская община с благодарностью приняла в подарок от Маркиона собранную им библиотеку, но вежливо отклонила денежный дар брата во Христе, усомнившегося в апостольской проповеди.

Эти, казалось бы, мелкие разборки имеют, однако, историческое значение. В конце II века христианская церковь очутилась на таком же распутье, как ее старшая буддийская «коллега» четырьмя веками раньше. Если Церковь признает право разных сект, она превратится в нечто сходное с греческой (или китайской) философией. Если же Церковь отвергнет плюрализм святого учения, она станет аналогом Римской (или китайской) империи. Какая участь лучше?

Этот вопрос некорректен и даже бессмыслен: не отдельные люди, но партии, этносы или сложные сообщества этносов дают на него тот или иной ответ и не по доброй воле, но под давлением конкретных обстоятельств. После распада державы Маурья в Индии буддийская церковь вернулась на путь плюрализма, привычный ей с доимперских времен. В итоге Буддийский Интернационал порождает в Южной и Средней Азии своеобразную ойкумену и цивилизацию, которая никогда не будет охвачена одной религиозной империей. Так и Греческий мир не вместился в Римскую державу: он переживет Империю на много веков в форме Научного Интернационала европейцев.

Напротив, столичная община христиан в Римской империи ведет себя по-имперски. Новый папа Виктор (тоже выходец из Африки, возможно, земляк Септимия Севера) считает себя прямым наследником апостолов Павла и Петра и старается подтвердить это, заняв во Вселенской Церкви пост арбитра по всем догматическим вопросам. Именно при Викторе тайная христианская служба в катакомбах перейдет на общепонятную латынь с греческого языка, на котором проповедовали апостолы. Преемник Виктора, папа Каликст выступит резко против новых восточных течений в христианстве — монтанизма и монархианства. Первое из них допускает появление все новых пророков, равноправных со святыми апостолами. Этого нельзя допускать. Был Спаситель, были Его апостолы, но больше таких образцов не будет!

Юлия Домна, жена Септимия Севера

Юлия Домна с сыновьями Каракаллой и Гетой

Второе восточное учение посягает на глубочайшую из тайн христианства — структуру Святой Троицы. Монархиане попросту разделили три функции Бога между тремя Его ипостасями: Отец есть Творец Мира, Сын — Искупитель людских грехов, а Дух Святой — всеобщий Примиритель и Утешитель сердец людских. Это похоже на то, во что верят индийцы: разделение божеских функций между Брахмой, Вишну и Шивой. Но буддисты не признают такого многобожия, и христиане не вправе терпеть распад Троицы на отдельные ипостаси! Пусть сейчас еще не ясна догматически точная формулировка священного символа; лучше подождать, пока могучие умы христианского сообщества откроют ее.

Ведь языческие философы многие века шли к пониманию таких объектов, как Логос или Космос, Хаос или Апейрон. Постижение христианских истин потребует не меньших усилий! С божьей помощью лучшие умы Церкви решат эту проблему, и христиане возвысятся над любыми язычниками, смогут перенять у них все функции в упорядочении различных народов Средиземноморья. Такова сейчас роль императорского Рима; такова будет роль Церковного Рима в грядущие века, когда нынешнее язычество умалится и исчезнет с лика Земли!

Квинт Септимий Тертуллиан, уроженец Карфагена, прибывший в Рим, прославится как первый теоретик догматического богословия среди ученых христиан. Он сосредоточит внимание на строгих формулировках теорем, аксиом и определений новой христианской модели Мира. Именно определения новых понятий представляют наибольшую трудность и возбуждают самый горячий интерес исследователя, ибо каждое из них зримо расширяет знакомый образ Мира таким путем, который недоступен сухой логике.

И без Божьего вмешательства тут не обойтись: оно обычно происходит через деятельность очередного праведника, порою даже святого.

Говорят, что Пифагор был таким мужем, а после него — Платон, Аристотель и Евклид. Может быть, и так; пусть этот вопрос рассмотрят грядущие богословы Церкви Торжествующей! Пока же главное дело верующих во Христа — обеспечить торжество своей общинной жизни над суетой правящих иноверцев. Пока в Риме правила династия Антонинов, простой люд не жаждал большего порядка в общественных делах. Пришествие бездарного Коммода и кровавые распри воевод после его гибели — вот знак христианам, что скоро придет их черед упорядочить обветшавшее наследие Цезаря и Августа! Какой же огромный труд ожидает всех верующих во Христа! Какое великое торжество народа, обновленного истинной верой, видится впереди просвещенному богослову!

Статуя императора Антония Пия в тоге. Третья четверть II века

Смотри вглубь себя. Внутри источник добра, который никогда не истощится, если ты не перестанешь углублять его.

Марк Аврелий

Давно замечено, что умный оптимист и умный пессимист предвидят одни и те же события. Разница лишь в ожидаемой дате конца старого света и начала новой эры. Разница между ожиданиями императора-скептика Марка Аврелия и диссидента-оптимиста Квинта Тертуллиана составляет две сотни лет. Именно такой срок займет полная деградация римской военной машины — от случайной смерти победоносного Аврелия в первой войне римлян против готов до закономерной и нелепой гибели бездарного императора Валента в последней и совсем ненужной войне между римлянами и готами в 378 году Христовой эры, когда оба эти народа будут уже единоверцами.

В ту далекую пору — при мудром папе Дамасии и здравомыслящем воеводе Феодосии — Средиземноморье преобразится за счет включения новых варварских этносов в бесконечный круговорот державного строительства и культурной эволюции. Тогда Западная Античность перейдет в Западное Средневековье через горнило Всеобщего Переселения Народов Евразии...

Этот процесс начнется не на Дальнем Западе, а на Дальнем Востоке, на стыке Китайского мира (ровесника Греческой ойкумены) со Степным миром, наследником Арийской Скифии. За 12 или 15 веков их неспешного диалога обе стороны сильно изменились. Отважные варвары-ахейцы создали в Средиземноморье могучую цивилизацию, но их сил не хватило на синтез Универсальной Державы, и бремя лидерства у греков перехватили удалые римляне. Аналогично ираноязычные кочевники создали в Евразийской степи самобытную Скифскую ойкумену, но завершить этот процесс синтезом первой Степной Империи довелось тюркоязычным хуннам.

Эти две державные революции произошли синхронно. Сципион Африканский одержал решающие победы над Ганнибалом Карфагенским и Филиппом Македонским в те же годы, когда хуннский шаньюй Модэ одолел ханьского императора Лю Вана и добился равноправных отношений между Китаем и Степью. С тех пор прошло четыре столетия; что изменилось в вековом диалоге оседлой империи Востока с ее кочевыми партнерами?

Сын Септимия Севера и Юлии Домны Марк Аврелий Антонин Бассиан по прозвищу Каракалла

У кочевых скотоводов изменился язык, у оседлых же пахарей сменилась вера. Тюркоязычной державы Хунну больше нет: совсем недавно ее разломил монголоязычный вождь народа сяньби Таншихай. Самые неукротимые хунны сбежали от врага далеко на запад, в Приуралье, и осели там среди местных жителей из угорской языковой семьи. Сейчас в Степи начинается великая засуха. Она прервет контакты между Востоком и Западом на два столетия — до формирования новых народов, которые станут главными героями Великого Переселения между Европой и Китаем.

А пока одряхлевшая за четыре столетия империя Хань столкнулась с юной державой Сяньби почти так же, как рано постаревшая Римская столкнулась с державой готов на Дунае. И надо же случиться такому совпадению: великий вождь сяньби Таншихай умирает через год после смерти великого императора Марка Аврелия! Кочевая держава Сяньби немедленно рассыпается на части и перестает скреплять своим внешним давлением отдельные блоки ханьской государственной машины. В ответ империя Хань взрывается от избыточного внутреннего давления: четырехвековая эра имперского единства в Поднебесной ойкумене сменяется столь же длительной эрой этнического плюрализма и редкого разнообразия идеологий. Только христианства не хватает в этом салате, все остальное есть!

Вспомним схемы прежних китайских революций. Крушение империи Цинь началось с массового дезертирства крестьян и солдат, мобилизованных на стройку Великой Стены: соблазненная этим примером, имперская армия рассыпалась в одночасье. Первый распад империи Хань в эпоху Ван Мана протекал по иной схеме: вышла из повиновения конфуцианская бюрократия, двести лет бывшая оплотом имперского режима. Теперь Судьба или Природа испытывает на терпеливых китайцах третий — феодальный — вариант кризиса державы.

После мятежа Ван Мана ханьские правители перестали доверять потомственным министрам — конфуцианцам. Реальную власть при дворе взяли евнухи, карьеристы и профессионалы, которые редко доверяют один другому. Понятно, что и армия не доверяет таким правителям, а крестьяне издавна смотрят на придворную челядь, как на хищников и кровопийц. Теперь возглавить крестьянское недовольство может любая секта проповедников. Не удивительно, что во главе новой конспирации встали монахи-даосы во главе с тремя братьями Чжан. В 184 году новой эры великую страну всколыхнет восстание Хуан Цзинь — Желтых Повязок, стремящихся вернуть народ в лоно общинного коммунизма.

Крестьянские армии охватят более миллиона повстанцев, но, одолев толпы крестьян, самодовольные воеводы войдут в столицу и учинят чистку высшей бюрократии: евнухов перебьют, страна останется без правительства. Затем начнется приватизация армии и земли, и этот процесс затянется лет на тридцать при живом и здоровом Сыне Неба, которым все наперебой будут почтительно помыкать. Только в 220 году (когда власть в Средиземноморье окажется в руках жреца-сирийца Элагабала) сильнейший и хитрейший из воевод Поднебесной ойкумены Цао Цао принудит последнего ханьского императора Сянь-ди отречься в надежде сделать своего сына Цао Пэя законным Сыном Неба. Действительно, чем помещик и воевода Цао Цао хуже крестьянского воеводы Лю Бана, основавшего династию Хань? Ничем он не хуже!

Это понимают все воеводы, и многие из них думают то же самое о себе. Оттого рыжебородый военачальник Сунь Цюань создает в низовьях Янцзы царство У, позаимствовав это имя из далекого доимперского прошлого Поднебесной ойкумены. Одновременно на юго-западе Поднебесной — в полуварварской земле Шу — объявился самозваный вождь Лю Бэй, возводящий свою родословную к династии Хань и намеренный поаторить удачный опыт Лю Бана. Кто из этих солдатских императоров преуспеет в воссоединении Поднебесной хотя бы так, как их коллега Септимий Север преуспел в объединении Средиземноморья?

Судьбу каждого монарха решают его министры и воеводы, либо сплотившись вокруг удачливого лидера, либо сплоченные его огромной энергией, либо подчинив его скромный разум своему продуманному влиянию. Первый из этих вариантов воплотился вокруг Септимия Севера на западе и вокруг Цао Цао на востоке. Оба воеводы избрали своим девизом «Время и Небо», то есть положились на милость Судьбы, не жалея личных усилий и соблазняя живым примером подобных себе безродных удальцов.

Двое соперников Цао Цао — Сунь Цюань на юго-востоке и Лю Бэй на юго-западе — предпочли иной девиз: «Земля и Удобство». В итоге не сами они построили свои партии: напротив, вождей прибрали крукам две традиционно соперничающие группы китайской интеллигенции. В царстве У власть досталась конфуцианцам, а в царстве Шу ее взяли даосы. Спокойный хозяин Сунь Цюань принял напор конфуцианцев как самую естественную вещь, ведь этой традиции раньше подчинялись императоры Хань! Напротив, лихой вояка Лю Бэй имеет дар личной дружбы с героями разного сорта: он быстро поддался влиянию великого психолога и организатора побед даоса Чжугэ Ляна.

Так Поднебесная ойкумена раскололась на три царства — Сань Го с тремя разными политическими системами. Которая из них окажется самой удачной и долговечной? Ответ легко угадать: та, которая притянет мечты и чаяния наибольшего числа активистов-пассионариев. Царство У не подходит для этой роли, как заповедник старого имперского порядка в новом революционном море. Режимы Цао Цао в северном Вэй и Чжугэ Ляна в западном Шу могли бы конкурировать на равных, если бы Вэй не находился в сердце Поднебесной, а Шу на отшибе, в горной твердыне Сычуань. Этот «медвежий угол» издавна населен инородцами, которые охотно приняли девиз Чжугэ Ляна «Человек и Дружба», но не рвутся отвоевать Поднебесную у коренных китайцев, вставляя свою шею в новое имперское ярмо.

Поэтому оба окраинных царства — У и Шу — способны только на упорную оборону от агрессии царства Вэй, чья конечная победа неминуема. Правда, наследники Цао Цао не увидят победы своего дела. Как принято среди солдатских императоров, власть перейдет в более крепкие руки следующего генеральского рода Сыма (потомков великого историка Сыма Цяня). Но и эти упорные удальцы, не усвоив чуждую им школу Чжугэ Ляна, не сумеют наладить в новом царстве Цзинь симбиоз его основного этноса (хань жэнь) с многочисленными местными инородцами и окрестными варварами...

Вот когда китайской цивилизации впервые пригодилась бы мировая религия с человекоподобным Богом и великим изобилием этических императивов! Но, увы, ни давно оформившийся буддизм, ни новорожденное христианство не пустили еще корней в Дальневосточной ойкумене. Для укоренения буддизма в Поднебесной понадобятся четыре столетия этнической чехарды: ее вернее назвать не Переселением, а Исчезновением варварских народов в имперской плавильной печи. Христианские монахи-миссионеры достигнут Поднебесной в самом конце Великой Смуты и встретят благодарных слушателей только среди кочевников, враждебных имперскому Китаю.

Что касается симбиоза дальневосточных даосов с дальнезападными христианами, эти два вероучения породят в Китае первый дееспособный гибрид только в XIX веке. Тогда религиозная революция тайпинов всколыхнет Поднебесную так же, как революция гуситов всколыхнула Европу четырьмя веками раньше. Отгорев свое за 20 лет, это пламя затихнет среди золы и тихо тлеющих углей с тем, чтобы полвека спустя взорваться второй революцией — китайских марксистов. Двадцатый век христианской эры будет отмечен в Дальневосточной ойкумене таким же изломом автохтонной цивилизации, как XVI век в Западноевропейской ойкумене или IV век в Эллинистической ойкумене Средиземноморья. Но всего этого не могут предвидеть в конце эпохи Хань ни правоверные конфуцианцы, ни их еретические конкуренты даосы.

Огромное и пестрое сообщество народов и государств Евразии нечаянно вступило в удивительный процесс: из высокой Античности рождалось Раннее Средневековье. Философы Марк Аврелий и Чжугэ Лян, воеводы Септимий Север и Цао Цао, проповедники Квинт Тертуллиан и братья Чжан, врач Гален из Пергама и астроном Клавдий Птолемей из Александрии, ученый евнух Цай Лун из Чанъани, изготовивший первую бумагу по примеру домовой осы, — все они стоят у обшей колыбели новой земной цивилизации, внося личный вклад в воспитание поразительного младенца. Никто из пестунов не может предвидеть характер будушего чада или чудовища. Но все ощущают ясно или смутно, что растворение их персон в общем творчестве есть единственный путь к личному бессмертию, открытый для людей Серебряного века. Золотой век империалистов позади; впереди — Медный век пророков и Железный век варваров, но человек способен выживать сам и формировать чужое будущее во все времена.

Эдуард Вирапян

Жан Кокто. Портреты-воспоминания.

СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2002.

Почему-то все вспоминают, что Шиловский был высокого роста. На самом деле, роста он был среднего, просто так носил форму, так держал выправку, что казался выше своих 172 сантиметров. Зато в штатских костюмах чувствовал себя некомфортно и почти не носил их, форму проносил сызмальства и до конца дней.

Год рождения — 1889. Место рождения — имение Савинки Тамбовской губернии. Родители — из местных дворян. Правильно фамилия произносится с ударением на первый слог. Шиловские — исконный и разветвленный российский дворянский род.

Крупными помещиками Шиловские никогда не были, оставшиеся от родовых достатков Савинки — больше дача, чем поместье. Обычная трудовая интеллигенция. Отец, Александр Иванович, избирался в Государственную думу, работал в комиссии по землеустройству. Когда в Гражданскую его арестовали красные, савинковские крестьяне толпой пришли в ЧК: отпустите барина, он хороший человек. И барина отпустили.

Евгения отдали в кадетский корпус. Потом — военное училище, выпустился офицером-артиллеристом. Дальше — Первая мировая, награды, именное оружие за храбрость, статья «Подвиг поручика Шиловсксго» в газете... Он тогда увлекался фотографией, осталась целая коллекция снимков — «Изжизни и службы в 5-й батарее 1-й лейб-гвардии артиллерийской бригады»: первый бой, переправа, однополчане на привале... Вот итоговая: красавец офицер в полной парадной форме, на груди орден. Это уже после Николаевской военной академии. Окончил аккурат в 1917-м.

Что случилось в 1917-м — известно.

Командарм

Почему Шиловский пошел к красным?

Марина Евгеньевна Шиловская- Толстая, соответственно «дочка и внучка», пожимает плечами. Когда-то ответ был мгновенным: папа решил быть с народом. А сейчас?

Сам генерал никогда не объяснял. По логике характера — нет, не честолюбие, не коммунистический фанатизм... Тогда что? Поди разбери. Любая гражданская война — очень редко в чистом виде противостояние «красных» и «белых». Кого к какому берегу прибьет, в чей строй поставит, определяется множеством случайных событий, личных обстоятельств, неожиданных встреч — и далеко не всегда происхождением, предыдущей биографией.

Известно, что после октября 17-го два брата, Евгений и Михаил, два недавних офицера-фронтовика, сидели в деревне и решали, что делать. Михаил потом оказался у белых, дальше эмиграция, следы теряются. Евгений вернулся в Петроград.

Послужной список Шиловского у красных: в РККА с весны 1918-го; сотрудник Высшей военной инспекции; начальник отдела штаба Народного комиссариата военных дел Украины. Летом 1919 года арестовывался ВЧК по обвинению в сочувствии белым, но 30 сентября 1919 года был освобожден. В 1919-1921 годах — начальник оперативного управления, начальник штаба и временный командующий 16-й армией. С 10 июля 1921 года занимал должность помощника начальника штаба Западного фронта.

Запомним одну деталь: Шиловский некоторое время командовал 16-й армией. 16-я армия воевала на польском фронте. У 32-летнего командарма был заместитель, Юрий Неелов, сын великого артиста, а потом вожака московских анархистов Мамонта Дальского. У Неелова — жена, юная, прелестная Леночка- Люся. Дальше — в разных источниках по-разному. Марина Евгеньевна Шиловская говорит, что в семье вспоминали какую-то «злосчастную» отцовскую командировку в Ригу. Командировка могла быть, потому что после польской войны подписывался Рижский мир, определялась новая линия границы, переговоры тянулись долго и крупного штабиста Западного фронта могли включить в состав делегации. А с ним мог поехать зам. А с замом — жена, поскольку Люся была родом из Риги, там жили ее родители... Так или иначе, Леночка Нюренберг-Неелова стала Еленой Сергеевной Шкловской.

«Так поражает молния!»

Красивая была пара. И благополучная: Шиловский после Гражданской стремительно продолжал карьеру, стал помощником начальника Академии Генштаба, в 1928-1931 годах — начальник штаба Московского округа. В 1921-м у них родился сын, Женя-маленький, в 1926-м — второй сын, Сергей. Все хорошо?!

Из писем Елены Сергеевны Шиловской сестре Ольге, работавшей во МХАТе секретарем Немировича- Данченко: «Ты знаешь, я страшно люблю Женю-большого, он удивительный человек, таких нет, малыш самое дорогое существо на свете — мне... спокойно, уютно. Но Женя занят почти целый день, малыш с няней все время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, выдумками, фантазиями, неистраченными силами!., чувствую, что такая тихая, семейная жизнь не совсем по мне...»

28 февраля 1929 года на квартире художников Моисеенко отмечалась масленица, Шиловский был в командировке, Елена Сергеевна приняла приглашение, ее соседом за столом оказался мужчина с худым лицом и аккуратным косым зачесом — Михаил Булгаков. И все.

«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!»

Елена Сергеевна Шиловская потом стала Еленой Сергеевной Булгаковой. Той самой — верной женой гения, Маргаритой.

5 февраля 1931 года между Шкловским и Булгаковым происходит только им двоим известная история... Ныне кто только не норовит ткнуть Шиловскому в глаза.

Но между тем еще кое о чем стоит помнить...

Лейб-гвардеец В. ШиловскийI1912 год

«Весна» красна

У Шиловского в феврале 1931 года были все основания для нервного срыва. Елена Сергеевна, возможно, в пылу романа не замечала, что над мужем завис топор. Ведь «Весна» расцветала!

Дело «Весна» подробно изучал украинский историк Ярослав Тинченко. К его интереснейшему исследованию «Голгофа русского офицерства 1930- 1931 гг.» я отсылаю всех, кто заинтересуется этой темой. Вкратце же картина выглядит так.

Общеизвестно, что в конце 20-х годов в Москве прошли шумные процессы «буржуазных спецов» — «Шахтинское дело», дело «промпартии». «Весна» замышлялась, как столь же масштабный процесс, но уже военных специалистов. Предполагались три категории обвиняемых. Первая — те бывшие белые генералы и офицеры, которые, измученные ностальгией и нуждой, подписали пропагандистско- покаянные письма и вернулись в СССР (Слашов, Гравицкий, Секретев и др.); здесь они, морально надломленные, ходили на унылую службу да смертно пили под плотным «колпаком» ОГПУ. Вторая — бывшие военспецы Гражданской войны (этих всегда недолюбливали командармы «от шашки и тачанки», которым хотелось выглядеть единоличными победителями белых). Третья — просто военная интеллигенция, осевшая во всевозможных академиях (в том числе и Генштаба). Волны арестов катились по Киеву, Москве, Ленинграду...

Шиловский по материалам дела «Весна» проходил как один из фигурантов.

В конце 1930-го, под самый Новый год, взяли очередную группу военных специалистов — преподавателей Академии Генштаба. В числе арестованных был и непосредственный начальник Шиловского в годы Гражданской (командовал Западным фронтом) бывший царский генерал Дмитрий Николаевич Надежный. То есть снаряды ложились совсем рядом.

Понимают ли дома, что происходит? Вряд ли! Марина Евгеньевна в нашем разговоре не раз подчеркнет: в самые трудные моменты отец дома никогда не говорил о служебных проблемах. Берег близких, не хотел, чтобы волновались. Если так было во второй семье генерала — наверняка так же было и в первой. Люся, его радость, щебечет, веселится, она ухожена, одета, отличная квартира, дети — и замечательно! И не надо ей ничего знать!

Слева штабс-капитан Е. Шиловский, 1917 год

Но тут выясняется — у Люси роман. С драматургом Булгаковым. Удар под дых. Ситуация по-мужски оскорбительная сама по себе, для Шиловского, невероятно самолюбивого, оскорбительная вдвойне. Но ведь и Булгаков в контексте событий — не просто любовник жены. Он автор «Дней Турбиных» — пьесы, сегодняшним языком, культовой в кругах военной интеллигенции. Его с уважением, как «своего», еще недавно приглашали на чай те, кого арестовали (сейчас или чуть ранее), при нем открыто велись все разговоры. Очень может быть, что сейчас кто-то на допросе, в лубянских кабинетах, не выдержав, называет имя модного литератора. Как повернется дело? Не потянется ли цепочка: военспецы — Булгаков — Люся? При том, что сам Шиловский наверняка знает, что уже обречен... А дети — с кем они останутся?

Е. Шиловский с первой женой Е. Нееловсй-Нюренберг и сыном Женей, 1912 год

Человек из 16-й армии

Итог разговора был жестким. Шиловский потребовал, чтобы Булгаков порвал с Еленой Сергеевной навсегда.

Дальнейшее описано многократно. 20 месяцев никаких встреч не было, потом осенним днем 1932 года Елена Сергеевна вышла из дому и...

«Все-таки это была судьба. Потому что когда я первый раз вышла на улицу, то встретила его. И первой фразой, которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». И я ответила: «Я тоже». И мы решили соединиться, несмотря ни на что».

Они соединились, Шиловский не протестовал. Елена Сергеевна переехала к Булгакову вместе с пятилетним сыном Сережей. Старший сын Женя остался с отцом. 3 октября 1932 года Евгений Александрович и Елена Сергеевна развелись, на следующий день Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна зарегистрировали брак.

Стоп. Все очень красиво, но... Почему, например, Шиловский не протестовал? Из благородства?

Благородство — само собой, но не только. За 20 месяцев изменилась ситуация. Дело «Весна» было остановлено.

Имя человека, пресекшего «Весну», назвал в одной из публикаций недавний глава пресс-службы ФСБ генерал А. Зданович. Это Ян Ольский, начальник особого отдела ОГПУ, член коллегии ОГПУ. По воспоминаниям тех, кто его знал, — жесткий «законник», противник лишних арестов, у которого и предыдущее «Шахтинское дело» вызвало негодование. Летом 1931 года Ольский затребовал материалы «Весны», провел повторные допросы арестованных, после чего опротестовал выводы, сделанные следователями.

Еще кое-какие свидетельства мы находим в записках Михаила Шрейдера «НКВД изнутри». Автор, в начале тридцатых — крупный чекист, потом арестованный, зверски пытанный на допросах, отсидевший свое в лагерях, писал мемуары в семидесятые годы. В конце жизни он уже многое оценивал иначе, вряд ли надеялся на публикацию воспоминаний и хотел одного: честно изложить на бумаге все, чему был свидетелем. Шрейдер называет тех, кто поддержал Ольского, — заместитель председателя ОГПУ Мессинг, начальник Главного управления пограничной охраны Воронцов, полпред ОГПУ по Московской области Бельский, начальник секретно-оперативного управления Евдокимов (в других публикациях фигурирует еще и Трилиссер, тоже один из ведущих чекистов того времени). Вместе они написали коллективный протест в ЦК, обвиняя главу ОГПУ Ягоду «в ориентации периферийных органов на создание «раздутых» дел». Поводом для письма стало именно дело «Весна».

Сам Шрейдер объясняет появление письма конфликтом между старыми чекистами-«дзержинцами» и новыми, «ягодинскими» кадрами. Ягода чувствовал неприязнь «старой гвардии», которая считала его более администратором, чем профессионалом-оперативником, да и по-человечески не любила. Потому Ягода возвышал «с мест» новых людей, давая им возможность отличиться на громких разоблачениях (та же «Весна» началась в Киеве). Наглая и откровенная «липа», по словам Шрейдера, вызывала негодование «дзержинцев».

Скандал разгорелся нешуточный. «Письмо чекистов» рассматривалось на заседании Политбюро. Подписавших его Сталин назвал «склочниками», сказал, что эти люди дезорганизуют работу органов. Их выгнали из ОГПУ и рассовали по второстепенным должностям вроде треста столовых и ресторанов. Но факт есть факт: «Весну» потихоньку свернули. Кого-то расстреляли, кому-то дали без лишнего шума сроки, часть арестованных выпустили и больше, по крайней мере, по этому делу никого не брали.

Между прочим, в гражданскую Ян Ольский был сослуживцем Шиловского, начальником особого отдела той самой 16-й армии. Что тоже дает простор для версий — если поверить словам Марины Евгеньевны про удивительное свойство генерала располагать к себе всех, с кем сводила судьба.

А Евгений Шиловский вскоре после развода напишет недавнему тестю Сергею Марковичу Нюренбергу: «Я бесконечно благодарен Люсе за то огромное счастье и радость жизни, которые она мне дала в свое время. Я сохраняю самые лучшие и светлые чувства к ней и к нашему обшему прошлому. Мы расстаемся друзьями».

...Человек, который еще толком и не знает, вырвался ли он из петли, крупный военный (есть чем рисковать), пишет за границу (!) — кому? — отцу своей недавней жены, бросившей его — зачем? — просто сказать, что он не держит на нее зла за измену, что между ними все осталось хорошо, не волнуйтесь. Это к вопросу о благородстве.

Завершая тему. Елена Сергеевна с бывшим мужем постоянно виделась (общий сын), но Булгаков и Шиловский никогда больше не встречались. Правда, странная фраза есть в воспоминаниях Елены Сергеевны. Уже в 1940-м умирающий, измученный болезнью Булгаков попросил ее: «Ты можешь достать у Евгения револьвер?»

F. Шиловский с сыновьями Евгением и Сергеем, 1930 год

Санаторий «Узкое»

Перелистнули страницу. Комбриг Шиловский преподавал в Академии Генштаба, жил один, воспитывал сына. Летом 1935 года поехал в отпуск в подмосковный санаторий «Узкое». В обеденном зале его соседкой по столу оказалась милая молоденькая аспирантка Ленинградского радиевого института. Очень серьезная — занималась биохимией, ставила опыт, надышалась какой-то гадостью. Отец выхлопотал ей путевку подлечиться.

Девушку звали Марьяна, проще — Маша, а полностью Марианна Алексеевна Толстая. Ее отцом был Алексей Николаевич Толстой — тот самый.

Когда говорят, что Шиловский, расставшись с Еленой Сергеевной, женился на дочке Алексея Толстого, невольно возникает мысль о вхожести в литературные круги, отсюда, дескать, и... На самом деле, после своего горького развода комбриг чурался любой богемы, тоску глушил работой, весьма далекой от изящной словесности. Все вышло вот так — случайно. И, может, наоборот, окажись Марьяна какой-нибудь поэтессой или художницей, Шиловский бы от нее шарахнулся и ничего бы дальше не случилось.

Но она была человеком строгой науки, при этом одного с Шиловским воспитания, одного восприятия жизни, да и — чего там! — происхождения тоже. Умница Святослав Федоров не зря сказал как-то, что любовь есть подсознательный поиск человеком адекватной пары. И хотя Шиловский был старше Марьяны на двадцать один год, за плечами имел нерадостный опыт первого брака, хотя жила она в Ленинграде, а он в Москве, начался их полуторалетний роман и решение не расставаться.

Как определились в отношениях тесть и зять (между ними было всего шесть лет разницы)? Да выпили по- мужски и определились. Толстой в то время сам переживал тяжелый разрыв с Натальей Крандиевской, сам только-только снова женился между прочим — на недавней дочкиной подружке... И вообще в дела детей Толстой вмешивался в самых крайних случаях.

Потом Толстой с Шиловским вообще крепко подружились, виделись практически еженедельно — благо Толстой переехал в Москву и жил на Спиридоновке. До Большого Ржевского, где жили Шиловские, — метров двести.

Е. Шиловский с женой М. Толстой в Сочи, 1938 год

Рощин

— Да, отец был прототипом Рощина! — Марину Евгеньевну тут не сбить.

В принципе, родственники писателей всегда убеждены, что прототипы героев великих романов (особенно если речь идет о семейных хрониках) — кто-то из окружения автора. Татьяна Сухотина считала, что с нее писалась Наташа Ростова, в Ясной Поляне все знали, что Николенька Ростов — дед Льва Николаевича. Говорят, что Скарлетт О’Хара — бабушка Маргарет Митчелл.

Все так и не так. В том же «Хождении по мукам», например, есть эпизод с анархистом Бронницким. Его рассказал Алексею Толстому Валентин Трифонов, отец известного писателя (Ю. Трифонов пишет про это в «Отблеске костра»). Но мы-то наблюдаем сцену не глазами железного большевика Трифонова, а глазами того же Рощина, психологически совсем другого человека! Или знаменитая сцена встречи Рошина и Телегина на вокзале: Телегин в белогвардейской форме в белом тылу оказывается на одной скамейке с Рощиным, тот в растерянности — как быть? выдать? смолчать? — но ни слова, только в сердцах: «Прекратите трясти ногой!» (Телегин, задумавшись, покачивает сапогом). Это чуть-чуть расцвеченная история встречи Евгения Шиловского и его брата Михаила, воевавшего, как говорилось выше, у белых. Сейчас не уточнить — то ли Евгений оказался в тылу противника, то ли Михаил вел разведку у красных, только они пересеклись на какой-то заброшенной станции. Длилось все мгновение — встретились глазами, каждый моментально догадался, в чем дело, и оба отвели взгляды. С тех пор так в жизни и не увиделись.

Каждый день Алексей Толстой наблюдал типаж, который ему был нужен, — кадровый русский офицер, в дни великой смуты примкнувший к большевикам. А уж в какие обстоятельства его поместить, как привязать к прихотливому сюжету — это дело его, Толстого, таланта.

Рощинская судьба угадывается и за рамками романа: он уже твердо у красных, будет служить в РККА и дальше. Правда, в жизни впереди был 1937 год.

Дом на Ржевском

Сегодня он весь увешан мемориальными досками. «Дом военных», историко-архитектурный памятник. Это был заповедник. Даже в Доме на набережной публика селилась поразношерстнее. А тут 22 квартиры — и сплошь военная аристократия: комбриги, комкоры, командармы... Квартира № 1, где жили Шиловские, сначала предназначалась Уборевичам, но Шиловский тогда был еще женат на Елене Сергеевне, которой квартира очень глянулась, и Елена Сергеевна обволокла очаровательными улыбками, ущебетала, уломала милейшего Иеронима Петровича (а это она умела блистательно!) — и скомандовал командарм Уборевич тащить свои шкафы на третий этаж.

В 37-м их начали брать одного за другим — комбригов, комкоров, командармов... Шиловские спали не раздеваясь. У дверей стоял чемоданчик. Пыхтели моторы «воронков» в ночном дворе, за одно лето в доме полностью сменился состав жильцов. А Шиловского все не брали — и мучительное ожидание рокового стука в дверь медленным ядом отравляло каждую минуту жизни.

Но однажды зимой стук раздался. «Ну вот и все!» — комбриг поцеловал молодую жену и пошел к дверям. Швейцар Глеб Иванович приплясывал на пороге: «ЕвгеньСаныч, сил нет, мороз на дворе лютый, можно ли чаю горяченького?» Шиловский посмотрел на него в упор: «Маша, налей чаю!» Глеб Иванович убежал со стаканом. Через пятнадцать минут в дверь загрохотали снова. «А вот сейчас точно все, — сказал комбриг. — Они хотели убедиться, что я дома». И не спрашивая кто, рывком распахнул дверь. «Стаканчик ваш возвращаю!» — радостно сообщил швейцар.

Марианна Алексеевна вспоминала, что такого яростного, бесконечного, многоколенного мата из уст своего интеллигентного мужа она не слышала никогда в жизни. Это было что-то вроде истерического припадка.

Дома считают, что именно в то время генерал Шиловский, никогда ничем не болевший, бессменный чемпион Академии по лыжам, лихой кавалерист, бравший призы за вольтижировку, заимел лютую, несбиваемую гипертонию, загнавшую его в конце концов в гроб.

Стоит, однако, добавить, что, когда сын женился, Евгений Александрович, не колеблясь, поселил у себя невестку Дзидру — выгнанную отовсюду, бездомную дочь репрессированного дипломата.

Почему его не взяли?

Есть две версии. Одна — домашняя и, видимо, верная: зять Алексея Толстого. Вторая — сомнительная, но уж больно красивая, нельзя не привести.

На излете века тень генерала потревожил то ли прозорливец, то ли фальсификатор Виктор Суворов. Его идея: Шиловский был одним из создателей сталинского военно-стратегического плана «Гроза». Предполагался не просто упреждающий удар по Гитлеру. Стремительный захват румынских нефтяных месторождений в Плоешти 6 июля 1941 года с ходу блокировал обеспечение гитлеровских армий топливом — а дальше бросок советских дивизий на Европу...

Параллельный довод «за». Именно в 1937 году кафедру армейских операций Академии Генерального штаба РККА реорганизовали в кафедру оперативного искусства. На нее возлагалась разработка теории армейских и фронтовых операций, она стала ведущей, ее начальниками и преподавателями в предвоенный период были лучшие представители советской военной науки — Маландин, Кирпичников, Штромберг, Карбышев, Злобин... Шиловский — в том числе.

Существовал план «Гроза» на самом деле? Оппоненты Суворова выкладывают контрдоводы — фактических доказательств нет, а косвенные можно трактовать как угодно. И вообще, если бы СССР нанес удар первым, это обернулось бы крахом: сегодня известно, какие мощнейшие силы немцы сосредоточили на наших границах, гитлеровский контрудар был бы страшен, и вообще, начни войну Советский Союз, он выглядел бы агрессором, и, например, ни о каких союзниках, ни о каком американском ленд-лизе не могло б идти речи...

Но мы сейчас о другом. Кроме оппонентов, у Суворова есть и сторонники. И вот один из них, Кирилл Коликов, опубликовал как-то материал в «Огоньке»: расклад на тему «как было бы, если бы» план «Гроза» осуществился. Расписан весь ход событий: захват Европы, экономические, научные, политические, идеологические перемены, военный прорыв к американскому континенту... Генерал Шиловский по этой версии вместе с Жуковым и маршалом Шапошниковым — тройка основных разработчиков плана. После смерти Сталина он становится наместником Бразилии. Приглашает бывшего лейтенанта, а ныне молодого актера Владимира Басова сниматься в латиноамериканском сериале «Белая гвардия»...

Советский генерал Рощин, который по заданию Сталина обдумывает планы войны с Гитлером, — такое Алексей Толстой еще, может, и придумал бы. Но Рощин — красный диктатор Рио-де-Жанейро?..

Покинем поскорее зыбкую почву альтернативной истории!

Е. Шиловский с дочкой Мариной 1946 год

Кувшин, помятый осколком

Война, что бы там ни было, началась 22 июня. Шиловский стал начальником кафедры оперативного искусства, исполнял обязанности начальника Академии. Постоянно прикомандировывался к Генштабу. Сын был на фронте, жена с дочкой в эвакуации. «Устраивать» близких Шиловский не умел, потому эвакуация Марине Евгеньевне запомнилась бесконечной мучительной дорогой и постоянным голодом и холодом. Через много лет, когда в конце перестройки в магазинах было шаром покати, она зашла в гастроном, увидела вдруг на прилавке банку с желтоватой массой — и сначала сама не сообразила, отчего рвотный позыв заставил выскочить на улицу. А это извлекли из неведомо каких стратегических госзапасов яичный порошок — такой же, каким мать в 41-м ее кормила два месяца подряд, поскольку больше из еды ничего не было. еще запомнилось, как ждушие отправки на фронт отцовские коллеги — полковники и генералы — пытаются из камней и битого кирпича сложить подобие печурки в их насквозь промерзающей комнатке.

Шиловский слал из Москвы короткие письма: за меня не волнуйтесь, все хорошо. После битвы за Москву похвалился: гипертония наконец отпустила, сейчас всего лишь 180 на 120.

О том, чем он занимался в войну, можно сулить по фамилиям людей, с которыми тогда сдружился: Шапошников, Василевский, Захаров, Говоров...

Это, кстати, интересным вопрос: о ком Шиловский говорил хорошо, о ком плохо. Вернее, плохо он не говорил ни о ком, но само неназывание имени было критерием. Например, никак не вспоминался Жуков. Видимо, «группы крови» были разные. Зато очень симпатизировал Рокоссовскому. Между прочим, искренне отмечал стратегический талант Сталина.

Вообще те, кто прослушивал генеральскую квартиру (такая возможность никогда не исключалась), наверняка оставались разочарованными. Ничего интересного. Трудоголик. С утра на службу (после войны вернулся в Академию), к 18.00 вернулся, ужин, обсудили домашние дела, потом Шиловский уходил в кабинет — и до 22.00 снова за работу, писать очередную книгу. В таком же ритме жила и жена (Марианна Алексеевна с годами стала доктором наук, заведовала кафедрой в МАТИ).

Е. Шиловский, 1951 год

Но, простите, ведь после войны накатили новые страсти — «копали» под Жукова, арестовывали генералов и адмиралов, «дело артиллеристов», «дело авиационников», борьба с космополитами, «дело врачей»... Что же Шиловский? Ничего: работа — дом — кабинет. Изо дня в день. Один только раз пережил шок — когда наглядно столкнулся с послевоенным генеральским мародерством. Арестовывали соседа, очень крупного военного, Шиловского пригласили понятым, он вернулся пораженный: открыли рояль — а там золото, драгоценности... С брезгливостью повторял: как же можно? Существует же офицерская честь!

Именно с этими годами связана еще одна семейная легенда. Документальных подтверждений у нее нет (да и быть не может). С другой стороны — на пустом месте подобные слухи тоже не возникают.

Итак, в рассказе внука генерала Сергея Сергеевича выглядит все так.

В конце сороковых Шиловского вызвали «наверх». Ему предложили звание генерал-полковника и должность Главного военного прокурора Советской армии. А Шиловский отказался: старый, больной и вообще... «Я не смогу подписывать смертные приговоры!» — так он будто бы сказал.

Почему видится в этой легенде элемент достоверности? Если действительно предполагались после войны новые «большие процессы» (подтверждений тому масса), то личность прокурора имела особое значение. На скамье подсудимых могли оказаться крупные фигуры, в том числе и военные. Лучше, если обвинение против них выдвигает человек с безупречной репутацией, авторитетный в армейской среде, а лучше всего — «из бывших». И предложить начать новый карьерный виток могли с ситуаций вполне моральных: Евгений Александрович, помогите нам посадить мародеров, порочащих армию! Ведь и Вышинский до своего прокурорского звездного часа был и ректором МГУ, и (до революции) помощником присяжного поверенного — то есть ореол ученого-интеллектуала, человека «старой школы». И прежде чем взяться за «врагов народа», Андрей Януарьевич с блеском провел серию шумных процессов над вполне очевидными уголовниками. А учитывая, что с 1948 года был отставлен знаменитый Ульрих...

Но — не состоялось. Вся послевоенная жизнь генерала Шиловского связана с Академией, с кафедрой стратегии.

Все он, видимо, давно понимал — и про страну, и про время, и про жизнь. Но знал также, что с колеи не свернуть, и если повезло ему ехать не в самом жестком вагоне — это надо ценить как подарок судьбы и честно делать свое дело. У него была семья, было доброе имя и уважение тех, кого в свою очередь уважал он. Что еще нужно? Веди себя достойно — а там будь, что будет. Ушел в свое дело, в свою науку. Тоже, можно сказать, внутренняя эмиграция.

Кто-то хмыкнет: Рощин, Рощин...

Продался когда-то большевикам, вот и доживал, прячась в панцирь. Знаете, не нам судить. Шкуро или Краснов большевикам не продавались, а кончили службой у Гитлера. Шиловский же, между прочим, свою страну от немцев защищал.

Для полноты портрета добавим, что маленькой дочке Евгений Александрович Шиловский каждый вечер перед сном рассказывал новую сказку. Что с друзьями был весел, с прочими — доброжелательно-корректен, а явных недругов вроде и не имел. Что отличался хлебосольством и к организации застолья подходил по-военному серьезно: лично делал наливки, лично ходил в Елисеевский выбирать закуски. И в очереди, между прочим, стоял, как все, весело отмахиваясь, когда кто-то предлагал пожилому генералу пройти вперед. Что французский знал, как родной, немецкий — свободно.

...Сам он с войны привез лишь помятый осколком металлический кувшин. Подобрал в 45-м в берлинских развалинах. Материальной ценности никакой, просто память.

Этот кувшин и сейчас стоит в комнате Марины Евгеньевны. Одно из немногих материальных напоминаний (письма и фотографии не в счет). Потому что после того, как 27 мая 1952 года генерал-лейтенант Евгений Александрович Шиловский умер от инсульта в служебном кабинете, другие серьезные признаки жизненного статуса начали постепенно исчезать из обихода. Дачу и машину вдова просто передала в XО3V Академии, про компенсацию ей сказали: «Не положено». Ходить же куда-то и клянчить в семье посчитали недостойным — мы как-никак Шиловские. Квартиру со временем поменяли. А там — день за днем, год за годом, оглянуться не успели — уже совсем другая жизнь на дворе...

От редакции: Об исследовании украинского историка Ярослава Тинченко и деле «Весна» наш журнал подробно рассказывает в №11 за 2003г.

Как известно, Леонардо да Винчи знал все. Но даже он сегодня подписался бы на журнал «Знание - сила».

Мы знаем больше...

Задание № 2. Кроссворд

Из десяти слов: УЧАСТИЕ, ЗЕЛЕНЫЙ, ШУМ, ЗЕЛЕНОГРАД, ПЯТЬ, ЛЕТ, ЮБИЛЕЙ, ГОЛОВОЛОМКА, ФИНАЛ, ПОБЕДА — составьте компактный классический кроссворд, занимающий прямоугольник возможно меньшей плошали.

Оценка: 250 минус площадь прямоугольника.

Задание № 3.

Квадрат 6x6

Перед вами квадрат 6x6. Впишите в этот квадрат любое слово. Добавляя каждый раз по одной букве, составьте

новое слово. Маршрут слова может быть любой, но по обшей стороне клеток (а не по диагоналям), и не проходя по одной букве более одного раза. Ваша задача: максимально заполнить квадрат буквами, образуя при этом слова максимальной длины.

Оценка: каждая буква в составленном новом слове приносит вам по 3 балла.

Задание № 4.

Пасьянс «Музыкальные слова»

Перед вами квадрат 6 х 6 с карточками. В каждой карточке фрагмент музыкального слова. Любое

слово состоит из двух карточек и одной музыкальной ноты. За один ход можно снимать строго по одной нижней карточке любого столбца и добавлять одну (любую) ноту. Слово собирается за три хода. (НОТЫ: ДО, РЕ, МИ, ФА, СОЛЬ, ЛЯ, СИ). Например. Первое слово: ФОС-ФА-Т.

Ваша задача: раскрыть пасьянс из всех 18 музыкальных слов.

Оценка: 5 баллов за каждое правильно раскрытое слово в пасьянсе.

Числовые игры

Заданием L 2004 год

1 2 3 4 5 6 7 8 90 =2004

Расставьте в левой части знаки х,:,+ , - (умножение, деление, сложение и вычитание - любое количество), таким образом, чтобы в правой части получилось2004. При этом не используются скобки ().

Оценка: 15 х N, где N — количество найденных решений

Задание № 5.

Реши пример

МОРЯК

МОРЯК

МОРЯК

+МОРЯК

МОРЯК

МОРЯК

МОРЯК

ГНТРАТ—

Оценка: 50 баллов

Ответы на задания; опубликованные в №8

«Великобритания»

10. Виндзорской (Саксен-Кобург- Готской не принимается, так как официально переименована в 1917 году).

20. Манчестер (клуб «Манчестерсити»).

30. Зоопарк (речь идет о Тауэре). 40. С бурами.

50. Завоевание Англии герцогом Нормандии Вильгельмом Завоевателем.

Минимальное квадрирование

Теплые погожие дни осенью называют «бабьим летом». Принято считать, что это название некогда олицетворяло скоротечность отдыха крестьянок по окончании летних сельскохозяйственных работ. В Северной Америке «золотую» осень называют «индейским летом» из- за пестрой раскраски листьев, сходной с одеждой коренных жителей континента. Видимо, по той же причине в Болгарии это время именуют «цыганским летом». «Лето святого Мартина» и «лето бабушек» — так называют эту пору во Франции и Германии. В этот период, рамки которого почти никогда не совпадают календарно, в европейской части России нередко наблюдаются фенологические «пассажи»: второй раз цветут вишня, брусника, иван-чай, дают второй урожай малина и земляника.

Что будем пить?

Чай? Кофе? Гуарану? Чай и кофе — это понятно. Их пьют во всем мире. А что такое гуарана? Большинство вряд ли смогут ответить на этот вопрос правильно. Ну, не знаком нам этот напиток! Хорошо его знают только в Бразилии, где он очень популярен. Что же общего между ним, чаем и кофе? Все три напитка содержат кофеин. Но в чашке прохладительной гуараны его в три раза больше, чем в такой же чашке кофе. У нее кисловатый фруктовый вкус, а приготавливают ее из семян плодов древесного вьющегося растения, родина которого — бассейн Амазонки. Сначала плоды вымачивают, семена отделяют от мякоти, промывают, сушат, поджаривают и измельчают. Порошок, содержащий кофеин, смешивают с водой, иногда в него добавляют какао и маниок. Если будете в Бразилии и вам предложат выпить гуараны, не отказывайтесь.

Ими питались динозавры

В Китае произрастает дерево Syathea spinulosa. Его называют живой окаменелостью. Еще бы! 140 миллионов лет назад оно служило пищей динозаврам. А недавно в южной части провинции Сычуань, недалеко от уездного центра Юнелянъ, была обнаружена большая роща этих деревьев, напоминающих по внешнему виду помесь пальмы с папоротником. Роща сразу же стала местной достопримечательностью.

Возраст не помеха

Столетний житель американского штата Флорида Майкл Кэнвиц продлил недавно на 6 лет свои водительские права. Последнюю переэкзаменовку он сдал за несколько дней до того, как разменял одиннадцатый десяток. Кэнвиц водит машину с семнадцати лет. За все это время он попал лишь в несколько мелких аварий. Каждое утро автомобилист-долгожитель выпивает 50 граммов коньяка. По его словам, благодаря этому он до сих пор в хорошей форме.

Всего сейчас в США зарегистрировано 3 миллиона 150 тысяч водителей старше 80 лет.

Человек — это человек или общественное животное?

Что есть в его психофизиологии, что делает его человеком? Не найдя прямых путей для поиска ответа на этот вопрос, ученые идут обходными.

В частности, исследуя органы обоняния и осязания, например, у насекомых.

Обо всех этих проблемах — статья Игоря Лалаянца в следующем номере.